=== Глава 1. Вспомнить всё ===
Татуин.
Четыре года спустя.
То, что что-то во всем происходящем не так, он понял не сразу. Далеко не сразу.
Он, конечно, слышал, что бывают случаи осознанного перерождения, когда душа прекрасно помнит свою предыдущую жизнь, вот только ему не повезло попасть в число этих избранных счастливчиков.
Да и уровень развития, скажем откровенно, до святого не дотягивал. Очень сильно не дотягивал. Грешки, мелкие, но все же, желания и устремления… в общем, не монах из далекого Тибета и совсем не йог из Индии.
Совсем нет.
Для него все началось с проблесков.
И именно это его и спасло.
* * *
Беру нахмурилась, внимательно следя за малышом, сосредоточенно ковыряющим отверткой в каком-то хламе, оставшемся от попыток ее мужа починить очередного, купленного на распродаже джав, дроида.
Маленький светловолосый мальчик смешно хмурил бровки, увлеченно тыкая инструментом в разворошенное нутро «ведра с гайками», сопя и ерзая от нетерпения. Неожиданно он застыл, замерев как статуя. Вихрастая голова поднялась, глаза недоуменно обвели помещение, дроида, наткнулись на женщину…
Беру могла поклясться, что на мгновение в голубых, невероятно чистых и ярких глазах мелькнула паника и… в следующее мгновение малыш вновь принялся потрошить лежащую перед ним кучу металлолома.
Женщина вздохнула, мучительно раздумывая. Эти странные приступы, как она их про себя называла, начались примерно два года назад. В день рождения ее воспитанника. Мальчик восхищенно пялился на поставленный перед ним торт, стискивая кулачки в ожидании, когда дядя зажжет, наконец, свечи.
Оуэн щелкнул зажигалкой, Беру подбодрила малыша, набравшего полную грудь воздуха, словно он должен был задуть не две, а двести две свечи по меньшей мере, и тут это произошло в первый раз.
Взгляд изготовившегося тушить свечки мальчика стал… осознанным.
Словно на краткий миг ребенка отодвинули в сторону и из его глаз выглянул кто-то гораздо более взрослый. Кто-то… чужой. Чужак озадаченно моргнул, уставившись на торт, и… в следующее мгновение малыш выдохнул и радостно захлопал в ладоши.
У Беру затряслись руки.
Она весь день наблюдала за воспитанником, ища подтверждение своим неясным страхам и смутным опасениям, но все было как обычно, и она успокоилась. Мужу Беру ничего не сказала. Доказательств не было, а волновать его зря… не стоило.
* * *
Вспышки… ему казалось, что он спит, видя странный, фантастический фильм, и все никак не может проснуться. Тело не подчинялось, а личность была разделена на «Я-взрослый» и «Я-ребенок». Странное ощущение, словно ты — оператор, управляющий куклой, или центральный компьютер, передающий информацию второстепенному…
…Или зритель, попавший в фильм. С эффектом полного присутствия.
Впервые он смог «проснуться» в два года. Неожиданно сон стал реальным, пусть и всего на пару мгновений!
Он смотрел на стоящий перед ним маленький торт, на котором гордо возвышались две свечки, которые вот-вот должен был зажечь высокий крупный шатен, и в голове вдруг заметался миллион мыслей. Кто он? Где он? Что происходит?
Всего пара мгновений, но этого хватило, чтобы загадать желание и отдать команду телу. Свечки погасли, как и сознание, ловя рассыпающуюся на части мысль.
Хочу вспомнить. Все.
Следующая вспышка произошла через полгода. Он бегал возле дома, в наступающих сумерках, окутывающих облегченно вздыхающее небо, и неожиданно поймал себя на мысли, что это — не его мир.
Другой.
Еще через месяц все повторилось. И еще через месяц… и через неделю. Сознание ребенка расширялось, раздвигая свои границы, впитывая понемногу начинающие просачиваться сквозь все увеличивающиеся бреши в окружающем его барьере знания. Он словно рос, медленно, неторопливо, но уверенно увеличивая себя во всех направлениях.
Личность-осколок, управлявшая все это время телом, и основная личность, спящая до поры до времени, начали сливаться, смешиваясь и перетекая друг в друга.
Позже, размышляя над своим детством, до того, как «проснулся», он пришел к выводу, что именно это его и спасло.
Травматический шок от рождения, поставивший блок на личность и воспоминания и оставивший только чистое, незамутненное сознание новорожденного, ясно читаемое любым одаренным.
В этом ему повезло, во всяком случае, именно так он считал.
Оби-Ван забрал его сразу после родов, неотлучно находясь рядом до прилета на Татуин, до того момента, как его отдали Ларсам. А ведь были еще и Йода и, скорее всего, еще кто-то, он не знал, кто именно, но помнил смутное ощущение нескольких… разумных. Да, разумных. К этому тоже надо было привыкнуть.
И что бы они сделали, обнаружив в теле юного Скайуокера взрослую личность? А ведь это было бы просто… для тех, кто читает разумы, как открытые книги, внушает мысли и чувствует эмоции… и что бы они сделали?
Вот так прямо взяли бы и обрадовались?
После чего тут же выслушали бы его историю, закутали в золотые пеленки и сели кружком, внимать его мудрости в виде знаний о грядущем?
Наивно и глупо.
Он пока не знал, был тут Реван или нет, но вот повторять его историю не хотелось. Совсем.
Да, его личность уже не та, какой была до его вселения в тело «Новой надежды», да, большинство его знаний бесполезны в этих мирах, да, многие воспоминания отсутствуют или приходят в виде кусков.
Но это его воспоминания, это его личность, и он не собирается от нее отказываться! Или позволять кому-то стереть ее во имя высших интересов.
Это его жизнь.
Он уже почти вернул себя, ужасаясь и приходя в восторг при каждой «вспышке», еще немного — и он полностью проснется!
Мальчик, смотрящий на небо, где в рассветной тишине всходили два раскаленных добела шара плазмы, хмыкнул и потер глаза. Небо стремительно наливалось невозможной, прозрачной голубизной, такой, какой никогда не было на Земле. Там небо другое. Более темное, более синего оттенка, и солнце там одно, желтое, не белое, как кипящая плазма. И звезды другие… совершенно.
* * *
Беру хмурилась, глядя, как маленький Скайуокер носится по пескам, гоняя какую-то мелкую живность.
— Не ребенок, а истребитель! — проворчала она, покачав головой. Приступы прекратились, по крайней мере, она их больше не замечала. Странности малыша ее беспокоили, но еще больше ее беспокоило другое.
Бен, как он теперь себя называл, стал все чаще крутиться поблизости. К ребенку он не подходил, но Беру пару раз замечала в отдалении силуэт в мантии. Это… беспокоило. Беру знала об отношении мужа к джедаю, да и если честно, то она и сама не хотела с ним общаться. Некоторые замашки Кеноби были… неприятными.
Она вновь выглянула на улицу, отыскивая взглядом мальчика. Неугомонный сорванец поймал-таки свою добычу и теперь сосредоточенно ее рассматривал, аккуратно, но твердо держа ее в цепких руках. Ящерица шипела, дергалась, но все было бесполезно: маленький исследователь крепко зажал ей лапки, подняв на уровень глаз и поворачивая из стороны в сторону.
* * *
Забавно, но полное слияние произошло как-то буднично и незаметно. С каждым днем его контроль над телом все возрастал, с каждым разом он вспоминал все больше и больше. Не все, конечно, совсем даже не все, как он надеялся, но и те куски, которые вспыхивали в сознании яркими или не очень картинками, радовали до невозможности.
Иногда вспоминалась сущая чепуха. Он не помнил лиц родителей прошлого тела, но отчетливо видел, как вращается кольцо с погремушками над детской коляской, которую подарила сестра его отца.
Все-таки ему повезло. За эти четыре года, что прошли с момента его рождения, копилка знаний пополнилась всеобщим и хаттским языками (за это отдельное спасибо Оуэну — матерился он просто виртуозно!), он научился читать и писать, разбирать на запчасти все, что попадало в руки, и собирать из этого хлама непонятно что: нечто дергающееся, шевелящееся и выполняющее странные или не очень функции; определять с точностью до градуса температуру окружающей среды, только взглянув на положение солнц на небосводе; разбираться хоть как-то в окружающей его действительности и немного водить спидер. На кнопки и педали, во всяком случае, жать научился уверенно.
Это сильно облегчало жизнь, сводящую с ума своей необычностью.
Вот и сейчас он, рассматривая яркую ящерицу, ощутил, как в паззл под названием «Люк Скайуокер» встал последний кусочек, создав необычную картинку.
Ребенок, прищурившись, оценивающе взглянул на ящерицу, злобно шипящую и пытающуюся его укусить, и, перехватив ее поудобнее, резким движением рук сломал ей шею.
— Свежее мясо никогда лишним не бывает, — цинично ухмыльнулся мальчик, смотря на окружающую его пустыню.
Она была живой. Пески шуршали и пели, остывая, накатывая волнами, словно море; она была наполнена жизнью, хоть это и казалось нереальным: ящерицы, вомп-песчанки, сарлакки и джавы, хатты и крайт-драконы, тускены и фермеры всех рас, контрабандисты, рабы и наемники.
Отстойная яма галактики, место, где не ходят паспорта и за деньги можно купить все, а продать — еще больше. Место, где каждая секунда существования — борьба за выживание, криминальная столица местечкового разлива, мясорубка, перемалывающая жизни и выплевывающая измочаленные кости.
Ни капли воды, только песок, шуршащий и живущий своей жизнью. Горячий, безжалостный, смертоносный.
Теперь это — его родина.
Мальчик вздохнув, прикрыл глаза, поднимая лицо навстречу лучам солнц-близнецов.
— Свет… постоянный свет, жара, пустыня… только серы не хватает. Интересно… — пробормотал он, покачивая в руке тушку ящерицы, — каким именно местом думала Амидала, давая мне это имя? Люк… правильно — Luc, от латинского Lux, то есть «светлый». Светлый… — ребенок неприятно усмехнулся, смотря вдаль. — Светлый… Люц… полная форма — Люцифер. Светоносный, Свет Несущий… крайне подходящее имя, учитывая мое происхождение. Герой, Новая Надежда и прочее. Интересно, насколько все совпадает? Пока что, вроде, все соответствует, хотя по этому периоду известно мало. М-да, мало данных…
Он сделал пару шагов, не обращая внимания на раскаленный песок и неимоверную жару, окружающую его и иссушающую все вокруг.
— И эта чертова жара… никогда не хотел жить в Сахаре…
Выглянувшая наружу Беру осмотрелась, нашла взглядом мальчика и крикнула:
— Люк! Домой, обедать!
Мальчик вздохнул и закричал в ответ:
— Иду, тетя Беру!
Покачав головой, он отвернулся от бескрайнего песчаного моря, пробормотав:
— Добро пожаловать в Ад, Люцифер.
* * *
Высокая черная фигура быстрым шагом промчалась по коридору «Истца», грохоча сапогами. Настроение было такое… соответствующее. Дверь отрезала его от внешних шумов, и ворвавшийся ураганом в свои покои Лорд Вейдер, в ярости сжав кулаки, тихо зарычал. Его опять выбесили. Опять. Снова. Как всегда…
Сосредоточившись, он сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, успокаивая бушующие эмоции. Контроль. Полный контроль. Мастеру не понравится, если он опять сорвется. А ведь он сорвется, если эти отрыжки хатта не перестанут выводить его из себя своей некомпетентностью!!!
Метнувшись в зал для тренировок, Вейдер на полной скорости врубился в ряды дроидов, превращая их тела в металлические отходы. Меч гудел, яростно, как и его хозяин, изничтожая тех, на ком можно было сорвать свою злость. Искры летели во все стороны, черный силуэт метался легкой тенью, хотя это казалось попросту невозможным.
Контроль!
Полный контроль!
Если Мастер узнает, что он опять потерял контроль (а он узнает обязательно!), то ему не поздоровится… как тогда.
Вспышка воспоминания о гневе Мастера отрезвила не хуже ледяных водопадов Зиоста. Вздрогнув, ситх нервно оглянулся и облегченно выдохнул. Ничего. Тишина. Тишина и спокойствие… и только обломки дроидов усеивают пол огромного зала…
* * *
Он тогда долго приходил в себя.
Мастер был рядом. Когда бы он не открыл глаза, невысокая по сравнению с ним, хрупкая фигура Императора обязательно находилась в поле зрения. Тихая и безмолвная.
Покончить с собой не получалось.
Спокойный, как горное озеро Леорр, на берегу которого он как-то прогуливался с Падме, смотрящий на него ясным, каким-то кротким взглядом, под которым Энакин чувствовал себя вомп-песчанкой перед крайт-драконом, полностью контролирующий его организм. Медики дежурили посменно, окруженные помощниками и дроидами, колющие ему что-то непонятное под одобрительные кивки Палпатина, постоянно берущие какие-то образцы и анализы, ведущие исследования, спорящие до хрипоты и бросания друг в друга самыми разными предметами, оживленно что-то обсуждающие с Мастером, как оказалось, превосходно разбирающимся в медицине.
Постоянная боль, присутствующая где-то на границе сознания, постепенно уходила, истончаясь и тая. Раны регенерировали с невероятной для обычного разумного быстротой, в организм постоянно вводились питательные вещества, идущие на выработку всего необходимого, Мастер часто что-то делал Силой, ускоряя процесс выздоровления и сверля иногда ученика каким-то странно предвкушающим взглядом.
От этого становилось страшно.
Забавно, он, практически умерший, горевший заживо, мечтавший сбежать в небытие, боялся ласковой улыбки милого пожилого мужчины с кротким взглядом, каким любил иногда предстать Лорд Сидиус.
Время шло, отвалились толстые корки обугленной плоти, обнажая новую, молодую, чувствительную к малейшему движению воздуха и легчайшему касанию. Волосы оказалось невозможно восстановить: слишком долго горел Энакин, слишком высокой была температура лавы, слизавшей кожу, невзирая на попытки окружить себя коконом Силы. Это спасло ему жизнь, но не спасло тот слой эпидермиса, который содержит волосяные фолликулы и нервные окончания.
С буйной гривой медовых волос, которой он втайне гордился и намеревался отрастить подлиннее, подражая Квай-Гону, пришлось попрощаться навсегда.
Глаза потускнели. Когда-то ярко-голубые, необыкновенного оттенка, они стали какими-то серо-голубыми, с вкраплениями желтизны, что в сочетании с потемневшими белками смотрелось кошмарно. Глазницы впали, потемнели, с левой скулы никак не хотел сходить грубый рубец с впаянными вокруг угольками, которые словно приросли, их ничем не могли убрать.
Новая кожа стала жуткого молочного цвета, неестественного, неживого, никакого следа от того золотистого загара, что остался на память от Татуина.
В зеркало было неприятно смотреть, видя остатки былой красоты и силы, превратившиеся в пародию на самих себя.
Была еще одна проблема. Протезы.
Обычные подходили плохо, не справляясь с потоком Силы, который запросто выдерживало тело. Пришлось разрабатывать специально под него, а еще костюм… Обычный воздух вызывал удушье, обожженные легкие и трахея отказывались хоть как-то выполнять свою работу, поэтому респиратор стал насущной необходимостью, а маска защищала слезящиеся даже от тусклого света глаза.
Он смотрел в зеркало, ища Энакина Скайуокера, и не находил его. Там, напротив него, был только Дарт Вейдер, Темный Лорд Ситхов, чудовище непонятного вида, закованное в броню. Пришлось заново учиться ходить, двигаться, дышать, есть и даже спать.
В тот день, когда его состояние стабилизировалось окончательно, Сидиус выглядел особенно ласковым и участливым. И это было не к добру. Предчувствия орали, что что-то будет, но вот что именно, он разглядеть не мог. Сидиус недаром был Мастером, просчитать такого… не с его пока умениями.
Он стоял на колене, опустив голову, страшась посмотреть в наливающиеся желтым глаза Императора.
— Скажи мне, Дарт Вейдер, — Палпатин соединил кончики пальцев, ровно сидя на троне. Темные тяжелые одежды окутывали его тело, оставляя видимыми только голову и узкие кисти рук с тонкими аристократическими пальцами. Ситх всегда следил за собой, охотно демонстрируя окружающим богатство гардероба высокородного уроженца Набу, славного своими многовековыми традициями и воспитанием. Вот и сейчас на нем был надет великолепный наряд из тяжелого бархата, стекающий с фигуры мягкими складками.
— Скажи, я оказался плохим Мастером? Недостойным доверия, тем, к кому относятся лишь как к неизбежному злу? Я плохо тебя учил?
Желтые глаза внимательно осмотрели коленопреклоненного мужчину, покорно склонившего голову и внимающего каждому слову.
— Видимо, плохо. Иначе почему же ты решил… сбежать?
Сидиус легко стек с трона, плавно шагнув к своему ученику, от чего у того екнуло сердце. Ухоженная рука изящным движением подняла его голову за подбородок, вглядываясь сквозь маску, пальцы держали твердо, не давая вырваться.
— Знаешь, Дарт Вейдер, я думаю, что во всем этом была и моя ошибка. Я был слишком мягок с тобой, словно… джедаи, — Император выплюнул последнее слово, цепко держа ученика. — Ты привык, что тебе попустительствуют, ты привык ни во что не ставить своего Учителя, ты решил, что, став ситхом, можешь творить все, что вздумается. Не так ли, Ученик?
Вейдер промолчал, опасаясь спровоцировать стервенеющего на глазах Палпатина на что-то, что ему совсем не понравится.
— Ты совершил несколько проступков. Ты обманул своего Мастера… И ты потерял контроль.
Температура в зале резко упала, холод просачивался сквозь доспехи, достигая сердца.
— И, что хуже всего, ты решил сбежать от ответственности…
Сидиус жутко ухмыльнулся, заставляя своего ученика облиться холодным потом в ожидании предстоящего наказания. А в том, что оно будет, он уже не сомневался.
— Зряяя… — протянул ситх, растягивая губы в довольной улыбке. — Натворил дел — получи награду.
Молния Силы сорвалась с пальцев, отправляясь в короткий полет, скручивая тело судорогой, заставляя скрипеть зубами в попытке удержать рвущийся из горла крик.
Молнии перемежались поучительными наставлениями, погружая в беспамятство и вырывая из него в жестокую реальность. Сидиус плавно, не торопясь, рассуждал о качествах хорошего ученика, сетуя, что ему попался испорченный материал, но это не страшно, он вырвет из непослушного Вейдера дурные наклонности.
— Запомни, ученик… — тяжелый подол бархатной мантии коснулся скребущей плиты пола руки в кожаной перчатке, — контроль. Вот что отличает Мастера от того полуживотного, которым становятся потерявшие себя, поддавшиеся зову Темной стороны одаренные. Только это поможет тебе выжить.
Он внимательно осмотрел валяющегося на полу Вейдера, не имеющего сил даже встать.
— На сегодня урок закончен. Можешь идти.
Усмехнувшись, Сидиус выплыл из зала, окруженный отрядом Алой гвардии. Вейдер попытался отскрести себя от каменной поверхности, но рука подломилась, и он тяжело, с надрывом застонал, пережидая приступ острой боли. Прошло много времени, прежде чем он смог встать и на неверных ногах поковылять в свои покои.
* * *
Бейл улыбался, тихо входя в покои дочери, решив не афишировать свое присутствие и сделать любимице сюрприз. В руках был подарок, который он с удовольствием подарит дочери, наблюдая ее радость и радуясь ее счастью.
За эти годы он окончательно принял девочку как свое собственное дитя. Да, они не родные по крови, и что с того? Он ее вырастил, воспитал, она его дочь, а он ее отец. Так было и так будет. Их афера удалась «на все сто». Никому и в голову не пришло, что дитя, представленное в качестве Наследницы, не их родное.
Придворные были в шоке, но не столько от внезапно вдруг появившегося ребенка, как от того, что они упустили признаки беременности, ведь появление Наследницы меняло все политические расклады! А значит, надо заключать новые союзы, расторгать старые и пробиваться к трону, чтобы успеть повлиять на вскоре начинающий формироваться ближний круг принцессы.
Какие интриги начали закручиваться! Какие страсти бушевали в душах разумных, пытающихся урвать свой кусок сладкого пирога! Служба безопасности с ног сбивалась, выискивая спрятанное и отсеивая выставленное напоказ. Мужчина нахмурился на мгновение, но вновь взял под контроль выражение лица. Пол Наследницы стал причиной множества подвижек в рыхлой массе придворных.
Уже стало известно, что началась борьба за право представить девочке своих отпрысков мужского пола, причем возраст варьировался очень сильно. Было несколько покушений, попытки шантажа и прочие привычные для политиков вещи. Пожалуй, стоит выделить дополнительное финансирование на СБ и охрану.
Нужно учитывать все варианты…
Мужчина зашел в комнату, и радостная улыбка сползла с его лица, превратившегося в застывшую маску… Лея сидела на полу, перебирая кукол, а вокруг нее летала ее любимая игрушка — плюшевая бабочка, вполне достоверно помахивая крыльями. Нянька-робот повернула к нему голову, почти по-человечески разведя руками и вновь отвернувшись к подопечной.
Вот он, тот момент, которого они с ужасом ждали, мечтая, чтобы он никогда не наступал.
Все-таки Лея унаследовала таланты своего… отца.
Бейл выдохнул, беря под контроль эмоции. Нельзя нервничать, Лея крайне чувствительна и легко считывает все, творящееся внутри.
— Папа!
Девочка вскочила, помчавшись к отцу, Бейл ее поймал, подкидывая в воздух. Забытая игрушка упала на пол.
— Моя принцесса! Моя красавица!
Бейл прижал к себе Лею, целуя раскрасневшиеся щечки и обдумывая, как разрулить ситуацию. Лея с тревогой посмотрела ему в лицо.
— Папа?
— Все в порядке, принцесса, но нам нужно поговорить. Это очень важно, понимаешь?
Девочка кивнула, тут же настроившись на серьезный разговор. Бейл довольно улыбнулся. Что ни говори, а кровь берет свое, жаль, что от этого Скайуокера ей достался дар, правда, это единственный недостаток, который у нее есть. Лея — истинная дочь Амидалы, недаром та была избрана Королевой, не достигнув и четырнадцати лет. Изумительные задатки и таланты, которые нужно только раскрыть правильным обучением.
Лея уже сейчас показывала прекрасные результаты, ее обучают лучшие из лучших, те, кто учил его и его королеву. А с этой проблемой они справятся, такое пускать на самотек нельзя. Значит, надо поговорить с дочерью и переговорить с давно уже найденными знающими людьми.
— Лея. То, что я тебе скажу сейчас, крайне важно. От этого зависит не только благополучие нашего мира, но и наши жизни: твоя и наши. Наши жизни сейчас в твоих руках.
Девочка сжала кулачки, крайне внимательно слушая отца. В голове билась мысль: жизни родителей зависят от нее.
— Я очень рад, что у тебя проявились необычные способности… — Бейл довольно улыбнулся, выстраивая структуру разговора. — Но знать о них никто не должен. Как ты думаешь почему?
Малышка задумалась. Ее очень хорошо учили, начиная с двухлетнего возраста, и сейчас наступил момент применить все полученные ею знания.
— Такие способности есть не у всех, — начала рассуждать Лея, внимательно смотря на отца. Бейл одобрительно кивнул, поощряя. — Значит, если их продемонстрировать случайно или намеренно перед посторонними, это будет замечено и использовано против меня и вас. Скорее всего, это… опасно? — она вопросительно взглянула карими глазами. Бейл похлопал.
— Умница! Да, милая, это — опасно. Видишь ли, я не знаю подробностей, но есть сведения, что использование такого дара можно засечь на расстоянии. За одаренными охотятся, и осуществляют это государственные структуры, подчиняющиеся Императору. А это… мы не знаем, что с такими делают сейчас, но пару лет назад множество одаренных были просто… убиты.
Девочка побледнела, осознав почти коснувшуюся ее опасность.
— Поэтому, умоляю, не используй свои таланты, как бы тебе этого ни хотелось. Хорошо? Я навел справки, есть знающие разумные. Скоро они прибудут, и мы с ними поговорим. Принимать решения будем только после ознакомления со всей информацией. Хорошо?
Лея кивнула, слабо улыбнувшись, и Бейл решил сменить тему. Нужное отношение уже создано, впечатления от разговора именно те, что надо. Теперь закрепим результат.
— Молодец! А теперь, в награду за проявленную рассудительность, извольте получить свой подарок, моя принцесса!
Лея выдохнула, с восторгом кинувшись потрошить сверток, а Бейл довольно прикрыл глаза. Четверть часа — и нужные сообщения отправятся своим адресатам.
* * *
Забавно, говорят, человек такая тварь, что ко всему может привыкнуть. Он с этим не спорил. Благодаря вернувшейся, хоть и не совсем в полном объеме, памяти он знал, как должны выглядеть нормальные условия для жизни, но от этого окружающее его не становилось менее привычным, хоть и вызывало иногда ностальгические вздохи и печальные мысли.
Песок. Мир, в котором он теперь жил, представлял собой одну сплошную пустыню, с возвышающимися кое-где горами и редкими оазисами. Песок, жара и почти полное отсутствие влаги. Солнца-близнецы, Тату-1 и Тату-2, выжигали все лишнее с поверхности замученной планеты, вынуждая приспосабливаться к не самым лучшим жизненным условиям.
Все живое пряталось в песок, роя норы, выкапывая пещеры в горах и каньонах, спасаясь от плавящего жара. Разумные не стали исключением. Одним из самых ярких воспоминаний стала поездка с дядей в Анкорхед, неподалеку от которого была расположена ферма. Полчаса на спидере, даже учитывая то, что Оуэн — не Энакин Скайуокер и не гонял с бешеной скоростью — и они прибыли в город.
Люк смотрел на окружающее его в полном обалдении. Анкорхед был похож на их ферму, только размножившуюся почкованием: над поверхностью остались лишь крыши, спасающие от дневного зноя и ночного холода. Противоречивый климат Татуина диктовал свои особенности постройки жилищ: дома росли не ввысь, а вглубь, с толстыми, массивными стенами.
Но потрясало не это…
Обитатели.
Люди, тви'леки, забраки, какие-то странные гуманоиды, дроиды всех видов, форм и размеров… Самые разные виды, расы, формы, размеры и прочее. Множество языков… А вот животных, привычных глазу обитателей любого городского земного пейзажа, бродячих и домашних, не было. Совсем. Домашний любимец — дорогое удовольствие. Его нужно кормить и поить, содержать в специальных условиях, на это нужны деньги. Позволить себе такое — престижно, поэтому никто не будет выгонять вложение капитала на улицу, ведь это — смерть и утрата денег. Немыслимо для этого опасного мира, где разумные выживают с трудом. Он только один раз видел домашнего любимца, которого ему милостиво позволили подержать на руках — самая счастливая минута во всей этой его короткой жизни.
Один знакомый дяди Оуэна, внезапно разбогатевший не совсем честным трудом (норма для Татуина), решил сделать подарок своим близким и, если сказать откровенно, выпендриться. Он купил фелинкса.
Обыкновенная домашняя кошка, самой обычной серой окраски… она показалась Люку самым прекрасным существом во всей галактике, самым дорогим и желанным на тот момент. Пока взрослые переговаривались, Скайуокер пожирал алчным взглядом спокойно сидящее на ковре молоденькое животное. Руки так и чесались схватить, прижать, потискать всласть, чтоб мурчало… Оуэн только покосился на него, немного странным взглядом, но ничего не сказал. Хозяин дома вообще не обращал внимания, занятый разговором.
Желание потискать находящуюся на расстоянии вытянутой руки мурлыку было непреодолимым, и Люк решился.
Как-то, когда тетя Беру была очень сильно занята, он пробрался в ее комнату и посмотрелся в зеркало, большое, ростовое, дающее прекрасный обзор. Хотелось увидеть наконец свою новую внешность.
Что сказать… ангелочек обыкновенный. Светлые пшеничные у корней волосы, переходящие почти в костяную белизну, результат действия солнечного света, сейчас прямые, но что-то подсказывало, что вскоре они начнут слегка виться. Круглое пока лицо, но уже видно, что постепенно начнут выступать высокие скулы и появится упрямый подбородок с намечающейся ямочкой. Прямой нос, золотистая от загара кожа и невероятно яркие, неоновые глаза. Он такие разве что по телевизору когда-то видел у пары человек, вживую не попадалось. Необычайно яркий, сочный голубой цвет, притягивающий взгляд.
Он повернулся боком, мысленно дорисовывая крылышки, и довольно ухмыльнулся. Невинное личико тут же изменилось, став хищным и проказливым. Теперь не хватало рожек. И вил.
Прекрасная внешность, самое оно.
Люк вздохнул, поймав себя на не свойственных его прошлой жизни мыслях. Раньше его внешность интересовала постольку-поскольку. Не красавец, симпатичный — и ладно, люди не пугаются и женщины в сторону не отворачиваются, что еще надо? Сейчас же он рассмотрел свою внешность с точки зрения манипуляций окружающими. Что они увидят? Как создать нужное впечатление?
Люк подошел ближе и попробовал робко улыбнуться. Результат превзошел все ожидания: невинный взгляд наивных глаз, смущенная улыбка и ямочки на нежных щечках. Идеально. Губы растянулись шире, и впечатление изменилось: злорадное создание, вертящее окружающими. Ясно. Так улыбаться нельзя. Пока что нельзя.
Сейчас его внешность играла ему на руку. Осторожно подойдя ближе, он смущенно поднял взгляд, глядя на друга дяди с нескрываемой надеждой.
— Скажите, сэр, можно… потрогать?
Взрослый просто растаял, чувствуя себя в тот момент всесильным исполнителем желаний. Он важно надулся и решительно кивнул.
— Конечно, малыш! Только осторожно!
— Я осторожно! — горячо уверил его Люк, протягивая к ничего не подозревающему фелинксу алчные загребущие руки. Котенок мяукнуть не успел, как его уверенно сцапали, прижали к груди и привычно почесали между ушками и под подбородком, лаская нежную шерстку. Фелинкс замурчал, и Люк расплылся в счастливой улыбке.
Как тогда… дома…
Подержав животное с минуту, он осторожно опустил его на ковер, буквально отрывая от себя.
— Благодарю, сэр!
— Какой воспитанный ребенок! — восхитился мужчина, одобрительно глядя на Оуэна. Тот слегка кивнул, принимая незаслуженный комплимент, и вновь вернулся к разговору.
Люк, повернувшись к взрослым спиной, прищурясь, смотрел на кошку. Котенок безмятежно мурлыкал, лежа на мягком ковре. Хотелось продолжить знакомство — но нельзя. Нельзя портить впечатление, тем более только что созданное. Его, наоборот, надо закрепить.
* * *
Четыре с половиной года… много это или мало? С какой стороны посмотреть. За полгода, прошедшие с момента полного слияния, он многое понял. Времени на размышления было достаточно, даже невзирая на влияние детского тела, окружение и общий уровень жизни, а также неизбежный шок от осознания происходящего в полном размере.
Память вернулась, но далеко не в полном объеме, впрочем, разве люди помнят всю свою жизнь до секунды? Нет. Из своей прошлой жизни он помнил только то, что могло принести пользу: социальные навыки и личные знания и умения… Например, он знал, как танцевать вальс, танго и румбу, было смутное ощущение, что когда-то занятия бальными и латиноамериканскими танцами приносили ему удовольствие. Хобби?
Одновременно он помнил оружие. Огнестрельное и холодное… Огнестрельное вспоминалось в общих чертах и относилось к молодости. Смутные картинки строевой подготовки, марш-броски и стрельбы, вокруг — много таких, как он. Армия. Стандартный призыв родины отдать ей долг в виде службы. Огнестрел ему нравился, но фанатом автомата и пистолета он не стал.
А вот холодное… ножи, сабли, кинжалы и стилеты, большие, маленькие и средние, стандартные и необычные, всех форм и размеров. Его страсть, которую он прятал от всех долгие годы, ведь тогда холодное оружие иметь было запрещено. А хотелось… Да и после, когда мир вокруг резко изменился, а единое государство развалилось на части, все равно это было опасно. Но зато появились возможности. Он смог собрать небольшую коллекцию, его интересовали небольшие ножи и кинжалы, которые можно спрятать в рукав и сделать самому.
Самые разные: металл, дерево, кость и камень. Перед глазами стояли кадры из фильма, где герои во время преследования друг друга делали себе оружие из подручных средств. Он умел не хуже, а даже лучше! Пришлось приложить усилия, но он научился. Не супер-мастер, но умелый и знающий.
Список того, что он теперь знал и умел, был широким. Приготовить еду, начиная с обдирания тушки убитого животного или птицы; наладить контакт с окружением, легко найти общий язык со случайно встреченными людьми; изготовить оружие и воспользоваться им; почему-то неплохое знание латыни, вернее, различных крылатых выражений; слегка разбирается в технике — сломать и починить по возможности; целый пласт различных мелочей из прочитанных книг и просмотренных фильмов; выживание в городе и дикой местности — не рейнджер какой-нибудь или егерь, так, общее, но и этого было достаточно; отдельной группой находились знания по вселенной, в которую он попал.
А вот себя он не помнил. Ни имени, ни когда родился, где именно жил и как умер. Только ощущения — ему было под сорок, холостяк, с работой, приносящей неплохой доход. Не богач, и уж тем более не миллионер, но на жизнь хватало.
Вообще, это напоминало ему паззл. Большой, в несколько тысяч кусочков. Его рассыпали на полу, смешав с еще одним — маленьким, в пару сотен деталей, после чего часть выкинули, а остальное собрали в картинку. И она получилась странной, не такой, как должна быть. Не тот вариант и не этот. Что-то… необычное.
Он раньше таким не был. Таким расчетливым, таким… жестоким?
Вспомнить все. Когда он осознал, что именно вспомнил, хотелось смеяться, плакать и выть на луну, а еще хотелось кого-то убить с особой жестокостью. Он не помнил себя-прошлого целиком, но помнил — ясно и четко, как никогда — как сливался в одно целое с маленькой звездой, вопящей о помощи, помнил, как его рвала на части Тьма, а он пытался урвать от нее кусок, чтобы хоть как-то выжить; он помнил свой первый крик и тихий шепот матери, держащей его на руках. В первый и последний раз.
Амидала прожила еще с полчаса после их рождения.
Оби-Ван отошел на некоторое время, за дроидами и колыбелями, а хрупкая, еле живая женщина прижимала их к себе слабыми руками. С ней творилось что-то непонятное, противоречивые желания рвали ее на части: защитить детей и выжить, с одной стороны, и полное отчаяние и нежелание жить, с другой.
Ее энергия распадалась, заставляя плакать.
Она что-то горячечно шептала, большей частью обращаясь к нему, на каком-то набуанском диалекте, скорее всего. Он запомнил все, до последнего слова, хоть и не знал значения. И еще он прекрасно помнил, как она странно усмехнулась, давая ему имя. Что-то мелькнуло в ее голосе, что-то злорадное, предвкушающее, мстительное… Что-то было в этом странное, что требовалось прояснить.
Лее она улыбнулась, ласково и нежно. Лея… «антилопа» на греческом. Но здесь греков нет. И неясно, были ли они вообще. Значит, значение другое…
Он был теперь другим. Версия 2.0. Улучшенная и дополненная, собранный из двух противоположностей прототип. Раньше он был больше гуманитарием, хотя назвать его хиляком или офисным червем было нельзя. Охота, занятия спортом, оружие и ножевой бой. Но слияние с зародышем личности Люка Скайуокера привнесло великолепные способности к технике. Понимание, самое настоящее понимание техники. Это потрясало.
Мальчишка, ребенок, запросто разбирает-собирает даже не простейшие механизмы, а дроидов! Вы можете это представить? Дроидов! И они работали! А ведь его практически ничему не учили, так, показали инструменты, пару раз он видел потуги дяди на поприще починки разного хлама. Если это передались таланты отца, Энакина Скайуокера, то они потрясают.
А еще хотелось гонять, летать, бегать, прыгать, энергия била ключом и совершенно не заканчивалась. Утомить ребенка беготней — этот вариант здесь не прокатывал. А еще изменился характер. Куски старого, зачатки нового. Видимо, те крохи Тьмы, что он сумел урвать и переварить, борясь за свое существование, даром не прошли. Скорее всего, они послужили катализатором, очистившим шелуху воспитания и ободравшим ржавчину привитых моральных норм, обнажившим его сущность во всей красе.
Гордыня.
Что он чувствовал, зная, что происходит от союза Избранного, того, кто появился на свет в результате манипуляций Темного Лорда Плэгаса Мудрого с Силой, как говорили некоторые намеки в каноне, того, кто сам стал Темным Лордом, и наследницы древней семьи с Набу, веками вращающейся во власти, веками терпеливо отсеивающей лишнее и взращивающей нужное благодаря четкой и последовательной селекции? Гордыню. Ведь Амидала была поистине настоящей королевой!
В четырнадцать руководить целым сектором, защищать планету, воевать — и успешно — с врагами, ломая их планы и истребляя на корню. Умная, твердая, харизматичная, стратег и тактик в одном флаконе, прекрасные данные по всем статьям! И одновременно — невероятное самомнение, которое вылезло ей боком. Такие гены не спишешь со счетов, хоть она и не была одаренной в том смысле, который вкладывался в это понятие здесь, ее способности к логическому мышлению и анализу не уступали предвидению джедаев и ситхов.
Впрочем, Люк чувствовал, что со смертью Амидалы дело очень нечисто. Были основания так полагать — те самые воспоминания и ощущения от его рождения и ее угасания и кончины. Ничего, он во всем этом разберется позже, когда получится хотя бы залезть в Голонет, местный аналог интернета. Это от него не убежит…
А пока надо разобраться с характером. Гордыня, нетерпимость к чужому мнению, приступы жестокости, цинизма и бешенства, дикая ревность, оправдывающая его имя, с которой надо что-то сделать, чтобы это не привело к его падению и краху намеченных планов, а еще гипертрофированное чувство собственничества, жажда власти и лучшего из возможного, покровительство по отношению к неодаренным родственникам, стремление идти вперед, невзирая ни на что.
Бешеная энергия, информационный голод и жажда деятельности.
И подозрение, опаска и зарождающаяся ненависть к тем, кто оторвал его от отца.
Там, в глубине его естества, где бурлила энергия и формировались связи, была пустота. Обрывки тонких, еле успевших сформироваться нитей, соединяющих его с тем, кто его породил, метались, пытаясь нащупать потерянное. И не могли. От этого хотелось выть, вырвать их с корнем и найти потерянное.
Жуткие ощущения, такого он раньше не испытывал. И смутное ощущение причины такого состояния поблизости…
Люк видел его пару раз, так, ловил краем глаза фигуру в коричневой мантии. Бен Кеноби. Дядя от него в восторге не был совершенно и на полном серьезе запрещал с ним общаться. Люк и не рвался, это было опасно. Особенно теперь, когда он стал самим собой. Надо принять меры, он не желает, чтобы кто-то форматировал его личность под свой стандарт. Значит, надо прошерстить знания. Помнится, у него есть целая библиотека в памяти, посвященная разным мистическим способностям и способам обуздать эти самые способности. Когда-то он читал такое, веселясь и утирая слезы от смеха. Пора отделить зерна от плевел, надо защитить свое сознание…
Бредущий по направлению к дому мальчик снова поймал мелькнувшую на грани восприятия темную фигуру. Губы скривились в улыбке, злобной, жестокой.
— Кеноби… подожди, дружок, я вытрясу из тебя все по поводу гибели моей матери и почти смерти моего отца. И тогда… — мальчик светло улыбнулся солнечной улыбкой, — тогда я решу твою судьбу. Твою и остальных, тех, кто молчаливо согласился с Йодой и тобой, тех, кто засунул меня сюда, разлучив с сестрой и отцом.
Люк остановился и посмотрел в сторону, туда, где мелькнул Кеноби, явно следивший за ним, цитируя слова своего тезки.
— Ад слишком мал для нас двоих…
