Глава 6. Добрый хозяин
Город Эсгабар оказался намного больше, чем представлял себе Виктор. Дольше часа понадобилась обозу, чтобы по узким улицам добраться до рынка и всю дорогу под аккомпанемент колес, грохочущих по каменным мостовым Сомов непрерывно вертел головой. Город начинался убогими глинобитными хижинами, переходящими в кварталы с деревянными домами. Все строения старые серые и неухоженные, а крыши домов черные, покрытые въевшейся сажей и копотью. Тут же на периферии располагались немногочисленные предприятия и фабрики. Промышленность была развита слабо, но что-то здесь все-таки производили, поскольку из труб валил густой черный дым, а из ржавых цистерн шел пар, и капала горячая вода. По улицам бродили чумазые орки, скорее всего рабочие этих предприятий, вдоль заборов сидели нищие в грязных лохмотьях и повсюду сновали маленькие шустрые оборванцы, которых возницы отгоняли кнутами. Вдоль обоза проскакал Геор, блеснув стеклами гогглов и предупреждая, чтобы все следили в оба глаза, пока шантрапа чего-нибудь не стянула.
Окраины города остался позади, и появились каменные и кирпичные здания, которые становились все выше и лучше, а сами дома запестрели разнообразными вывесками с витиеватыми надписями и красочными рисунками. Мясные и рыбные лавки, сапожные мастерские, готовая одежда, оружейная, таверны и даже магазинчик с названием «Магические амулеты». Когда проезжали мимо пекарни Виктор испытал настоящий шок, такого сладкого аромата свежеиспеченного хлеба он давненько не слышал.
Чем ближе к центру города, тем больше народа было на улицах, кто пешком, кто верхом, а кто на извозчиках. Больше всего Виктора привело в изумление то, что среди горожан были не только орки, но и обычные люди и их было много. А самое главное эти люди беспрепятственно перемещались по городу и, судя по всему, были свободными жителями. Это было неожиданно и совершенно непонятно. По одежде горожан, что орков, что людей можно было безошибочно определить их положение в обществе. Из толпы резко выделялись знатные орки. Они облачались преимущественно в кожаные одежды с многочисленными ремнями, поясами и блестящими медными пряжками и застежками. Обязательным аксессуаром являлись амулеты на груди, меч на боку и гогглы, чаще всего сдвинутые на лоб. Такие господа шли ледоколом свозь уличную толпу, а прохожие почтительно расступались. Но чаще знатные орки перемещались верхом на лошадях, вращая головой, словно башней танка и целясь в окружающих окулярами гогглов. Поймав такой взгляд проезжающего мимо орка, Виктор испытал неприятное ощущение, словно его взял на прицел снайпер. И любопытная деталь – у этого всадника на боку вместо меча висел короткий стальной цилиндр.
Город поражал своими размерами и количеством жителей. Но еще поражал и отвратительным запахом, а точнее нестерпимой вонью, которой здесь все вокруг пропиталось. Вонь от желто-зеленого конского навоза, размазанного по мостовым, характерный канализационный смрад от сточных канав вдоль улиц, зловоние от куч мусора и грязи, наваленных, где попало и миазмы от помоев выплескиваемых иногда прямо из окон. На все это накладывался запах дыма и гари из низких фабричных труб, который оседал на город, а не уносился ветром.
Перед въездом на рынок, где творилось настоящее столпотворение, Сомова отстегнули от телеги, и дальше обоз пошел без него. Геор привязал один конец веревки к цепям человека, а другой к седлу своей лошади, и они двинулись вниз по улице, имевшей явный уклон. Дома вскоре расступились, и открылось бескрайнее синее море, над которым носились и пронзительно кричали чайки. Но любоваться морскими просторами Виктору позволили недолго. Геор быстро договорился с капитаном, после чего раба провели под деревянным портовым краном с огромными парными колесами, подняли на борт и загнали в трюм корабля, стоящего у пристани на погрузке. Судно было парусное трехмачтовое и, наверное, относилось к типу барков, а трюм его оказался битком набит такими же, как и Сомов, горемычными невольниками. Около двух суток рабы провели в темном антисанитарном трюме грузового судна, откуда их не выпускали даже оправиться, а на третий день всех подняли на палубу, и болезненно щурясь от яркого солнечного света, Виктор увидел Макабр.
Столица орков была еще огромнее, чем предыдущий город. Первое, что бросалось в глаза это несметное количество кораблей, стоящих в гавани и берега, густо усыпанные лодками. Потом взгляд натыкался на прибрежный бастион, возвышающийся над портом. Основательное сооружение из серого гранита с тремя башнями уменьшающегося диаметра, которые были поставлены друг на друга. Бастион возносился на десятки метров вверх, и носил следы тяжелых былых сражений. Поверхность его стен пошла трещинами, камни местами почернели и даже оплавились, и то тут, то там видны были заплатки из материала, сильно отличающегося по цвету от основного фона. Дальше взгляд притягивал раскинувшийся на возвышенности роскошный дворец короля орков из черного мрамора, окруженный шестью контрастными белыми башнями. В городе было полно и других достопримечательностей, но Геор уже нетерпеливо дергал Виктора за веревку, не давая глазеть по сторонам. По дороге среди потока гужевого транспорта им попалось несколько телег с водой специально поливающих улицы. Чистоту в столице пытались поддерживать, но все равно здесь воняло отвратительно. Цивилизация, подумал Сомов глядя на проезжающую мимо поливальную телегу, грязная воняющая, но все же цивилизация.
Примерно через час они достигли цели своего путешествия, исходя из количества рабов, которых здесь было больше, чем где-либо еще. На невольничьем рынке кроме уже привычных людей и гномов, попавших в рабство, оказалось немало диких орков, закованных в цепи. Геор закончил переговоры с каким-то важным господином, передал ему конец веревки и вразвалочку подошел к Виктору.
– Хочу попрощаться, раб, – лениво произнес орк и нанес резкий удар кулаком в живот.
Сомов охнул и присел от боли. На самом деле он успел сгруппироваться и даже немного увернулся от удара. Месяцы тренировок не прошли даром, и тело само среагировало на опасность. Было больно, но вполне терпимо. Захотелось гордо выпрямиться, усмехнуться или даже плюнуть в лицо орку. Однако Виктор отбросил неуместное позерство, которое закончилось бы еще одним ударом. А оно ему надо? Но он не смог удержаться от слов брошенных уже вдогонку уходящему орку:
– Я вернусь, Геор!
Орк обернулся и презрительно процедил свозь клыки:
– Я буду ждать.
Сомов не нашелся, что ответить и последнее слово осталось за орком.
Теперь студент попал в лапы работорговцев. Его вымыли, отобрали старую одежду, выдали взамен тонкий балахон, единственное достоинство которого заключалось в том, что он быстро снимался, и повесили на грудь бирку с номером семнадцать. В таком виде он просидел три дня вместе с другими невольниками, прикованными к длинной общей цепи. Мимо протекал поток покупателей или просто зевак, пришедших поглазеть на живой товар. Когда кто-то интересовался Сомовым, он обязан был подниматься, снимать балахон и выполнять все требования потенциального покупателя. Первоначальные попытки воспротивиться были пресечены надсмотрщиком с очень хитрым болевым амулетом, который словно игла вонзился в позвоночник и болевой шок едва не закончился для студента обмороком. Сломали меня, суки, совсем сломали, упал духом Виктор, безропотно обнажаясь перед очередным клиентом. Среди тех, кто заинтересовался человеком, запомнился гном, который на чистом оркском языке спросил его имя и сразу ушел, но оставил мучительное чувство надежды на то, что это был посыльный от Хэка. Еще запомнился пьяный покупатель в компании хмельных и веселых людей. Он был магом и вероятно очень состоятельным. Одних только тончайших кожаных жилетов на нем было надето штук пять. Маг имел огромное количество амулетов и навороченные многослойные гогглы, а вместо меча у него на поясе висел уже виденный ранее Сомовым короткий цилиндр. Вблизи цилиндр представлял собой грозное техническое устройство похожее на рукоятку мотоцикла, заканчивающуюся металлическим раструбом с радужными разводами – цветами побежалости металла. Вне всяких сомнений это было не что иное, как магический меч. Кроме меча на поясе с имелся закрытый патронташ и висела необычайно длинная коричневая кобура, прихваченная к бедру узким ремешком. О том, что скрывалось внутри кобуры, можно было только догадываться. Сопровождающие мага лица так и вились вокруг него и, судя по всему являлись обычными прихлебателями. Сначала вся эта камарилья интересовалась рабынями, но увидев Сомова, неожиданно переключилась на человека.
– Однако каков экземпляр, – маг с интересом стал рассматривать Сомова.
– Это полукровка, уважаемый, – тут же подбежал с пояснениями торговец орк, услужливо кланяясь, – удивительная помесь вампира и человека.
– Сильно сомневаюсь, – пробормотал маг, продолжая рассматривать Виктора свозь окуляры гогглов, на которых линзы с жужжанием то и дело сменяли друг друга, а потом выдал: – Лжешь ты, торговец. Это просто седой человек.
И уже обращаясь к своей компании с веселым возмущением произнес:
– Этот мерзавец хочет меня надуть, выдавая седого мальчишку за вампира.
Компания отреагировала смехом и нелесными комментариями в адрес торговца.
– Как будет угодно господину, – покладисто согласился орк, – я лишь передаю слова его прежнего необразованного хозяина.
– Ну, что вы думаете, друзья, оценит ли такой подарок госпожа Конкорсия? – маг кивнул на неподвижно стоящего Виктора, – Зная ее слабость к необычным рабам, разве она не проявит ко мне свою благосклонность после такого щедрого дара?
Пьяная компания единогласно поддержала планы мага в отношении некой госпожи Конкорсии. Судя по всему, они были готовы одобрить любое предложение мага без раздумий.
– Сколько ты просишь за него, торговец?
– Раб будет продан с аукциона сегодня вечером, господин. Начальная цена пять золотых.
– Не слишком ли много за раба, пусть и светловолосого? Больно уж он тощий и лицо какое-то неживое. Не болен ли чем? – засомневался покупатель.
– Здоров, как акула, никакая хворь этого раба не берет.
– Склонен ли к побегу? Я гляжу, спина у него чересчур разукрашена.
– Что до спины, уважаемый, так это прежний хозяин чудил, а сам-то раб смирный, никогда не убегал, – продолжал лгать торговец.
– Ну, хорошо, – маг внезапно утратил весь интерес к рабу, – А не пойти ли нам, друзья, в кабак? От жажды у меня совершенно пересохло в горле.
Следующего покупателя Сомов без содрогания вспоминать не мог. Толстый лоснящийся орк с жирными часто облизываемыми губами и неприятными маслеными глазами, которыми он долго разглядывал человека со всех сторон. Особое пристальное внимание орк уделил половому органу, который не только осмотрел, но и ощупал сальными пальцами. Спина Виктора, изуродованная плетьми и ставшая от загрубевших шрамов твердой и похожей на панцирь черепахи, вызвала у орка нездоровую восхищенную реакцию. Пришлось не только открывать рот, показывать язык и зубы, но даже наклоняться, раздвигать ягодицы и стоять в такой унизительной позе достаточно долго, пока покупатель не насладился зрелищем. Покрывшись холодным потом, студент с ужасом понял, для каких целей его собираются купить и использовать. Он испытал глубочайший шок и на некоторое время полностью потерял связь с действительностью, ничего не видя и не слыша. Казалось, хуже того, что с ним происходило в этом мире, уже и быть не могло, но судьба приготовила еще один чудовищный сюрприз – стать сексуальной игрушкой для орка-извращенца. Виктор справился с паникой, подавив ее спасительной ненавистью. Убью, подумал он с холодной решимостью, выдержу все и убью при первом возможном случае.
Зал аукциона представлял собой амфитеатр, накрытый сверху велариумом – огромным тентом от солнца, имел десяток ярусов из каменных лавок для покупателей и основную площадку, где стояли рабы. Объявлял товар аукционист, называл имя раба, возраст, физические данные, расхваливал достоинства и принимал ставки. Его ассистенты выдергивали очередного невольника, выводили в центр амфитеатра, а потом в стороне оформляли завершение сделки. Народу было много, но торговались, как правило, всего несколько человек. Среди покупателей и зрителей Виктор заметил в первом ряду мерзкого толстого орка и уже совершенного пьяного мага с единственным оставшимся на ногах товарищем. Ярусом выше Сомов с затаенной радостью увидел знакомого немногословного гнома и сжал кулаки на счастье. На последнем ряду нарисовалась морда Геора.
Торговля шла быстро, рабы один за другим получали новых хозяев и покидали амфитеатр. Цены на живой товар колебались от семи до десяти золотых. Лишь за одного коренастого гнома с фигурой Шварценеггера завязалась оживленная торговля с повышением ставок, и он был продан за рекордную сумму в пятнадцать золотых. Когда настала очередь Сомова, с него сорвали одежду, вывели голого в центр амфитеатра и на нем сошлись сотни оценивающих глаз. Начали с пяти золотых, прибавляя по золотому. На ставке в двенадцать золотых из конкурирующих покупателей остались только трое: гном, пьяный маг и толстый орк. Никто из них не собирался уступать друг другу, и зрители аукциона оживились, наблюдая за битвой кошельков. Когда гном несколько напряженно произнес «шестнадцать золотых» присутствующие ахнули, а Виктор замер.
– Семнадцать золотых, – вылез с предложением пьяный маг, вырываясь из рук своего товарища, пытающегося удержать его от непомерно высоких ставок.
Хмурый гном встал и молча вышел из амфитеатра. У Виктора опустились руки и разжались кулаки – ну вот и все. Являлся ли этот гном посланником Хэка, Сомову не суждено было узнать.
– Восемнадцать, – взвизгнул толстый орк, и Виктору стало совсем муторно на душе.
На лавке, где сидел маг с приятелем, шла борьба. Вырывающегося мага хватали за одежду и что-то ему втолковывали, а он отбивался и часто упоминал госпожу Конкорсию. Победила магия. Маг встал, и слегка покачиваясь громко провозгласил:
– Девятнадцать золотых! – и с гордым видом посмотрел сначала на своего расстроенного приятеля, а потом перевел победоносный взгляд на орка.
– Девятнадцать с половиной, – неуверенно выдавил из себя толстый орк.
Тогда маг подошел к конкуренту и, глядя на него сверху вниз рявкнул:
– Двадцать! – и явно куражась, продолжил, будто считал: – Двадцать один, двадцать два, продано!
– Номер семнадцать продан господину Преану за двадцать два золотых! Продано! – эхом откликнулся аукционист, и Виктора быстро оттащили в сторону.
Там уже со звоном отсчитывались золотые монеты, поскрипывая перьями, подписывались бумаги и мелькала морда необычайно довольного Геора. К плечу Сомова приложили магический амулет, который бесследно уничтожил старую запись и выжег новые иероглифы: «Раб Вик Седой, хозяин Эргис Преан, город Макабр, год зеленой змеи».
После аукциона все естественно направились в кабак, отпраздновать «удачную» покупку и отметить победу Эргиса. Пока кабак гудел от разошедшегося мага, купленный раб сидел на улице возле кухни. Прислонившись спиной к стене, он слушал пьяные крики и смотрел на город, погружающийся в ночь. Никто студента не охранял, и можно было спокойно встать и уйти. Вот только куда пойдешь в незнакомом городе с оковами на ногах и клеймом раба на плече? Полная пожилая кухарка орчанка заметив глубоко несчастного раба, неожиданно вынесла ему кусок настоящей хлебной лепешки.
– Спасибо, госпожа, – искренне и горячо поблагодарил ее Виктор.
Он жадно впился зубами в хлеб и замычал от наслаждения. Бывшему студенту казалось, что ничего вкуснее в своей жизни он не ел, чем эта черствая соленая лепешка. Кухарка молча посмотрела, как он ест, покачала головой, вдохнула и ушла обратно на кухню.
Веселье в кабаке закончилось, и маг с приятелем, поддерживая друг друга, вывалились на улицу. Подъехал извозчик. Господа сели на пассажирские места, рабу указали на козлы рядом с орком извозчиком, и коляска направились в порт. Там их встретил нетерпеливо расхаживающий по пирсу молодой морской офицер и несколько матросов у широкой четырехвесельной шлюпки.
– Господин Преан, – едва сдерживая гнев, начал выговаривать офицер, – вы заставили нас ждать более пяти часов. Это просто возмутительно так поступать! Ни я, ни мои матросы даже не ужинали.
– Но-но-но! – пригрозил пальцем господин Преан и засопел не в силах сказать что-либо членораздельное, а потом махнул рукой – в путь.
Когда Сомов полез в лодку вслед за остальными, его властно остановил офицер:
– Стоять! Куда прешь? Кто таков?
Сомова посмотрел на хозяина, ожидая поддержки, но тот уже сладко посапывал сидя в шлюпке. На выручку рабу попытался прийти приятель мага.
– Это самый дорогой раб в мире, – заплетающимся языком пояснил он.
– И? – офицер ожидал дальнейших разъяснений.
Но приятель мага видимо был уже на пределе своих интеллектуальных возможностей.
– И все! – лаконично закончил он, развернулся, и с трудом удерживая равновесие, запетлял к извозчику.
Раб, приученный к тому, что его слово последнее, решил, что настала его очередь говорить. Не зная языка, Витя не понял ни слова из прозвучавших диалогов, но примерно догадывался, почему его не пускают в лодку.
– Я новый раб господина Преана, – произнес он низким хриплым голосом, к которому сам еще не привык и показал клеймо на плече.
Офицер внимательно осмотрел клеймо и проворчал на чистом оркском языке:
– Новый раб… Я у него и старых рабов никогда не видел. Залазь и садись на дно шлюпки, – а затем последовала команда матросам: – Отваливай!
И они отвалили. А примерно через полчаса уже карабкались по сетке-лестнице на судно, которое Виктор не смог толком рассмотреть из-за наступившей темноты. Было очень неудобно взбираться по лестнице в оковах, но Сомов справился. А вот господин Преан, сколько его не будили, не проснулся, и его позорно поднимали на судно ручной лебедкой вместе со шлюпкой посмеивающиеся втихаря матросы.
Увидев на борту корабля человека в оковах, капитан брезгливо поморщился:
– Это что еще за чучело?
– Говорит, что новый раб Эргиса. Клеймо есть, я проверил, – доложил офицер.
– Отправить к матросам в кубрик. Утром разберемся, – распорядился капитан.
Виктора спустили в кубрик, выдали гамак из старой парусины и показали, где есть свободные крюки, чтобы его подвесить. Сверху из палубных иллюминаторов размером с чайное блюдце лился голубоватый свет луны, приглушенно бились о борт ленивые волны и похрапывали спящие матросы. Все было не так уж плохо. Сомов расслабился в мягком гамаке, закрыл глаза и мгновенно заснул.
На рассвете судно наполнилось криками и топотом босых ног по палубе. Корабль оживал – гремя цепью, снимался с якоря, с хлопками расправлял огромные паруса и начинал величавое неторопливое скольжение по волнам. Виктор не знал, куда деваться среди бегающих и занятых делом матросов, пока раздраженный вчерашний офицер не указал ему место на корме возле входа в каюту мага. Сам маг еще не соизволил появиться, поэтому Сомов сел под его дверью и стал наблюдать за слаженными действиями экипажа и с любопытством разглядывать корабль. Судно было узкое длинное с тремя косыми мачтами, многоэтажными парусами и называлось, вероятно, клипер, если Виктор хоть что-то понимал в различных типах парусных судов. Далеко вперед выступал бушприт, этакая установленная на носу судна наклонная мачта, к которой крепились косые паруса. Бушприт придавал кораблю вид грациозный стремительный и неудержимо рвущийся в небо. Между фок-мачтой и грот-мачтой из палубы торчала толстая железная труба, а значит, у судна имелся и механический тип движителя. А с вершины фок-мачты, где располагалась смотровая площадка, называемая вороньим гнездом, выглядывал странный агрегат, накрытый чехлом и своими очертаниями похожий на старую телевизионную камеру годов восьмидесятых или даже на фантастический гиперболоид инженера Гарина. Корабль оставлял за кормой город Макабр, но куда несли его паруса, для Сомова оставалось загадкой.
Распахнулась дверь, и появился заспанный маг с красным опухшим лицом. Он скользнул мутным безразличным взглядом по Виктору, явно его не узнавая, потянулся и с протяжным ревом зевнул.
– Доброе утро, господин, – решил проявить инициативу Сомов.
Маг посмотрел на раба, что-то мучительно припоминая, и Виктору пришлось прийти ему на помощь:
– Вы вчера купили меня на аукционе рабов в Макабре, господин.
– Вот как? – маг озадаченно потер шею, – А ну-ка, иди за мной.
Позвякивая цепями, Виктор зашел в каюту и остановился в дверях. Каюта мага блистала роскошью. Отделка из темно-красного полированного дерева, резная мебель под цвет стен с ручками из красной бронзы и огромный иллюминатор в тяжелой медной раме. На стенах миниатюрные картины в золоченых рамках, полки с книгами, вдоль стен сундуки, а на столе целая куча различных устройств необычной формы и непонятного предназначения. Маг сел за стол и первым делом налил себе из пузатой бутылки большую чашу вина, которую выцедил за один присест. Крякнул, вытер губы тыльной стороной ладони и начал перебирать бумаги.
– Как говоришь, тебя зовут? – рассеяно спросил он.
– Виктор Сангин.
– Имя у тебя какое-то орчье, – проворчал хозяин, – А то, что седой я и сам вижу. Ты кроме оркского другого языка, не понимаешь что ли?
– Нет, господин, другим языкам не обучен. А звать можно Вик. Меня раньше все так называли.
– Ну, значит, будешь Вик, – легко согласился маг.
А затем он нашел купчую и глаза его полезли на лоб. Хозяин закашлялся и спросил с затаенной надеждой:
– За сколько говоришь, я тебя купил?
– Двадцать два золотых, господин.
– Святая падаль, – застонал Эргис, взялся за бутылку, выпил и стал печально разглядывать своего нового раба, – Ну и что за достоинства у тебя такие, что за них пришлось выложить целых двадцать два золотых?
– Никаких, господин, – честно признался студент, а затем вспомнил обрывки вчерашних разговоров на рынке и осторожно предположил: – Возможно, вы хотели меня подарить некой госпоже Конкорсии.
– Что за вздор ты несешь? За двадцать два золотых я мог бы купить саму госпожу, – нелестно отозвался маг о неизвестной даме и рассердился: – И потом, какого дьявола ей что-то дарить, если она осталась в Макабре.
Его дрожащая рука опять потянулась к бутылке.
– Охо-хо, – горестно вздохнул он и отдал рабу первое распоряжение: – Уйди, с глаз моих долой, чтоб я тебя больше не видел.
Виктор послушно вернулся на прежнее место на палубе и забился в уголок, стараясь быть незаметным. Хозяин из каюты больше не выходил, а когда судно легло на курс, сильно накренилось и набрало приличную скорость, появился капитан. По его суровому лицу, тонко сжатым губам и играющим желвакам на скулах было видно, что он идет к магу на разборки. Сомов поднялся, пытаясь не слишком греметь цепями и вежливо поклонился:
– Добрый день, господин капитан.
Офицер не счел нужным отвечать рабу и без стука вошел в каюту мага.
– Господин Преан, вы исчерпали чашу моего терпения. По возвращении в Маркатан я буду вынужден подать рапорт о вашем недостойном поведении и лишении вас права быть магом на флоте его императорского величества, – голос капитана был ледяным.
– Как вам будет угодно, капитан Креон, – высокомерно ответил маг.
– Вы подрываете не только свой авторитет, но и тем самым авторитет всех офицеров корабля, – вскипел капитан, – Нужно ли объяснять, как это важно для правильных отношений между членами команды.
– Мой авторитет вас не касается, а о своем извольте заботиться сами, – чванство мага было непробиваемым.
Оба на минуту замолчали, со злостью глядя друг на друга.
– Теперь о рабе, которого вы притащили на мое судно, – продолжил предъявлять претензии капитан, – Этот бездельник сидит на палубе, путается под ногами у матросов и у меня в том числе. Я намерен отправить его в котельную и на период плавания пусть ваш раб поработает кочегаром. Хоть какая-то будет польза.
– Ну, уж нет! – голос мага был полон яда, – Раб моя собственность и делать он будет только то, что посчитаю нужным я. И потом, я заплатил за раба двадцать два золотых не для того, чтобы он таскал для вас уголь.
– Вот как? И для чего же вы его купили?
– Это мое личное дело.
– Раб не может столько стоить. Вы позволяете себе издеваться надо мной?
– А вы позволяете себе обвинять меня во лжи? – возмутился маг, а потом продолжил скороговоркой: – Дуэли нам запрещены, но как порядочный человек вы должны отвечать за свои слова, и я предлагаю пари на пять золотых, утверждая, что за раба я заплатил двадцать две золотых монеты.
Капитан язвительно рассмеялся, но будучи трезвым и осмотрительным человеком не торопился принимать предложение мага.
– Если я вдруг окажусь не прав, то думаю, вы удовлетворитесь одним золотым.
– По рукам, – сразу согласился маг и с ехидством протянул купчую: – Читайте.
Капитан пулей вылетел из дверей, окатив Сомова неприязненным взглядом. Следом за ним на палубу вышел, посмеиваясь, очень довольный маг. Похоже, всего один выигранный золотой привел его в хорошее расположение духа и заставил забыть, о двадцати двух потерянных. Он посмотрел на Сомова, сиротливо сжавшегося в углу.
– Значит, говоришь, Вик тебя зовут? Вот что, Вик, найдешь плотника или механика, пусть снимут с тебя железо. С утра будешь приходить сюда и убирать у меня в каюте, ну, а дальше… – маг почесал волосатую грудь в разрезе свободной рубахи, – Дальше поглядим, что с тобой делать.
С этого дня началась новая страница в жизни бывшего студента Виктора Сомова в этом невероятном мире. Нет, статус его как раба не изменился, но новый господин был относительно добр, никогда не наказывал своего невольника и даже определил ему содержание – пять медяков в неделю. То, что хозяин собирался платить рабу, студента несказанно удивило, а что касается послушания, то за время пребывания у орков Виктор настолько был вышколен, что не давал поводов для наказания. Преан подробно расспросил Сомова о жизни с орками (о побегах Витя скромно умолчал), удивился тому, что юноша не помнит своего прошлого и даже намекнул, что если раб докажет свою преданность то, возможно, покажет его целителям, у которых имелись машины для восстановления памяти. Когда же Эргис находился в изрядном подпитии и хорошем настроении, то обещал за проявленную верность отписать рабу вольную лет этак через двадцать-тридцать. А однажды предложил стать каким-то послушником и принести магическую клятву верности, за что был готов внести Виктора в завещание и выделить малую долю из наследства, а покамест повысить ему жалование. В чем заключалась клятва верности, Сомов не разобрался, но поостерегся принимать скоропалительное решение, помня пример капитана. Хозяин был хитрый человек.
– Я лучше помою пол, господин, – ушел от прямого ответа Виктор.
Постепенно выяснилось, что полувоенное судно, на котором оказался Сомов, совершало рейс по дипломатическим миссиям в разных странах, куда доставляло специфические грузы, официальные бумаги и корреспонденцию. Посетив последнюю миссию в Макабре, сейчас корабль возвращался на родину в Останд самое большое из государств, населенных людьми со столицей Маркатан, названной так в честь бывшего правителя. Попутно экипаж корабля занимался картографией, уточняя береговую линию орского побережья. На борту судна находилось около тридцати человек: капитан, маг, два офицера, боцман, двадцать матросов и обслуга в виде повара, стюарда, плотника, парусного мастера и механика. Спал и столовался Сомов вместе с матросами, на еду, которая оставляла желать лучшего не жаловался, морской болезни не испытывал, несмотря на трудности языка, нашел взаимопонимание с моряками, которые по существу являлись тоже подневольными людьми, а многие были пойманы и определены на судно силком. Маг своего раба не напрягал, и у Виктора оказалось много свободного времени, которое он проводил в обнимку с гитарой. Музыкальный инструмент обнаружился в кубрике матросов и, судя по его запыленному виду и совершенно расстроенному состоянию, им долгое время никто не пользовался. Гитара имела классическую грушевидную форму и привычные шесть струн сделанные из жил. На земле на настройку гитары с помощью приложения для Android на мобильном телефоне у Сомова уходила одна минута. Здесь же ему пришлось возиться не меньше часа, и все равно идеального звучания он не добился. А когда он взял первые аккорды, и зазвучала чуть искаженная земная музыка, бывший студент испытал мучительное чувство ностальгии.
В детстве мама, наверное, видела в своем сыне будущего великого музыканта, поэтому с третьего класса он ходил заниматься к соседке учительнице музыки, которая пыталась научить его игре на пианино. Без всякого интереса он несколько раз в неделю терзал клавиши бедного музыкального инструмента и быстро бросил занятия, после которых в памяти осталось только знание нотной грамоты. Мама была настойчива, и еще два года Витя учился игре на гитаре, пока не подрос настолько, что смог отстоять перед родителями свои приоритеты – стать сильным спортсменом, а не знаменитым музыкантом. Мама расстроилась, а отец полностью поддержал сына и отвел в секцию бокса. Впрочем, как мы знаем ненадолго. К гитаре Сомов вернулся в старших классах, потому что это нравилось девочкам. Слух у него был великолепный, а играть дворовые песни, пользуясь несколькими аккордами и имея за плечами хорошую школу игры на гитаре было парой пустяков. Вот только собственный голос ему крайне не нравился особенно когда он слышал себя со стороны в записи. Не хватало в этом голосе той брутальности, о которой мечталось и это, по его мнению, сильно портило образ крутого романтичного парня с гитарой. Приехав учиться в Санкт-Петербург, он сошелся с несколькими единомышленниками студентами, которые играли в самодеятельной группе, где Виктору чаще всего доверяли бас-гитару, а к микрофону и вовсе не пускали. В это время студент начал писать стихи и тесты для песен, но они оказались востребованными только девушками из института, а руководитель музыкального коллектива третьекурсник Александр подверг их язвительной критике. Сам Витя считал, что самолюбивый Сашка его попросту зажимает и не дает развернуться, пользуясь положением лидера. Вот и метался Сомов по жизни то в спорт, то в музыку, то в учебу так и не определив окончательно свое место в жизни пока не купил билет на самолет рейс номер сорок пять тридцать восемь.
Зато теперь гитара стала для Виктора отдушиной в этом мире. Он вспоминал земную музыку, и негромко наигрывал ее в кубрике или где-нибудь в укромном месте на носу клипера, раскачиваясь в сетке над волнами. Играл исключительно мелодии и никогда не позволял себе открыть рот и запеть что-нибудь на русском языке. Кроме переборов, соло и боя пробовал разные способы игры на гитаре, которые знал в теории, но раньше овладеть ими, просто не имел свободного времени. В свое время школьник Сомов хотел очень быстро научиться играть на гитаре, пока до него не дошло, что учиться можно было всю жизнь. И сейчас раб Сангин с удовольствием продолжал свое обучение.
Хозяин, узнав о музыкальных способностях своего раба, теперь часто вызывал его к себе, а растрогавшись музыкой и вином, становился откровенным. Эргис считал себя писателем, жаждал славы и даже хвастал своей единственной изданной книгой. Он пришел на корабль, чтобы посмотреть мир, набраться новых впечатлений и преодолеть затянувшийся творческий кризис. Но кризис был непреодолим, и хозяин топил свои несбывшиеся мечты в вине. Каюта Преана была часто завалена разорванными в клочья листами бумаги и пустыми бутылками. Глядя на эти муки творчества, Сомов начал подумывать, а почему бы не помочь бедолаге хозяину и под это дело не выторговать себе свободу. Ведь за спиной бывшего студента было все богатство мировой литературы земли. В похожей ситуации орк Лексор обещал ему свободу, а значит и Эргис должен был соблазниться.
– Господин Преан, если бы вы стали очень знаменитым, вы бы подарили свободу человеку, который помог вам этого достичь? – спросил Сомов однажды утром, когда пришел заниматься уборкой каюты, а хозяин был еще трезв.
– Уж не хочешь ли ты написать бестселлер вместо меня? Пиши раб! – рассмеялся маг, – Но не забывай, что все плоды рабского труда являются собственностью владельца.
– Я понял, господин, – разочаровано вздохнул Виктор, – Позвольте я помою пол.
Договориться не вышло. Но заинтригованный маг время от времени возвращался к этому разговору и пытался выяснить, что же такое хотел предложить ему раб. Сомов молчал как партизан и на подобные вопросы предлагал или помыть пол или поиграть для хозяина на гитаре. Чем больше отнекивался Виктор, тем больше убеждал себя Эргис, что у раба есть какая-то тайна, которая может привести к славе.
На самом деле у Сомова не было конкретного предложения для мага. Первоначальную мысль – дать писателю несколько готовых сюжетов земных книг он отбросил. Идея и сюжет это одно, а вот написать так, чтобы сырой сюжет превратился в готовый литературный шедевр это совершенно другое. Тут был нужен талант, которого у господина Преана как раз и не хватало. Нужно было найти что-нибудь иное, желательно быстро реализуемое, мало затратное и обязательно приносящее всемирную известность. Весь день Сомов перебирал варианты земных изобретений, которые можно было бы воплотить в этом мире и дать возможность прославиться хозяину. Наконец, наблюдая за тем, как Эргис царапает бумагу пером, Сомов остановился на пишущей ручке. Шариковую ручку ему, конечно, не осилить, а вот автоматическую перьевую, чтобы можно было писать, не макая перо каждые полминуты в чернильницу запросто. Пусть вместо «Паркера» здесь будет «Перо Преана». Звучит, кстати, очень даже ничего. Но работу над проектом перьевой ручки пришлось отложить.
На обратном пути судно выполняло задачу королевской академии – уточнение береговой линии побережья оркского государства. Неторопливо курсируя вдоль берега на приспущенных парусах, вечером корабль наткнулся на пиратов, которые в сумерках на двух бригах ринулись на перехват. Зазвенели частые удары колокола и на палубу выбежали все без исключения матросы.
– Всем по местам! Готовиться к баталии! – отдал приказ капитан.
Под руководством офицеров команда начала спешно вооружаться, готовиться к бою и занимать позиции согласно боевому расписанию. Капитан и маг стояли отдельно на корме и обсуждали тактику предстоящих действий.
– Думаю, что по два выстрела на корабль будет достаточно. Плохо, что уже темнеет, да и палуба сильно качается, – маг открыл кармашки на патронташе и теперь дрожащими руками возился с застежками кобуры, – Как бы в таких условиях не промахнуться.
– Вы уж постарайтесь как-нибудь, – недовольно покосился на него капитан и поднял подзорную трубу, – Такие суда всегда битком набиты отъявленными головорезами, и я не поручусь за благополучный исход, если дело дойдет до абордажной схватки, – он раздраженно опустил зрительный прибор, – Ни черта не видно! Передайте механику, пусть подсветит преследующие нас суда. Посмотрим, с кем мы имеем дело.
В вороньем гнезде тут же откликнулись и, получив команду к действию, расчехлили и включили магическую телевизионную камеру. Все-таки это оказался прожектор, причем с дальностью работы не на какие-то жалкие десятки метров, а на добрые полкилометра. Когда управляемый механиком магический свет разгорелся на вершине корабля и принялся узким световым конусом нащупывать пиратские суда, там тоже зазвучали колокола и оба брига моментально заложили развороты, ложась на обратный курс. Все закончилось, так и не начавшись. Всеобщее нервное напряжение команды, не достигнув апогея пошло на убыль. Капитан скомандовал отбой тревоги, но пост не покинул и продолжил наблюдение за действиями вражеских кораблей в подзорную трубу. Матросы не торопились расходиться, посмеивались и отпускали скабрезные шуточки в адрес морских разбойников, а господин маг активировал магический меч и размахивал им вслед убегающим пиратам. Тонкий метровый луч, вырывающийся из мотоциклетной рукоятки в руках Эргиса, светился в темноте огненно-фиолетовым пламенем, ронял бенгальские искры, потрескивал и приглушенно гудел, словно сварочный аппарат.
– Прекратите немедленно, господин Преан! – одернул увлекшегося мага капитан, – Не хватало еще того, чтобы вы подпалили наше собственное судно.
Сомов смотрел на все происходящее широко раскрытыми глазами. Смотрел, как Преан выключил свой фантастический джедайский девайс, убрал его на пояс и, почесывая нос, заторопился к себе в каюту, как механик зачехлил погасший магический прожектор и ловко спустился по веревочной лестнице на палубу и как медленно растворяются в темноте удирающие пиратские корабли. Оказалось, что к магии пираты здесь относятся более чем уважительно. И все же Виктору было немного жаль, что не удалось увидеть магические амулеты непосредственно в боевом применении. Ведь судя по прологу в виде магического меча, это должна была быть та еще феерия.
Закончив с картографией, спустя месяц плавания ранним прохладным утром корабль вошел в гавань порта Олгафа, чтобы пополнить запасы воды для команды и вина для господина мага.
Сомов как обычно в это время явился с уборкой в каюту хозяина и застал Преана склонившегося над картой. Карта! Студент вытянул шею и приподнялся на цыпочках, пытаясь разобрать, что там изображено.
– Ты чего шею тянешь, как жираф? Все равно ведь читать не умеешь, – проворчал Эргис.
– Никогда не видел мир, нарисованный на бумаге, – жалостливо сказал Сомов и добавил заискивающим тоном: – А так бы хотелось на него посмотреть.
– Достань-ка мне бутылочку из ящика, – распорядился маг, а после того как налил себе вина и основательно его пригубил, развернул карту к Виктору и насмешливо спросил: – Ну? Тебе хоть что-нибудь здесь понятно?
– Да, господин, – хриплым глухим голосом ответил Сомов, меняясь в лице.
Карта пестрела лишними деталями в виде мифических животных, летающих ангелов и правителей в коронах, но два грубо нарисованных материка Евразию и Африку спутать было невозможно. Это была земля. С другими государствами и чужими названиями, но все-таки земля.
– И что тебе понятно? – не поверил маг.
– Все, господин, – Виктор еще не пришел в себя от новости, что он находится на двойнике земли и автоматически пояснил: – Это континенты, здесь моря, тут океан, это проливы, острова, горы, реки, а это страны и города, – он прервался и требовательно посмотрел на Эргиса: – А где на карте находимся мы?
От заискивающего тона Сомова не осталось и следа, и маг озадаченно хмыкнул:
– Интересный ты раб, Вик. В картах разбираешься, музыку удивительную играешь, тайну какую-то хранишь про всемирную славу. Не желаешь поговорить об этом?
Виктор немедленно одел маску простого парня:
– Не пойму я вас, господин Преан. Полы, что ли, помыть надо?
– Не придуривайся, Вик, все ты прекрасно понимаешь. Смотри сюда, – его палец указал на карту рядом с сапогом Италии, – Мы сейчас здесь. В порту Олгафа.
Далее палец мага сдвинулся по карте куда-то в район Германии, где было нарисовано государство в форме ромба с вытянутым правым углом, занимающего значительную часть Европы.
– Это Останд и наша столица Маркатан – пояснил маг, а затем ткнул в Стамбул, – Это столица орков Макабр.
– А где Эсгабар? – напряженно спросил Виктор, уже догадываясь, куда покажет Преан.
Маг ненадолго поводил пальцем над картой, читая названия, и показал на берег Черного моря:
– Здесь.
Сомов судорожно вздохнул. Все правильно именно там, где-то в районе Новороссийска или Сочи и разбился его самолет. Именно в той области оборвалась его земная жизнь, и точно в том же месте он появился уже здесь на другой земле. Целая гамма чувств отразилась на его лице.
Наблюдая за студентом, Эргис сделал для себя какие-то выводы и неожиданно предложил:
– Ладно, Сангин. Будет тебе свобода в обмен на мою славу. Если не лжешь.
Виктор серьезно и внимательно посмотрел на мага пытаясь понять, насколько можно верить его обещаниям. В каюте возникла напряженная тишина.
– Хорошо, – медленно произнес Сомов, а глаза его сузились и потемнели, – Вы получите свою славу и станете очень знаменитым, господин Преан.
Эргису стало немного не по себе от такой невероятно странной сделки, заключаемой словно с самим дьяволом. Он никому бы не признался, но этот молодой седой раб с хриплым голосом, каменным лицом и тяжелым взглядом его немного пугал. Хуже того, он верил в то, что ему обещал раб и сам не понимал, почему верит.
– Когда? – в горле мага пересохло.
– Как только так сразу, – улыбнулся Виктор довольный тем, что договор состоялся, – Мне потребуется время.
– Не забывайся, раб! – пригрозил опомнившийся Эргис своему невольнику.
Сомов опустил голову в почтительном поклоне:
– Не волнуйтесь, господин, вы останетесь довольны. Еще до прибытия в Маркатан.
Стараясь сгладить осадок от необычной сделки, маг развязал кошелек, долго там копался среди серебра и золота и наконец, выудил двадцать медяков.
– Держи. Это тебе за первый месяц службы. Я иду на берег и хочу, чтоб ты меня сопровождал. Заодно сможешь прикупить себе что-нибудь в городе.
Хозяин и его раб стояли у борта и ожидали шлюпку, на которой первым рейсом отбыл в город капитан. Холодный утренний бриз освежал. Виктор обхватил себя руками и чуть пританцовывал от холода. Эргис при параде, с неразлучными амулетами, кутался в кожаный плащ и глядел на город взглядом завоевателя.
– По случаю прибытия в Олгаф грех не выпить, – объявил он.
Сомов печально покосился на мага. Такое начало не внушало оптимизма, и надо было отвлечь хозяина от опасной темы.
– Скажите, господин, Олгаф это город людей?
Преан достал из кармана жилетки золотой хронометр в форме гексагона, раздраженно поклацал крышкой и убрал часы на место. Шлюпка задерживалась, и маг снизошел до беседы с рабом. Страна, которая располагалась на месте Италии, здесь именовалась Кассиус и входила в союз трех государств населенных ольдами. По словам Преана ольды были почти люди, но с некоторыми особенностями внешности, одной из которых являлось практически полное отсутствие растительности на теле за исключением головы. Ольды были создания крайне эгоистичные высокомерные и строго блюли чистоту расы. Браки с людьми у них не просто осуждались обществом, но и были законодательно запрещены под страхом поражения в гражданских правах.
– Спеси в них чересчур много, – недовольно проворчал маг и неохотно признал: – Но раса, безусловно, красивая, особенно ольдийки. Женщины у них все смуглые черноволосые и большеглазые. Перед такими красотками трудно было бы устоять, если бы они того пожелали. Впрочем, говорят, что у капитана Креона здесь есть пассия и именно ольдийка. Верится в это с трудом, учитывая местные нравы, но стоит нам зайти в Олгаф, капитан каждый раз пропадает где-то с утра до ночи. Тут одно из двух – либо роковая женщина, либо наш доблестный капитан ольдийский шпион.
Сплетни о любовных похождениях капитана Креона Виктора мало интересовали, а вот информация об ольдах наоборот. То обстоятельство, что новая раса не совсем люди требовало немедленного их переименования в соответствии с устоявшейся земной классификацией. В кого? В эльфов конечно. И не важно, что это раса брюнетов, решил бывший студент. Вампиры, которых он не видел, судя по рассказам, тоже являлись неправильными блондинами, а орки вообще были чернокожими. Единственные кто идеально соответствовал сложившемуся образу фэнтезийных персонажей, были гномы – низкорослые волосатые, но и те на поверку оказались не вымершими неандертальцами. Эх, какой-то неправильный мир мне попался, вздохнул Сомов, забираясь в раскачивающуюся на волнах шлюпку следом за магом.
Портовый город эльфов заметно отличался от городов орков. Здесь было намного чище, воняло меньше и как-то по-другому. Дома в Олгафе были невысокими, но зато выглядели красочно, и были заботливо ухожены. Преобладали двухэтажные постройки из белого или желтоватого камня с красными черепичными крышами и балкончиками, нависающими над узкими улицами. На балконах и окнах висели длинные ящики с пышными цветами или вьющимися растениями, которые порой разрастались по стенам домов так буйно, что забирались даже на крыши.
Местных жителей было много, и они предпочитали перемещаться пешим ходом, поскольку город раскинулся на склоне горы и мостовые на крутых подъемах часто переходили в ступенчатую дорогу. Эльфы мужского пола были безбородые безусые, все без исключения черноволосые и даже у старых эльфов седина едва проглядывала. Эльфийки как и мужчины были исключительно брюнетки с огромными жгучими глазами, длинными густыми ресницами и безупречными фигурами, которые они подчеркивали широкими поясами под грудью или туго утянутыми корсетами.
Виктор шел по узким мощеным улицам следом за целеустремленным магом, вертел головой по сторонам и радовался уникальной возможности увидеть необычных эльфов и достопримечательности их чудесного города. Но радовался Сомов не долго. Единственной достопримечательностью Олгафа, к которой стремился маг, оказался кабак.
Преану, несмотря на огромный выбор и количество алкоголя в кабаке было грустно. У мага не нашлось собутыльников, с которыми можно было бы поговорить по душам и поэтому его раб вынужден был стоять рядом, и выслушивать пьяные сентенции Эргиса по поводу положительного влияния горячительных напитков на организм человека. Виктору было скучно, подобное он слышал уже не раз. Робкая попытка образумить мага тут же пала под натиском его аргументов.
– Я же не орк какой, чтобы без вина трапезничать. И потом, разве ты не знаешь, Вик, что вино, употребляемое в меру очень полезно для здоровья?
– Как скажите, хозяин, – обреченно махнул рукой Сомов.
За столиками обедали несколько эльфов, которые чопорно вели беседы между собой и недовольно морщились, бросая презрительные взгляды на Преана, когда тот перебивал их своими громкими восклицаниями. Маг замечал их негативную реакцию, злорадно посмеивался и, похоже, намерено вел себя дерзко и вызывающе. В отличие от других посетителей Эргис почти ничего не ел, несмотря на то, что стол был обильно накрыт горячими и холодными закусками, но зато очень много пил и быстро пьянел. Сомова беспокоило два варианта развития событий: не учинит ли пьяный маг скандал и не придется ли тащить его бесчувственное тело на себе, если тот переберет с алкоголем. Виктор предпринял последнюю попытку остановить мага:
– Господин Преан, разве не вы только что говорили, что вино полезно лишь в малой мере?
– Ну, говорил, – согласился маг, наливая себе очередную порцию.
– Зачем же вы, господин, не ограничиваетесь малой мерой, а вливаете столько, сколько влезет? – укоризненно спросил Виктор.
Маг, ничуть не смутившись, поднял полную вина чашу из темного стекла, любуясь, как играют искры света в черном астралите.
– У каждого своя мера, Вик, – философски изрек он и, добавил, многозначительно подняв указательный палец вверх: – А того, кто не пьет вина, Авр лишит и воды!
Осознав, что мага уже не остановить Сомов попросился на воздух. Он прогулялся до ближайшего торговца фруктами, где купил гроздь зеленого винограда и, отсчитав за покупку десять медяков (половину своего месячного жалования) с досадой понял, что хозяин платит ему чисто символически. Виктор устроился на выступе фундамента кабака и несколько часов просидел, греясь на солнышке, сплевывая виноградные косточки прямо на мостовую и любуясь проходящими мимо эльфийками. Эту идиллию разрушили грубые стражи порядка с короткими мечами на перевязях, в одинаковых пластинчатых доспехах и в шлемах с шипами на макушках. В чем суть претензий Сомов не понял и пригласил блюстителей порядка внутрь кабака, где находился хозяин.
Расчет на то, что Преан легко разрулит ситуацию не оправдался. Пьяный маг уже дошел до состояния супермена и жаждал сразиться с любыми врагами и в любом количестве. А надменность эльфийских стражников моментально вывела его из себя.
– Седой! Выбрось этих негодяев за дверь! – отдал гневное распоряжение маг, – Не хочу марать о них руки.
Стражники понимали оркский язык, схватились за рукоятки мечей и даже слегка потянули их из ножен. Виктор посмотрел на готовых ощетиниться острым железом эльфов и перевел беспомощный взгляд на Эргиса. Тот, сообразив, что ситуация рабу неподвластна, лихо опрокинул в себя еще одну чашу вина и снял с пояса магический меч. Сильно покачиваясь, Преан попытался было встать из-за стола, но шторм, бушующий в его голове, опрокинул Эргиса обратно на стул. Стражники презрительно засмеялись.
– Ах так! – засверкал безумными глазами пьяный маг, – Сейчас, сейчас…
С нехорошим многообещающим взглядом он зашарил у себя на поясе с другой стороны. Минуту Эргис мучился с упрямыми застежками кобуры, а когда справился с ними, то извлек на свет совершенно невероятное оружие и грохнул им по столу. Мама дорогая, ахнул Виктор – на столе лежал магический пистоль. Это было чудовищное громоздкое устройство, находящееся на стадии трансформации меча в пистолет и больше всего походило на обрез ружья. У пистоля была чуть изогнутая рукоятка с резными накладками из красного дерева, которая заканчивалась богато оформленным навершием, как у меча или кинжала. Казенная часть состояла из многих подвижных деталей, планок и защелок, торчащих в разные стороны и удерживаемых огромным количеством винтов. Ствол был неестественно толстый длинный и имел воронкообразное расширение на конце, словно пламегаситель у пулемета MG 42. Все детали пистоля и сам корпус были изготовлены из меди и покрыты затейливым орнаментом, выполненным в технике глубокой обронной резьбы. Медь от времени хотя и потускнела, но продолжала играть бликами на выступающих частях и гранях, а более всего на отполированном трением пальца блестящем спусковом кольце. Маг сухо щелкнул предохранителем, после чего пришли в движение и поднялись прицельные планки, а оружие где-то внутри засветилось рубиновым огнем, и зашипело словно змея. Стоило Преану начать целиться, выписывая в воздухе черным стволом символ бесконечности, как стражники бросились на выход, а вместе с ними заведение спешно покинули и все остальные посетители. Маг гомерически расхохотался, а потом поскучнел и досадливо скривился.
– Уходить надо, пока эти недотыки подмогу не привели, – тихо произнес он и вдруг заорал страшным угрожающим голосом: – Я разнесу весь этот поганый городишко, если кто-нибудь встанет у меня на пути! Э-э, Вик, помоги-ка мне подняться.
До пристани хозяин и его раб добирались пешком и в обнимку. Встреченные эльфы больше не демонстрировали высокомерие, а испугано шарахались в стороны, поскольку маг и не думал прятать свое жуткое оружие в кобуру, а размахивал им всю дорогу. Магический пистоль время от времени шипел, стравливая воздух и напоминая, что находится в боевом режиме. К счастью дежурная шлюпка с матросами оказалась на месте и незамедлительно переправила их на корабль. Капитана на судне не оказалось и вследствие этого, Преан вдруг возомнил себя главным и совершенно распоясался. Он несколько раз выбирался на палубу с бутылкой, прикладывался к ней и громогласно отдавал команды сниматься с якоря. Матросы вместе с офицерами попрятались, старались не попадаться пьяному магу на глаза, и тихо сидели по каютам и кубрикам. Маг буянил и не давал спать почти всю ночь, а потом шандарахнул чем-то магическим так, что даже огромный корабль жалобно заскрипел и закачался на волнах. Не иначе как Эргис все-таки шмальнул из своего пистоля. После этого наступила полная тишина, но никто так и не рискнул подняться на палубу и посмотреть, что же там произошло.
Утром вернулся с берега хмурый капитан. Судно сразу подняло якорь, окуталось облаком парусов, развернулось носом в открытое море и стало набирать ход. Когда Креону доложили о ночной попойке со стрельбой, капитан взбеленился, но разговор с магом не состоялся по причине невменяемого состояния последнего.
– Какой стыд! – не удержался от брезгливого восклицания Креон, выйдя из каюты Эргиса, – И это наш корабельный маг!
Сомову через боцмана донесли приказ капитана разбудить мага и привести его самого и каюту в порядок. Виктор осторожно заглянул в каюту и поморщился от гадкого запаха. В помещении стоял тяжелый дух перегара, к которому примешивалась вонь от обмоченного и высушенного на теле белья. Господин маг спал в страшно неудобной позе буквой «П», вроде бы сидя на табурете, но прогнувшись спиной назад и уперевшись головой в пол. Как такое вообще было возможно? Сомов разогнул замычавшего Преана и перетащил так и не проснувшегося мага на постель. Будить его Виктор не осмелился. Стараясь не шуметь, собрал пустые бутылки, на скорую руку протер пол и открыл окно, чтобы проветрить помещение. Закончив уборку, он заметил на столе перьевую ручку мага. Тонкий серебряный десятисантиметровый цилиндр был покрыт искусными узорами, с одного конца в него было вставлено сменное золотое перо для чернил, а с другого воткнуто черное с синим отливом перо птицы. Разглядывая это произведение искусства, Виктора взяло сомнение в правильности выбора того, что должно было прославить мага, но затем он справедливо рассудил, что красота и удобство суть вещи разные. Отыскав на столе простое железное перо, чернильницу, несколько чистых листов бумаги и, прихватив все это с собой, он направился к плотнику. Пора было приступать к созданию первой автоматической перьевой ручки в этом мире.
Никаких сложностей Сомов не видел, однако реализация этого, простого на первый взгляд, проекта неожиданно столкнулась с непреодолимыми трудностями. Всю следующую неделю студент изготавливал различные варианты ручек из склеенной бумаги, согнутой в трубочку меди или высверленного дерева. Самая удачная модель получилась из деревянной основы, в которой он просверлил камеру для хранения чернил и вставил заглушку с тонким каналом для подачи чернил на железное перо. Внешне ручка выглядела неплохо и даже немного писала, но имела один существенный недостаток – писала она совсем недолго, а потом вдруг или переставала писать вообще или ни с того ни с сего выпускала чрезмерную порцию чернил, оставляя на бумаге огромную жирную кляксу. В чем заключалась причина такого безобразия, Виктор, хоть убей, не понимал. К концу недели изобретатель пришел в полное отчаяние и начал подумывать над другими проектами, которые могли бы прославить хозяина.
Вечерами инженерные раздумья Сомова прерывал Эргис, который не просыхал уже вторую неделю и требовал, чтобы его развлекали игрой на гитаре. К тому же он остро нуждался в компании, поскольку господа офицеры объявили магу бойкот. Пальцами фиолетовыми от чернил Виктор бегал по струнам и выслушивал бесконечные пьяные бредни хозяина. Иногда Преан под аккомпанемент Сомова затягивал какие-то длинные жалостливые песни, ужасно фальшивя и размазывая слезы по щекам. А однажды совершенно упившийся маг схватил Виктора за грудки, прижал к стене и, дыша перегаром в лицо с угрозой произнес:
– Я тебе поверил, Седой. Не вздумай меня обмануть!
Обманывать Преана Виктор не собирался, но затея с автоматической ручкой потерпела фиаско, а ничего другого подходящего на ум не приходило. Стоило только задуматься над проблемой, как в голову упрямо лезли всякие мобильные телефоны, компьютеры, микроволновки, телевизоры и автомобили.
Тем временем судно миновало Гибралтарский пролив и взяло курс на север вдоль побережья второго государства эльфов Фариуса. Дул сильный встречный ветер и пришлось идти галсами. Гудели от напряжения ванты, палуба судна накренялась так сильно, что на ней невозможно было стоять, и капитан отдал приказ спустить паруса и раскочегарить машину. Теперь они шли точно на север, из трубы валил густой черный дым, а под палубой пыхтел и постукивал поршнями паровой двигатель. Когда достигли, и стали огибать французский полуостров Котантен, который здесь принадлежал третьему эльфийскому государству Фаргаусу, заметно выросло количество встречных кораблей. Некоторые из них шли под необычными черными или красными парусами, а иногда одновременно и черными и красными вперемешку. Альты, пояснил Виктору один из матросов, недобро провожая взглядом огромный клипер вампиров, несущийся на раздутых разноцветных парусах.
Полтора месяца плавания подходили к концу, а Виктор так и не придумал ничего, что могло бы прославить его хозяина. Маг, между тем, не выходил из запоя и в очередной холодный вечер, подогревшись вином, решил поразить Сомова своими писательскими талантами и прочитать ему лучшие моменты из своей книги, которая называлась «Хфиласан и Елизада». Произведение было естественно о несчастной любви обильно политой слезами и кровью. Спьяну Преан начал читать на языке оригинала, пока не сообразил, что Виктор ни слова не понимает из того, что слышит. И тогда маг загорелся идеей обучить своего раба человеческому языку. Среди прочих магических предметов у Преана имелись языковые амулеты всех известных народов. Когда в трясущихся руках хозяина появился амулет похожий на обруч для надевания на голову, Виктор забеспокоился, как бы пьяный маг не сотворил с ним чего-нибудь плохого. Однако будучи человеком подневольным у Сомова не оставалось иного выбора кроме как подчиниться, сесть на табурет и покорно надеть амулет на свою седую голову. Хозяин минуту манипулировал с амулетом, а затем в глазах у раба потемнело, и он потерял сознание.
Судно подбросило на волне, от чего Виктор упал на пол, амулет слетел с его головы, а сам он пришел в себя. От звука падения очнулся и задремавший за столом маг. Уснул он видимо прямо на своей книге, потому что, когда оторвал голову от стола и поднял лицо, на его щеке явственно проступили большие рельефные буквы – «Елизада». Сомов без проблем прочитал и понял это слово, несмотря на то, что оно отпечаталось зеркально. По случаю удачного завершения обучения маг налил вина не только себе, но и своему рабу, а затем торжественно протянул свою книгу. Странное дело, все буквы казались Виктору знакомыми, он мог прочитать слово и даже предложение целиком, но что все это значило, он понятия не имел, о чем и сообщил озадаченному магу. Эргис долго осматривал амулет и наконец, радостно заявил, что все в порядке, и он просто перепутал амулеты. Оказалось, что вместо языкового амулета он использовал амулет для обучения письменности. Эта ошибка привела мага в пьяный восторг, ведь теперь у него был единственный в своем роде раб, умеющий писать, но не умеющий говорить на остандском. Эргис даже задумался, а не оставить ли все так как есть, чтобы использовать раба в качестве писца, не понимающего смысла того, о чем он пишет. Сомов не возражал, так как голова его раскалывалась от боли, а эксперименты пьяного мага начинали пугать своими непредсказуемыми последствиями. Однако нестерпимое желание писателя похвастать своей книгой хотя бы перед собственным рабом пересилило чащу весов в пользу дальнейшего магического обучения, и Виктор вынужден был снова надеть обруч на свою многострадальную голову. Вторично за эту насыщенную магическими событиями ночь в его глазах померк свет, и он провалился в беспамятство.
Очнулся он от собственного стона и невыносимой головной боли. Маг спал уже не сидя, а лежа на кровати не снимая ни одежды, ни обуви. Виктор стащил с головы обруч и положил его на стол рядом с книгой. Проверять свои способности к языку не было ни сил, ни желания. Хватаясь за борт и перебирая ванты, он еле дотащился до кубрика, сполз вниз по лестнице, с нескольких попыток забрался в гамак и провалился в мучительный сон, наполненный кошмарными видениями.
Проснулся студент совершенно разбитым и нисколько не отдохнувшим. Боль продолжала пульсировать в голове так сильно, что Сомов сжимал череп руками и даже тихо постанывал. Весь день он провел лежа в кубрике и поднимался только чтобы поесть. Несколько матросов отметили его плохое самочувствие, и он прекрасно понял, что они сказали, но даже это не радовало. Лишь на третий день Виктор оправился от негативных последствий использования магических амулетов и только тогда в полной мере оценил их потрясающую эффективность. Сомова потрясло, что всего за одну ночь он полностью освоил человеческий язык и письменность. Всего за одну ночь! Такая магия вызвала у студента, привыкшего получать знания долгой и нудной зубрежкой полнейшее восхищение. О том, что за это пришлось заплатить несколькими днями чудовищной головной боли, он уже не вспоминал. Болезненные ощущения прошли, а знания остались, и это было главное. Матросы, когда Виктор на идеальном языке Останда поддержал беседу, не слишком этому удивились.
– О, немой заговорил, – засмеялись они, – Немой, а петь скоро начнешь?
Действительно, подумал Виктор, почему бы и не спеть, раз уж открылись новые возможности. Оставалось только написать подходящий текст, чтобы было о чем петь, и он незамедлительно взялся за перо и бумагу. Регулярно окуная перо «автоматической» ручки в чернильницу, он стал набрасывать «свои» первые стихи в мире Осаны. Теперь, владея языком, он знал, что люди называют этот мир Осана и это название ассоциировалась с чем-то религиозным, но с чем именно студент вспомнить не смог. Писалось на удивление легко и быстро, благо стандартизация, проведенная в свое время правителем Марком, коснулась и языка. Почти все окончания слов были на «а», «о» или «ан». Исключение составляли только имена собственные и некоторые специальные исключения, существующие для того, чтобы подтверждать правило. Язык Останда оказался похожим на земное эсперанто, звучал красиво, а рифмовать строки на нем было настоящее удовольствие. Виктор не стал повторять свою неудачную земную практику сочинительства. Зачем было мучиться и изобретать велосипед, когда в его распоряжении имелись творения авторов, уже прошедшие строгий отбор читателей, слушателей, критиков и выдержавшие испытание временем на земле. Достаточно было просто перевести их на остандский язык и при этом заменить всего несколько слов незнакомых здешней отсталой цивилизации. В процессе перевода Сомов стал беззастенчиво менять текст, если ему казалось, что автор подобрал неудачное слово в силу требований рифмы или размера. В остандском языке практически не было проблем с рифмой и это открывало безграничные возможности для поэта. Виктор быстро и без затруднений закончил первый пробный перевод песни на морскую тематику. Он перечитывал получившееся произведение еще раз и еще раз и не мог избавиться от ощущения, что его вариант и по смыслу и по звучанию гораздо лучше оригинала. Сомов терял скромность и ничего не мог с собой поделать. Простите меня Булат Шалвович, мысленно попросил он прощения у великого барда за то, что ваш Портленд превратился в мой Останд. Не останавливаясь, сходу он перевел еще одну песню о море и кораблях принадлежащую Владимиру Высоцкому.
Учитывая, с какой легкостью и скоростью Виктор написал первые два стихотворения, такими темпами он мог за очень короткое время настрочить целый сборник стихов. Причем стихов такого высочайшего уровня, до которого мир Осаны еще даже не дорос. Вот и подарок для господина Преана способный прославить мага-алкоголика в веках. Но поразмыслив, Сомов решил, что не стоит торопиться и разбрасываться шедеврами земных классиков.
Утром как обычно Виктор явился к хозяину. Преан вышел из запоя и был непривычно трезвым и хмурым. Когда Сомов закончил уборку в каюте, Эргис пригласил его за стол и выложил перед ним свою книгу.
– Я научил тебя говорить и читать, – не стал скромничать маг, – и теперь ты в состоянии самостоятельно насладиться высоким искусством литературы. Дарю тебе мое сочинение, Сангин.
– Спасибо, хозяин, – поклонился Виктор.
Он взял книгу со стола, на котором, кроме всего прочего, лежала старая остандская газета. Сомов рассеяно посмотрел на печатное издание, невольно задержался взглядом, и тут его озарила идея. Идея с большой буквы. Даже навскидку было понятно, что воплотить эту идею будет проще простого, а создателю она сулит и всемирную славу, и неплохие деньги. Все было настолько легко и просто, что студент удивился, как же он раньше до этого не додумался.
– Господин Преан, – вкрадчиво сказал Виктор, – А нет ли у вас словаря? Вдруг в вашей книге попадутся незнакомые мне выражения, а я не хочу пропустить ни одного слова из вашего гениального произведения.
Хозяин улыбнулся неприкрытой лести и достал толстый словарь в потертой кожаной обложке. Теперь у Сомова было все, что требовалось для реализации его нового проекта. Он, не мешкая сходил к плотнику за линейкой, вернулся в кубрик и принялся за черчение. Когда чертеж был готов, Виктор зарылся в словарь и начал делать записи на отдельных листах бумаги. Работа близилась к завершению, как вдруг на палубе раздались радостные крики, а в кубрик свесился вниз головой матрос и выкрикнул:
– Останд!
Все возбужденно загалдели и дружно полезли наверх. Берег Останда ничем не отличался от эльфийского берега, и смотреть, честно говоря, было не на что. Те же горы, покрытые лесом, свозь который местами прорвались голые вершины скал, а над ними все то же грязное пасмурное небо. Но общая радость команды невольно передалась и Сомову и даже суровому капитану, который приказал выдать всем матросам по чарке вина. Все свободные от дел моряки с ликованием устремились вслед за бочонком с хмельным напитком в кубрик, а вахтенные матросы проводили их завистливыми взглядами.
В кубрик набилось такое огромное количество народа, что Виктора зажали в углу на рундуке и не давали закончить работу. Несколько раз Сомова просили поиграть на гитаре и предлагали выпить, но лишь отнекивался. Краем уха он слышал, как разговоры перескакивают с одной темы на другую, а потом речь пошла о кораблях-призраках. Тогда Виктор отложил работу для Преана в сторону и второпях набросал текст песни «Летучий голландец», слышанный им в исполнении Лермана. И когда его в очередной раз его попросили сыграть он не стал отказываться и пробрался в центр кубрика. Матросы оживились, раздвинулись, освобождая место за столом, и передали гитару.
– Сотни лет тому назад, – начал предысторию Виктор своим хриплым низким голосом, – альтийский капитан взял на борт молодую пару. Капитану очень понравилась девушка, он убил ее суженого, а девушкой попытался овладеть силой, но она вырвалась и бросилась за борт. Затем огибая мыс Бурь, корабль попал в ужасный шторм. Матросы стали роптать и предлагали переждать непогоду в спокойной бухте. Капитан убил всех недовольных и поклялся, что никто из команды не ступит на берег, пока они не обогнут мыс, даже если для этого потребуется вечность. Этим он навлек на свое судно страшное проклятье. С тех пор его корабль с черными парусами и мертвыми неуязвимыми матросами бороздит волны океана. И никто из команды не может сойти на берег и горе тому, кто встретит эти черные паруса в открытом океане.
Виктор перехватил удобнее гитару, прошелся по струнам перебором и, поначалу грустно и негромко, но постепенно повышая голос и напряжение запел:
Каждый день, отправляясь в плавание
По морям, свозь ветра и бури,
Я мечтаю о тихой гавани,
Где б мои корабли уснули
И о пристани в синих сумерках,
Где огни угольками рдеют,
Где не верят тому, что умер я,
Где все время ждут и надеются…
И повторил припев с хриплым надрывом, вкладывая в него всю свою боль и отчаяние:
Где не верят тому, что умер я,
Где все время ждут и надеются…
Он бил по струнам все сильнее взвинчивая себя и слушателей, и не узнавая свой низкий и хриплый голос, а когда закончил последний куплет, и затихли звуки струн, в кубрике наступила гробовая тишина. Стало слышно, как жалобно скрипят доски бортов и мощно ударяют волны в форштевень.
– Ну, ты, Седой, даешь. У меня мурашки по коже от твоей песни, – первым очнулся от наваждения и нарушил мертвое молчание боцман, – Вот это ты нагнал на нас жути. Какая странная песня. Ни начала нет, ни конца. Откуда ты только ее взял?
Виктор пожал плечами. Он понимал, что его песня разительно отличается от того что пели местные барды, где события происходили с завязкой, развитием сюжета и заканчивались либо смертью героя, либо «жили они долго и счастливо». Для этого он и рассказал историю летучего голландца словами, перед тем как петь, иначе бы матросы его вообще не поняли.
– Жуткая песня, аж в самое нутро проникает, – боцман протянул чашку: – Налейте-ка мне вина. И Седому налейте! Полную!
После слов боцмана все загомонили и зашевелились, разливая вино и делясь впечатлениями от необычной песни. Виктор пригубил кислое вино и задумался. Во-первых, он не узнавал своего голоса, настолько низко тот звучал, и хрипота не мешала, а наоборот дополняла тембр, во-вторых он сам был потрясен тем эффектом, который произвела песня. Он даже не представлял, что отважных мореходов может что-нибудь напугать, но ведь они действительно испугались. Просто чертовщина какая-то.
– Давай-ка что-нибудь веселое, Седой, а? – попросил боцман, – Не то боюсь, что команда от страха не уснет ночью.
Шутка боцмана вызвала несколько неуверенных смешков и напряжение, вызванное песней, стало спадать.
– Да я только одну веселую знаю, – сказал Сомов.
– Но точно веселую? – недоверчиво спросил кто-то из молодых матросов.
– Точнее не бывает, – улыбнулся Виктор и заранее извинился: – Только она тоже без начала и конца.
– Ничего, давай пой, – послышались голоса с разных сторон, – но только обязательно веселую.
Сомов провел рукой по струнам, заметил, как напряглись вокруг матросы, и опять наступила тишина.
Эту пиратскую лирическую песню он записал самой первой еще утром и сейчас решил исполнить ее не в стиле автора, а так как однажды ее спел актер Филатов в каком-то фильме. И Виктор начал в бодром темпе и с залихватским весельем:
В ночь, перед бурею на мачте,
Горят святого Эльма свечки.
Отогревают наши души
За все минувшие года.
Когда воротимся мы в Останд,
Мы будем кротки, как овечки.
Но только в Останд воротиться
Нам не придется никогда.
Чем дальше он пел, тем сильнее расслаблялись матросы, и расцветали улыбками лица, понимая, о чем в песне идет речь. А вскоре уже весь кубрик горланил припев хором:
Вот только в Останд воротиться
Нам не придется никогда.
Песня о пиратах вызвала бурю эмоций и нашла отклик в душах простых моряков, которые и сами были не прочь пуститься в свободное плавание за удачей. Виктору налили вина, заставили выпить до дна, после чего со всех сторон посыпались просьбы повторить песню еще раз. А как только Виктор взялся за гитару, в кубрик спустился один из офицеров.
– Вы чего тут разорались? – спросил он не строго, а из любопытства.
Ему наперебой стали объяснять причину не без гордости указывая на Вика и похлопывая его по плечу. Офицер выслушал пояснения и разрешил:
– Ну что ж, пойте, я тоже послушаю.
Виктор ударил по струнам и вскоре небольшой кубрик содрогнулся от десятков нетрезвых голосов:
Когда воротимся мы в Останд
Клянусь, я сам взойду на плаху
Да только в Останд воротиться
Нам не придется никогда.
Утром Виктор проснулся всеобщим любимцем. Чувствуя себя местной корабельной звездой, Сомов начинал понимать Преана. Слава оказалась довольно таки приятной штукой. Каждый матрос старался поздороваться или просто сказать ему что-нибудь доброе. А кок даже приготовил ему персональный завтрак.
– Как у господ офицеров, – хитро подмигнул он Виктору.
О том, что он раб, все или забыли или считали это несущественным. Пожалуй, этот последний день плавания был самым счастливым днем Виктора Сомова в мире Осаны. А корабль уже вошел в русло реки и маневрировал на паровом двигателе медленно, но верно приближаясь к цели путешествия. Завтра утром они должны были прибыть в порт Маркатана.
Когда Виктор пришел к магу, тот был абсолютно трезв. Сомов выложил перед ним несколько аккуратно исписанных листов бумаги и сделанный по линейке классический квадратный чертеж кроссворда.
– Что это? – Эргис с удивлением взял в руки листы.
– То, что сделает вас всемирно знаменитым, – ответил Виктор, – Это интеллектуальная игра. Цель игры угадать слова, которые написаны слева направо и сверху вниз и начинаются с номеров. Для каждого номера есть свой вопрос или определение слова. Каждая буква слова записывается в отдельную ячейку. Все слова пересекаются, как минимум дважды и это облегчает нахождение других загаданных слов.
– И это все? – Эргис был явно разочарован.
– Попробуйте сначала поиграть, господин Преан, а потом мы продолжим разговор.
– Поиграть? Ну что же можно попробовать, – маг прочитал первый вопрос, и что-то забормотал про себя, наморщив лоб.
Виктор улыбнулся, Эргис его уже не замечал, моментально погрузившись в мир слов. Поэтому Сомов тихо вышел из каюты и вернулся в кубрик, где начал работать над следующей песней о морской тематике. «Девушка из Нагасаки» оказалась сложнее, чем ожидал Виктор, и пришлось неоднократно править перевод, добиваясь идеальной рифмы. За этим занятием его и застал маг, который полностью разгадал кроссворд (студент не стал делать его слишком сложным) и довольный собой не утерпел и лично спустился в кубрик к Сомову. Увидев, что там полно матросов, Эргис сразу напустил на себя важный вид.
– Седой, ступай за мной, – отдал он распоряжение.
Разговор продолжился уже в каюте мага.
– Занимательная игра, оригинальная, но есть ли у нее будущее? – сомневался Эргис.
– Господин Преан, можете быть уверены, что даже когда не будет ни вас, ни меня в эту игру будут продолжать играть люди всех возрастов и любого пола. А чтобы мир не забывал, кому он этим обязан, предлагаю назвать ее «Преанолла», то есть «Игра слов Преана» и всегда указывать это название над сеткой.
– Не думаю, что книгу со сборником таких игр будут покупать, это довольно скоро наскучит, – продолжал терзаться сомнениями маг.
– Вы не совсем правильно видите будущее этой игры, – убеждал его Сомов, – Вариант в виде книги не подходит совсем, разве что в виде небольших брошюрок с десятком другим сеток, да и то не в первое время. Заметьте, что лист обычной книги вы читаете меньше минуты, а на кроссворд вы потратили несколько часов. Всего на одну сетку. Идеальным вариантом было бы печатать кроссворды в журналах или газетах в единичном варианте. Например, в еженедельном журнале, а в последующем номере журнала давать ответы на предыдущий кроссворд. Когда игра наберет популярность, можно будет предлагать небольшое вознаграждение первому, кто отгадает кроссворд. Это еще сильнее подстегнет к ней интерес.
– Ты думаешь, что игра будет популярной? – с надеждой в голосе спросил маг.
«Я знаю это» – хотел сказать Сомов, но избрал более обтекаемую форму ответа:
– Я уверен, господин Преан, что эта игра станет самой востребованной из всех существующих интеллектуальных игр, и вы сами в этом скоро убедитесь.
Абсолютная уверенность раба передалась и его хозяину, который успокоился, аккуратно сложил листы кроссворда в кожаную папку и завязал тесемки. Но перед этим он вывел над сеткой своим красивым почерком «Преанолла» и полюбовался, как смотрится кроссворд и название вместе. Смотрелось просто отлично и Эргису уже не терпелось увидеть то же самое, но в напечатанном виде в каком-нибудь столичном журнале и желательно с большим тиражом.
Ближе к ночи у капитана Креона состоялся традиционный прощальный ужин, на котором в обязательном порядке присутствовали все офицеры и маг. Перед расставанием старые обиды были забыты, и капитан даже соизволил выставить бутылку крепкого алкогольного напитка сродни земному коньяку. Все пили понемногу и даже корабельный маг не злоупотреблял, а наслаждался букетом великолепного коньяка. Однако крепкий напиток сильно пьянил, и господам захотелось музыки, а когда выяснилось, что седой раб не только играет, но уже и поет на чистом остандском языке, Сомова немедленно призвали к себе.
В каюте капитана Виктор оказался впервые и с удивлением оглядел спартанскую обстановку, которую предпочитал суровый Креон. В отличие от мага у капитана все было аккуратно убрано и хранилось в закрытых шкатулках, деревянных ящиках и сундуках. Господа не прервали ни беседы, ни трапезы при появлении раба с гитарой и лишь указали жестом – играй. Удобнее устроившись на стуле, Сомов выдал музыкальную тему из игры Silent hill. Нельзя было сказать, что слушателям понравилась эта грустная мелодия. Капитан даже не удержался от язвительной реплики в адрес мага:
– Я слышал, господин Преан, как иногда вы поете у себя в каюте печальные песни. Не желаете порадовать нас своим исполнением? Музыка подходящая.
– Увы, но я сейчас не в форме, – ответил, ощерившись, маг, – Я пою только, когда пьян.
Стало понятно, что господа желают не странной грустной музыки, а веселых песен, и Виктор сыграл уже проверенный на матросах вариант «Когда воротимся мы в Останд». Песня вызвала улыбки и была принята благосклонно, но той бурной реакции, что была днем ранее, не наблюдалось. Может, тема пиратов была не так близка офицерам, как матросам? Ну что же посмотрим, как вы отреагируете на Владимира Семеновича. Он ударил по струнам:
– Корабли постоят и ложатся на курс…
По лицам слушателей было заметно, что песня их зацепила. Разговаривать, и есть они, наконец, перестали. Но что-то все равно было не так, как раньше и Сомов сам это чувствовал. Виктор задумался, в чем дело, и поймал себя на том, что играет и поет он отстраненно, не вкладывая в песню те эмоции, которые рвались из него во время исполнения «Летучего голландца». Оставалась последняя песня в его репертуаре, и он решил выложиться полностью.
Сомов настроился на нужный лад, собрался с мыслями и чувствами и попытался вжиться в роль того человека от чьего имени будет петь. Неторопливо перебирая струны, он начал даже не петь, а хрипло говорить:
– Он капитан и родина его Останд…
Постепенно в его голосе проявлялась мелодичность, и вот он уже с силой ударил по струнам и запел. Виктор исполнял песню «Девушка из Нагасаки», только в его варианте девушка была из Олгафа. С каждым куплетом он повышал голос и усиливал эмоциональное наполнение песни. Виктор был настолько поглощен исполнением, что даже не замечал слушателей, которые зачаровано замерли, оказавшись полностью во власти песни. А как только смолкли звуки гитары, капитан Креон неожиданно порывисто встал и, не говоря ни слова, почти выбежал из каюты. Офицеры недоуменно проводили его взглядами. Может быть, Виктору показалось, но в глазах мужественного капитана блеснули слезы. Но, наверное, все-таки показалось.
– Девушка у него в Олгафе, – пояснил Преан, ни к кому конкретно не обращаясь, и неприлично хихикнул: – А в Маркатане жена.
Он потянулся к бутылке, но передумал и убрал руку. А потом повернулся к Виктору.
– Хорошие песни, душевные, – маг изучающе и как-то по-новому посмотрел на Сомова, – Ты продолжаешь меня приятно удивлять, Вик. Но достаточно на сегодня песен. Иди, отдыхай.
Выйдя на палубу бывший студент, увидел капитана. Он стоял неподвижно и смотрел куда-то в ночь, вцепившись побелевшими пальцами в борт. На ветер, моросящий дождь и холод Креон не обращал никакого внимания. Виктор подумал, что капитан его не заметит, но ошибся.
– Седой, – окликнул его капитан Креон, – подойди сюда.
Виктор приблизился, ежась от холодного ветра. Капитан показал ему на место рядом с собой. Некоторое время он молчал, а Сомов послушно ждал, прижимая к себе гитару и пытаясь прикрыть ее от дождя.
– Ты талантливый человек, Седой, – нарушил, наконец, молчание капитан, – У тебя могло бы быть большое будущее, если бы не плачевное положение раба. Хочешь, я могу попробовать устроить тебя придворным певцом к кому-нибудь из моих богатых знакомых и очень достойных людей, понимающих толк в искусстве и музыке. Сможешь нормально жить и заниматься творчеством, а возможно даже получишь свободу.
– Спасибо, господин Креон, – довольно сдержанно поблагодарил его Сомов, – Но хозяин уже обещал отпустить меня на свободу в скором времени.
– Порядочная скотина твой хозяин, – грубо отозвался капитан об Эргисе, – Впрочем, как знаешь. А гитару можешь забрать себе. Я заплачу ее прежнему владельцу, так что считай теперь она твоя. Это тебе за песню.
– Огромное вам спасибо, господин Креон, – от души сказал Виктор и поклонился.
Он спустился к себе в кубрик и безмятежно уснул, не ведая, что о его судьбе состоялся еще один разговор.
– Продайте мне вашего раба, – без обиняков предложил капитан магу, – Я готов заплатить за него пятнадцать золотых. Дороже его все равно никто не купит. Соглашайтесь, господин Преан, это очень хорошая цена.
Слегка захмелевшие офицеры встрепенулись и изумленно переглянулись. Всех поразили, и неожиданное желание Креона приобрести раба и огромная цена, которую он предложил. Пятнадцать золотых это было жалование капитана за три месяца плавания. Эргис нахмурился и долго не отвечал, постукивая пальцами по столу, а затем впервые за вечер решительно налил себе полную чашу коньяку и лихо выпил его одним залпом. Поискал закуску, водя рукой над столом, но так и не стал закусывать.
– Не продам, – сипло выдохнул он и посмотрел на всех присутствующих с вызовом, – Даже за тридцать не продам.
