Глава 27
Высокий полет
Пообедать со мной изъявила желание Молли Рингуолд.
– Та самая Молли Рингуолд? – недоверчиво переспросила мать, когда я поделилась с нею новостью.
– Да! – заорала я в трубку.
– Молли Рингуолд из «Клуба “Завтрак”»? – продолжает сомневаться мать.
– Да! – отвечаю опять.
– Из «Девушки в розовом»?
– Ма, другой Молли Рингуолд нет!
Молли входила в круг самых модных молодых актеров Голливуда и была частью так называемой Brat Pack.
Уже само ее желание встретиться со мной казалось невероятным. Еще более невероятной была причина встречи – она собиралась сыграть меня в новом фильме, который затевала телекомпания Fox.
– Джоанна Стингрей – такой яркий и богатый образ, – рассуждала Молли, сидя напротив меня в ресторане Kate Mantelini на бульваре Уилшир в Беверли-Хиллз.
Мне ничего не оставалось, как кивать в знак согласия и удерживать улыбку до ушей. Было очень странно слышать, как о тебе говорят в третьем лице, как будто тебя тут нет. Джоанна Стингрей зажила своей собственной жизнью, ленинградские события ушли в прошлое, я даже перестала чувствовать, что они имели ко мне прямое отношение. Во всем этом было ощущение нереальности, как будто я впервые выбралась из кроличьей норы и, щурясь под ярким солнцем, с удивлением рассматривала изменившийся мир.
Мы вышли из ресторана, и еще через несколько дней я услышала, что Молли настолько заинтересовалась ролью, что хочет перезаписать и спеть сама мои песни.
– Что?! – я чуть не поперхнулась водой, стакан с которой как раз подносила ко рту. – Да что она о себе возомнила? За свои песни я готова была сражаться до конца. Они были частью меня, как я могу отдать их кому бы то ни было?! В голове у меня крутились слова Сергея: «Не продавайся. Стой на своем. Это твои песни. Никакое кино не стоит того, чтобы отказываться от себя».
Условие Молли принять я отказалась, а она отказалась от роли. Мне это было уже абсолютно безразлично. Я начинала свою собственную музыкальную карьеру, и жалеть о неслучившемся мне было некогда.
Вернувшись в Россию, я вновь занялась видео. Наняла Диму Диброва и Андрея Столярова, двух молодых ребят, работавших на телевидении в Москве, чтобы они сняли клипы на две мои песни: Keep on Traveling и Give Me Some More of Your Love. Мы подписали контракт, и я заплатила им 18 684 рубля, что составляло тогда примерно 622 доллара.
Give Me Some More of Your Love они предложили снимать в заводском цеху, рядом с движущимся конвейером и грохочущими машинами. Текст песни был вызывающим и явно о сексе, но я согласилась на их предложение – входящие друг в друга в постоянном ритмическом движении детали машин не оставляли сомнений в смысле происходящего. Съемки были ужасно забавными: они собрали обычных русских якобы рабочих на якобы заводе, и люди эти просто маршировали перед экраном, стараясь попасть в такт музыке. Как правило, им это не удавалось, но зато у всех были красивые глаза и приятные круглые лица. Меня Дима с Андреем уложили перед экраном, я размахивала руками и ногами, и создавалось впечатление, будто я лечу. Получилось достаточно безумно и до смешного сексуально – мозги у мальчиков что в России, что в Америке работают примерно одинаково. Каким образом им удалось показать клип по русскому телевидению – для меня и по сей день загадка. Как только его пропустила цензура?!
Второе поставленное ребятами видео – Keep on Traveling – мне понравилось еще больше. Они вовсю использовали только-только появившуюся тогда компьютерную графику. Начинается клип кадрами, на которых я в футболке с надписью SHUT UP, размахивая руками, раскрываю и закрываю рот на меняющем с безумной скоростью окраску фоне. В этом клипе я успеваю сменить бесчисленное количество нарядов – какие-то немыслимые шляпы, огромные темные очки, пестрая бижутерия. Одну сцену снимали в заброшенном, полуразрушенном здании. Я крутила велосипедные педали, а кто-то придерживал заднее колесо, чтобы я никуда не уехала. Смонтировали это так, что из-под колес велосипеда сыпались искры. Как и в Give Me Some More of Your Love к съемке привлекли массовку – обычных русских людей с интересными лицами. На лицах хорошо читалась история всех тех трудностей, что им пришлось пережить в жизни. Каким-то образом удалось совместить в одном кадре мое движение в замедленном темпе, а движения остальных – в ускоренном. По всему экрану мелькали цветы. Выглядело все невероятно изобретательно и очень новаторски. Ну и, конечно, не обошлось без Большого Миши – как всегда великолепно выглядящего, крутого и загадочного. Он стал моим постоянным спутником, мне с ним было весело и комфортно.
Ленинград и открытая там Страна Чудес отходили все дальше и дальше в прошлое, превращались в чудесный сон. Но вместе с тем, снимая и монтируя свои видеоклипы, я ощущала тот же дух свободы, что и в первые дни. Со мной уже не было моей банды безумных пиратов, но творческий дух и радость работы над видео воскрешали память. Казалось, они тут же, рядом, сидят где-то в уголке, корчат рожи или пихают друг друга в снегу. Так я нашла для себя способ вновь проваливаться в кроличью нору фантазии и воображения. Клипы стали моим наркотиком: погружаясь в них, я пыталась настичь дух прошлого.
Особенно мне хотелось сделать клип на написанную с Борисом песню Highstrung. Я решила, что буду просто идти по Тверской мимо только открывшегося «Макдоналдса». «Макдоналдс» для меня был воплощением всего самого худшего, что есть в Америке: дешевые замороженные брикеты фарша, в которых хлеба было больше, чем мяса. Мне было грустно от того, что русские тянутся к этой дряни, но хотелось использовать в клипе вьющуюся вокруг ресторана очередь. Снимали мы на черно-белую восьмимиллиметровую пленку. При монтаже в клип добавили кадры танцующих советских колхозников, красноармейцев на параде, физкультурников и пионеров, салютующих точно так же, как Тимур с Африкой. Еще в каком-то моменте я танцую на пляже Петропавловки в Ленинграде и пытаюсь рулить заброшенным в песке остовом старого автомобиля. Рядом со мной Большой Миша, прижимающийся головой к ржавому металлу.
А любимой моей сценой стал проход по Тверской с белой маской на лице. Выглядело это жутковато, и прохожие не понимали, что происходит и как на это реагировать. Мне нравилось прятаться под маской. В этом виделась какая-то правда – все мы прячем часть себя на людях. И по сей день это один из самых моих любимых клипов! В нем лучше всего удалось проявить мое творческое видение, то, как я вижу мир своими глазами.
Когда мне было плохо, я летела в Ленинград и старалась проводить время с Юрием, если он там был. После переезда в Москву мы с Виктором нередко летали вместе между двумя городами – удобно устраивались где-то в последнем ряду самолета и перебирали кучу писем, которые приходили Виктору на адрес Рок-клуба. Он читал их все до единого.
– Если люди тратят время на то, чтобы их написать, я должен найти время, чтобы их прочитать, – говорил он.
– Боже, Виктор, тебя так любят, – не уставала поражаться я, открывая очередное письмо с прекрасными рисунками. – Это просто поразительно.
– Эти письма дают мне особенное чувство, – отвечал он со сконфуженной улыбкой.
Он заслужил эту любовь, и я была счастлива возможности разделить с ним это особенное чувство на высоте десять тысяч метров над землей. Мы летели высоко, головы наши витали в облаках.
