Глава 55

– Эй, есть кто дома?

Продираясь сквозь ровный гул, голос кажется идущим издалека, почти из другого мира.

– Майор?.. Вы меня слышите?

Гомес часто моргает. Из небытия выплывает лицо. С успокаивающей улыбкой.

Но ему бы хотелось снова закрыть веки. Еще немного… еще хоть чуточку этого успокоения, этого чудесного самоотречения.

Хотя ему самому казалось странным, что он это осознает, но ему почудилось, будто он умер.

Чья-то рука сильно трясет его, он получает пощечину.

– Ну же, старина, пора просыпаться! У меня еще и других дел полно!..

Квентин, сидящий верхом на стуле. Опершись подбородком о спинку, он продолжает улыбаться.

– Ну что, порядок, ты снова с нами, приятель?

Гомес пытается всплыть на поверхность. Через несколько секунд понимает, что он у себя дома.

– Голова не слишком болит, надеюсь?

– Что такое?..

Его рот иссушенная пустыня, поросшая кактусами. Голова – дирижабль в свободном падении, уходящий в штопор. Жесткая посадка не за горами.

И у него неприятное ощущение, что он залпом высосал бутылку виски.

– Ты что, ничего не помнишь?

Гомес тоже сидит на стуле, руки в наручниках скованы за спиной. Он вспоминает, что получил удар, но помнится главным образом боль, потом падение.

Напротив него Варфоломей крутит в руках его «зиг-зауэр».

Несмотря на сумятицу в голове, майор осознает, что попал в сложное положение.

– Ты в полном дерьме, Алекс! – подтверждает Квентин. – Вообще-то, такое случается со слишком любопытными людьми. И с недостаточно хитрыми… Или и то и другое, как в твоем случае. Некоторые совмещают все разом, верно?

Гомес предпочитает пока что хранить молчание. Главное, восстановить силы. Раз уж он не умер, ему вдруг захотелось жить. Больше всего на свете.

Но сначала нужно полностью прийти в себя. Разогнать туман, заволакивающий его мозг.

Он пытается пошевелить пальцами, удается едва-едва. Он словно под воздействием мощного наркотика. Ему даже трудно сосредоточить взгляд на противнике.

– Ладно, поболтаем немного. Если ты, конечно, не возражаешь…

Коп издает болезненный стон.

– Отлично! – смеется медбрат. – Я знал, что ты открыт для дискуссии.

Он делает несколько шагов, держа полуавтоматический пистолет в руке.

– Если ты соберешься орать, я тебя заткну! – добавляет он, помахивая рулоном скотча. – Но я бы удивился, учитывая дозу, которую я тебе вкатил!

Так вот в чем дело. Этот ублюдок действительно накачал его наркотиком.

Квентин сует ему под нос шприц.

– Очень эффективное средство, чтобы превратить в послушного ягненка даже самого буйного. И знаешь что? Его молекула не оставляет в организме ни малейшего следа. А значит, если в ближайшие дни тебя нашинкуют, то ничего не найдут!

Варфоломей ликует, Гомес чувствует, как внутри шевелится страх. Конечно, из-за того, что он представил себя на нержавейке прозекторского стола. Его мозги с одной стороны, печень с другой.

Смерть вдруг предстала не такой уж романтической и привлекательной. Всего лишь отвратительной и грязной.

Кусок холодного мяса на лотке мясника.

– А поскольку медэксперты вечно завалены работой, думаю, вскроют тебя не раньше чем через пару суток. А как по-твоему, Алекс?

– По-моему, ты… ты…

Гомесу не удается связать и двух слов.

– Я кто? – веселится Квентин. – Гений? Я тебя за язык не тянул, приятель!

Коп изо всех сил старается сосредоточиться. Он должен вернуть себе ясность сознания и власть над телом. Он не желает, чтобы его прикончили без сопротивления. Не желает подыхать таким образом.

Таким жалким образом.

– Ублюдок, – удается ему выговорить.

– Давай повежливее, ладно?

– Это… убьет меня?

– Наркотик? Нет, не беспокойся! Укол только для того, чтобы ты вел себя смирно. Убью тебя я.

Александр закрывает глаза. Но все продолжает ходить ходуном. Только внутри его черепа, конечно. Потому что ему все труднее двигаться. Словно этот подонок закатал его в цемент, и тот твердеет на коже.

Ужас.

Надо держаться. Если этот наркотик не оставляет следов в организме, то и действует он очень ограниченное время.

Держаться как можно дольше.

– Видишь ли, Алекс, ты мне и вправду нравишься. Ты мне кажешься… Как бы сказать?.. Симпатичным. И трогательным. Да, именно, я нахожу тебя трогательным.

– Тем лучше, – раздается замогильный голос.

– Ага, к тебе возвращается дар речи, это хорошо. Но я обожаю солировать! Так что, главное, не старайся мне отвечать.

Квентин кладет затянутые в перчатки руки на плечи Гомеса и наклоняется. Их лбы почти соприкасаются.

– Я бы даже сказал: заткни свою пасть! – мурлычет он. – Понятно?

Он выпрямляется, Гомес снова начинает дышать. Так медленно, что у него ощущение, будто он засыпает. Тогда он до крови прикусывает себе язык.

– Так о чем я говорил? – продолжает его мучитель. – А, да, я нахожу тебя трогательным. Но слишком любопытным… Заметь, я тебя понимаю, старина. Понимаю, почему ты запал на эту девицу. И любой мужик на твоем месте ринулся бы очертя голову… Но проблема в том, что нехорошо красть чужую женщину. Это очень нехорошо. Тебе никогда не говорили? Так даже в Библии написано!

– Чужую… женщину?

– Ну да, Алекс, – вздыхает медбрат. – Хлоя моя. А не твоя.

– Я не мог… знать, что она твоя.

– Конечно мог, и прекрасно знал! С самого начала. Но ты решил, что сильнее меня. Ты взял на себя миссию по ее спасению. Ты захотел поиграть в героя!

Квентин снова приближает лицо к Гомесу.

– Герой паршиво выглядит!

– Ему на тебя насрать… герою.

Медбрат подмигивает ему и дружески треплет по щеке.

– Сдается мне, ты не в том положении, чтобы грубить.

Гомес собирает все свои силы и дергает наручники. Безнадежно. Но его ноги не привязаны, а этот дает ему шанс. При условии, что он сумеет им воспользоваться. Пока что он не шевелится. Выжидает удобного момента.

Квентин останавливается перед портретом Софи, стоящим на старом буфете тридцатых годов.

– А она была красивой, твоя жена. И верно, Хлоя на нее похожа. Просто удивительно. Для тебя это стало настоящим шоком, да?

– Чего ты… хочешь, кроме как уболтать меня до смерти?

– Я? Я хотел только Хлою. Но ты встал мне поперек дороги. Ты встал между ею и мной.

– Я делал свою работу.

Говорить с ним. Пусть даже это пытка. У безумца потребность излить душу. Выложить все, что накопилось.

Отвечать, чтобы заставить его продолжать. Признаваться в своих преступлениях и планах.

Выиграть время, еще и еще.

– Резонно. Но должен напомнить, что ты уже даже не коп.

– Неверно, – возражает Гомес. – Я все еще… коп. А убить офицера полиции – это… безумие.

Квентин хохочет, у Гомеса от этого смеха сводит внутренности. Медбрат снова устраивается на стуле. Начинает раскачиваться взад-вперед, то приближаясь, то отдаляясь от своей добычи. К мигрени добавляется дурнота.

– Спасибо, что предупредил, герой. Когда я убью тебя, то поразмыслю над этим, обещаю.

Долгая пауза, во время которой мужчины сверлят друг друга глазами. Хотя Гомесу трудно сосредоточить взгляд в одном направлении.

– Так или иначе, ты же хочешь умереть, – неожиданно утверждает Квентин.

– Откуда… тебе знать?

– Я знаю все. Тебе не хватает жены, ты хочешь соединиться с ней. Хочешь покончить со всем. Иначе ты бы не позволил свалить себя одним ударом, ты бы попытался защититься. Ты же увидел меня в стекло, верно? Ровно в тот момент ты и прекратил борьбу.

Гомес стискивает зубы; мерзавец прав.

– Умереть, – тихонько нашептывает Квентин. – Забыть про страдания, горе, боль… Это, наверное, чудесно, а?

– Хочешь попробовать? – предлагает коп в неожиданном приливе энергии.

Даже странно, сколько сил придает гнев.

Квентин снова улыбается. Улыбка немного сокрушенная.

– Очень боюсь, что очередь твоя, ищейка. А не моя. Ты сдохнешь, а я смогу спокойно заняться милой крошкой Хлоей… Тебя рядом не будет, чтобы охранять ее, как положено верному песику.

Горло Александра судорожно сжимается, он удерживает поток слез, готовых брызнуть из глаз. Которые сейчас ничем не напоминают глаза сумасшедшего. Скорее испуганного ребенка.

Глаза человека, который знает, что умрет. Не выполнив свою миссию.

– Я утешу ее в горе от твоего ухода, – обещает Варфоломей. – Я о ней позабочусь, можешь мне поверить.

– Ты просто больной, ты псих! Ты убил медбрата из лечебницы и занял его место, да?

Квентин усмехается, встает со стула. Ему явно не сидится на месте.

Александр удивлен тем, что ему удалось выговорить целую фразу, не запнувшись. Ему кажется, что силы возвращаются.

– А ты забавный… Думаю, ты заслужил объяснения. Чтобы я рассказал тебе, кто я на самом деле и что с ней сделаю.

Нет, этого я не заслужил. Выслушивать, как психопат рассказывает во всех деталях о своих планах, извращениях и мотивах.

Однако Александру придется вытерпеть и эту пытку.

– Хлою я встретил на вечеринке, куда меня пригласила Кароль. Мы обменялись парой слов, но она меня даже не видела, слишком поглощенная собственной ослепительностью. Слишком занятая тем, чтобы блистать! Сиять, как солнце… Я сразу понял, что это она. В тот момент я ее выбрал.

Майор не прерывает его, позволяя расписывать историю патологической любви. Квентин кладет пистолет на журнальный столик, Гомес испытывает легкое облегчение.

– Я начал тайком следить за ней. Отмечал каждую ее привычку, каждую причуду. Короче, я научился понимать ее. Потом я подобрался к ее лучшей подруге. Ее-то покорить ничего не стоило! Она упала к моим ногам с ошеломляющей легкостью… Заметь, я, кажется, наделен недюжинным обаянием. Ты как думаешь?.. Благодаря Каро я узнал массу всего о моей нареченной. В обмен я должен был делать вид, что люблю ее, а это было непросто. Девица скучнее осеннего дождика! Стоит на нее, как на тарелку с макаронами.

Гомес незаметно перенес вес тела вперед. Он пытается сделать несколько движений, чтобы размять мускулы. Чтобы слой цемента растрескался.

– А затем я пошел в атаку. Мой метод не знает осечек: я превращаю их в законченных психопаток.

Квентин снова приближается, Гомес откидывается назад.

– Ты чего так дергаешься?

– Писать хочу, – находится коп.

– Извини, но отложим на следующий раз. Итак, я говорил, что свожу их с ума. Это такой кайф, ты бы знал! Они повсюду рассказывают свою историю, и никто им не верит.

– Никто, кроме меня.

– Ну конечно, совсем без накладок не бывает, – уступает Варфоломей. – Но в сущности, это не так уж важно. Понимаешь, я больше всего люблю их ломать. Разбирать на кусочки! Смотреть, как они дергаются, сражаясь с невидимым врагом. Как теряют все ориентиры, все, что построили в жизни. Раздевать их донага, докапываться до самого болезненного… Это так возбуждает, представить себе не можешь.

– Да, не могу, – соглашается Гомес. – Я для этого недостаточно безумен.

– Вот и я тоже недостаточно безумен, – сокрушается Варфоломей. – Я люблю безумие. Оно меня привлекает, почти непреодолимо. Нормальность так уныла, так предсказуема. Так банальна! А безумие – дверь, открытая в новые миры, во вселенные столь изобильные, что наше воображение недостаточно богато, чтобы их постичь. Только если ты безумен!

Квентин делает короткую паузу, словно обдумывая собственные слова.

– Да, я безумен. Но лишь немного. И лишь иногда. К несчастью…

– У меня для тебя сногсшибательная новость, – возражает майор. – Ты совершенно ненормальный. Ты чокнутый, двинутый, свихнувшийся, трахнутый, буйнопомешанный! Полностью и на все времена.

Квентин его, кажется, не слышит и продолжает свой монолог:

– Благодаря мне эти девицы исследуют новые миры, набираются нового опыта. Благодаря мне они наконец узнают нечто иное, кроме безнадежности жизни незначительной, иногда убогой, а часто мрачной. Я их спаситель…

Медбрат снова отошел и принялся расхаживать по гостиной, засунув руки в карманы.

– Хлоя лакомая мишень. Она крепкий орешек! Но в ней гигантский потенциал… Благодаря тому, что рассказала мне Кароль, я быстро понял, что у Хлои всегда были параноидальные наклонности, и это намного облегчило мне задачу.

Хлоя… что она сейчас делает? – вдруг спрашивает себя Александр. Он представляет ее, в черном строгом костюме. Красивую до чертиков. До смерти.

Он думал, что готов умереть за нее. Но в конечном счете предпочел бы жить. С нею.

В это мгновение он ощущает желание. И даже бешеное желание. В этот момент Александр готов на любые клятвы и обещания. Безусловно, потому, что ему не останется времени, чтобы их сдержать.

Квентин снова уселся и продолжает свои откровения:

– Ты, конечно же, задавался вопросом, как мне удалось все это провернуть, ищейка… Очень просто, сам увидишь. Сначала я сделал дубликаты ключей от ее дома. У Хлои очень организованная домработница: она пишет имена всех своих клиентов на каждой связке и вешает их в шкафчик при входе. Видишь, Алекс, вот тут ты и совершил ошибку, тут ты не был на высоте… Если бы ты начал копать вокруг Фабьены, ты бы вышел на меня куда раньше. Ты бы заметил, что я трахаю и ее тоже! И должен признать, мне повезло: она миленькая и куда забавнее Кароль. И она до смерти скучает с мужем. Короче, я стянул связку, сделал дубликат и повесил ключи на место. И всякий раз, когда Хлоя меняла замки, я прокручивал тот же фокус. Детская игра!

Александр осознает, до какой степени Хлоя была неосторожна, ослушавшись его. И до какой степени он сам был небрежен. В его планах стояло порыться в жизни Фабьены. Но это следовало сделать в первую очередь. Если бы только у него были время и средства… Если бы только Маяр соизволил прислушаться к нему.

Если бы только я сам был более убедителен.

– Потом я проник к Хлое и установил несколько маленьких жучков. Микрофончики то тут, то там. Имей в виду, это хорошее оборудование, не какое-нибудь дерьмо… Когда хочешь преуспеть, следует вложиться. Жаль, что ты их не нашел, да, Алекс? Должен сказать, что я не пожалел времени, чтобы их замаскировать, и простого обыска было недостаточно, чтобы до них добраться… А еще я поставил маячок на машину Хлои. Поразительно, чего только сегодня не раздобудешь через Интернет!

Коп закрывает глаза. Ему хочется заснуть, но он сопротивляется, как может. Квентин решает помочь ему, отвесив новую оплеуху.

– Эй! Оставайся со мной, герой! Не хочешь узнать продолжение?

Гомес поднимает голову.

– Хорошо… Итак, я рассовал повсюду микрофоны. Знал бы ты, чего я наслушался! Могу тебе кое-что открыть: она кричала куда сильнее с Бертраном, чем с тобой.

Лицо Александра чуть заметно напрягается. Он дорого бы дал за возможность стереть того в порошок. Раздавить его в своих руках, как спелый фрукт.

– Ну, я не хотел тебя огорчать, старина.

– По крайней мере, мне не пришлось нападать на нее, чтобы она заметила, что я существую, – наносит ответный удар майор. – Мне даже никаких усилий не пришлось прикладывать.

– Да ладно тебе, – улыбается Квентин, – не передергивай. Она тебя заметила только потому, что ты ей нужен. Потому что ее бил мандраж. Только потому, что я пугал ее. Проснись: эта шлюха воспользовалась тобой, ты вовсе не в ее вкусе! Не вмешайся я, она бы на тебя и не глянула.

Гомес собирается ответить, но чувствует, что ответ пришелся бы в пустоту.

– Но поскольку микрофонов было недостаточно, – продолжает медбрат, – я установил миниатюрные камеры в стратегических точках. И таким образом получил возможность заходить в полной уверенности, что она спит. Хитро, а? И тогда я мог любоваться ею в свое удовольствие. Она и впрямь красива. Чистое наслаждение для глаз…

Александр ошеломлен. Как он умудрился просмотреть такое?

– А потом я принялся за свою любимую игру… Создать у нее впечатление, что она сходит с ума.

Квентин прикуривает сигарету, насмехаясь над майором. Пуская ему струю дыма прямо в глаза.

Глаза, которые ничего не видели. Глаза, которые раскрылись слишком поздно.

– Винт, слышал о таком?

– Метамфетамин, – машинально отвечает Гомес.

– Браво, хорошо учил уроки! Вот его я и добавил в ее таблетки от сердца. Заменил ее пилюли на это дерьмо. Ты представить не можешь, как в малой дозе эти кристаллики обостряют паранойю! А наша малышка-принцесса здорово на них подсела. К тому же она принимала и другую наркоту, думая, что глотает снотворное или успокоительное. Я опробовал разные штуки, чтобы посмотреть, какой получится эффект. Чтобы еще больше выбить ее из колеи. Up and down… И она продолжает каждый день накачиваться дурью, сама того не ведая.

– Сволочь! – рычит коп.

– А тебе бы следовало восхититься моим умом, – возмущается Варфоломей.

– Ты не умен, ты только тяжело болен!

Квентин довольствуется улыбкой и тушит сигарету в уже полной пепельнице. Потом достает погасший окурок и прячет к себе в карман брюк.

– А хочешь, расскажу, что будет дальше?

– Единственное, чего я хочу, это превратить твою морду в кашу!

– Мозг, – поправляет Квентин. – Это я превращу твой мозг в кашу.

Александр громко сглатывает.

– Что, страшно, герой? – шепчет медбрат.

– Не без этого, – признается Гомес.

– Понимаю. И можешь поверить, мне жаль, что придется с тобой это сделать.

– Так не делай! В любом случае у меня на тебя ничего нет… Ты мало чем рискуешь!

Еще одна сокрушенная улыбка.

– У меня нет выбора. Еще до твоего вчерашнего визита я знал, что ты нашел связь между Хлоей и Лорой. Эти микрофончики такая практичная штука! Но реальной опасности я не чувствовал… Ладно, признаюсь, мне хотелось с тобой разделаться просто потому, что ты спал с Хлоей, но нужно уметь сдерживать желания, если хочешь добиться цели. А вчера, увидев тебя у лечебницы, я понял, что ты догадался. Тебе не следовало там показываться, приятель. Фатальная ошибка…

Гомес продолжал молча проклинать себя. Он умудрился совершить все непростительные ошибки. Как зеленый новичок. Его взгляд обращается на большой портрет Софи, висящий на стене.

– Думаешь, я позволю тебе разрушить дело моих рук? Пока ты там, я лишен свободы действий. Значит, тебя нужно убрать. Потому что сейчас Хлоя почти готова, и я твердо намерен этим воспользоваться.

– Как? – спрашивает Александр, стараясь не показать, до какой степени ему плохо.

На этот раз в улыбке Квентина нет никакой напускной печали. Она просто ужасает.

– Она готова сорваться по-настоящему, я чувствую. А твоя смерть, хоть и непредвиденная, только ускорит дело. Она создала вокруг себя пустоту, спалилась в глазах копов. Совсем скоро она потеряет последние ориентиры. И тогда она будет моей. Я попользуюсь ею вволю, пока не надоест, можешь мне поверить. Я смогу делать с ней все, что захочу, никто ей не поверит. Пока ей самой не станет невыносимо видеть, во что она превратилась. Пока страх и одиночество не толкнут ее положить конец столь жалкому существованию…

Александру вдруг становится холодно. Он начинает дрожать. Взгляд синих глаз леденит его ужасом.

Он представляет, как этот взгляд погружается в запуганные глаза Хлои. Он представляет молодую женщину в его лапах. Одну, в его власти.

Медбрат снова отодвигается, обойдя вокруг дивана. Потом неожиданно отправляется в кухню, и Гомес слышит, как открывается холодильник.

Сейчас или никогда.

Он собирает все малые силы, которые в нем еще есть, и пытается подняться.

Мускулы ног отказываются подчиниться, челюсти сводит, дыхания не хватает. Руки остаются скованными за спинкой стула, от которой ему не удается отцепиться.

Он падает обратно. Возвращение на исходную позицию.

Новая попытка, пока за стеной слышно, как медбрат открывает банку кока-колы, продолжая свое описание идеального преступления.

– Мне интересно, как она закончит… Думаешь, она проглотит снотворное или предпочтет броситься под поезд? Если только не пустит себе пулю… Тебе следовало забрать у нее пистолет, Алекс. Очередной твой прокол.

Гомес снова пытается вытянуть ноги, боль чудовищная.

– Хотя девицы редко кончают с собой, используя огнестрельное оружие. Хотят сохранить в целости лицо, остаться красивыми и после смерти. Помню, я смотрел, как Лора выбрасывается из окна своей квартиры… Это было так прекрасно, ты представить себе не можешь!

Колени Александра подгибаются, он падает вперед, обрушиваясь на стеклянный журнальный столик, который разлетается под его весом с ужасным грохотом. «Зиг-зауэр» падает на ковер.

Слегка оглушенному Гомесу удается избавиться от стула в тот момент, когда вбегает Квентин. Медбрат застывает с открытым ртом.

– Вот дерьмо…

Гомес наклоняется, сжимает по-прежнему скованные кулаки. Он разгоняется, как настоящий бык на арене. Головой вперед он устремляется на цель и бьет прямо в грудину. У Квентина перехватывает дыхание, он впечатывается в стену и сползает на пол.

Но у быка шансов нет, это общеизвестно.

Александр хотел бы воспользоваться положением. Его противник на полу, лучший момент, чтобы покончить с ним. Ударом ноги, ударом каблука. Ударом чего угодно.

Вот только Александр больше ничего не может. Атака лишила его последних сил.

Он тоже валится, пока Квентин с трудом поднимается.

– Вот дерьмо, – повторяет тот, прикладывая руку к груди. – Черт, ну и силища у тебя…

Варфоломей постепенно восстанавливает дыхание, продолжая разглядывать стоящего на коленях в полуметре от него копа, который цепляется за остатки сознания.

– Ты что вытворяешь, Алекс? Посмотри на это бардак! И что я теперь должен делать?.. Хорошая попытка, но с тем, что сейчас в твоих венах, у тебя не было шансов. За остальное не беспокойся, я разберусь. Они ни хрена не заметят.

Гомес не шевелится, снова пытаясь собрать силы.

Почему мускулы его не слушаются?

Он видит, как медбрат берется за шприц, наполняет его оставшейся во флаконе жидкостью.

Видит, как приближается смерть без малейшей возможности ускользнуть от нее.

Он старается встать, но мертвая хватка давит на его плечи, прижимая к полу в позе молящегося. Игла мягко входит в яремную вену.

Эффект мгновенный. Гомес складывает оружие.

Квентин хватает его под мышки и титаническим усилием тащит по ковру, чтобы прислонить к дивану. Потом берет «зиг-зауэр», ставит на боевой взвод.

– Пора заканчивать, приятель. Ты такой шум устроил, что придется ускорить темп. Жаль, я еще столько хотел тебе рассказать…

Он достает из сумки глушитель, навинчивает его на ствол.

Неподвижно сидя на полу, Александр плачет.

В жуткой тишине слезы бегут по его парализованному лицу.

Гомес плачет, думая о Хлое, которую его неминуемая смерть оставит без защиты.

Он плачет, думая о Софи, которую его неминуемая смерть отправит в забвение.

Он плачет, потому что так и не узнает, выйдет ли Пацан из комы.

Господи, сделай так, чтобы он очнулся…

В жуткой тишине Гомес плачет. Просто потому, что боится умирать.

Один, как собака.

Невозможно уговорить палача, потому что он даже не может говорить.

Квентин разглядывает его несколько мгновений. Без ненависти и без сочувствия. Пустым взглядом.

Потом расстегивает наручники, берет правую руку копа и вкладывает в нее оружие.

– Ты должен помочь мне. Сожалею, но это для твоих дружков из научного отдела. Если у тебя не будет следов пороха на руке, они что-то заподозрят.

Он заставляет Гомеса согнуть палец на спусковом крючке, подносит его руку к виску, туда, где уже налился синяк.

Майор похож на марионетку, Варфоломей дергает за ниточки.

Спектакль подходит к концу.

– А я вот готов поспорить, что она бросится под поезд, – шепчет с улыбкой медбрат.

Последним усилием Гомес пытается отвести голову от дула. Но Квентин крепко держит его за волосы.

– Счастливого пути, герой…

Глаза Александра отчаянно ищут портрет на стене.

Увидеть ее в последний раз. Уйти с ней.

Наконец Софи улыбается ему. В тот момент, когда его палец вопреки воле жмет на гашетку.