Книга: Тринадцатое небо
Назад: 12 СВОЕВРЕМЕННАЯ ПОДМОГА
Дальше: 14 ДОРОГА К ТРИНАДЦАТОМУ НЕБУ

13
ВОЙНА ДО ПОБЕДНОГО КОНЦА

… Ночью пустынную равнину огласил дружный крик: Мар! Мар Гури! Мар! Две акшаухини, незаметно перебазировавшиеся к границе, неожиданно двинулись в наступление. К полудню раджпуты раздолбили ядрами стены и заняли ближайшую крепость. Воинов Айбака, находящихся в ней, быстро истребили. Те даже не сообразили предупредить своих — зажечь костёр на сторожевой башне.
Оставив гану кшатриев в крепости, Армия Мукеша стремительно продвигалась дальше, попутно заняв еще несколько укреплений, пока не подступила к стенам Лахора. Здесь пришлось попотеть. Кшатрии планомерно окружали город. Артиллеристы установили орудия на наклонные деревянные помосты, наводили их на стены и, получив приказ, открыли огонь по верхнем частям крепостных стен, где собралось большинство её защитников. Те вели ответную стрельбу из луков, но их стрелы не долетали до артиллеристских батарей на сотни метров. После первых же залпов осажденные испустили вопль отчаяния — очень уж велики были их потери. Штурмовые лестницы, заготовленные в изрядном количестве, не пригодились — артиллеристы проделали в стенах немало зияющих проёмов и в изобилии посылали в образовавшиеся бреши медные разрывные снаряды. В одних брешах заполыхало пламя, но через другие пехотинцы беспрепятственно перебрались внутрь и уверенно продвигались дальше, попутно продолжая сражаться на мечах…
…Крестьян и ремесленников близлежащих поселений тоже вооружили мечами и стрелами с медными снарядами. Им помогали совершать партизанские вылазки в окрестные леса опытные воины. Партизаны вылавливали успевших улизнуть из крепости мамлюков и громили тех, кто не хотел переходить на их сторону. Против Гури восстало все мужское население недавно завоеванного султаном княжества. Только через двенадцать часов, когда из города уже выбили неприятеля, а головы наместника и его подчиненных на арабский манер насадили на острые колья ворот крепости, появился Айбак с основными силами…
…Две армии встретились в долине. Сколько людей удалось собрать вражескому полководцу, Мукешу подсчитать не удалось. Он только сумел прикинуть на глаз, что мамлюков намного меньше, чем раджпутов.
— Перевес сил явно на нашей стороне, — сказал он Тохару Гати и распорядился поставить пушки перед колоннами пеших воинов. Конников расположил тремя клиньями между наёмниками. Слонов расставил между каждой десятой колесницей. У неприятеля боевых слонов не осталось. Уцелевших животных, как военную добычу, захватили воины Мукеша.
Айбак плотными длинными рядами выстроил защищенную только щитами пехоту на флангах, а свою главную ударную единицу — тяжелую конницу, расположил в центре.
Мукеш первым на рожон не лез — спокойно выжидал, когда у Кутб-Уд-Дина сдадут нервы. Через полчаса морального противостояния, выраженного во взаимных словесных оскорблениях, Айбак не выдержал и дал сигнал начать атаку. Пушкари махараджи тут же обстреляли неприятеля из нескольких десятков орудий, а пехотинцы выпускали в людей Айбака медные снаряды. Вой раненых мамлюков, ржание несчастных лошадей, попавших «под раздачу», клич раджпутов и барабанный бой слились в страшный шум, полностью заглушивший лязг мечей. Мукеш следил из башни, как Тохар Гати управляется войском, и молил Сканде: «О Всемогущий! Разбей полчища врагов, как мощным порывом стремительно поднявшийся ветер рассеивает тучи…».
Начало сражения напоминало кадры из фильма ужасов: разорванные пороховыми снарядами и ядрами кровавые куски человеческого и лошадиного мяса летели в разные стороны. Мукеш и сам не мог представить себе, на что способны десять дюжин четырёхфунтовых пушек, если они ведут огонь картечью по тяжелой неповоротливой коннице, скачущей плотными рядами. Первым же залпом его артиллерия буквально выкосила их треть и, тем самым, воздвигла перед другими конниками, оставшимися позади, непреодолимую баррикаду из лошадиных и человеческих тел. Тохар Гати не спешил отправлять пехоту в бой — выжидал, как приказал ему Мукеш…
…Над полем сражения разнёсся грохот второго залпа. И снова в воздух взлетели растерзанные куски плоти. Истошные крики летели со всех сторон. Наконец, Мукеш подал другой знак. Военачальник махнул флажком, и в пока свободные от завалов неприятельские фланги вклинились раджпуты-конники, стреляя из арбалетов по толпе оглушенных взрывами мамлюков. Началась паника. Ряды неприятеля дрогнули. Тогда Мукеш приказал отправить в бой слонов — паника создаёт плохо соображающую толпу. Самый подходящий момент, чтобы забить её при помощи «ходячих танков…». Погонщики направили их в самую людскую гущу.
Тем временем всё новые и новые всадники с арбалетами появлялись из перелеска и постепенно обходили с флангов войско Айбака. Высмотрев колесницу Кутб — Уд — Дина среди группы конников, стоящих в отдалении, Тохар Гати сориентировался моментально и приказал командиру гульмы, сражающемуся рядом:
— Окружить Айбака и доставить сюда живым!
Но хитроумному полководцу удалось вырваться из смыкающегося кольца. Он одним махом срубил голову преградившим ему путь неопытному кшатрию и смешался с толпой своих конников.
Раздосадованный Тохар прокричал ему вслед:
— Трус, спрятавшийся за чужими спинами! Выйди, сразись со мной!
Но Айбак не полез на рожон и приказал своим воинам отступить, практически преподнеся цитадель Лахор раджпутам «на блюдечке».
Махараджа вошел в город победителем. Верный Тохар Гати гарцевал на коне рядом с ним.
— Помнишь то славное время, когда-то афганские земли управлялись великим императором — Ашокой?
— Помню, повелитель.
— А сколько храмов он построил на этой территории, помнишь?! Сейчас от них осталась только малая часть. Кочевники заняли наши исконные земли, разрушили дома и превратили в мечети храмы, тщательно создаваемые предками. Мамлюков — потомков кочевников превратили в тупых неграмотных рабов. И пока мы не склоним их на нашу сторону, спокойствия на границах ждать бесполезно, — продолжил Мукеш. — Для этого распространим информацию о смерти Мухаммеда, затем заставим их отречься от Магомета и сердцем принять индуизм. Тогда они будут так же фанатично подчиняться нашим приказам, как и приказам покойного господина и полководца. Нет крепкой веры и князя — нет сплоченных воинов и государства.
— Понимаю, повелитель.
— Хорошо, что ты понимаешь… Навязанная путем насилия религия способна только разрушить мир, а старая — родная, его возродить. Мы должны стремиться к возрождению.
— Верно подмечено! — Подчеркнул правильность мысли Мукеша военачальник.
— Тогда не расслабляйся. Род Мухаммеда разветвлён. Так что, помимо Лахора нам надо занять Пешавар и, главное, Газни, который находится под управлением его старшего брата, но я не знаю, сколько мамлюков осталось в крепостях, что стоят на пути к Пешавару. Для того, чтобы мой план реализовался, нам придётся разделиться. Я переправлюсь через Инд с половиной войска чуть ниже Аттока — этот путь давно проторен и Македонским, и Мухаммедом, и купцами; а ты поведешь за собой на Пешавар другую половину конных и пеших воинов… возьмешь пушки в достаточном количестве. Наши армии соединятся в ущелье перед Газни. Дождусь тебя там…
— Слушаюсь, повелитель…
— Но это еще не всё. Чтобы отпрыски других ветвей не воспользовались ситуацией и не попробовали снова захватить власть, нам необходимо самим опередить — кому передать бразды правления.
— Ты сможешь правильно назначить наместников, — изрек Тохар Гати и почтительно поклонился Мукешу.
— Надеюсь… но каковы будут наши дальнейшие действия, скажу завтра. А сейчас прикажи воинам отдыхать. Утро вечера мудренее. Завтра кшатрии погрузят на повозки награбленное султаном золото из раджпутских храмов и доставят его обратно в Питхор. Серебро оставим на оплату наёмникам. Все. Больше не беспокой меня и сам отдыхай. — Махараджа вошел в шатер и тщательно прикрыл за собой полог.
…В это время часть кшатриев и наёмников подобрали немногих раненых и, взвалив их на плечи, тащили до повозок, которые доставляли их в «полевой госпиталь». Основная часть воинов укрепилась на новых позициях и дождавшись распоряжений командиров о назначении дозорных и часовых, тоже готовилась к отдыху….
Омывшись и переодевшись, Мукеш улегся на медвежьи шкуры, разложенные на земле, закрыл глаза и сразу услышал Алинин голосок: «Промежуточная крепость, что находится на середине пути к Пешавару, хорошо укреплена, но у тебя всё получится. Твои командиры отлично обучены и справятся с поставленной задачей. Сопротивление этой крепости будет вялым, так как среди мамлюков царит хаос. Ибо Айбак перебрался в Газни и некому командовать его брошенной на произвол судьбы частью армии. Все его опытные командиры полегли на поле боя. Продвигайся вглубь страны, попутно обращай иноземцев в Индуизм при помощи местных брахманов. Я буду следить за обстановкой в Питхоре, чтобы ты не волновался, и сформирую будущие события в нашу пользу».
Алина перестала передавать мысли, а Мукеш еще некоторое время раздумывал, сопоставлял в голове возможные варианты, пока не уснул незаметно для себя. Утром у него уже сложился подробный план дальнейших действий. Для начала Махараджа написал на пергаменте несколько писем, затем позвал к себе Тохар Гати и отдал распоряжение отправить гонцов с радостной вестью в Питхор, соседние княжества и дальше — за Гималаи. В письме к Аридеве он кратко описал битву и попросил переправить ему еще воинов, затем подробно «разжевал» своему полководцу, что следует предпринять далее. Осталось совершить еще один крупный марш-бросок. Перед броском Мукеш приказал дать воинам несколькодневную передышку для восстановления сил и душевного равновесия во время медитаций.

 

Прошла неделя, отведенная для отдыха. Пятьсот склонённых за это время на сторону раджпутов мамлюков двинулись в освободительный поход с войском Тохара Гати. Опытные кшатрии, коих было большинство, следили за новичками — бывшими рабами неусыпно…
… Промежуточные крепости, удерживаемые мамлюками, действительно всё еще оказывали сопротивление — помнили вдолбленный в их головы приказ Айбака не сдаваться и сражаться до последнего живого воина.
Первую же крепость пришлось брать и хитростью и штурмом. Зная, что раджпутская армия на подходе, мамлюки султана ворвались в окрестную деревню, силой забрали детей у зарострийцев — мальчиков с трехлетнего возраста, и увезли. Несчастные родители сбились в кучку и поджидали подхода освободительной армии. Увидев приближение полководца, они пали ниц.
— Спасите наших детей! — воскликнул старейшина и заплакал, протянув руки к Тохару, умоляя о помощи.
— Что угрожает детям?
— Мамлюки забрали малышей и пообещали воспользоваться ими, как живыми щитами!
— Сколько детей забрали? — Полководец покраснел от негодования. На тот момент даже и предположить не мог, что тупые рабы будут отстреливаться, прикрываясь маленькими детьми.
— Девятнадцать. От трех до шести лет.
— Встань с колен, старик, — мы вместе придумаем, что нам делать. Но для этого вы должны нарисовать нам подробный план крепости, рассказать про тайные выходы, если таковые есть. Кто что помнит. Да поможет нам Арджуна.
…Пока раджпуты разбивали лагерь, мужчины — зарострийцы сбились в кучку и подсказывали старейшине детали. Вскоре план был готов. Старейшина подошел к шатру военачальника и попросил у стражи разрешения войти. Тохар тот час принял его.
— Полководец, если обойти крепость со стороны вон тех гор, — он показал рукой на длинную гряду, — у подножия самой высокой горы действительно есть старинный проход, о котором, возможно, мамлюки не знали. Но надо расчистить вход, заваленный камнями.
— Куда ведет проход?
— В бывший храм Шивы, ныне мечеть.
— А точнее? Где именно вход в мечеть?
— Дверь была в боковой стене слева, но она давно заложена каменной кладкой.
— Ничего, разберем, — уверил их Тохар.
— Вот план крепости. — Старик протянул ему пергаментный лист с пометками улиц и помещений.
— Благодарю, уважаемый. Как ты думаешь, где держат детей? В крепостных камерах?
— Нет. Камеры переполнены несчастными людьми. Их заточают туда за любую провинность. Наверняка детей заперли в этой же мечети, о которой сейчас говорили. На улице держать не будут, чтобы не попрятались.
— Уважаемый, ты говоришь разумно. Я объявлю сбор командиров, и с ними вместе мы зададим тебе множество вопросов.
— С радостью отвечу на них. — Старейшина низко поклонился полководцу.
…Тохар Гати дождался своих верных, проверенных в боях помощников и кратко произнес:
— Раджпуты, мы не можем позволить убить детей — продолжение рода наших братьев, ибо нам перестанут верить и помогать. Нам следует действовать иначе. Вот мои соображения: Для начала расчистим от каменного завала потайной проход, ведущий в центр. — Тохар показал точку на примитивной карте. — Старейшина покажет место, — и кивнул в сторону старика. — Далее, с восходом солнца, раджпуты проберутся в крепость через уже расчищенный проход, обложат порохом, взорвут каменную кладку двери и проникнут в мечеть. Кстати, мамлюкам, да и остальным воинам — магометанам запрещено применять оружие в мечетях. Этим запретом и воспользуемся… Тех, кто всё же попытается оказать сопротивление, уничтожить. Остальных…, не забудьте взять с собой металлический рупор, что придумал наш махараджа. Попытайтесь призвать остальных на нашу сторону, как мы делали всегда.
— А дети, командир? — напомнил старейшина, — что будет с детьми?
— Раджпуты — стрелки меткие. — Уклонился от прямого ответа Тохар. — Будут действовать по обстановке. Иного варианта не вижу. Да…, второй взрыв послужит началом нашего наступления «из вне». Вот и весь мой план.
— Стрелки будут целиться мамлюкам в глаза, — добавил один из командиров, — ибо их так и не научили защищать лица доспехами. Как воевали, так и воюют в тюрбанах. Надо стрелять так, чтобы сражать тупых рабов, приставленных к детям, наповал.
На этом и порешили.
…К утру крепость успели окружить орудиями, а несколько ган, состоящих их добровольцев и «перекрещенных» мамлюков разобрали каменные завалы и проникли в проход. Удача сопутствовала. Проход был присыпан землей лишь слегка. Единственное, что мешало, многочисленные змеиные логовища в начале лаза. Пришлось расходовать на них часть стрел.
Добровольцы в полном молчании, общаясь меж собой только жестами, дошли под землей до заложенной каменной кладкой двери, ведущей в мечеть, подперли её мешком со смесью, приготовленной по рецепту Мукеша, протянули к мешку длинную промасленную веревку и подожгли её конец, предварительно отойдя назад на приличное расстояние и заткнув уши. Через пару минут раздался взрыв. Хлипкая кладка, как оказалось, сложенная из необожжённого кирпича вперемешку с глиной, обвалилась, и воины быстро проникли внутрь помещения. На коврах, сбившись в кучку, действительно сидели перепуганные дети. Их охранял десяток мамлюков, которых раджпуты перестреляли и порубили так быстро, что они, оглушенные неожиданным взрывом, так ничего не успели понять. Раджпуты воспользовались минутным замешательством — выпроводили детей через новообразовавшийся проход обратно к деревне, а сами принялись уничтожать противника «в тылу».
В это же время стены крепости обстреляли из орудий. Мамлюки не понимали, от кого отбиваться в первую очередь, то ли от проникших с тыла, к которым подоспела еще подмога, то ли оборонять стены крепости. В конце концов, они разделились на две части, но этот маневр их не спас.
В образовавшиеся стенные бреши стреляли раджпутские снайперы под прикрытием двойного ряда щитов, поддерживаемых воинами, не давая возможности неприятелю не то, что выстрелить, даже высунуться из-за стены наружу. Тохар отдал приказ не переставать осыпать крепость ядрами.
Через час непрерывного обстрела полководец отдал распоряжение прекратить обстрел — не хотел расходовать лишние ядра, которые пригодятся при штурме крепости Пешавар. Теперь конный отряд арбалетчиков рванулся в крепость. Но воевать дальше уже было не с кем. Те, кто проник в неё через лаз, уничтожили мамлюков с тыла. Ни одного живого воина-противника там уже не было. Кто погиб от разрыва ядер, кто вспорол себе живот — отправился на небеса к Аллаху.
Но праздновать победу было еще рано. Основная цель — Пешавар (Пурушапура), город великолепных цветов и зерна, что еще находился под управлением Гуридов.
Как доложила разведка, Мехмет — брат Мухаммеда, явно не желал расставаться с городом. Его тщательно подготовили к осаде — в избытке запаслись едой, отобранной у жителей соседних поселений. Самих же жителей загнали в город и не выпускали за его пределы.
…После трехдневной передышки раджпуты устремились дальше к заветной цели. Передвигаясь по дорогам ночью безо всякого освещения и отдыхая днем, армия подошла к Пешавару ранним утром, но не стала распределяться как обычно, вокруг городских стен, а укрылись в близлежащих горах. Тохар Гати приказал командирам вести наблюдение, дабы не случилось «сюрпризов», как в прошлый раз, а рядовым воинам отдыхать и молиться перед боем.
И здесь за мощными стенами города виднелись перестроенные в мечети индуистские храмы. На верху каждого храма водрузили по минарету. А на центральном — рядом с дворцом бывшего махараджи, виднелось четыре минарета — отвечающие каждой части света.
«Скорее всего, повторится тоже — самое, что и в промежуточной крепости. — Размышлял Тохар. — На этот раз не только дети, но и все взрослые будут живыми щитами для мамлюков… применить всё ту же неизменную тактику? Или найти новое решение? Попробую поговорить с перешедшими на нашу сторону рабами».
— Построить новых воинов! — приказал он помощнику.
Вскоре всю тысячу воинов — бывших «сынов» Магомета, выстроили шеренгами по пятьдесят человек на горной площадке. Тохар внимательно оглядел их и приказал:
— Вам надлежит войти в крепость через боковые ворота и заявить о том, что Айбак прислал вас на подмогу. Задание понятно?
— Понятно. — Ответил за них командир.
— Ты умеешь писать? — снова спросил его Тохар.
— Умею…
— Вот пергамент. Пиши приказ от имени Айбака — для большей убедительности. Пиши так, чтобы тебе поверили.
Мамлюк начертал короткий текст и подал Тохару. — Военачальник пробежал глазами арабскую вязь и сличил подпись. Та получилась похожей, но под приказом не хватало печати Айбака.
— Печать изготовим, — сказал военачальник. — Надеюсь, ты помнишь, как она выглядела?
— Помню.
— Сейчас же позвать ко мне местного умельца!
Помощник полководца тотчас отправился исполнять поручение.
… Прибывший по первому зову ремесленник возился недолго. Со слов мамлюкского командира нарисовал эскиз, приготовил на его основе глиняную форму, высушил её на солнце, затем заполнил специальной массой, состав которой был известен только ему, и поставил массу в печь. Через час печать была готова. Тохар схватился за неё, но обжег пальцы — ему не терпелось воспользоваться ею. Пришлось немного выждать, пока та не остынет, затем обмакнуть её в красную краску — под цвет крови и приложить к пергаменту.
— Получилось! — воскликнул командир мамлюков.
— Теперь вам точно поверят, — констатировал факт воодушевленный воплощенной в жизнь идеей Тохар. — Возвращаемся в лагерь…
К вечеру мамлюки, подвязанные одинаковыми ярко-зелеными кушаками, предусмотрительно купленными Тохаром на рынке, обошел крепость, и их командир постучался в боковые ворота.
Смотровое окошко открылось. В него высунулся дежурный воин. Старший подразделения подал ему пергамент…
Раджпутские мамлюки по приказу командира уселись на землю и терпеливо ждали, всем видом показывая «дружелюбные» намерения.
Через некоторое время ворота распахнулись и бывших сынов Магомета пропустили внутрь…
Разведка Тохара следила за происходящим из-за скал и доложила обо всем военачальнику.
Тот удовлетворенно ухмыльнулся. «Пока всё идет, как надо…».
… Стемнело. Тохар приказал начать окружение крепости и равномерно распределить орудия со всех сторон. К главным воротам распорядился подтянуть самое малое орудие. Его было вполне достаточно, чтобы разбить парой залпов старое потрескавшееся дерево.
К утру раджпуты сомкнули кольцо и подготовились к бою. Тохар подал знак. Орудийщики дали залп по воротам. Услышав условный выстрел, тысяча мамлюков, пропущенных в крепость под видом подмоги, принялись безжалостно кромсать своих кочевых соплеменников. Они уже считали их кровными врагами и, воспользовавшись замешательством, неожиданно положили много народу. Друг друга они отличали по цвету кушаков.
На близлежащих к крепостной стене и улицах царила неразбериха. Преданные Мухаммеду Гури и его брату мамлюки не сразу поняли, что произошло и что им невольно приходится отбиваться от «своих» внутри и от «чужих» снаружи. Мирное население попряталось, кто куда смог, и молилось…
Но Мехмет — брат Мухаммеда, тоже не тратил время зря. Ночью он устроил совещание с преданными ему командирами в центральной башне. Зная, что для секретного оружия нет преград, закаленный в боях султан нервничал. Всё стремительно шло не так, как он задумывал совместно с братом. Брат болен, он остался один и понимал, что раджпуты не отступятся. А так же он не понимал, каким образом за такое короткое время им удалось сколотить мощную хорошо обученную армию и придумать новое современное оружие, которому невозможно противостоять.
С отчаяния он решился на неразумный шаг, но другого варианта ни он, ни его советники придумать не смогли: Мехмет приказал надеть на слонов боевые доспехи, посадить на спину каждого опытных погонщиков и, воспользовавшись неожиданным броском, заставить животных пуститься бегом и растоптать хоть часть орудийщиков и пушечных стволов. Советники только кивали головами в ответ на предложение, боясь высказаться «против». На том и порешили.
Неожиданно для Тохара и его наступающих воинов открылись сразу двое боковых ворот. Доведенная до бешенства уколами между ушей, пара десятков разъяренных боевых слонов вырвалась на волю и крушила всё, что попадалось на их пути. Несколько орудийщиков не смогли убежать — были безжалостно растоптаны, стволы нескольких пушек помяти. Но раджпуты сориентировались быстро. Самые меткие стрелки пустили отравленные стрелы в оставшиеся незащищенными слоновьи ноги, а более крупные мощные стрелы, выпущенные арбалетчиками на полном скаку, пробивали доспехи и застревали в телах «ходячих танков». Погонщиков уничтожили также быстро меткими выстрелами. Доспехи не помогли. В итоге часть раненых, плохо соображающих, неуправляемых никем слонов повернула в город и потоптала мамлюков, попавшихся на их пути, другая полегла на поле боя.
В это время уцелевшие орудийщики с усердием разбивали крепостную стену по всей окружности. Мамлюки Тохара помогали — удерживали подходы к образовавшимся брешам в своих руках. Посему, арбалетчики и лучники Тохара постепенно проникали внутрь крепости. На улицах завязался ожесточенный бой. Тупые мамлюки рубились с упорством животных.
Но сдача города-крепости происходила медленно, так как была гораздо крупнее остальных — промежуточных и вмещала в себя большое количество воинов и мусульманских жителей, преданных Мехмету.
Каждый час Тохару докладывали, что происходит в городе. Захватить Пешевар оказалось гораздо сложнее, чем предполагалось. Воины застряли на первых двух улицах и не могли продвинуться вглубь. Освободителям оказывалось упорное сопротивление.
К концу дня Тохар заволновался. Мукеша рядом не было. Приходилось принимать решения самому. Тогда он принялся усердно молиться:
«Мар Гури! Мар! Сканде, Шива, Арджуна, осыпьте солнечными стрелами воинов Гури, ослепите их лучами светила…, не дай уничтожить наших преданных воинов…, мар Гури! Мар!»
И действительно, небо нахмурилось. Раздались мощные раскаты грома. Раскаты стремительно приближались, и вот уже первая молния ударила в башню, где засел Мехмет. Сено на крыше загорелось. Молнии продолжали ежеминутно осыпать центр города, будто специально выискивая движущиеся живые мишени. Среди недобитых мамлюков начался хаос. Они шарахались из стороны в сторону, не понимая, где можно укрыться от неожиданной небесной атаки — к молниям добавился крупный, размером с кулак, град.
Одетых в защитные шлемы раджпутов «заказная» стихия обходила стороной. Ни одна молния или градина не поразила их. Будто знала, в кого и куда целиться.
Мехмет воспользовался ударами молний по-своему — спустился по винтовой лестнице с башни и покинул город через потайной лаз. За скалой его ждал проводник, конь и небольшой отряд. Проводник повел отряд тайной тропой по направлению к Газни.

 

…Сильнейшая гуржда, сопровождаемая градом, закончилась также неожиданно, как и началась. Над городом повисла тишина. Улюлюкая от радостного возбуждения, раджпуты — конники поскакали внутрь через разбитые ворота. За ними последовала пехота. Так же, как и в предыдущей крепости, они не нашли ни одного живого мамлюка.
Проводив своих погибших воинов в царство Брахмы, раджпуты ликовали — два дня праздновали победу, доставшуюся им не просто. Местное население угощало их кандарьей и сладостями. В подвешенных над кострами чанах варили похлёбку с сочными кусками мяса.
…Первое, что сделали раджпуты перед праздником — общими усилиями снесли минареты с храмов. Брахманы, жрецы и жрицы вышли из подполья и занялись очищением священных залов от чуждой им веры.
Девушки надели лучшие сари, украсили головы цветами и танцевали во славу воинов — победителей. Две последующие ночи жрицы и девадаси «трудились» без устали, ублажая воинов — опаивали их специальным настоем, чтобы те не знали усталости. У женщин, участниц ритуала, была благородная цель: Через девять месяцев произвести на свет потомство для храмов — здоровых крепких малышей — будущих служителей и служительниц культов.
Тохар, в качестве сексуального партнера, выбрал опытную жрицу с великолепными формами: крепкий стан, точеные кисти рук с изящными пальчиками и высокая сильная грудь, заканчивающаяся маленькими нежно-розоватыми сосками. Особенно полководца воодушевило пухлое лоно, похожее на слегка разомкнутый нежно-розовый бутон в черной окантовке, выделяющийся на фоне смуглого живота. Он облизывал губы, поглядывая на лоно. Жрица заметила интерес военачальника, подошла к нему, взяла за руку и потянула за собой на просторное ложе, установленное в центре храма и умащенное благовониями. Тохар сел на душистое покрывало, обнял женщину, прижал к себе и невольно бросил взгляд наверх. Дыры, оставшиеся в потолке после снятия минаретов, заделать еще не успели, и на Тохара и жрицу лился поток мягкого лунного света. Откуда-то издали доносилась нежная мелодия.
— Как тебя зовут? — спросил полководец.
— Исита, — ответила жрица, стянула с полководца дхоти, взяла в руки и поцеловала его детородный орган. Другая жрица, гораздо моложе, присела рядом и дополняла ласки подруги всё новыми и новыми. Страсть, дремавшая в мужчине, воспламенилась.
Исита, имевшая большой опыт в интимных таинствах, поглотила лоном орган Тохара и задвигала бедрами в такт мелодии. Жрица, что моложе, продолжала ласкать тело полководца.
Тохар давно не испытывал подобного блаженства. Закончив с одной, он с удовольствием продолжил ритуал с другой…
…Храм постепенно заполнили другие командиры с временными подругами и распределились на душистых травяных матрасах, разбросанных вокруг ложа.
— Кама, Парвати! Зачните нам детей от славных воинов! — воскликнула главная жрица, обращаясь к богиням, не дайте прекратиться роду жриц!
— Зачни нам детей! Зачни детей! — вторили ей остальные жрицы под аккомпанемент бубнов. Темп мелодии нарастал, звуки становились всё громче и энергичнее, пока не поглотили всё пространство храма. В какой-то момент Тохару показалось, что он взвился в небо и дотрагивается до звёзд руками.
В это же время другие воины сливались то с одной красавицей, то с другой, то с несколькими сразу. Женщины поочередно подставляли им лона.
— Я запомню вас всех, запомню…, — хрипло повторял в порыве страсти Тохар, запомню…
— Скоро ты забудешь нас, — услышал он откуда-то издалека голос молодой жрицы, — у тебя появятся новые заботы. Мы же будем непременно вспоминать в молитвах тебя и твоих кшатриев…
Безумная коллективная страсть успокоилась только к утру. Все участники бурной оргии уснули крепким сном…
Отдохнув подобным образом несколько дней и оставив наместником в Пешаваре опытного командира и половину воинов, Тохар стал готовиться к переходу через горы для соединения с основными силами армии Мукеша…
* * *
… Через три недели, получив долгожданную новость от гонца, что обе крепости и Пешавар взяты Тохаром Гати, армия Мукеша с солидным запасом провианта двинулась вглубь земли Гуридов и не встретила на своём пути никакого сопротивления. Местные жители — приверженцы веры Заратустры, проживавшие в долине, приветствовали победителей, предоставляли питьё, еду и пастбища для лошадей.
Распугав стадо носорогов, прячущихся от жары в реке, армия без особых проблем переправилась через Инд на плотах, оставленных Айбаком на берегу, и так же, на более мощных плотах переправила пушки и арбалеты. Далее путь в Газни оказался не таким простым, как представлял себе Мукеш. Местные жители привели к нему нескольких опытных проводников, которые сообщили, что в горах огромное количество больших и малых перевалов и козьих троп, которыми пользуются местные скотоводы. На этих перевалах и некоторых тропах иногда появляются горстки оставшихся в живых мамлюков Муххамеда. Посему проводники предложили Мукешу несколько других, не менее доступных вариантов маршрута. Они пройдут так, что мамлюки не смогут их заметить и препятствовать передвижению. А вот они их увидят сразу… Мукеш согласился с их доводами, так как отлично понимал: успешное завершение операции зависит от неожиданного перехода гор в местности, считавшейся непроходимой…
…Он продвигался в сторону Эстра-Ароса через более-менее широкий проход в хребте Спингар. Местность там казалась однотипной — сплошные горы. Но, к его удивлению, один из проводников предложил остановиться и показал на еле заметное зеленоватое пятно между гор.
— Что там? — спросил Мукеш, — я ничего не вижу.
— Пастбище в ущелье. Там можно покормить лошадей.
— На этом маленьком кусочке?!
— Повелитель, когда вы приблизитесь, то увидите, что корма хватит для тысячи баранов.
— Тогда устроимся там лагерем на ночь…
* * *
… Солнце стояло в зените. Слава богам, вдоль горной дороги то и дело попадались колодцы, наполненные водой, оставшейся после таяния ледников.
Растительности по пути было совсем мало. Зато любопытные горные козлы попадались на пути в огромном количестве и наблюдали за армией с отвесных, на вид, скал, спускаясь совсем близко — на расстояние полета стрелы. Меткие воины развлекались — стреляли в них и подбирали, когда те, сраженные наповал, скатывались вниз.
Для костров наёмники попутно собрали колючий кустарник. Мукеш же рассматривал местность и представлял, как русских ребят, во время десятилетней войны, что началась в семьдесят девятом году, талибы обстреливали со скал во время передвижения через перевалы, подрывали на минах бронетехнику, и переживал, что не смог им ничем помочь. Измени он мир чуть раньше, возможно, Афганистан, да следом и Иран исповедовали бы иную, более мирную религию, а кочевые племена осели бы на постоянных местах жительства и не воевали друг с другом. Хотя… пастухи во всем мире одинаковы — не могут долго оставаться на одном и том же месте, да государство никогда не бывает лояльным по отношению к простым гражданам, а граждане — по отношению к нему. В реальности такой подход невозможен, ибо недовольные и обделенные найдутся всегда. Да и соседние государства далеко не всегда бывают дружественными…
Сосредоточенный на собственных мыслях, Мукеш не заметил, как к вечеру он и его армия действительно оказалась в небольшой зеленой долине. На её окраине спешно разбили круговой лагерь — возвели шатры, а лошадей отправили в его центр пастись.
Надвигались сумерки. Только воины принялись разводить костры и разделывать свежие туши горных баранов, как один из проводников внезапно заволновался, показывая остальным товарищам на неровный, словно расколотый на рваные части, выступ скалы. Самый младший из проводников — мальчик лет двенадцати, ловко поднялся по вертикальной, на вид, скале, нырнул за неё и через некоторое время спустился обратно другим путем, после чего подошел к махарадже с докладом:
— Повелитель, большой отряд мамлюков засел в ложбине и наблюдает за нами. Я нашел окружной путь, по которому их можно обойти.
— Что будем делать, Багриз? — спросил Мукеш одного из своих командиров.
— Я бы выбил мамлюков оттуда. Только как поднять орудия на скалу?
— Я покажу вам путь, по которому можно перетащить несколько пушек между скал. Ширины тропы хватит, — вызвался помочь мальчик.
— Вы забыли о горных лавинах, — усмехнулся махараджа, разглядывая скалы. — От первого же выстрела на долину сойдет снег вон с того склона, он показал рукой в сторону огромного хребта, слегка нависающего над долиной, — и похоронит под собой всех нас. Поступим по-иному: Багриз, на рассвете пройдешь с тремя сотнями людей за скалу и нападешь на мамлюков с тыла.
— Слушаюсь, повелитель.

 

… Утром Багриз вернулся с пятьюдесятью захваченными в плен мамлюками. Остальные сами лишили себя жизни — вогнали ножи в животы на глазах у раджпутов.
Изнуренных скитаниями по горам пленных угостили ячменными лепешками. От них же узнали, что перевалы до Газни не охраняются гуридами, но в крепость согнали множество боеспособных мужчин.
Мукеш обдумал информацию, сообщённую пленными, удалился в шатер, прилёг на шкуру буйвола, разосланную на земле, и приказал его не беспокоить. Махарадже очень хотелось услышать Алинин голос и, действительно, через несколько минут Алина «вышла на связь» — передала ему свои мысли. Приободрённый общением с любимой, Мукеш приказал воинам выдвигаться дальше в сторону Газни. Шатры из шкур быстро разобрали и разложили по телегам.
Теперь армии предстояло преодолеть следующее препятствие — переправиться через бурную и извилистую горную реку. Дальше, как уверяли проводники, особенных трудностей в передвижении возникнуть не должно.
И действительно, довольно быстро — к полудню раджпуты вышли на гранитное плоскогорье. Песчаная буря налетела внезапно. Воины распустили тюрбаны, обмотали лица тканью, спешились и принялись молиться… Слава богам, через час буря так же незаметно утихла, как и налетела, и они разглядели, что вдоль края долины, ближе к подножию гор, с хребтов действительно спускалась неширокая, но бурная река. — Большая часть пути пройдена, повелитель, — сообщил старший проводник.
— Сегодня отдохнём у воды, дадим возможность воинам отмыться в ней от песка. А завтра перейдем вдоль течения реки ближе к ущелью, что на той стороне реки перед долиной Сарде, там и будем там ждать подхода кшатриев и Тохара Гати, а я в это время подумаю, как нам переправиться на другой берег.
— Переправиться не сложно. — Сообщил старший проводник. — Там, куда мы пойдём, есть три брода через реку. Один достаточно широк для переправы армии. Лошади с повозками без особого труда смогут перебраться на другую сторону. Воды в самой глубокой её части сейчас должно быть всего лишь по грудь, и она не такая холодная, как ранней весной. Переночуем здесь, а ранним утром, когда солнце еще не так припекает, пройдем дальше. Там, в долине, воды реки более спокойные…
— Полностью полагаюсь на тебя, — ответил ему Мукеш.
… К полудню армия достигла места у реки, к которому стремилась. Воины спешились. Погода, как по заказу, выдалась теплая и солнечная. Видимо сам Брахма лично руководил переходом через реку, продвигая кшатриев к намеченной цели.
Воспользовавшись благоприятной погодой, проводники посоветовали Мукешу не медлить с переправой, чтобы воинам и лошадям осталось время подсохнуть. Махараджа согласился. Тогда тот же мальчик, которого звали Сарош, смело вошел в реку. И действительно, вода доходила ему всего лишь до пояса.
— Раджпуты, следуйте за мной! — скомандовал Мукеш и направился в реку за мальчиком, увлекая за собой остальных воинов. Пушкари с повозками, на которых были орудия, подталкиваемые пехотинцами, потянулись следом. Конники устремились за ними. Замыкала переправу пехота.
Мукеш наблюдал за переходом армии с другой стороны берега. Дождавшись всех до последнего воина, он, как и задумал, приказал разбить лагерь в ущелье спрятанном между скалами, перед долиной.
Местные пастухи сразу заметили чужеземцев и быстро исчезли среди гор, перекочевали на более безопасное расстояние вместе с овцами.
Махараджа знал, что ночью мамлюки вряд ли станут нападать, но все же приказал не жечь костры в темноте. Осторожность на пока еще неподвластной ему территории не помешает.

 

…Раджпутская армия медленно, но верно подбиралась всё ближе и ближе к цитадели. Воины уже не обращали внимания на малозначительные трудности, возникающие во время похода.
Несмотря на информацию, полученную от Алины, Мукеш внутренне не был спокон. Вторые сутки он ждал Тохара Гати и постоянно спрашивал проводников: не заметил ли кто-нибудь из них приближения другой части армии. Зоркие проводники обладали острейшим зрением и могли видеть то, чего не видел махараджа. Но они лишь отрицательно покачивали головами, просили сохранять терпение и ждать.
После очередной бессонной ночи Мукеш не выдержал и попросил старшего проводника отправить пару своих людей навстречу ожидаемой армии. Тот согласился. Вскоре Сарош с отцом скрылись за скалами…
…К вечеру оставшиеся с ним проводники заметили отряд всадников, двигающихся к ним со стороны, где ожидался подход армии военачальника. Вскоре они уже были в ущелье. Всадниками оказались посланники Тохара. Они сообщили махарадже, что военачальник скоро будет здесь. И правда, через пару часов из-за скал показалась длинная вереница воинов. Две армии, наконец, соединились.
Тохар Гати доложил Мукешу:
— Повелитель, Пешавар в наших руках.
— Сколько людей погибло при штурме?
— Около двух сотен. Армия понесла небольшие потери. И еще: я оставил в крепостях и Пешаваре по гане опытных кшатриев и послал гонца с просьбой послать туда еще воинов Аридевы. Наши проверенные командиры справятся на местах без нас.
— Ты поступил правильно, — похвалил его Мукеш, — наши воины из резерва лучше присмотрят за порядком, чем наёмники. Восстания в тылу нам не надо.
— Никто не посмеет выступить против тебя, Мукеш. Не забывай, ведь в твоих руках мощная сила, — осторожно напомнил ему Тохар.
— Я помню об этом, но всегда найдется человек, который захочет посягнуть на власть тайно или явно. Если мощное оружие в наших руках, то враги будут действовать хитростью, при помощи интриг. Чтобы этого не произошло, надо поступать по совести. Люди должны не бояться меня, как властелина, а уважать. Без уважения и признательности у собственного народа я долго не продержусь.
Посему, этот поход последний. И решился я на него только для того, чтобы сломить вероломных Гуридов и заставить их надолго забыть о захватнических войнах. Мир для княжества, даже худой, всегда лучше постоянного состояния войны. Тебе самому не надоело воевать?
— Я ничего другого не умею, повелитель, — Тохар потупил взгляд.
— Ошибаешься, друг. Ты можешь учить кшатриев мастерству и поддерживать боеспособность гарнизона. Зная, что наша армия готова в любой момент отразить нападение, кровожадные соседи сто раз подумают, стоит ли им нападать на наши земли. А если наладить обмен товарами и продовольствием между отдаленными городами еще лучше, чем сейчас, пригласить иноземных ремесленников, то княжество будет процветать. Кстати, В афганских горах — недалеко от Газни, есть залежи золота. Нужно только найти жилы.
— Ты знаешь всё и всегда прав, повелитель. — Тохар Гати склонился в поклоне перед Мукешем.
— Прикажи воинам отдыхать. Завтра мы продолжаем поход. — Мукеш дал знак, что официальный разговор окончен, и ушел в шатер.
Кшатрии Тохара всю ночь, несмотря на приказ «спать», потихоньку делились впечатлениями о походе с кшатриями, что остались с Мукешем.
Мукеш поднял армию с первыми лучами солнца, и она продолжила путь к последней вражеской цитадели.
К концу дня перед глазами махараджи наконец предстала крепость, к которой он так стремился. За её стенами возвышались уцелевшие минареты, опирающиеся на полуразрушенные мечети и частично обвалившиеся буддийской ступы. Три десятка лет назад цитадель беспрерывно подвергалась нападению кочевников, и отстроить его до конца не успели. Мухаммед был слишком занят войной, и все средства уходили на укрепление армии. Глобальное строительство султан отложил «на потом»…
— Тохар, спросил Мукеш своего верного соратника, — как думаешь, будем действовать по отработанной стандартной схеме, или придумаем иной вариант захвата крепости?
— Тебя не устраивает наш обычный проверенный вариант? — удивился Тохар.
— Устраивает. Тем более, ничего нового в голову не приходит. А значит, нечего изобретать…, — слово «велосипед» он проговорил про себя, дабы не пришлось объяснять Тохару, что это за такое «чудо» техники.
…Итак, Мукеш решился действовать по хорошо отработанной стандартной схеме: приказал одной части воинов окружить город и подходы к нему — установить пушки на удобных для пристрела высотных позициях и разбить лагерь недалеко от мощных каменных стен, а сам с Тохаром поехал вдоль реки. Охрана держалась от них на некотором расстоянии. Махарадже хотелось поговорить тет — а — тет.
— Как ты думаешь, — спросил он полководца, — встретим ли мы ожесточенное сопротивление?
— Встретим. Ведь это последний укрепленный город, оставшийся в руках династии Газни. Айбаку и Мехмету отступать некуда.
— Но у них для сражения недостаёт воинов. Хорошо, если у него хватит ума сдать город без боя.
— Думаю, что не сдадут, — ответил Гати.
— Посмотрим, — уклончиво ответил махараджа. Он в сотый раз пожалел, что не имеет полевой бинокль. Ему было необходимо принять решение — начать штурм как всегда — на следующий день, после подготовки, или сейчас внезапно — как посоветовала Алина. Поразмыслив немного, он приказал Тохару взять часть преданных кшатриев и двинуться с ними к главным воротам.
В это время орудийщики, и часть конников, успевшие обойти крепость с левой стороны, дали несколько пробных залпов по стене.
* * *
Айбак нервничал. Все шло не так. Но почему? Он не мог понять. Казалось, все складывалось удачно, особенно после пленения и смерти Притхвираджи. Военачальник султана никак не ожидал, что Мукеш займет место повергнутого махараджи, переломит финал сражения и выиграет его. И тем более, не ожидал, что Мухаммед внезапно заболеет и что Тохар Гати сумеет завоевать Пешавар и вынудить Мехмета бежать в Газни.
Кутб-Уд-Дин смотрел на остатки преданных рабов и интуитивно чувствовал, что они больше не подчиняются ему. Еще несколько масов назад он был полностью уверен в собственных силах, мнил себя наместником Мухаммеда в Раи Питхоре, пока не увидел кошмарный сон, который, как он только что убедился, оказался вещим: человек в белых одеждах появился у изголовья его ложа и выкрикнул:
— Не будет счастья завоевателям, убивающим наших детей и насилующих женщин! Аллах отказался от вас! — произнеся страшные слова, человек исчез. Вместо него появилась царица нагов — Манаса, мгновенно обвила тело испуганного не могущего пошевелиться Айбака плотными кольцами, и сдавила его тело, одновременно подбираясь к горлу. Понимая, что тварь вот — вот сломает ему ребра и задушит, он не мог бороться за жизнь но, задыхаясь, мокрый от пота, неожиданно проснулся и долго приходил в себя, откашливаясь.
Мысли Айбака прервал подчиненный:
— Газни окружают!
Кутб-Уд-Дин выскочил на смотровую площадку. Непонятно откуда взявшиеся кшатрии обходили цитадель, пытаясь взять её в кольцо, и устанавливали вблизи стен свои орудия. Мусульманский полководец побледнел. «Неужели моя разведка просмотрела огромное войско? Или разведки уже не нет? И куда делся Мехмет? Безучастно сидит у постели брата?» Айбак, которому совершенно не с кем было советоваться, спешно отдал необдуманный приказ: Открыть главные ворота и пустить на наступающих боевых слонов! Подать мою колесницу! Я поведу в бой конников!
…Пока в крепости происходила суматоха, кшатрии успели замкнуть кольцо. Часть из них выстроилась плотным строем перед главными воротами. Обороняющиеся открыли их, выпустили на атакующих пару десятков слонов и сотню конников, но их всех тут же перебили выстрелами из орудий. Месиво из огромных туш заблокировало проход обратно в крепость, конникам некуда было отступать и им пришлось вступить в неравный бой. Их быстро потеснили к стенам крепости. В их числе был и Айбак на колеснице, запряженной парой коней. Он было рванулся в небольшую брешь, но его кони пали, сраженные стрелами. В момент падения они перевернули колесницу, и она придавила ноги Айбака. Жуткая боль пронзила тело вражеского военачальника. Потеряв сознание, он очнулся только тогда, когда его высвободили и, перекинув, словно мешок с натуральными удобрениями, через круп коня, доставили к Мукешу, бросив к его ногам, как раненую собаку. Повелитель подошел к пленнику, нагнулся, заглянул ему в лицо, искаженное гримасой боли одновременно с ненавистью, и спросил:
— Айбак, не ожидал такого конца?
Кутб-Уд-Дин молчал, скрепя зубами.
— Хочу напомнить тебе, как умер Чаухан, — махараджа опустил палец руки вниз.
Мамлюк вспомнил всю свою прошедшую жизнь за секунды — как его, маленького мальчика, захватили в рабство и продали султану Нишапура. Он поселил его во дворце, назвал сыном, воспитал, обучил грамоте, персидскому и арабскому языкам, военному мастерству. Но султан Нишапура неожиданно умер, а его родные сыновья снова продали Айбака в рабство. На этот раз грамотный и искусный воин достался султану Гури. Тот, в конце концов, сделал его правой рукой и уверил, что вместе они завоюют мир… Как будто это было вчера… а сейчас… Сейчас над его головой поднял ногу слон…
«Всё кончено, мы не смогли завоевать мир» — успел подумать в последний момент Айбак, увидев склонённое над ним черное лицо Азраила — ангела Ада, и на уровне подсознания почувствовал конвульсивные движения Мухаммеда, находящегося в агонии одновременно с ним…
… В тот же момент и Мукеш получил информацию, пришедшую от Алины:
— «Мухаммед умер…».
«Брахма помогает нам», — мысленно ответил ей Мукеш, и приказал Тохару:
— Сними с пальца Айбака перстень и подай мне.
Тот одним взмахом топорика отсек палец вместе с варджем от кисти уже мёртвого врага, содрал с него перстень, обтер о круп лошади и подал повелителю.
— Воспользуемся моментом безвластия, пока правители соседних султанатов не опомнились, — воскликнул Мукеш и надел наделенный божественной силой перстень на свой указательный палец. В небе грянул гром. Мощнейшая молния ударила в неуправляемую толпу мамлюков, оставив после себя глубокую обугленную воронку. В голове Мукеша пронеслась шальная мысль: «вардж и впрямь работает!»
Небесный грохот усилился. То там, то здесь над цитаделью и долиной вокруг неё засверкали молнии и массово, будто сам Арджуна метко направлял их твердой рукой, поражали только вражеских воинов. На миг Мукешу показалось, что сквозь грозовые облака промелькнуло несколько плоских летательных аппаратов, но он решил, что это обыкновенные галлюцинации от перенапряжения.
— Тохар, я забыл тебе сказать: наш главный враг — Мухаммед умер.
— Откуда знаешь? — удивился военачальник.
— Брахма прислал сообщение.
После таких неожиданных слов махараджи Тохар Гати окончательно убедился в том, что душа Арджуны действительно воплотилась в тело Мукеша.

 

… Из за того, что у главных ворот образовалась свалка из слоновьих туш и тел лошадей, Мукешу пришлось обойти крепость. Только он решил приказать оружейникам дать залп по боковым воротам, как они сами распахнулись. Тохар Гати уже не удивлялся, когда из ворот выехала пара всадников — мужчина и женщина. Они приблизились. Лицо женщины, как у истинной мусульманки, было скрыто под густой вуалью.
— Я Гияс — Ад — Дин, старший брат Мухаммеда, правитель Герата — представился всадник, приложив ладонь к груди. Я сделал наместником Газны своего брата. Но он умер. И Кутб-Уд-Дин погиб. Мы потеряли нашу армию.
Мукеш представился в свою очередь:
— Мукеш Чахаман, правитель Раджастана, — он так же приложил ладонь к груди. Древний вардж сверкнул на его пальце, — я освободил раджпутские княжества от подчинения султану и теперь, на правах победителя, присоединю к раджпутским владениям Газни и его окрестности. Желаю превратить его в процветающий город, где признают наших Богов. Надеюсь, ты понимаешь, что я могу взять город силой?
— Понимаю. Но я больше не хочу разрушений и смертей. Их достаточно. Из-за постоянных стычек с кочевниками в городе осталось совсем мало жителей, да и те пребывают в постоянном страхе…, — султан скосил глаза и добавил: — Я никогда не призывал брата воевать с раджпутскими княжествами. Как заверение в том, что я хочу мира, возьми в гарем на правах жены прекрасную Малику — дочь Кутуб-Уд-Дина.
— А почему именно её?
— У нас с братом нет дочерей. Да и сыновей тоже нет.
«Это хорошо», — подумал Мукеш и улыбнулся. — «Покажи личико, Гюльчатай», — невольно проскочило в голове, но вслух он высказался более корректно:
— Попроси деву хоть на миг показать свою красоту.
— Малика, приоткрой лицо, — приказал ей Гияс.
Девушка безропотно приподняла плотную вуаль. Перед глазами Мукеша и Тохара Гати мелькнуло точеное, покрытое розоватым румянцем, смуглое свежее личико без единого изъяна. Огромные темные миндалевидные с поволокой глаза поочередно и насторожено глянули сначала на махараджу, потом на военачальника и снова исчезли под вуалью.
Мукеш поразился утончённой красоте совсем молоденькой девы и взглянул на Тохара. Тот находился не в меньшем изумлении.
— Понравилась? — тихонько спросил махараджа боевого товарища.
— Да, — кивнул головой тот и покраснел.
Мукеш принял решение мгновенно:
— Гияс-Ад-Дин, отдай Малику в жены новому наместнику Лахора и Газни — бесстрашному военачальнику Тохар Гати. Своим согласием ты спасешь жизни множества воинов.
— Благословен тот, кто дарует жизнь своим рабам и отнимает её у них, когда приходит назначенный срок, — ответил султан, чуть склонив голову. — Но Пророк не подал мне знак, что назначенный срок подошел.
— Тогда не будем медлить. Назначаю церемонию на завтра. А сегодня девушка перейдет из веры в Пророка в Индуизм. Ибо другого варианта в сложившейся ситуации не дано. Брахманы помогут ей. — Мукеш дернул поводья коня и повернулся к военачальнику. — Входим в город, — приказал он ему.
Гияс с Маликой последовали за ними.
— Распорядись устроить моих командиров и охрану в пределах дворца.
— Конечно, Чахаман, — ответил Гияс и, немного помявшись, спросил: — Ты покажешь мне оружие, которое смогло уничтожить нашу армию?
— Смотри вон туда…, — Мукеш показал рукой в сторону скал, — видишь, как оно сверкает на солнце?
— Вижу.
— Так оно сверкает только в раджпутских руках. Ибо орудия прячут от чужих глаз.
— Кто прячет? — не понял Гияс.
— Арджуна делает его невидимым, ведь оно подарено нам Шивой! — Мукеш улыбнулся наивному врагу. На самом деле он давно отдал приказ закрывать пушки маскировочными чехлами от любопытных глаз. Расчехлялись они только перед боем…
Как только миновал ворота крепости, Мукеш заметил группу, судя по дорогим одеждам, знатных людей в шитых золотом одеждах из порчи. Один из них был маленький сухонький старик с седой бородой, доходившей ему до пояса. Старик держал в руках бордовую подушечку, на которой лежал золотой ключ. Он окинул Мукеша внимательным взглядом, поклонился и поднес ему ключ со словами:
— Отныне ты хозяин на этой проклятой Создателем земле. Что будет с ней и её народом дальше — зависит от тебя.
Мукеш принял подушечку с ключом, передал её Тохару и поинтересовался у старика:
— Кто ты, мудрейший человек?
— Имя моё Альбукасем по прозванию Фирдоуси.
— Сам знаменитый Эранский философ встречает меня?! Наслышан о вас, уважаемый, — махараджа кивнул головой — поприветствовал его. — Не вы ли писали сатирические стихи, посвященные вашему покойному правителю — Мухаммеду?
— О-о! Ты знаешь и об этом! — Старик хитро прищурился и добавил: — И тот, в ком светоч разума горит, дурных деяний в мире не свершит… Купцы рассказывали мне, что ты справедливый правитель. Оставайся таким же и дальше. Я прославлю тебя в веках.
— Останусь, — пообещал ему Мукеш, — только прославлять меня не надо…
Он сразу понял, что от философа ничего не скроешь, настолько он стар и превосходно умудрен жизнью…
Философ приложил руки к лицу, дав понять, что с его стороны приветствие исчерпано, и попятился в поклоне, уступив место купцу. Купец протянул махарадже медное блюдо с виноградом, кусочками дыни и яблоками:
— Испробуй, повелитель. Газнийские фрукты сочные и сладкие, как мёд, а яблоки дорого стоят на базарах раджпутских княжеств.
— Благодарю, — Мукеш, переборов собственные мысли о возможности отравления фруктами, положил виноградину в рот и двинулся в сторону дворца, рассматривая по дороге потрескавшиеся глиняные лачуги местных жителей. На улицах не было ни души, но махараджа чувствовал, что за ним внимательно наблюдают сквозь узкие прямоугольные щели, служащих подобием окон в домах…
После череды поворотов показалась площадь с дворцом. Дворец поблек — потерял былое величие. Все его левое крыло, некогда украшенное искусной резьбой по камню, подверглось пожару. Скорее всего, Мухаммед жил только в правом — хорошо сохранившемся. Ему было не до удобств, ибо он думал только о войне и довольствовался малым.
Внутри тоже было не лучше. Мукешу и Тохару выделили более — менее приличные комнаты с заплесневелыми гобеленами, командиров разместили на этом же этаже «по — соседству», охрану же устроили в коридоре. Впервые за несколько дней воины махараджа с полководцем посетили хамам, тщательно омылись и поменяли одежду.
Махараджа заметил, что спокойный при любых обстоятельствах Тохар Гати волновался, и пошутил:
— Не бойся, друг, жениться на принцессе не так страшно, как ты думаешь.
— Повелитель, меня беспокоит иное: понимает ли она хотя бы немного наш язык? Ведь я плохо знаю говор их племён.
— Что-то я не замечал. С мамлюками ты умеешь объясняться.
— Но я совсем не помню ласкательных слов.
— Пойди, спроси у брахманов или купцов, они тебе помогут.
— Хорошо, повелитель. Сделаю, как ты сказал…
— А сейчас скажи мне: способен ли воссоздать город?
— Если ты прикажешь, как.
— Постепенно. Я пришлю тебе лучших раджпутских зодчих. А природного строительного материала здесь достаточно. Необходимо укрепить жилища людей, сделать улицы более широкими, поднять из руин храмы и обновить дворец.
Слушаюсь, повелитель. С помощью грамотных помощников я справлюсь.
— Вот и хорошо. А еще я прикажу доставить сюда много земли и разбить сад, великолепнее которого не будет далеко за пределами этого места… Возможно, получится прорыть от реки небольшой канал. Подумай, как это сделать…
— Подумаю, повелитель… если ты действительно пришлешь мне помощников, мы справимся.
— Я не сомневаюсь в твоих организационных способностях, Тохар.
— Благодарю за доверие, повелитель. — Тохар прижал руку к сердцу…

 

Следующий день выдался очень жарким. Мукеш вышел во внутренний двор дворца, отдал распоряжение дежурившим там кшатриям и тут же поспешил обратно. В коридоре он наткнулся на Тохара. Тот, успевший одеться в парадный халат, ходил взад-вперед, заложив руки за спину, ожидая церемонии.
— Что с тобой?
— Я заглянул в спальню, которую приготовили для нас.
— И что ты там увидел?
— Хотя и старые, но изумительной красоты шелковые ковры на стенах, а кровать под балдахином огромна!
— Удобно, когда большая кровать, — заметил Мукеш.
— Несомненно… — Тохар сделал вид, что не понял намёка. — Я попросил ускорить и упростить церемонию — сделать более короткой.
Мукеш хмыкнул:
— Тебе не терпится овладеть девушкой?
— Да, не терпится. Всю ночь я думал только о ней, представлял, как Малала будет любить меня, как твоя Абха… но я всего лишь кшатрий, а она принцесса, — военачальник облизывал губы, выдавая сильнейшее волнение.
— Ты уже давно не простой кшатрий. Так что, перебори робость и веди себя с девушкой достойно, согласно твоему новому положению. Зная, что жены, воспитанные по магометанским обычаям, покорны и ласковы.
— Покорнее наших?
— Да. Раджпутские жены с характером.
— Откуда ты знаешь о покорности?.. Снова Брахма сказал?
— Помолись и спроси у него сам.
Тохар сложил руки вместе и обратился к небесам…
Вскоре в коридоре появились жрецы.
— К церемонии все подготовлено, — сообщили они, — мы уже поднесли приношения Шиве, Парвати и Каме. Просим пройти за нами…
Тохар сжал в руке рукоять кинжала так, что пальцы побелели.
— Идем, — Мукеш чуть ли ни силком втолкнул его в зал.
Жрецы забили в ритуальные барабаны. Военачальник ступил на синюю узорчатую дорожку, медленно подошел к девушке и приподнял вуаль, дабы убедиться, что его не обманывают. Тем временем жрец произнес короткую речь, глядя в глаза Малики:
— Мы поклоняемся Арьяману, искателю мужей… я освобождаю тебя отсюда, а не оттуда. Я посылаю её свободно отсюда, а не оттуда. Я вызываю в ней нежную привязанность к тому, о щедрый Индра. Пусть она живет, счастливая своей судьбой и своими сыновьями… Теперь я освобождаю тебя от уз Варуны, которым связывал тебя Савитр. На небе праведности, в мире добродетели пусть будет приятно тебе, сопровождаемой женихом… Приклони колени на камень.
Девушка послушно опустилась и натянуто улыбнулась военачальнику.
— Возьми её за руку, — приказал Тохару ведущий церемонию брахман. — Обещай заботиться о ней, как о самом главном сокровище твоего дома.
— Обещаю…
Жрецы в изобилии посыпали молодых цветами лотоса и хлебными зернами…
Гияс стоял чуть в стороне. Желваки на его лице ходили ходуном. Противоречивые чувства боролись в свергнутом султане. С одной стороны он понимал, что упустил власть, с другой понадеялся, что потомки Пророка Магомета, в кого он верил до фанатизма, рожденные Маликой, всё равно пробьются к власти. «Он никогда не успокоится, подумал Мукеш, глядя на него, но Тохар справится… А вот мне сегодня вечером мне будет скучно. День, вечер и ночь теперь принадлежит молодожёнам…».
Сразу после совершения обряда Мукеш подошел к Гиясу:
— Выслушай моё распоряжение, султан: как подтверждение моей власти на землях Газни, ты должен оставить город. Отправляйся из дворца немедля. В случае невыполнения моего распоряжения я заточу тебя в клетку и брошу в подвал. Но зная, что ты мудрый человек и не пойдешь против моего приказа, поступлю по чести — прикажу кшатриям проводить тебя с охраной до перевала.
— Починяюсь твоей воле, махараджа. — Внешне Гияс никак не выказал своего отношения к словам Мукеша. Спокойно подошел к Малике, обнял её в последний раз и поспешно вышел из зала. Та не проронила ни слова ему вслед…
…После свадебного застолья для узкого круга лиц Мукеш заскучал. Тохар с молодой супругой отправились в личные покои.
«Не проведать ли мне поэта?!» — вдруг посетила мысль махараджу…
Он направился на поиски старика и нашел его сидящим на террасе и созерцающим горы. Завидя Мукеша, зароастриец, в силу обстоятельств обращённый в мусульманскую веру, привстал, учтиво поклонился и жестом пригласил Мукеша устроиться рядом с ним на подушках. Тот с удовольствием расположился напротив философа.
— Пришел ко мне за советом? — первым начал разговор философ.
— Да.
— Я готов выслушать тебя, спрашивай, — старик добродушно улыбнулся.
— Уважаемый, скажите, ради чего мы живем?
— Попробуй сам ответить на свой же вопрос.
— Попробую… — Мукеш задумался на минуту, — перед всеми нами поставлены разные цели. Лично я должен жить ради созидания. Ведь трон — опора алтаря, алтарь же — опора трона. — Потомки должны видеть вокруг себя свет, а не тьму.
— Вспомнил мои слова? — усмехнулся старик.
— Да. Не за это ли изречение покойный Мухаммед приказал бросить тебя под ноги слону?
— Именно за это. Ибо я выступал против его захватнических походов. Но Всевышний всегда выбирает сам — кого ему наказать, кого одарить милостями… Мухаммед умер, а я еще живу и не знаю, милость ли это, или наказание.
— Но ты же пытался посвятить ему поэму?!
— Пытался. Но он посчитал мой поступок делом, не угодным Аллаху… На самом деле так и есть… я посвятил ему поэму с тайной надеждой, что он задумается над смыслом своего существования, но я ошибся…
— Тот, кто не задумывается, самоуничтожается, — добавил Мукеш.
Старик пристально посмотрел на махараджу, но ничего не ответил. Его рука потянулась к блюду с разрезанным на небольшие кусочки арбузом — он взял один и положил в рот.
— Наслаждайся созерцанием и ешь фрукты, — предложил он Мукешу, — солнце скоро зайдет…
При свете факела они еще долго дискуссировали об устройстве мира и места человечества во Вселенной. Махаражда возвратился в свои покои лишь глубокой ночью. Разделся, омылся и лег. Сон не шел. Он машинально снял с пальца вардж, положил на резную этажерку и вновь задумался о человеческом сознании… «Мукеш, будь осторожен…,» — перебило его полет мыслей неожиданное предостережение, — или ему показалось? Мукеш в кромешной темноте открыл глаза и прислушался: «Рядом с изголовьем колыхнулся ковер?!» Шорох. Снова шорох чуть ближе. Будто легкая одежда касалась кровати. «Что за чертовщина»!
— Караульный! — вскричал он…
В дверь вбежали два кшатрия с факелами и моментально осветили спальню: Над изголовьем застыла женщина в черной парандже с зажатым кинжалом в руке. Очнувшись после секундного шока, она замахнулась, целясь Мукешу в сердце, но тот перехватил её руку. Девушка упала поперек кровати, слегка придавив махараджу. В ту же секунду подоспевший кшатрий ударил её в спину топориком — охрана получила негласный приказ Тохара мгновенно убивать любого, пытавшегося покуситься на жизнь махараджи…
Девушка вскрикнула и, теряя сознание, успела прохрипеть:
— Я не отрекусь от веры отца!
«Малика!? — Мукеш, сорвал паранджу с юного личика, — жаль девчонку. Она явно не выбирала смерть, надеясь скрыться следом за отцом под покровом ночи, но костлявая не упустила жертву, постаралась — настигла её в момент импульсивного поступка, в коем проявилась вся фанатичная суть агрессивной религии, стремящейся управлять миром. Надеюсь, что она все же будет уничтожена Всевышними силами…».
… В комнату вбежал взволнованный Тохар. Мукеш кивнул полководцу на тело, в котором минуту назад еще бурлили эмоции. — Похороните её по местному обычаю.
Тохар тяжело вздохнул пал ниц перед махараджей.
— Прости меня, повелитель! Это моя вина! Не доглядел — уснул раньше неё!
— Встань, тебе не за что просить прощения. Это был выбор твоей жены «на один день и ночь».
— Тьфу! — Тохар плюнул в сторону Малики. Дочь шакала, поднявшая на тебя руку, не жена мне! Я сброшу её тело в пропасть! Нет, лучше отдам на растерзание диким зверям!
— Успокойся, друг, сходи, прогуляйся, подыши воздухом. Не надо смотреть, куда кшатрии отнесут тело и что с ним сделают. Забудь о ней, будто её и не было, прошу тебя.
— Слушаюсь, повелитель. — Торах попятился к двери…
Мукеш подошел к окну. Звёзды сверкали на черном небосклоне. Под окном стрекотали цикады, устроившись среди цветущего кустарника… Махараджа хорошо ориентировался в основных созвездиях южного полушария, но не знал, где, предположительно, мог жить Арджуна. «Скорее всего, в самом ярком созвездии „Скульптор“ на голубой звезде Альфа…». Почему он так подумал, и сам не понял, наверняка, в его мыслях была доля правды. Ведь мысли просто так не приходят…
Простояв недолго у окна, он заставил себя успокоиться и вышел из покоев в дворцовый двор на поиски верного командира Тохара Гати. Тохар сидел на скамье и тоже смотрел в небо.
— Сходим в гости к зароастрийцу? — Предложил ему Мукеш. — Наверняка философ тоже не спит и, так же как мы, наблюдает за звёздным небом. — Он приподнял друга за локоть. Тому пришлось встать и пойти рядом с махараджей по тропинке, ведущей к дому философа.
Альбукасем действительно не спал — сразу открыл засов двери, пропустил высоких гостей внутрь жилища, предложил им усесться на небольшие диванчики вокруг низенького стола и сел сам.
— Что привело вас ко мне в столь поздний час? — спросил он, обратившись к Мукешу.
— Грусть и разочарование, — ответил он, кивнув на Тохара. — Только что произошло неприятное событие. Его молодая жена — Малика, убита при попытке убить меня. Наверное, я зря затевал свадьбу с дочерью врага. Еще долго не будет мира на земле, где долгое время правили служители Магомета.
Философ промолчал и вышел из зала, затем вернулся через несколько минут с кальяном и тростниковыми трубками в руках.
— Сейчас разожгу, тогда и поговорим…
Вскоре сладковатый дым от смеси нескольких трав разошелся по комнате. Старик затянулся, закрыл глаза и изрёк:
— Всякая жизнь творит собственную судьбу… жаль Малику, но жалость скоро уйдет из ваших сердец… Брахма сделал так, чтобы ты и твой друг смогли понять и оценить последствия преобразований. Не сразу оба народа станут дружественными, далеко не сразу. Пройдут годы, взойдёт новое семя, из которого, как ростки из потрескавшейся почвы, появится новое поколение. Только оно полноценно сможет жить в дружбе и согласии с бывшими врагами. Ваше же поколение еще не успокоится долго. Взаимные претензии всё время будут жить в умах людей. Простых кочевников много, равно, как и простых раджпутов. И каждый невольно продолжит жить с собственными верованиями и обычаями в душе, заложенными их обществом и родом.
— А что теперь делать мне? — спросил Тохар.
— Тебе, полководец, следует взять жену из раджпутского клана или зароастрийского. Так будет лучше.
— Уважаемый, в скором времени я возвращусь в Раи Питхор, посему прошу вас, помогите Тохару в преобразованиях и подберите ему достойную спутницу для жизни, — попросил Мукеш и тоже вдохнул сладковатый дым.
— Я не вниму твоей просьбе, повелитель, — ответил мудрец, качая головой, — и не объясню, почему…, сам узнаешь. Кальян потухнет, вы вернетесь во дворец и продолжите этот разговор завтра, без моего участия. Вы сами должны принять решение, с кем и как жить дальше.
Мукеш не стал возражать философу, так как прекрасно понимал, что тот жил вне законов иерархической лестницы, так как давно и глубоко уверовал, что миром правит не верховная элита, а божественное начало. Посему, как только угли кальяна потухли, махараджа и военачальник встали и покинули дом уважаемого старца.
Улегшись на кровать, махараджа размышлял о том, что за время, проведенное в походах, он стал более жёстким, но в тоже время понял, что если жизнь будет проходить в постоянной войне и дальше, то сам превратится в бесчувственного тупого мамлюка. Мукешу захотелось немедля покинуть крепость…
Утром махарадже доложили, что старец умер — уснул и утром не проснулся, но оставил послание лично ему. Мукеш развернул свиток, поданный дежурным раджпутом, и прочитал последние напутствия старца:
Если путь твой к познанию мира ведет,
Как бы ни был он долог и труден — вперед!..
Мир только вечен. Наша жизнь мгновенна.
Но имя остается во Вселенной…
О мир, как дивно круг ты совершаешь!
Ломаешь то, а это исправляешь…
Таков уж судьбы непреложный закон:
Один ниспровержен — другой вознесен.
Паденьем сменяется взлёт в высоту.
Безумен, кто верит в земную тщету…

Махараджа распорядился проводить философа к Брахме с подобающими ему почестями, но сам не стал дожидаться, когда останки старика уложат на деревянный лежак и сожгут. Его ждали новые обязательства…
* * *
Впервые Мукеш возвращался в Раи Питхор без преданного военачальника. Тохар Гати с рвением занялся укреплением новых владений и встречать наёмников, присланных ему Аридевой, с которыми ему предстояло переправить в Пешавар, и заново отстраивать город. Мукеша же ждали другие не менее важные дела…
Пторихара, как и положено, распахнули главные ворота пред Притхвираджей Чахаманом, сопровождаемым небольшим отрядом преданных воинов. Народ осыпал любимого правителя и раджпутов цветами лотоса.
Пад-мавати ждала мужа на мраморных ступенях дворца. Тот спрыгнул с коня и подошел к ней:
— Абха, Афганистан наш. Тохар Гати теперь наместник Пенджаба и Газни. Мои кшатрии закрепились на всей отвоеванной местности.
— С возвращением, любимый муж…, о-о! Вижу вардж на твоём пальце! Идем во внутренние покои, там и поговорим…
— Идём…, — по дороге он все же не сдержался: — Я прикинул примерный план дальнейшего развития Раджпутана: для начала, устрою при храмах несколько школ управления. Мне нужны грамотные чиновники… Ведь трудность в управлении царством не в том, чтобы самому быть умным, а в том, чтобы находить умных помощников.
— А я систематизировала родословные раджпутов и расписала их основные наследственные признаки. Только не знаю, пригодится ли кому-нибудь мой труд.
— Пригодится, не сомневайся, — уверил её Мукеш. — Любые научные изыскания рано или поздно приносят пользу.
— Тогда не забудь и о моём участии в построении нового государства, — продолжила Алина, — какая роль, как пад-мавати, ты отведешь мне?
Мукеш примолк на секунду, подумав, что ей ответить…
— Чем бы ты хотела заняться?
— Для начала я бы открыла школы для детей из бедных семей, роддома с опытными акушерками, — предложила Алина.
— Неплохо…
— Да, а ещё университет.
— Вот так, сразу?
— Почему нет? Пригласим преподавать лучших эранских математиков, наших литераторов.
— А я хочу создать Союз раджанских и славянских земель и постепенно начну прививать народу более реальную жизненную философию, — неожиданно сказал Мукеш и замолчал, удивившись собственным мыслям…
Назад: 12 СВОЕВРЕМЕННАЯ ПОДМОГА
Дальше: 14 ДОРОГА К ТРИНАДЦАТОМУ НЕБУ