Глава 41
Сумерки наступили как минимум на час раньше. Небо такое низкое, такое тяжелое, что кажется, будто оно сейчас раздавит крыши.
– Вот, с вас девятнадцать пятьдесят, мадам.
Хлоя протягивает таксисту банкноту в двадцать евро.
– Сдачи не надо, – говорит она.
Она подходит к своему «мерседесу», припаркованному сразу за машиной Александра. Подняв голову, видит светящийся прямоугольник на темном фасаде. Значит, он дома.
Хлоя нервно теребит ключи. Желание удрать, вот только…
Она думает об этом уже несколько часов. Выбора нет, придется идти. И поговорить с ним. Пусть даже одна только мысль о противостоянии с Гомесом совершенно нестерпима.
Так надо. Потому что никого больше у нее нет, а маньяк выбрал ее своей мишенью.
Потому что она смертельно одинока, а он ее единственная надежда.
Потому что все вокруг считают ее полной психопаткой. Все, кроме него.
Потому что он жестокий, сильный и умный. Мощный заслон между нею и Тенью.
Осталось найти верные слова, те, которые заставят его дрогнуть. И вести себя тише воды ниже травы. Может, даже попробовать его обаять. Средства несущественны, важен только результат: убедить его стать ее ангелом-хранителем.
Хлоя подходит к скромному, чтобы не сказать убогому, подъезду. Накануне вечером она вошла, обзвонив всех подряд. Кто-то в конце концов открыл.
Сегодня это не сработало. Поставив многое на эффект неожиданности, она ни в коем случае не желает предупреждать о своем появлении. Этот хам вполне способен оставить ее на улице.
К счастью, судьба ей улыбается, когда какая-то пара выходит из здания. Хлоя пользуется удачей, чтобы проникнуть внутрь, и взбирается на последний этаж. На каждой ступеньке ее внутренности стягиваются во все более тугой узел.
Он не может меня бросить. Он не имеет права, я этого не заслужила.
Прибыв к месту назначения, она, прежде чем трижды постучать, поправляет костюм и прическу.
Гомес не из тех, кто смотрит в глазок; Хлоя понимает это, когда он открывает дверь. Он явно удивлен.
– Ну надо же… Мадемуазель Бошан! Каким дурным ветром вас занесло?
Он, очевидно, только что из душа: волосы еще мокрые, он свежевыбрит. На нем черная майка с изображением черепа и старые заношенные джинсы.
– Добрый вечер… Я заехала за своей машиной.
– Здесь ее нет. Посмотрите лучше внизу.
Хлоя сдерживает улыбку. Скорее нервную.
– Я воспользовалась случаем, чтобы подняться и сказать вам несколько слов.
– Какая чудная мысль!
Он прислоняется к косяку, скрещивает руки.
– Вы не пригласите меня войти? Это не очень вежливо!
– А я вообще грубый тип, – мурлычет майор с мерзкой улыбкой. – И умираю от желания захлопнуть дверь у вас перед носом. Поэтому пошевеливайтесь, говорите, что хотели.
Хлоя идет ва-банк. Она отталкивает его и заходит внутрь. Он мог бы помешать ей, но не стал.
– Я не хочу разговаривать на лестничной площадке, – добавляет она.
Гомес закрывает дверь и поворачивается к Хлое лицом. Они стоят в крошечной прихожей, больше похожей на начало темного коридора, ведущего в скудно обставленную гостиную. Хлоя была здесь накануне, но сохранила лишь смутные воспоминания.
Она не осмеливается двигаться дальше.
Мне удалось войти, уже неплохо.
– Ну и?.. Что такого срочного вы хотели мне сообщить?
– Я очень сожалею о сегодняшнем утре. Я не должна была так резко реагировать. Вот, это все.
У нее ощущение, что в знак полного самоуничижения она распласталась перед ним на животе.
– Это все?.. Предполагаю, по сценарию мне положено ответить, что все забыто и я снова готов помогать вам. Так ведь?
Именно так. Ну же, скажи это!
– Вы совершенно не обязаны, – замечает она.
– И точно! Счастлив услышать это от вас.
– Но ведь это ваша работа, – неловко напоминает Хлоя. – И я уверена, что вы хотите довести до конца свое расследование.
Она улыбается дерзко, почти нагло. Какое там тише воды ниже травы.
– Что мне в вас нравится, так это полное отсутствие всяких сомнений! – бросает коп.
– Послушайте, майор, я знаю, что утром позволила себе вас одернуть, но…
– Вы меня не одергивали, – поправляет ее Александр. – Вы обошлись со мной как с дерьмом, говорили как с дворовым псом и, под занавес, оскорбили.
– Не надо преувеличивать! – вздыхает Хлоя.
– Это я-то преувеличиваю? Лихо сказано!
Он снова скрещивает руки на груди, как надувшийся малыш.
Малыш ростом в метр девяносто и весом под центнер.
– Вам следовало играть со мной в открытую с самого начала, – продолжает Хлоя. – Тогда до такого не дошло бы.
– Разумеется, я во всем виноват!
– Вы ведь мне поможете, правда?
– Вы про всех думаете, что они у вас на побегушках, или только про меня?
– Я никогда не думала, что вы у меня на побегушках! – защищается Хлоя.
Он замечает, что она теребит прядь волос. Ей жутко не по себе.
– Глубоко заблуждаетесь, мадемуазель! И по-моему, вам пора задать себе кое-какие вопросы. Похоже, вы считаете всех остальных своими слугами и пользуетесь ими, как вам вздумается… но я не из вашей челяди, принцесса!
Хлое хочется залепить ему пощечину, но это последнее, что стоит сделать.
– Ладно, так вы мне поможете, да или нет? – спрашивает она резко.
Она повысила голос и мгновенно об этом пожалела.
– Вспомните, я всего лишь изгой, даже не настоящий коп. Какой-то самозванец.
– Значит, вы бросаете меня, да?
– Именно так, – подтверждает Гомес.
– А мне что делать?
Александр оставляет ее в прихожей, а сам усаживается на диван в гостиной. Хлоя понимает, что ее пройти не приглашали.
Он спокойно допивает свой стакан, пока она смотрит на него, и в каждом глазу граната с выдернутой чекой.
– Делайте что хотите, – отвечает он наконец. – Признаюсь честно, мне плевать.
Он наливает себе новую порцию бурбона и прикуривает сигарету.
– Не буду вас провожать, дорогу вы знаете.
За извивами белого дыма Хлоя угадывает его непринужденную улыбку.
– Вы отвратительны! – словно выплевывает она.
– Вы не первая мне это говорите. Будьте оригинальнее.
Хлоя не решается уйти. Есть еще план Б. Рискованный, конечно, но терять уже особо нечего…
Она заходит в гостиную, но держится все же на расстоянии. Он насмешливо ее оглядывает:
– Вы еще здесь?
– Я могу вам заплатить, – сухо предлагает Хлоя.
Ей снова удалось его удивить. По глазам видно.
– Вы имеете в виду деньгами? – осведомляется он особенно мерзким тоном.
У нее челюсть отваливается. Александр тихонько смеется и приканчивает свой бурбон.
– Разумеется, деньгами! За кого вы меня принимаете?
– Думаете, мне нужно ваше бабло? Может, решили, что я побираюсь?
– Скажите, сколько вы хотите.
Она несгибаема, как правосудие. Гомес чувствует, что она мучается, но не может найти в себе жалости. Как ни странно, чем глубже она погружается, тем больше у него желания придержать ее голову под водой.
Если бы только она могла избавиться от брони, показать свой страх. Если бы только ей удалось его тронуть.
Вот только мало что в принципе может теперь его тронуть.
– Я для вас слишком дорог.
– У меня много денег.
Он поднимается с дивана и хватает ее за руку, чтобы отвести обратно к входной двери.
– Я не продаюсь, – чеканит майор, открывая дверь.
Резким движением она высвобождается из его хватки и проводит рукой по пальто, будто отряхиваясь от грязи.
– Раз у вас столько денег, наймите телохранителя.
– Моя смерть будет на вашей совести!
– У меня уже столько всего на совести, – вздыхает Александр. – До свидания, мадемуазель Бошан.
* * *
Александр почти прикончил бутылку бурбона.
Она была не полная, господин прокурор…
Положив ноги на журнальный столик в гостиной, он докуривает пачку «Мальборо».
Она ушла уже часа два назад. Вернее, он выставил ее вон. Он спрашивает себя, где она. А главное, почему он был с ней так резок. В конце концов, она ведь пришла просить прощения, пусть даже не знала, как взяться за дело.
Софи наблюдает за ним сквозь облако дыма. И взгляд ее суров. Беспощаден.
– Эта девица невыносима, – оправдывается Александр. – Она думает, ей все можно, а других держит за рабов!
Ну вот, теперь он разговаривает сам с собой.
После ухода Софи с ним такое случается.
Он проглатывает последние капли «Джека Дэниэлса», кидает стакан за плечо.
– Пусть выпутывается сама, раз она такая сильная!
Софи продолжает смотреть на него, и Гомес отводит взгляд. Плохо переваренные укоры вызывают у него тошноту.
Стоит ему встать, и он видит, как прямые линии искажаются, а по стене идут волны. Он хватается за спинку дивана, закрывает глаза. Ну вот, даже выпивать разучился.
Плетется, шатаясь, в ванную, подставляет затылок под струю холодной воды.
Поднимает голову, встречает свое отражение в зеркале.
– Она похожа на тебя, это правда. Но она так от тебя отличается…
В кухне готовит себе крепкий кофе. Потом еще чашку.
Кому я нужен?
Этот вопрос он задавал себе сотню раз. После ее ухода он слоняется без цели по миру, опустошенному ее отсутствием. Миру после ядерной катастрофы, где он, к несчастью, оказался среди выживших.
По миру без красок, без запаха, без вкуса. Без жалости.
Миру, похожему на ад. Каким он его себе представляет.
– Я бы так хотел, чтобы она была как ты!
Он возвращается в гостиную, падает на диван, уставившись в стену, которой нечего ему сообщить. Он сам себе невыносим, никчемный алкоголик, валяющийся на дешевом диване. Полная деградация.
Он на краю пропасти.
Нет, не на краю. Подвешенный за ноги, головой он уже там. Захватывающий вид на бездонный провал. И он осознает, что от прыжка вниз его пока что удерживает только охота на зверя.
Странно понимать, что только психопат держит веревку, не дающую ему сорваться в бездну.
Он натягивает куртку, достает «зиг-зауэр» и ключи от «пежо», потом гасит свет. Пока он спускается по лестнице, держась за перила, в мозгу, пропитанном алкоголем, звучит голос Софи.
Это еще не причина позволить ей умереть, любовь моя…
Гомес садится в машину, заводит мотор.
– Твоя взяла, дорогая, я снова выхожу на охоту. Я должен прижать ублюдка. Если не ради этой истерички, то ради Лоры.
Нетрудно найти и предлог, и железное алиби. Гомес просто боится упасть в пустоту. Оттянуть этот момент – вот единственное, что ему важно.
* * *
В жизни есть насущные потребности. Главные, изначальные. Которые напоминают нам, что мы по сути своей лишь животные.
Среди прочих это потребность в месте, где чувствуешь себя в безопасности. В укрытии, убежище. Норе, пристанище.
Когда такого места больше нет, ты становишься загнанным зверем, которым движет поселившийся в теле страх.
Когда ты больше нигде не чувствуешь себя в безопасности, ты превращаешься в простую дичь. В добычу, которая убегает, беспрестанно оглядываясь и не зная отдыха.
Теперь Хлоя это осознает. И это больно. Чудовищно больно.
Без цели и надежды проездив около часа по унылым и скользким дорогам, она вернулась домой. В исходную точку. Всегда приходится возвращаться.
Можете собрать чемоданы и бежать…
Бросить работу, отказаться от поста генерального директора. От всего, что она выстроила.
Исчезнуть, испариться в тумане холодного утра…
Она сидит в своей гостиной с «вальтером» под рукой.
Почему он мне его оставил? Он же мог забрать его, пока я была без сознания. Пока он… Он даже не опасается, что я его раню или убью. Он чувствует себя всемогущим.
Наверняка потому, что так оно и есть.
Разные почему сталкиваются в бешеном ритме. Друг за другом они скачут у нее в голове, натыкаясь на ноющие стенки черепной коробки. А главное из них, скорее всего, почему я?
Ритуальный вопрос, возникающий всякий раз, когда обрушивается беда и ты кажешься себе единственной ее мишенью.
Потому что я красива, конечно. Привлекательна. И я важная персона. А раз я преуспела, то вызываю зависть и вожделение.
Я, безусловно, редкий деликатес. Вызов, желанный приз. Или наваждение.
Каждый успокаивает себя чем может. Поиском причины, мотива.
Этот коп меня бросил. Как Бертран до него. Но я ведь старалась как могла. Я ведь попросила прощения.
Обычная сволочь.
В одном он прав, она должна обратиться в охранное агентство или к частнику. Взять наемника, крепкого парня, который будет всю ночь спать на коврике у двери. Хорошего сторожевого пса с крепкими клыками.
Звонок в дверь чуть не разрывает ей сердце. Однако Тень никогда не предупреждает о своем появлении.
Хлоя сует пистолет в карман шерстяного пуловера и медленно идет в прихожую, зажигая перед собой весь свет. Прикладывает ухо к двери, спрашивая себя, кто бы мог заявиться к ней в гости.
– Да?
– Гомес.
Удивление не имеет границ. Хотя… Хлоя нервно улыбается и поворачивает рычажок замка. Первое, что она видит, – его глаза, в которых отражается свет лампочки над входом. Две смертоносные амбразуры, уходящие в адские глубины.
– А если бы это был не я? – бросает коп.
– Простите?
– Откуда такая уверенность, что это действительно я?
– Я узнала ваш голос, – находится Хлоя.
– Правда? По одному-единственному слову?
Хлоя запирает дверь и идет впереди него в гостиную. Там он скидывает куртку и устраивается в кресле.
– Хотите что-нибудь выпить?
– Я уже пьян.
Хлою пробирает дрожь, она пытается скрыть свои чувства. Глубокое облегчение и утробный страх. Она и не знала, что они могут уживаться.
– Лучше сделайте мне кофе, – велит Гомес.
Она уходит в кухню, первым делом избавляется от «вальтера», пряча его на полке за банками с консервами. Потом торопливо готовит кофе. На губах то и дело мелькает девчоночья улыбка.
Он вернулся. Я победила, я лучшая.
Я не должна бояться его, это нелепо. Он лает, но не кусает.
Она ставит кофейник, чашку и сахарницу на журнальный столик, садится напротив. Пока он наливает кружку доверху, Хлоя пристально его разглядывает. Он не кажется пьяным, хотя утверждает обратное.
– Вы должны были удостовериться, что это я, прежде чем открывать, – заводит он ту же песню, накладывая сахар в кофе. – Завтра скажите слесарю, чтобы вставил глазок.
– Хорошо… Спасибо, что переменили свое решение.
Она сказала это триумфальным тоном. Это не благодарность. Скорее констатация факта.
Я победила, вы уступили.
– Я передумал не из-за вашей жалкой попытки. И если я соглашусь заниматься вашим делом, то на определенных условиях.
Улыбка Хлои испаряется. Она вспоминает о своем предложении, пресловутом плане Б; сейчас он попросит денег. Она прикидывает, какие суммы лежат на накопительных счетах, решает, какую максимальную выплату может себе позволить. Как если бы ее жизнь не стоила всего, что у нее есть.
– Слушаю вас, – говорит она.
Александр прикуривает сигарету, поглубже устраивается в кресле.
– Вы никогда больше не будете со мной разговаривать как сегодня утром, и вы будете слушаться, не задавая вопросов.
У Хлои ощущение, что она проглотила сортирный ершик.
– И все?
– Если у вас получится, будет уже неплохо! – усмехается коп.
– И вы не хотите денег?.. Любая работа должна быть оплачена!
– У меня уже есть зарплата. Я в отпуске, а не безработный. И повторяю, я не продаюсь.
Решительно, он не желает пользоваться ситуацией.
Решительно, он не монстр. Скорее хороший мужик.
– И попрошу вашего внимания, мадемуазель Бошан: если вы не выполните мои условия, ноги моей больше здесь не будет, это совершенно ясно?
– Яснее некуда, – заверяет Хлоя.
– Отлично. Кофе у вас отвратительный. Просто помои…
– Я могу приготовить вам покрепче, если желаете.
Он адресует ей обидную усмешку.
– Не перегибайте палку! Образ кроткой, забитой женщины вам совсем не идет.
– Решите уже, что вы хотите, месье Гомес.
– Поймать этого мерзавца, вот чего я хочу. И это единственное, что меня интересует.
– Значит, у нас общие цели.
– Расскажите мне все с самого начала, – приказывает коп, снова наполняя свою чашку кофе. – Я хочу еще раз услышать всю историю. Может, я упустил какую-нибудь деталь.
Хлоя глубоко вздыхает.
– Вы останетесь на ночь здесь? – спрашивает она.
– Вам это неприятно?.. Или соблазнительно?
Она притворяется, что оскорблена, чем вызывает у него новую усмешку.
– Мне завтра на работу, – добавляет она.
– Ну что ж, чем быстрее вы мне расскажете, тем скорее я уйду.
– Это уж точно. Скажите, а сегодня утром…
– Не стоит к этому возвращаться, – обрывает ее майор.
– Нет, стоит. Я только хотела сказать, что… Когда вы мне заявили, что больше не на службе, прямо после того, как сказали, что преследующий меня человек опасный психопат, я плохо отреагировала. Даже повела себя с вами отвратительно грубо. Но только потому, что испугалась. Очень испугалась. А когда боишься, то…
– …выпускаешь когти?
– Именно так, да, – тихо говорит Хлоя.
– Ладно, – отвечает Александр. – Принято. Но это не извиняет вашего поведения.
– Вы всегда так непреклонны?
– Это у нас общая черта, вы не находите?
Она смеется. Сдержанно. Элегантно. Гомес тоже расслабляется, хоть и против воли.
Но через секунду ее смех иссякает. Кажется, она на грани слез. Она встает с дивана, проходит позади него и встает лицом к окну, делая вид, что разглядывает улицу.
Александр допивает свой кофе, стараясь ее не торопить.
– Что случилось? – просто спрашивает он.
– Ничего, все нормально.
– Тогда сядьте и расскажите мне.
Хлоя подчиняется, но выбирает другое кресло, а не диван. Не сидеть прямо напротив него, а быть, скорее, рядом. Он слегка разворачивается, чтобы не терять ее из поля зрения. Она подогнула ноги под себя и грызет ноготь указательного пальца. Не в первый раз Гомес находит ее трогательной. Когда она складывает оружие, то становится похожа на девочку-подростка, немного капризную и ранимую. И вызывает желание защитить ее.
Столь же неодолимое, сколь и опасное.
– Хотите, перенесем это на завтра? Если вам не по себе, можно…
– Нет. Я не хочу, чтобы вы уходили. Вы нужны мне.
Он скрывает неловкость за клубом дыма от новой сигареты.
– Он ничего не боится, – еле слышно говорит Хлоя. – Он знает, что я вооружена, и мог бы забрать мой пистолет, но не стал.
Александр решает не прерывать ее, не останавливать. Как если бы он незаметно вышел из комнаты. Пусть ей кажется, что она исповедуется перед неподвижной камерой. К истории с оружием он вернется позже. А может, оставит пистолет ей, он еще не решил.
– Он ничего не боится, – повторяет молодая женщина, – он уверен в себе. Он хочет, чтобы все считали меня ненормальной. Чтобы даже я сама начала сомневаться, не схожу ли я с ума. А то и действительно рехнулась от всего этого… Он показал, что не допустит, чтобы я от него удалялась. Он наказал меня, когда я уехала так далеко, что нас разделяло несколько сот километров. Он напал на моего отца, потому что знал, какую боль мне причинит. Только чтобы заставить меня вернуться, заставить столкнуться с ним. Вернее, заставить оставаться в его власти… Можно подумать, он предвосхищает каждое мое движение, следит за мной вплотную. Как если бы он постоянно мог меня видеть. А вот я его не вижу никогда. Он появляется и исчезает… Он знает мое лицо, а теперь и мое тело. А я не знаю, как он выглядит… Только что он высокий и сильный.
Она делает паузы, Александр не отрывает взгляда от ее губ. Загипнотизированный нежным голосом, в котором боль и страх растворяются в невообразимом обаянии.
Одно точно: тип не случайно ее выбрал.
– Вчера он меня раздел. И наверняка не торопясь. На нем были перчатки, я помню. Черные перчатки. Может, он их снял после того, как вколол мне наркотик? Не знаю… Знаю только, что он получил свое удовольствие.
Она догрызла ноготь и перешла на сам палец. Александр чувствует, как в нем поднимается жаркая волна. Нечто настолько выбивающее его из колеи, что у него возникает желание сбежать.
– Я постоянно об этом думаю, – продолжает Хлоя. – О том, что он со мной сделал… У меня голова пухнет, я почти не могу дышать. Я была без сознания, он мог делать со мной все, что хотел. Может быть, он… Нет, не может быть: я уверена, что он надругался надо мной! Пусть даже не осталось никаких следов. Но я-то это знаю, чувствую…
Майор проводит рукой по губам, словно пытаясь скрыть, что чувствует он сам. Но Хлоя на него не смотрит. Она не здесь, а где-то в ином месте.
В руках того типа.
– Он хочет не убить меня, скорее разрушить. Это не одно и то же. Он вырывает из меня куски плоти при каждой встрече. И будет продолжать до тех пор, пока от меня ничего не останется…
Александру становится все хуже. Наверняка оттого, что он иногда слышит, как в ее голосе вибрируют нотки желания, а в движениях сквозит чувственность.
Тот тип победил, она хочет принадлежать ему. Вскоре она будет готова уступить, дать убить себя, даже не защищаясь. И это невыносимо.
Александр резко поднимается с места, Хлоя замолкает.
– Продолжим завтра, – говорит он, хватаясь за свою старую кожаную куртку.
– Вы уходите?
– Я буду недалеко.
Она замечает, что он на нее не смотрит. Больше не смотрит. Как если бы она вдруг превратилась в невыносимое зрелище.
Хлоя перехватывает его уже в коридоре.
– Останьтесь, пожалуйста… Мне страшно одной.
– Не забывайте, вам завтра на работу. Так что вам нужно выспаться.
– Я больше не сплю, – признается Хлоя. – Уже несколько недель.
– Не может быть! – возражает коп.
– Не больше часа, урывками… Но если вы будете здесь, я приму снотворное и смогу наконец поспать.
Александр занимает оборонительную позицию. Нельзя уступать.
– Я не ваша любимая игрушка. Купите себе плюшевого медвежонка.
– Перестаньте так со мной обращаться, майор! Я этого не заслуживаю, черт!
Он не отвечает, уставившись на входную дверь с нарастающим желанием унести ноги.
– Могу предложить вам гостевую комнату. Вам там будет удобно, уверяю вас. В любом случае вас никто не ждет.
Наконец-то он смотрит ей в глаза.
– Спасибо, что напомнили, – злобно бросает он.
– Простите, – лепечет Хлоя.
Она подходит, слишком, слишком близко. Берет руку копа в свою. Он не пытается ее высвободить.
– Ладно, – говорит он наконец. – Я останусь на эту ночь, потому что вы еще не поменяли замки. Но это в последний раз.
– Спасибо.
Она проводит пальцами вверх по его руке. Прижимается к нему, он закрывает глаза.
– Не надо, Хлоя.
– Почему? Я же знаю, что нравлюсь вам…
Опять ее вечная непоколебимая уверенность. В себе, в своем обаянии, в том, какие чувства это вызывает у другого.
– И вы мне тоже нравитесь, – добавляет она.
– Нет. Просто я вам нужен.
Он не слишком деликатно отстраняет ее, хотя больше всего ему хочется прижать ее к ближайшей стене. Или отнести сразу в постель.
Он уже не очень понимает, что с ним. Чего он хочет, что отвергает. Все настолько неожиданно.
Все было настолько предсказуемо.
И лицо Софи. Которое накладывается на ее лицо.
И нелепый страх, что у него ничего не получится.
И воображаемый запах другого на ее коже. Того мерзавца, который прикасался к ней всего лишь накануне.
Хлоя мягко продолжает начатое, обвивает руками его шею, пытается поцеловать. Он похож на бронзовую статую.
– Я пугаю вас? – шепчет она. – Это потому, что я на нее похожа?
Он снова отталкивает ее, она не подчиняется. Внезапно ей становится очень неловко.
– Простите меня, я подумала, что… Это было глупо. Я приготовлю вам комнату. Дайте мне пять минут.
Она мгновенно исчезает, он остается стоять, как дурак, посреди коридора.
Сбежать или остаться. Сопротивляться или броситься в воду.
Хлоя возникает снова, у него чувство, будто она и не уходила.
– Ваша комната готова… Вам что-нибудь еще нужно?
Он забывает ответить.
Долгие секунды смотрит ей в лицо. Она плакала, ее глаза стали от этого еще прекрасней.
Когда он подходит, она не удивлена.
Когда он берет ее лицо в свои ладони, она забывает, зачем он здесь.
Когда он целует ее и обнимает, она забывает, что должна умереть.
Место, где чувствуешь себя в безопасности. Наконец-то.