Глава девятнадцатая
Обо всем по-солдатски договорились, и Готлиб вышел проводить Буданцева за ворота своего дома. Только хотели пожать друг другу руки и разойтись до завтра, как – началось! Иван Афанасьевич не ошибся – сколько машина ни крутила по городу, а по прямой до отеля, где размещалась миссия, было не больше полукилометра. Там-то и разгорелась серьезная стрельба. Сначала – пистолеты и винтовки, это внешняя охрана. Потом начали взахлеб бить пулеметы. Буданцев умел отличать неторопливое, но громкое татаканье родного «дегтяря» от звонких, пофыркивающих очередей «МГ-34». Но это еще ничего не означало, союзники и противники пользовались одинаковым оружием, навезли его сюда достаточно.
Русский и немец переглянулись. Вопросов не задавали, но мысль была одна:
– Кто первый начал, наши или ваши?
– Нет, – сказал Готлиб, – глупость или провокация. Даже франкистское подполье атаковать советское представительство не взялось бы. Смысла нет. Через десять минут возле здания появятся штурмгвардейцы, батальон или два, на этом все и кончится. Половина – трупы, остальных допросят так, как ни вашим, ни нашим и не снилось. Вы помните, когда в Испании ликвидировали инквизицию? – Странно было слышать спокойный, размеренный голос немца, когда неподалеку гремел бой. Но приходилось соответствовать.
– Судя по рассказу Эдгара По, уже при наполеоновском вторжении, – ответил Буданцев, делая вид, что и его происходящее не очень касается. И вправду: белый офицер – одно, нынешние красные и абверовцы – другое. Он – из третьих.
– Точно. «Колодец и маятник». Тысяча восемьсот девятый год. В Германии – на триста лет раньше. В России ее вообще не было, – эрудиция Готлиба восхищала, но казалась неуместной.
– Побежали? – спросил Буданцев. Свой пистолет он доставать не хотел. Слабенькая игрушка, да и пригодиться может в другом случае. Просто протянул руку за спину, и один из сотрудников Готлиба тут же вложил в нее автомат Бергмана с дисковым магазином. Хорошо у немцев с дисциплиной, он не слышал словесного приказа, однако подчиненные фрегаттен-капитана все понимали, как собаки.
– Поехали, – возразил Готлиб, распахивая дверцу показавшейся из подворотни машины. Теперь шторки не мешали, Буданцев опять увидел условный взблеск мотоциклетной фары.
Готлиб тоже заметил.
– Ваши?
– Они самые. Я не блефовал.
– Хорошо, могут пригодиться…
– Если убегать придется?
– Может и так случиться…
В бой на чьей-либо стороне они с налету ввязываться не собирались. Сначала нужно разобраться в обстановке. Буданцев считал, что ему очень повезло. Не захвати его абверовцы, он мог бы оказаться сейчас в миссии, у Шестакова, без всякой пользы для дела. Лишний ствол ряды обороняющихся ничем бы не усилил, ценная информация осталась бы неизвестной. Сейчас – все наоборот. Действуя вместе с немцами с тылу, они смогут в решающий момент оказать своим существенную, если не решающую помощь. Семь автоматических стволов – серьезная огневая сила.
– Притормозите, – крикнул он Готлибу, увидев телефонную будку. – Ровно две минуты…
Набрал прямой номер Шестакова. Тот, по счастью, оказался на месте. В трубке слышались частые выстрелы. Очевидно, с балкона.
– Да, Иван? – голос Представителя звучал ровно.
Несколькими фразами Буданцев доложил и суть переговоров с немцем, и свое нынешнее положение.
– Хорошо, молодец, действуй по обстановке. У нас такое творится! Прохлопали… С полчаса мы продержимся, потом непременно подойдут верные войска. На полицию надежды нет. Если не застанешь меня, переходишь в подчинение Овчарову, лично, от моего имени. Не найдешь его – отбывай в Москву, Громов поможет. Все, удачи!
«Что значит – не застанешь? – думал сыщик, садясь в машину. – Деликатный намек, что могут убить, или?..»
– Кому звонили? – спросил Готлиб.
– Своим. Объявил тревогу и велел изготовиться…
Немец промолчал, на расспросы и рассуждения времени уже не оставалось.
Абверовец великолепно знал окрестности отеля «Альфонс», где размещалась миссия. Он сумел просунуть машину в такой узкий переулок, что дверцы удалось открыть едва наполовину, только-только вылезти наружу. С одной стороны – каменный цоколь средневекового строения, с другой – невысокая ограда ресторанчика, где Буданцев не раз обедал и ужинал. Другие сотрудники миссии тоже сюда наведывались. Расположение внутренних помещений сыщик помнил великолепно и оценил замысел Готлиба.
Тут же подскочили и мотоциклисты с «астрами» на изготовку.
– Ребята, здесь свои. Работаем вместе. Степанцов, остаешься здесь, прикрываешь тыл и технику, Бойко – со мной…
Плохо, не дожили еще тогда до портативных радиостанций. Впрочем…
– Разыщи телефон, – сказал он сержанту Бойко, – здесь он, недалеко, в каморке дежурного под лестницей. Постарайся дозвониться до Гришина, любого из вашей группы. Доложи, где мы, будь на связи…
По ту сторону стен стрельба достигла накала полноценной войсковой операции. В миссии вместе с охраной полторы сотни сотрудников, значит, атакующих раза в три больше. Батальон? Откуда?
В ресторане, кроме сторожа, не было ни души. Железные жалюзи опущены на входной двери и окнах первого этажа.
Зато из окон зала второго этажа площадь перед отелем и сходящиеся к ней авениды видны были, как из ложи бенуара.
Буданцев выглянул и тут же покрылся гусиной кожей. Опять его коснулся своим крылом тот иррациональный ужас, который московской ночью погнал в полузаброшенную церквушку.
«Альфонс» узким треугольным фасадом вклинивался в площадь, как нос гигантского броненосца, ведущего бой. Большинство его окон непрерывно озарялись пульсирующими вспышками огня. Моментами, когда залпы совпадали по фазе, казалось, что все здание вздрагивает от грохота.
Видел бы Иван Афанасьевич послевоенные фильмы, непременно подумал бы, как все напоминает штурм Рейхстага.
Атакующих было действительно несколько сотен, только – не людей. Громадные мохнатые существа толпами накатывались на отель, непрерывно стреляя из пулеметов и, как подумал Буданцев, переносных ракетных станков, известных с середины прошлого века. Системы Конгрева или Константинова. Оглушительно хлопали стартовые патроны, и розовато-бурый полумрак прорезали дымные хвосты, подсвеченные анилиновым светом трассеров. Врезаясь в стены, они взрывались, вышибая из них облака кирпичной крошки. Некоторые, к счастью, немногие, попадали в окна. Что творилось в тех комнатах, куда они залетали, нетрудно представить.
Но шквальный огонь из здания не стихал. Защитники, наверное, успели приспособиться, меняли огневые точки быстрее, чем неприятель успевал направить в них свои снаряды.
Очередь-другая из окна и – бегом в коридор, в соседний номер, которых было куда больше, чем бойцов в гарнизоне.
Готлиб, окончательно подтверждая свою прежнюю службу в русской армии, матерился чисто по-русски, причем изобретательно. Вроде маршала Маннергейма, диктатора Финляндии, гвардейского генерал-лейтенанта, за двадцать пять лет так и не избавившегося от привычки ругаться и писать указы и приказы исключительно на языке бывшего отечества.
– Что же это творится, Иван? – Автомат он положил на подоконник, но не стрелял, правильно понимая обстановку. Патронов – кот наплакал, привлечешь к себе внимание, тут и конец. – Столько дрессированных горилл во всей Африке не собрать…
– Какая Африка! Верил бы я в Бога, я б тебе сказал…
– А русские отбиваются хорошо! Смотри, сколько туш навалили! Штурм выдыхается, в дом еще никто не ворвался…
– Боеприпасу бы хватило! Я посчитал – до расположения танкового батальона полчаса ходу. По узким улицам. Плюс десять минут на подъем по тревоге. Минут двадцать еще продержаться…
– Командир, вы где? – раздался от двери голос сержанта.
– Я сейчас, – Буданцев выбежал в коридор.
– Ну?
– Гришин сказал – десять человек послал в обход. Скоро будут у нас. С пулеметами. Тогда врежем!
– Иди, встречай, сами не подставьтесь… Предупреди – с этими немцами чтоб о своей службе не проболтались. Белые мы, ну, из тех, с Гражданской… А лучше вообще никаких разговоров!
– Есть, – слегка растерянно ответил Бойко и растворился в темноте.
Сыщик поразился, мельком, что этому сержанту и командиру спецгруппы словно бы все равно, с кем они сейчас сражаются. Да и правильно, наверное, разбираться потом будем…
– Сейчас помощь подойдет, умелый народ… – обнадежил он Готлиба.
На площади только что захлебнулась очередная попытка прорыва в отель. Покрытые черной шерстью монстры оттянулись на полсотни метров назад от линии прицельного огня, начали прятаться за естественными укрытиями и в устьях выходящих на площадь улиц. Но при этом с их стороны усилился ракетный обстрел. Десятки огненных хвостов летели со всех сторон, впиваясь в стены, едва не половина снарядов влетала в окна, из которых выбухали клубы смешанного с пламенем дыма.
Буданцеву было неизвестно, сколько боеприпасов имелось в миссии, но за двадцать минут жесточайшей стрельбы патронов, пожалуй, было сожжено не один десяток тысяч. Как у «дегтярей» стволы не поплавились? Может быть, с самого начала планировалось, что даже в случае прорыва франкистских войск в Барселону миссия должна держаться до конца? До начала эвакуации морем, оставляя время сжечь все документы, уничтожить шифромашины и любые следы своей национальной принадлежности?
– Чудовищами сражение проиграно, – сказал Готлиб, присев на пол и закуривая. – На новый штурм у них не хватит ни воли, ни времени… Но что же это такое? В сказки я не верю…
– Как раз немцу стоило бы. Ваш Гете Мефистофеля придумал, нам ничего подобного в голову не приходило, – уязвил его Буданцев.
– Кроме Змея Горыныча и Соловья-разбойника. Кстати, в угловом доме справа от нас я в бинокль заметил шевеление. Отблески оптики. Такое впечатление, что оттуда за боем наблюдают люди, никак не чудовища…
– С чего взяли?
– Размеры, дорогой друг, размеры. Вы, наверное, служили в пехоте, а я – флотский офицер. Для нас сетка бинокля – альфа и омега. Вы можете принять эсминец за линкор, если не сообразите, на каком расстоянии он от вас находится. И наоборот. Те, кого я увидел, ростом меньше двух метров. Эти – ближе к трем. Когда же подойдут ваши люди?
– Думаю – вот-вот. С минуты на минуту. Хотите их послать на разведку?
– Правильно угадали. Мы с вами вышли из возраста, подходящего для подобных эскапад. В ту войну кем были? Поручиком?
– В царской – поручиком, в белой – капитаном…
По ступенькам застучали подошвы многих сапог.
– Вот и мои, – сказал Буданцев.
Хорошо, и Гришин, и остальные были одеты в испанские «моно», кожаные куртки поверх. Без признаков национальной принадлежности.
Вооружены как следует, каждый второй с «МГ», остальные нагружены коробками с лентами.
Бойко успел предупредить командира, тот отрапортовал, как положено, только со званием ошибся:
– Господин майор, – он сказал, имея в виду чекистское звание, но проскочило, Готлиб не обратил внимания. Не до того. – Мы сейчас развернем пулеметы, с тылу как врежем! Там и танки подойдут…
– Подождите… поручик? – немец соотнес возраст с возможным чином. Роман молча кивнул.
– Не могу приказывать, а вот посоветовать… Как вы думаете, Иван, не лучше ли попытаться взять живьем вон тех? Наблюдателей. Пользы куда больше будет. Советские наверняка так и так отобьются, очевидно. А у нас информация появится, да и предмет торга тоже… Ваши офицеры обладают подходящими навыками?
Буданцев молча подвел Гришина к окну, указал направление, засеченное Готлибом.
– Идите все. Пулеметы оставьте, господин фрегаттен-капитан автоматами поделится. Сколько бы там ни оказалось, минимум двоих притащи. Самых главных желательно. Понял, Гришин? И не подставься под пулю, я тебя очень прошу…
– Сделаем, – ответил старший лейтенант несколько даже скучающе. Ныне творящаяся дипломатия его мало касалась. Приказ слушать милицейского, как себя, он получил. Само по себе полученное задание трудным не казалось. О сущности противников, с которыми воевали сейчас, товарищ Шестаков запретил даже думать. Так и сказал полчаса назад: «Ты чекист, Роман, пограничник. Мы с тобой такое сделали, что никому не снилось! «Героя» на днях получишь. А то, что снаружи – в голову не бери. Черти, питекантропы, инопланетяне – не твое дело. Пока живы и патроны есть – воюем. После поглядим: Шермак-хан, немцы, папуасы… Понял меня?»
После Бургоса, после дворца каудильо, из которого Шестаков, сделав свое дело, еще и оставшихся десантников вытаскивал, будто не зампредсовнаркома, а ротный старшина, авторитет его для Гришина был непререкаем. Казалось, в Сталина прикажет стрелять – выстрелит. А тут всего лишь взбесившиеся обезьяны. Прыткие, ничего не скажешь, живучие, полдиска всадишь в ракетометчика, а он все дергается…
Сейчас, получается, дрессировщиков прищучить пора? Сделаем.
…Шульгин после ликвидации Франко решил, что с него хватит. Главная задача решена, с остальным пусть разбираются те, для кого это время родное и единственное. Им тут жить, карьеры делать.
Он послал Сталину телеграмму, попросив разрешения вернуться, при этом так до конца и не понимая – зачем? Четкого плана у него до сих пор не было. Шестаков, ладно, получит награды и благодарности, а ему, что же, действительно в кабинет садиться и двадцать часов в день заниматься «текущими делами»? Спасибо!
Отчего он и бегал по испанским горам и коридорам агонизирующего дворца – чтобы избавиться от распирающего изнутри комплекса чиновника, влекомого к вершинам власти.
Одна надежда – вернется, вплотную займется Антоном. Пусть отрабатывает, «Железная маска»! За ним столько должков и долгов накопилось…
Когда начался штурм отеля, он сразу повеселел. Эффектная концовка «Испанской баллады» (есть такой роман у Фейхтвангера). Буданцев что-то подобное предсказывал, суетился, вербовал осведомителей. Контрразведка тоже доносила о зреющем заговоре. Такое уже было годом раньше, когда против «соглашательской власти» взбунтовались анархисты и каталонские сепаратисты. Хрен с вами, повоюем, с кем бы ни пришлось. За Франсиско Франко «Фаланга» пожелала рассчитаться, армейцам новая линия дона Прието не понравилась, не со всеми поделился? Анархисты, забыв о прошлогоднем побоище, опять решили установить в Каталонии истинно народную власть? Давайте. Лучше бы, конечно, знать точно, кто сегодня вывел войска на улицы, так что теперь говорить? Опоздали…
Минут десять он пребывал в нормальном расположении чувств, слушая стрельбу из окон, абсолютно уверенный, что еще немного – и все кончится. Гарнизон «Альфонса» намного превышал любые предположения возможного противника. Интуиция Сашку никогда не обманывала, даже собираясь сдавать дела, он заботился о своей резиденции. Кто бы ни атаковал ее, отпор он получит сокрушительный.
Вчера утром Шульгин приказал Рокоссовскому стянуть в отель со всей Барселоны и окрестностей мелкие подразделения, отдельных бойцов и командиров, состоящих при всевозможных испанских службах. Набралось человек триста, и штатного вооружения достаточно. Из мест расположения выгребли все, под метелку, с портовых складов подвезли. Гражданских специалистов (каждый из них все равно в какой-то мере был военнослужащим) он тоже велел отозвать в миссию, невзирая ни на какие отговорки.
Морякам приказал находиться в готовности номер один на случай нападения на корабли.
К сегодняшнему вечеру в миссии собралось около пятисот человек, снабженных всем, кроме артиллерии. Шульгин, да и назначенный комендантом гарнизона Гришин считали, что отобьют любую атаку. Двести лет назад, не меньше, окна первого и второго этажей были забраны узорными, но чрезвычайно крепкими решетками. Значит, внезапного прорыва бояться не стоит. Другим способом «Альфонс» тоже не возьмешь – на правильную осаду у неприятеля времени не будет: фронтовые части придут на выручку еще до утра.
– А если они попробуют так, как мы с вами в Бургосе? – осторожно осведомился Гришин.
– Я для чего тебя поставил? Чтоб не попробовали. Сам думай, как оборону организовать… При любом раскладе третий этаж – последний рубеж. А там хоть лестничные пролеты взрывай. На пятом – сам знаешь что! Все понял?
В благом расположении духа он оставался первые десять минут, обходя свой этаж и расставляя людей по позициям. Пока к нему не подскочил подполковник с сумасшедшими глазами.
– Что такое?
– Да вы посмотрите!
Шульгин вышел на балкон и наконец-то всмотрелся в происходящее. Нескольких секунд хватило.
Вернулся, встряхнул командира за лацканы комбинезона.
– Ну и что? Вы давали присягу воевать только с лично вам известным противником? Уничтожьте нападающих, потом проведем партсобрание. Вперед, мать вашу со всеми предками и потомками до седьмого колена… – Это уже интонации гардемарина Шестакова прорезались.
На воспитание командира настроя у Сашки хватило, а по-настоящему – гайки начали отдаваться.
Тот раз все приключилось в бреду или во сне, а сейчас резиденцию наяву атаковали те самые монстры со снежной и ветреной планеты. Только тогда их было шестеро, а здесь – штук триста. Вооружены лучше, погода спокойнее… За ним пришли, из сна? За кем же еще? Так и у него не карабин с винтовкой, а полтора батальона прекрасно подготовленных бойцов, деваться которым некуда.
Хрен с ними, монстры, йети, не влияет. В окна не прорвутся, через двери – тоже вопрос. Но он помнил нечеловеческую скорость, с которой перемещались монстры даже в густом снегу под ураганным ветром. Может, им по внешним стенам взбежать проще, чем по лестницам подняться…
Да ничего, мы тут тоже не погулять вышли…
При себе, кроме пистолета, у него ничего не было, пришлось приказать охраннику, тот метнулся, передал по команде, и вскоре, гремя железными колесами, в кабинет вкатился «максим», который притащили двое незнакомых командиров. Третий, в штатском, надрываясь, волок за ними сразу пять коробок с лентами.
– Вот тут поставили – и огонь! Причесать, чтоб как на сенокосе…
– Это кто, товарищ Представитель? – спросил «первый номер», передергивая затвор.
– Узнаю, непременно доложу. Стреляй, мать твою!
«Максим» застучал ровно и уверенно. Ему-то уж точно было все равно, в кого стрелять. За сорок лет привык.
Второй пулемет, ручной «ДП-27», он прислонил к стене рядом с письменным столом. Пригодится. Жаль, что собственной работы карабин затерялся где-то в дебрях времен. Очень бы к месту пришелся.
Переговорив по телефону с Буданцевым, Шульгин набрал номер командира танкового батальона. От души дал «разгон» за то, что до сих пор никак не может выехать из своего расположения, заодно предупредил, чтобы был осторожнее на марше, противник располагает новыми образцами ручного противотанкового оружия. Возможны засады, потому в передовой отряд лучше выделить мотоциклистов.
Сидеть на месте было бессмысленно, он решил посмотреть, что делается внизу.
Успел к самому опасному моменту. Монстры, не считаясь с потерями, прорвались к окнам первого этажа. Одни принялись могучими лапами рвать и ломать решетки, другие просовывали в давно лишившиеся стекол окна свои многоствольные митральезы, секли пространство струями пуль.
Защитники залегли за колоннами, лифтовыми шахтами, в проемах внутренних дверей. Высунуться было страшно, да и бессмысленно ради одиночного, пусть и точного выстрела подставляться под шквал массированного огня.
Свист, грохот, шлепки пуль в деревянные панели, забивающие рот и ноздри облака пыли и порохового дыма. Скрежет выворачиваемых из стен стальных костылей, рев ощущающих близкую добычу чудовищ. Очень может быть, что они и вправду людоеды. Почему и нет?
– Гранатами – огонь! – перекрывая какофонию боя, раздался чей-то истинно командирский голос. – Бросать понизу! Головы беречь!
Решение было более чем своевременным. Главное – единственно возможным. В случае прорыва внутрь отеля защитники рукопашной бы не выдержали. Не те весовые категории, да и винтовок со штыками почти ни у кого не было. А вот гранаты – то, что нужно.
Так устроен любой воинский коллектив – в критический момент должен найтись человек, способный принять на себя ответственность. Старший офицер, инициативный рядовой – неважно. Если не находится – армия превращается в стадо. Разбегается или массами сдается в плен, имея все возможности к сопротивлению.
Шульгин вот не догадался, не среагировал вовремя. Был поглощен более возвышенными мыслями, прежде всего той, что при его появлении на лестничной площадке натиск монстров резко возрос. Будто тиграм в клетке смотритель показал груду парного мяса.
Услышав команду, он естественным образом бросился на пол – инстинкт любого военного человека при звуках любому понятной команды.
Гранаты, по счастью, у гарнизона «Альфонса» имелись. Спасибо коменданту.
Бросать их в окна было бы бессмысленно, а то и самоубийственно, но дураков в Испанию все же не посылали. Зато десятки «Ф-1», «РГД-5», «РГ-34» и разнообразных иностранных конструкций полетели, покатились по полу к подоконникам, едва на полметра возвышавшимся над узорным каменным полом обширного холла.
С секундными интервалами заполыхали взрывы, не меньше половины осколков и почти всю ударную мощь выбрасывающие наружу.
Жуткая черная масса, облепившая окна, отхлынула.
– Наверху! – заорал Шульгин, голос его разнесся по лестничной клетке и второму этажу. – Все гранаты в дело! Бросайте, отобьемся!
Его услышали, ручные гранаты начали рваться на площади, подобно праздничному салюту. Эх, жаль, нет здесь ни «Пламени», ни «Василька»!
– Товарищ Представитель, – обратился к нему сплошь покрытый известковой пылью командир, когда Сашка, прислонившись спиной к стене, пытался добыть огонь из зажигалки, – отбились, думаю. На новый бросок их не хватит…
– Да хорошо бы. А вы кто? Не помню, уж извините.
– Да как же? Сухарьян, военпред нашего наркомата. Вы меня сами в тридцать седьмом сюда проводили…
– Простите, не узнал, да и как узнаешь… Это вы командовали?
– Я.
– Выживем – орден Красного Знамени завтра же…
– Выжить – неплохо. Орден – совсем хорошо. Но вот это – что? Зачем нас двадцать лет заставляли в Бога не верить? Расплата, да?
Шульгин наконец сумел прикурить. Папироса с первой затяжки сгорела до половины.
– Умный вы человек, Сухарьян. Иван Гургенович – не ошибаюсь?
– Так точно! – В голосе человека прозвучала радость. Как же, имя-отчество вспомнил руководитель.
– Но, простите, здесь – как бы деликатней сказать – дурак!
Со стороны, в кинофильме например, подобный диалог смотрелся бы неубедительно. В то время как бой если и стих, так только едва-едва. В окна не лезли, но стены тряслись от разрывов ракет. Сашка, разговаривая с военпредом, думал: «Не довелось им изобрести затруханный НУРС с двадцатикилограммовой боеголовкой. Тут бы нам и амбец!»
Одновременно старательно исполнял собственную роль.
– В Бога вас заставляли не верить совсем в другом месте. Армяно-григорианскую церковь почти совсем не трогали. Тут – католицизм в самом расцвете. Двадцать соборов вокруг торчат. А вот эти – появились именно здесь! За нами гнались, из Советской России?
Сумел он грамотного в бою, но поддавшегося суевериям человека на место поставить.
– Бьемся до последнего патрона и солдата, а на религиозный диспут я вас чуть позже приглашу…
Дико завывая и бессмысленно вращаясь, в угол лифтовой шахты врезалось изделие чужеземных мастеров, которым и до немцев сорок четвертого года было далековато. Однако ударная волна и рой осколков заставили присесть.
Сашка стряхнул пыль с волос.
– Командуйте на этом уровне, у вас получается…
Шульгин пробежал по третьему этажу, убедился, что на полчаса боя патронов хватит и моральное состояние гарнизона удовлетворительное. Для порядка распорядился насчет изменения диспозиции. Станковые пулеметы оттянуть в дальние торцы коридоров, «ручниками» блокировать марши лестниц…
Танки, когда же подойдут танки?!
Вернулся в свой кабинет на пятом этаже. «Максим» еще стрелял с балкона, но два из трех пулеметчиков были убиты, ракета достала и сюда. Снизу вверх в потолок, сноп осколков – в обратную сторону.
Лейтенант, почти неадекватный, кричал неизвестно кому: «Ленту, ленту давай», – левой рукой нажимал на гашетку, правой шарил за спиной, шевеля пальцами.
Удивительно, как вообще без помощи «второго номера» брезентовая лента вся, до конца, протащилась в приемник древнего пулемета. Сейчас из зеленой коробки показался ее хвост, патронов на десять.
Из-под пробки кожуха со свистом вырывался пар. Кипит, кипит, еще минута – по шву лопнуть может. Да и затвор заклинит.
Шульгин отдернул лейтенанта от его машины, мельком увидев перепутанную груду пустых лент слева. Красные медные гильзы громоздились кучами. В норме третий номер расчета вместе с четвертым должны немедленно принимать выходящие из пулемета ленты и немедленно их заново снаряжать. Для подноски ящиков есть пятые и шестые номера. По уставу.
– Ты, пацан, в разуме? На, хлебни…
Шульгин сунул в руки пулеметчика стакан, в котором плескалось грамм сто рома. Руки у того тряслись. Что тут говорить, финны сходили с ума, стреляя из дотов по атакующей по пояс в снегу советской пехоте на линии Маннергейма. Гильзы заваливали бункер до колен, а «красные» все шли и шли…
Лейтенант вытер губы, шумно глотнув, поднялся.
– Мне бы закурить…
– Держи, – Шульгин протянул ему папиросу.
Хороший парень, сильный духом. Докурил, инстинктивно провел большими пальцами над краем ремня гимнастерки.
– Я готов, товарищ начальник. Разрешите, воду сменю, и опять постреляю… Я им дам!.. Патронов поднести прикажите…
