Чудовищная аморальность христиан
Мы уже видели: Плиний подозревал, что на своих еженедельных собраниях христиане занимаются чем-то аморальным и даже преступным. Тайные общества всегда вызывают подозрения; и слухи о вакханалиях былых времен несомненно оказали влияние на то, что думали люди и о христианах. Вспомним рассказ Ливия об этих вакхических празднествах: на них, мол, «начинались всевозможные порочные дела, ибо каждый в эту ночь готов был воспользоваться случаем и осуществить все, к чему влекла его природа». Однако на этих ночных празднествах их участники предавались не только сексуальному распутству, но и убийствам невинных и беспомощных жертв: «Никто не слышал призывов о помощи за воплями вакхантов, громом барабанов, звоном цимбал и ревом разгоряченной толпы» (Ливий. «История Рима», 39.10).
Оказывается, в таких же безобразиях обвиняли и христиан. На эти обвинения ссылается и Иустин около 150 г. н. э., и Тертуллиан приблизительно пятьюдесятью годами позже. Тертуллиан очень ярко пересказывает слухи о христианах, в которых, как выясняется, шла речь не только об убийствах, но даже о людоедстве: «Нас называют величайшими преступниками за таинство убиения детей, за едение их потом и за кровосмешение после пира, о чем заботятся собаки, опрокидывая светильники и устрояя чрез это своднический мрак для стыдливости, вызываемой преступнейшими похотями… В этих преступлениях нас всегда обвиняют» («Апология», 7).
Еще более подробное и шокирующее описание этих обвинений делает, в своей письменной защите христианской веры, младший современник Тертуллиана Минуций Феликс; согласно преданию, до своего обращения он был в Риме юристом. Единственный дошедший до нас его труд именуется «Октавий» – по имени главного героя, христианина, беседующего с язычником по имени Цецилиан о достоинствах христианской религии, причем сам Минуций Феликс выступает между ними посредником. Беседа эта якобы происходила в реальности; однако если и так, автор явно сильно отредактировал ход диспута в пользу Октавия. Речь его, пропагандирующая христианство, занимает вдвое больше места, чем нападки Цецилиана, – и к концу ее язычник уже полностью убежден. Согласившись со всем сказанным, он обращается прямо на месте.
Несмотря на явно вымышленные подробности, нет сомнения, что в целом этот диалог предоставляет исторически достоверную информацию; это касается и тех обвинений, что выдвигает Цецилиан против христиан. В них отражаются и подозрения Плиния столетней давности, и описания Тертуллиана и других писателей, однако в живости и мрачности красок Минуций превосходит их всех. Эти обвинения, как указывает сам автор, взяты из сочинений Марка Корнелия Фронтона, знаменитого ритора, наставника великого императора Марка Аврелия.
Очернение христианской религии Цецилиан начинает с описания мрачных ночных ритуалов:
Эти люди узнают друг друга по особенным тайным знакам и питают друг к другу любовь, не будучи даже между собою знакомы; везде между ними образуется какая-то как бы любовная связь, они называют друг друга без разбора братьями и сестрами для того, чтоб обыкновенное любодеяние чрез посредство священного имени сделать кровосмешением («Октавий», 9) [Русский перевод прот. Петра Преображенского. – Прим, пер.].
Время от времени христиане собираются на «праздники любви», где, изобретательно гася свет, предаются анонимному и беспорядочному блудодеянию:
В день солнца они собираются для общей вечери со всеми детьми, сестрами, матерями, без различия пола и возраста. Когда после различных яств пир разгорится и вино воспламенит в них жар любострастия, то собаке, привязанной к подсвечнику, бросают кусок мяса на расстоянии большем, чем длина веревки, которою она привязана: собака, рванувшись и сделав прыжок, роняет и гасит светильник… Таким образом все они, если не самым делом, то в совести делаются кровосмесниками, потому что все участвуют желанием своим в том, что может случиться в действии того или другого.
Однако Цецилиана возмущают не только оргии, в которых участвуют и взрослые, и дети. У христиан, говорит он, имеется чудовищный и преступный обряд вступления в сообщество:
То, что говорят об обряде принятия новых членов в их общество, известно всем и не менее ужасно. Говорят, что посвящаемому в их общество предлагается младенец, который, чтобы обмануть неосторожных, покрыт мукою: и тот, обманутый видом муки, по приглашению сделать будто невинные удары, наносит глубокие раны, которые умерщвляют младенца, и тогда, – о, нечестие! – присутствующие с жадностию пьют его кровь и разделяют между собою его члены. Вот какою жертвою скрепляется их союз друг с другом, и сознание такого злодеяния обязывает их к взаимному молчанию. Такие священнодействия ужаснее всяких поруганий святынь.
Так вот что значит быть христианином!.. Современному читателю может показаться невероятным, что подобные обвинения обсуждались всерьез. Однако, по всей видимости, так оно и было, – иначе зачем бы христианским апологетам снова и снова их опровергать? Но как же можно было во все это верить?
Здесь важно помнить, что собрания христиан были тайными и происходили на частной территории. Здания христианских церквей не стояли, как сейчас, на каждом углу. Верующие собирались либо у кого-то дома, либо в каком-нибудь отдаленном и безлюдном месте под открытым небом. Как правило, собрания проходили ночью или перед рассветом, в темноте. Для этого была очень серьезная причина: христианам приходилось работать, чтобы зарабатывать себе на жизнь, а выходных античный мир не знал. Все встречи приходилось проводить в нерабочее время. Но как знать, чем занимаются эти люди взаперти и в темноте?
Ученые изыскивают множество дополнительных объяснений тому, что безобразия, о которых упоминают Иустин, Тертуллиан, Минуций Феликс и другие, приписывались именно христианам. Некоторые говорят, что слухи об инцестуальных связях естественно плодились вокруг секты, члены которой называли друг друга «братьями» и «сестрами» и регулярно, начиная с новозаветных времен, обменивались «святым целованием». Братья и сестры целуются в темноте – как же это еще понимать? Что же касается обвинений в убийстве и поедании младенцев – несомненно, все слыхали, что каждую неделю у христиан бывает особая трапеза, на которой они едят плоть и пьют кровь Сына (Божия). Что же выходит: они там пожирают какого-то ребенка?
Другие ученые выражают сомнение в том, что обвинения в разврате связаны с недостатком знаний о христианстве и христианских обрядах. Обвинения в сексуальной распущенности, убийстве младенцев и каннибализме, говорят они, были вообще стандартом для античной полемики. Всякий, кто желал посильнее очернить своих врагов, приписывал им самое невообразимое и жуткое, что только мог придумать. А что может быть ужаснее, чем заниматься кровосмешением, убивать младенцев и пожирать их? Так что, хотя вполне возможно, что на обвинения против христиан влиял недостаток знаний, – в целом это были стандартные обвинения, выдвигаемые против любой непонятной и неприятной группы, чтобы очернить ее не только в суде, но и в глазах общества.
