В конце 1998 года мне позвонил мой представитель из агентства талантов.

— Вы интересуетесь театром?

— Может быть, — ответил я.

— Как смотрите на то, чтобы пройти прослушивание.

— Прослушивание куда?

— «Призрак оперы».

— Я в деле! Где и когда?

Я сразу понял, что это был такой трюк — привлечь кого-то вне театрального мира, чтобы стимулировать продажи билетов. Меня пригласили на прослушивание только из-за моей популярности, но это меня ничуть не оскорбило. Ведь речь шла о «Призраке»! Музыкант в маске, чье изуродованное лицо было раскрыто. Шоу, от которого у меня были мурашки десять лет назад в Лондоне. Призрак!

Но я бы никогда не согласился на прослушивание, если бы это перечило планам группы. Однако у нас выдался небольшой перерыв по завершении турне Psycho Circus. И пройдет еще много времени, прежде чем я подумаю о создании нового альбома. Очень-очень много времени. В случае, если бы я успешно прошел прослушивание, то получил бы эту роль в мае 1999 года. Гастроли Psycho Circus продолжалось до конца апреля, а затем мы были свободны до 2000 года, когда должны были отправиться в прощальный тур, который все еще был на стадии планирования. Кто знал, что будет после этого? Музыкальный театр был сферой, которую я хотел исследовать, — возможно, очень скоро мне потребуется запасная сцена.

Весь январь 1999-го у KISS выдался свободным перед тем, как мы должны были выступить на шоу перед Суперкубком 31 января. Предполагалось, что прослушивание пройдет в Нью-Йорке, поскольку все главные участники шоу должны были пройти прослушивание и подписать бумаги в присутствии Харольда Принса (американский продюсер и режиссер, один из крупнейших мастеров музыкального театра второй половины XX века, прославившийся благодаря своим бродвейским постановкам. — Прим. пер.) и его коллег, которые проводили кастинг по всему миру. Неважно, насколько большая ты рок-звезда, они не собирались рисковать франшизой на миллиард долларов.

Я потратил недели, репетируя три песни, которые требовались для прослушивания. Роль Призрака очень много значила для меня, поэтому я хотел как можно лучше контролировать ситуацию с прослушиванием, чтобы добиться лучших результатов. Я понял, что вокал будет одним из определяющих факторов для получения роли. Наконец-то придя на прослушивание, я позволил себе немного поболтать с персоналом, а также пофлиртовал с женщиной, которая была там, чтобы спеть со мной роль Кристины. Люди сидели за столами, словно судьи на Олимпийских играх. Казалось, они только и ждали момента, чтобы показать карточку с оценкой после моего выступления. Я поговорил с ними и отчебучил пару шуток. Понимая, что у меня есть лишь один шанс, я дождался момента, когда мне станет комфортно, и приготовился.

Закончив свой номер, я понял, что блестяще справился. Вскоре после этого мой агент связался со мной и сообщил, что роль моя.

Чтобы все было официально, после возобновления Psycho Circus я созвал пресс-конференцию. Пока я разговаривал с журналистами, в моей голове вертелась одна мысль: «Черт, я в полной заднице. Теперь мне ни за что не отвертеться». Это будет испытание огнем, потому что между окончанием гастролей и моим дебютом в качестве Призрака пройдет очень мало времени. Во время прослушивания я как следует напряг свой голос, но мог ли я делать так каждый вечер?

Мне пришлось полностью вызубрить пьесу во время турне. Я запоминал мелодии и слова в часы простоя или на выходных и проверял себя на концертах KISS. Я пел песни, стоя на краю сцены, всякий раз, когда у меня выдавалась свободная минутка: например, когда другие участники группы исполняли свои соло. Я решил, что если посреди всего этого бедлама и хаоса у меня получится сосредоточиться, то я действительно выучил материал.

KISS завершили турне Psycho Circus в Мехико. Сразу после шоу я постригся и направился в Торонто. Репетиции начались незамедлительно и проходили в студии, которую использовали театры и местная балетная трупа. В первый день меня встретил один-единственный человек — музыкальный руководитель шоу. Он показался мне слегка нервным типом, и было ясно, что мы из разных музыкальных кругов. Я был почти уверен, что он воспринимал меня как какого-то оборванца, который пришел сюда, чтобы осквернить святая святых театра. Первым, что он спросил, было: «Где твой сценарий?» «Я выучил его наизусть», — сказал я. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего. Я сказал ему: «Можете считать меня паршивой овцой, но если скажете, что от меня требуется, я сделаю это». Он сел за пианино, и мы начали работать вдвоем. Это была самая тяжелая работа в моей жизни.

Шесть часов. Каждую ночь я возвращался домой, вырубившись на заднем сидении такси, истощенный эмоционально — из-за того, что требовалось петь непривычным для меня образом, а также физически — из-за самой постановки. Будь я проклят, если превращу все в пародию на «Шоу ужасов Рокки Хоррора». Это был большой настоящий спектакль с захватывающей историей, и я не собирался делать из него рок-версию. Почти сразу же определенные вокальные пассажи вызвали у меня некоторые проблемы. Я должен был разобраться с контролем дыхания и заставить себя работать с песнями, которые не принадлежали мне. Я думаю, что на подсознательном уровне ты пишешь песни, которые сможешь исполнить. Теперь же я пел строки, которые касались вещей, выходящих за рамки моего опыта, вещей, которые не были индуктивными. Оставалось всего несколько недель до того, как мне предстояло выйти на сцену, и я решил, что мне не помешает помощь. Раньше мне не особо везло с учителями по вокалу, потому что они, как правило, пытались полностью переделать манеру моего исполнения. Они использовали шаблонный подход и учили вокалистов этим неестественным псевдо-оперным голосам, не обращая внимания на вокальную основу, которую люди сформировали естественным образом. Вы часто можете услышать такой вокал в группах, которые поют об убийстве драконов и другой фэнтезийной мути. После встречи с одним из таких типичных учителей я обратился за помощью к музыкальному директору шоу. Он рекомендовал мне Джеффри Хуарда, предыдущего музыкального директора «Призрака».

Джеффри оказал мне неоценимую помощь и поддержку. «Тебя наняли из-за твоей манеры исполнения, — сказал он. — У тебя потрясающий голос. Мы не собираемся менять твой “движок”, а просто слегка настроим его». С того момента в утренние часы перед репетициями я работал с Джеффри над моей техникой и самообладанием. Мы с ним прошлись по упражнениям и гаммам, он помог мне с фонетикой и произношением, которые использовались в музыкальном театре. На ежедневных репетициях я носил футболку, джинсы и плащ и использовал обычные вещи в качестве реквизита. Вот тебе метла — представь, что это весло. Вот картонная коробка — играй на ней, будто это орган. Если бы силы моего воображения хватило на то, чтобы превратить все это в нужные объекты, то в реальности впечатление усилилось бы, когда я окажусь на сцене с настоящим реквизитом.

Театр «Пантаджес», где проходило шоу, представлял собой прекрасную отреставрированную площадку с оркестровой ямой и навесом над входом снаружи, на котором красовалось мое имя. Все вот-вот случится! За несколько дней до премьеры, когда мы начали репетировать ключевые сцены в театре с оркестром, я внезапно оглох на правое ухо. Я не знал, что с моей глухотой будет так сложно справиться. Оркестр находился достаточно далеко, и я пел достаточно громко, так что было тяжело улавливать звук со сценических мониторов и не отставать от оркестра. Но пару раз выставив себя идиотом, я довольно быстро понял, что к чему. Ближе к концу репетиции пара женщин из театральной труппы пришла, чтоб поглазеть на нас. Когда я закончил последний акт, они были в слезах.

Или я был настолько ужасен.

Мне говорили, что Призрак — самая одинокая роль в представлении, потому что большую часть времени он находится на сцене один, а остальные актеры — за кулисами. Когда же Призрак уходит за кулисы, остальные актеры выходят на сцену. Так что Призрак практически ни с кем не взаимодействовал.

А затем наступил вечер премьеры, и я ждал за кулисами своей первой сценки, прячась за зеркалом.

Единственный способ выкарабкаться из этого — выступить. Я буду свободен, как только опустится занавес.

Не было никакого монтажа, никаких повторных дублей, никаких нарезок на разные камеры. Такие дела. Я воспользовался методами визуализации, с которыми мне помог Джеффри, и пускай в тот вечер я показал далеко не все, на что я был способен, тем не менее я не ударил в грязь лицом. Когда я привык, то начал получать удовольствие. Было приятно концентрироваться и полностью вживаться в роль, хоть я и заметил, как кто-то в зале показывал «козу» во время премьерного показа.

Затем настал черед той самой цены, которая заставила меня ахнуть, когда я впервые увидел ее: Кристина срывает маску с Призрака. Я съежился, когда она сняла мою маску, демонстрируя всем вокруг ужасный грим под ней. Я хорошо знал эту сцену. Это была сцена, которой я боялся всю свою жизнь: пристальный взгляд уставился на Стэнли, одноухого монстра. Предан и разоблачен. Но потом… Кристина сообщает Призраку, что его лицо «не вселяет в нее ужас». Настоящий ужас кроется в его душе. Когда она наконец отдается ему, это Призрак отскакивает, не в состоянии удержать ее.

Выступая с KISS, я постоянно взаимодействовал с аудиторией, доводил их до определенного уровня возбуждения, руководил ими, подначивал их. Теперь я полностью игнорировал публику. Люди в театре должны были поверить в то, что я делал, и я не мог их заставить, подмигивая им со сцены. Я игнорировал аудиторию, отгонял от себя чувство, что я играю, и просто жил своим персонажем, пытаясь найти истину здесь и сейчас. Именно поэтому шоу тем вечером, как и почти каждое шоу после этого, закончилось тем, что по мне ручьями струился пот. И слезы.

После премьерного вечера весь актерский состав начал относиться ко мне очень тепло. Я чувствовал, что они оценили мою отдачу. Из постороннего человека я стал капитаном команды. Пускай меня и наняли из-за моей славы рок-звезды, но пока билеты на шоу раскупали, по восемь выступлений за неделю, я помогал обеспечивать работой сотни людей. На одно из первых шоу пришли мои родители. Я почувствовал, что игра в театре поможет мне утвердиться в их глазах. Несмотря на все противоречивые чувства, которые я испытывал к своим родителям, в тот момент я понял, что всегда стремился получить от них одобрение. И когда они стали свидетелями стоячих оваций в мою честь, это было божественно.

Джин также пришел на мюзикл. Такое ему было не по вкусу, но шоу поразило его. В мою гримерную после шоу он зашел со словами: «Где ты научился так петь?» Питер тоже присутствовал. Он показал ту часть себя, которую я редко видел. После выступления мы отправились есть суши, и Питер сиял от радости, повторяя, что гордится мной. Время от времени от него исходили вспышки тепла, будь то в начале нашей карьеры или на первых порах турне в честь воссоединения, но его незащищенность делала его слишком осторожным и замкнутым, вытесняя тепло и открытость. В тот вечер, вдали от группы, когда ему ничего не угрожало, находиться с Питером было действительно приятно. В кои-то веки я чувствовал себя с ним как со старым другом.

Возвращаюсь на сцену театра «Пантаджес» в Торонто, где я играл в «Призраке оперы» с 1998 по 1999 годы

Мой сын Эван тоже пришел на шоу. Ему еще не было пяти лет, а мое лицо по сюжету мюзикла было довольно пугающим. Поэтому я отвел его в свою гримерную в театре «Пантаджес», чтобы он посмотрел, как наносят мой грим во время предварительной постановки шоу. Я хотел, чтобы он знал, что это был я под всем этим гримом. Думаю, это немного расслабило его. В один момент он посмотрел на меня и сказал: «Я люблю тебя, папочка». «Это все еще я, — сказал я. — Это просто макияж. Я тебя тоже люблю». Что-то в этом роде я делал перед гастролями Psycho Circus. Я решил, что в четыре года Эван наконец-то стал достаточно взрослым, чтобы посмотреть наш концерт, но я волновался, что он увидит меня в гриме без предупреждения. Поэтому перед турне я взял свою коробку с косметикой домой, и мы играли с ней вместе. Я показала ему, как рисую на лице звезду, а также продемонстрировал ему свои фотографии в полном образе. Мне хотелось, чтобы он связал все воедино, прежде чем увидеть меня на сцене.

После того, как Эван увидел меня в Призраке, он начал петь песни. Я достал ему детский костюм Призрака с маской, и он бегал в нем и пел. Каждый вечер, когда я перевоплощался в этого персонажа, мне открывались вещи, спрятанные глубоко внутри меня. Маска, скрывающая обезображенное лицо. Она преследовала меня. Призрак ошибся. Кристина в ужасе отшатнулась не от его лица, а от его души. Возможно ли, что Призрак был в некотором роде… Мной? Маска, скрывающая обезображенное лицо. Почему я никогда не противостоял врожденному дефекту, который бросил тень на всю мою жизнь? Почему я сжался в страхе перед ним? Почему я позволил ему помешать мне делиться с радостью с людьми, обнимать их? Что лишило меня полноты жизни? Маска, скрывающая обезображенное лицо. Неужели проблема поселилась и в моей душе? А если так, то как мне изгнать ее оттуда?