— Успели обменяться новостями? — спросил Радзивилл, войдя в учебный класс, как всегда не поздоровавшись, будто расстался с нами пять минут назад. На лице его играла широкая улыбка. Было видно, что он рад видеть нас, собравшихся вместе. Мы тоже были рады. Что собрались вместе. И еще тому, что старик снова с нами.

По старой привычке мы приветствовали его стоя. Я с любопытством посмотрел на большой старомодный портфель из желтой кожи, который командир держал в руках, потом перевел взгляд на его лицо и понял, что старик приготовил для нас сюрприз. Так оно и оказалось. Радзивилл открыл портфель и стал одну за другой извлекать из него небольшие красные коробочки, похожие на те, в которые в ювелирных магазинах упаковывают драгоценности для подарка. За коробочками последовала толстая стопка бумаг.

— Господа офицеры! — торжественно произнес командир.

Раздался стук отодвигаемых стульев, и мы вытянулись по стойке «смирно», руки по швам.

— Мне поручена ответственная и приятная миссия! — Торжественность в голосе Радзивилла достигла высочайшего накала. — То, что я должен сейчас сообщить вам, из соображений секретности до сих пор держалось в тайне. Но сейчас пришло время. Майор Кубанский!

— Я! — Моя стойка стала еще «смирнее».

— За ликвидацию угрозы ядерного взрыва в густонаселенной местности в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году вам присвоено звание Героя Советского Союза. Тут секретное приложение к указу президиума тогдашнего Верховного Совета, — он потряс пачкой бумаг, — но зачитывать не буду, потому что тогда мы и до ночи не управимся. Так что прошу верить мне на слово. Согласны?

— Так точно! — выпалил я. — Согласен!

Ничего себе! Оказывается, я уже четверть века хожу в героях!

— Это за Бобруйск, сынок, — другим, неофициальным тоном добавил командир. — Понял, надеюсь?

— Так точно, понял!

— Да не кричи ты, — улыбнулся он. — Будь проще! Это еще не все. Орден Боевого Красного Знамени — за Воронеж, Красная Звезда — за Магадан, орден Ленина — за Шауляй, орден Мужества — за Крым. Один из первых, кстати!

Скоро коробочки с наградами перестали помещаться у меня в руках, и я стал складывать их на столе. Орденов было в несколько раз больше, чем принес с Великой Отечественной мой покойный отец. «Вот бы порадовался старик за меня!» — подумал я. Он всегда очень трепетно относился к таким вещам.

— Майор Кацнельсон! — Следующим по списку шел Боря. Ему тоже досталась изрядная порция славы.

В итоге каждый из нас оказался Героем Советского Союза и обладателем большого количества других боевых наград как ушедшего в историю Советского Союза, так и новой России.

Когда звездопад закончился, командир дружелюбно спросил:

— Ну что, довольны, орлы?

Я кивнул, Боря ехидно хмыкнул (но по глазам я видел, что ему тоже приятно), а Мишка подскочил и заявил громогласно, пряча довольную улыбку:

— Не за награды служим, а исключительно исполняя долг перед отечеством!

— Ладно, ладно, садись… герой! — улыбнулся в ответ командир. — Я все понимаю. Помню, когда свои цацки получал… Трижды героем стать сподобился! А бюст на родине все равно не поставили. Тоже из соображений секретности…

Тут командир неожиданно запнулся и резко сменил тему:

— Налюбовались? Тогда попрошу сдать награды! У меня в сейфе они будут сохраннее.

— Что, даже примерить не дадите? — делано огорчился Мишка. — Хотя бы перед зеркалом покрутиться…

— Отставить шуточки, капитан Иванов! — строго сказал Радзивилл, но в глазах его промелькнула веселая искорка. — Не забывайте, что вы герои тайной войны и светить свои награды вам не придется никогда. Надеюсь, в положенных вам льготах и привилегиях вы не нуждаетесь?

Мы дружно рассмеялись. И в самой Школе, и после ее окончания наш быт был несравнимо комфортнее быта большинства наших сограждан.

— Вот и хорошо! — констатировал командир. — Ну а без публичной известности и мировой славы как-нибудь обойдетесь. А чтобы облегчить ваши страдания, сообщаю, что всем вам присвоены очередные звания. Кубанский и Кацнельсон со вчерашнего дня подполковники, остальные — майоры.

Мелочь, а приятно! Хоть и сомнительная это честь — стать подполковником на излете шестого десятка. Впрочем, что это я? Не в армии же, в самом деле!

Радзивилл собрал у нас коробочки с наградами, сложил в портфель вместе с бумагами и жестко сказал:

— Все! Праздник окончен, начинаются будни. Задание вам предстоит сложное и опасное, так что настраивайтесь серьезно. Ты, Михаил, не улыбайся, ничего смешного я не сказал…

— Да я ничего. — Рот у Мишки растянулся до ушей. — Просто вы перед каждым заданием одинаковые слова говорите.

— И что, я хоть раз соврал? — возмутился командир. — Или у вас когда-нибудь были простые или безопасные операции?

— Вообще-то нет, — смущенно ответил новоиспеченный майор, в своем довольно солидном возрасте внешне остающийся все тем же долговязым веснушчатым парнишкой, лишь слегка повзрослевшим.

— Вот и помалкивай! — отрезал Радзивилл и добавил, обращаясь ко мне: — Придется тебе, Кубанский, дисциплину в пятерке подтянуть! А то распустил подразделение…

Я показал Мишке из-под стола кулак.

— Я ничуть не преувеличиваю. Положение действительно тяжелое! — В голосе командира прозвучали металлические нотки. Поняв, что шутки закончены, мы подобрались. Даже с Мишкиного лица исчезла улыбка. — Хуже всего, что наши лучшие аналитики до конца не понимают, что происходит. Случилось то, чего не было со дня основания Службы, — нам противостоит тайная организованная сила, по всем признакам не имеющая отношения ни к одной из российских или зарубежных спецслужб. А мы, к глубокому нашему сожалению, ничего о ней не знаем. Кроме того, что организация достаточно мощная. Кубанский имел возможность в этом убедиться…

Я сверлил взглядом крышку стола, не в силах поднять глаза на ребят, хотя они уже знали о моем харьковском позоре.

— …Слушайте дальше, — продолжил командир. — По разработанному штабом сценарию я подставился противнику, и в моем собственном доме меня попытались взять четверо придурков. Конечно, у них ничего не вышло, я скрутил их и доставил по назначению. Но оказалось, что они практически ничего не знают. Кроме того, что они должны были заставить меня сдать своим сообщникам Кубанского. То есть я должен был убедить тебя, Володя, оставаться в квартире харьковского резидента, Виктора. Когда я повязал их, то думал, что мне удастся легко вытащить из них имя и фоторобот командира или заказчика, но не тут-то было! Эта информация у всех четверых оказалась закрыта таким мощным блоком, что снять его не получилось не только у меня, но и у лучших специалистов из штаба. Как только пытаешься проникнуть чуть глубже, у них начинает останавливаться сердце. Не хочется брать грех на душу, ребята хоть и нарушили закон, но все равно жалко их… Они ведь даже не одержимые. Обыкновенные парни из ОМОНа, все на Кавказе повоевать успели. Просто позарились на легкие деньги, решили подзаработать в свободное от работы время.

Командир замолчал, переводя дыхание, и я воспользовался этим, чтобы задать вопрос:

— Неужели такое возможно? Чтобы специалисты Службы да не смогли снять чей-то блок?

— Я тоже так думал, — ответил Радзивилл. — Но, представьте себе, дело обстоит именно так.

— Кто же ставил блок? Что за уникальный специалист?

— Вот это нам и предстоит узнать, — вздохнул командир. — Есть подозрение, что в деле замешан один из наших бывших высокопоставленных работников.

— Разве бывают бывшие работники Службы? — недоверчиво спросил молчавший до этого Павел. — Тем более высокопоставленные?

— Нет, конечно. Но тут особый случай. У одного из старших штабных офицеров возникли разногласия с верховным руководством Службы. Это случается иногда. Вольномыслие у нас не преследуется, широта взглядов не запрещена…

Я скептически хмыкнул про себя. Вот уж не замечал… Но вслух ничего не сказал.

— …Обычно в таких случаях все разногласия разрешаются путем переговоров. Как правило, устраивается дискуссия, во время которой третейские судьи решают, кто прав, а кто нет. Добавлю — никогда проигравшая спор сторона не подвергалась никаким репрессиям. С самого основания Службы — ни разу. Но в этот раз штабист чего-то испугался и не явился на дискуссию. Больше того, он вообще пропал, и уже второй год никто не знает, где он скрывается. А это уже дезертирство.

— Но какое отношение этот дезертир имеет к нашему делу? — прозвучал голос Мити-Мустафы, чему я немало удивился. Обычно он предпочитал помалкивать, наматывая услышанное на ус.

— Самое прямое, — мрачно ответил командир. — Есть все основания предполагать, что именно он стоит за непонятной организацией, которая хотела захватить Кубанского. Точнее, которая захватила Кубанского…

— Может быть, хватит, командир! — взмолился я. — Ну сколько можно!

— Сколько нужно, столько и можно! — отрезал Радзивилл, но неожиданно смягчился. — Просто вы должны понимать, с каким противником вам придется иметь дело.

— А с каким? — невинно спросил Боря.

— Тяжело с вами! — Радзивилл остановил на Боре долгий испытующий взгляд. — Слишком быстро соображаете.

— Разве это плохо?

— Иногда бывает не слишком хорошо! — загадочно ответил командир. — Короче, давайте я объясню вашу задачу, а все вопросы потом.

Мы плотно устроились на стульях и приготовились слушать.

— Чтобы добраться до главной цели, начинать вам придется с дальних подступов, — начал Радзивилл. — То есть с последнего дела, которым занимался майор… подполковник Кубанский. С убийства физика Назарова. Все улики сходятся на том, что застрелили его члены нашей таинственной организации. Вы должны выяснить, чем занимался Назаров и к кому он ехал в Харьков. Это может помочь выяснить мотивы преступления и выйти на убийц. Кстати, судя по реакции противника, Кубанский подошел к ним уже довольно близко.

Потом вы должны выйти на организацию, захватить кого-нибудь из ее осведомленных членов и доставить его в Центр. Надеюсь, не у каждого из них стоит в башке блок. Но и это не главная задача. Если за всей этой катавасией стоит наш беглый штабист — а аналитики думают, что это именно так! — то он обязательно должен будет появиться где-то рядом с вами. Вот тут-то вы и должны будете показать, что не зря учились в Школе!

— Велик подвиг — повязать какого-то штабиста! — презрительно фыркнул Мишка.

— Не говори гоп! — осадил его командир. — Этот штабист прошел подготовку не хуже вашей. И главное, что вы должны знать: произошел невероятный случай! Похоже, что в его сознание проник враг. Как это могло произойти, я не представляю. Сейчас умные головы в штабе исследуют этот вопрос. Или, дезертировав, штабист потерял иммунитет, или мы далеко не все знаем о враге… Короче, представляете, какая может образоваться адская смесь? Это будет серьезнее бобруйской твари!

— Да-а! — протянул Кацнельсон. — И как, интересно, аналитики оценивают наши шансы?

— Примерно пятьдесят на пятьдесят, — честно признался Радзивилл. — Но я на вас очень надеюсь, ребята. Скажу вам то, чего никогда не говорил. Вы — наша лучшая пятерка. Вас готовили по особой программе именно для таких, самых сложных случаев. Если не справитесь вы — не справится никто. А сейчас под угрозой оказалось само существование Службы. Ведь дезертир знает о ней все! Поэтому я даже не приказываю, а прошу: вывернитесь наизнанку, но остановите его!

— Когда приступаем? — коротко спросил я.

— До завтрашнего вечера вы свободны, — понял меня командир. — К этому времени аналитический отдел обещал обработать информацию и выдать вам последние рекомендации.

Он взял портфель и, слегка сутулясь, вышел из учебного класса.

— …Здорово старик сдал, — задумчиво сказал Боря. — Вы заметили? Внешне ничего, а по глазам уже видно.

— Не забывай о его возрасте! — откликнулся Павел. — Посмотрим, каким ты будешь, когда у тебя останется десять лет жизни. Но это же надо — трижды герой! Никогда бы не подумал!

Мы сидели в беседке посреди старинного парка, окружающего здание Центра, и обсуждали новое задание.

— Меня больше тревожит другое! — второй раз за день подал голос молчун Рахимов. — Что-то в этой операции такое… мутное, что ли? Вроде бы все нормально, по-честному, а на душе кошки скребут. Чувствую, что командир от души говорит, не темнит, и все равно…

— Ребята, а ведь Митя прав! — Боря прикрыл глаза, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя. — Ощущение, правда, не очень!

Мы все прогнали в памяти беседу с командиром и вынуждены были согласиться с Митей. А Паша добавил:

— Такое впечатление, что кто-то держит нас за дураков!

— Кто? — возмутился Мишка. — Командир, что ли?

— Ну, не командир, конечно, — смутился Паша. — Но ведь его могли ввести в заблуждение.

Мы давно уже не были наивными мальчишками, только что вышедшими из стен Школы. Не раз мы замечали странности в полученных заданиях и обсуждали их между собой. Возмущались, когда у нас отбирали практически завершенные дела, не ставя потом в известность, чем они закончились. Многое нам не нравилось, и мы прямо говорили об этом командиру. Иногда он объяснял нам странности, чаще — нет. И все-таки мы всегда выполняли задания. Но никогда еще чувство сомнения перед началом операции не было таким острым.

— Предлагаю сделать так, — сказал я. — Командиру ничего не говорим. Что мы можем ему предъявить? Смутные подозрения?

— Не такие уж смутные, — пробормотал Митя.

— Хорошо! Пусть не такие уж смутные. Но ничем не подкрепленные, кроме нашей интуиции.

— Разве этого мало? — перебил меня Боря.

— Вы дадите мне договорить? — возмутился я. — Правильно командир сказал — пора дисциплину подтягивать! Распустились!

— Молчу, молчу! — шутливо испугался Боря.

— Вот то-то же! — сказал я в том же тоне. — А то забыли, кто здесь главный! В общем, предлагаю — старику ничего не говорим. Во время операции постоянно прикрываем друг другу спины и, главное, все время прокачиваем ситуацию. Если что-то пойдет не так, никто не сможет заставить нас действовать против совести. Я прав?

Я спешил закончить дискуссию, потому что меня ждала Катя. Завтра мы оба должны были покинуть Центр, и это была наша последняя ночь. При этой мысли я вздрогнул и мысленно перекрестился. Не дай бог, чтобы и в самом деле последняя!

Ребята согласились со мной, и через несколько минут я был уже в номере у Кати.

Моя любимая сидела на диване, вид у нее был довольно грустный. Да и то, с чего бы ей было веселиться?

Еще позавчера мы договорились, что я не буду скрывать от нее сути предстоящего мне задания — от этого впрямую зависела моя встреча с сыном. Но стоило мне открыть рот, как она приложила палец к губам и предложила прогуляться по парку. Мы вышли из здания и, спустившись к озеру, устроились на берегу. Только тут я рассказал Кате все, что услышал сегодня от командира. Она внимательно выслушала меня и надолго задумалась. Я сидел рядом, держал ее за руку и терпеливо ждал. Наконец она встряхнула головой, будто очнулась от дремы, и сказала:

— Ты чувствуешь — в вашем задании что-то не так?

— Значит, ты тоже поняла! — восхитился я и передал ей наш разговор с ребятами.

— Вы все правильно решили, — одобрила Катя. — Скажу даже больше. Сами вы вряд ли найдете того, кого твой шеф назвал дезертиром. Скорее он сам выйдет на тебя. Мне почему-то кажется, что ты ему нужен. Так вот, если это случится, не спеши хватать его и вязать. Сначала выслушай его, а потом решай, что делать дальше. Может быть, это именно то, о чем я тебе говорила. Кстати, если бы он желал тебе зла, то сто раз сумел бы его причинить. У него было для этого достаточно времени.

— Когда это? — удивился я.

— Неужели ты не догадался, что именно с этим человеком ты добирался из Харькова в Центр? Ну точно тугодум! — рассмеялась Катя.

Разумеется, мы не стали тратить эту ночь на такую ерунду, как сон…