Благовещение Пресвятой Богородицы

«Еже от века днесь познавается таинство Божие: Бог Слово Сын Девы Марии за милосердие бывает, и радость благовещения Гавриил провещавает, с нимже возопием Ей: радуйся, Мати Господня!»

По всем человеческим соображениям казалось, что благодатной вести о явлении в мир Мессии приличнее было бы раздаться в Иерусалиме, граде Божием, где по преимуществу были сосредоточены тогда мудрецы и учители иудейские, так много толковавшие о Мессии и будущем Царстве Его, с таким вниманием изучавшие пророчества о Нем и Его жизни, с такой заботливостью следившие за всеми знамениями Его близкого пришествия и, по-видимому, с таким пламенным желанием ожидавшие этого пришествия. Однако не ученому Иерусалиму и не другому какому-либо знаменитому городу тогдашнего мира, а тому же скромному Назарету, где жили родители Пресвятой Девы, суждено было первому услышать и принять спасительную весть. Дивно место, избранное для благовестия великого таинства, но еще более дивно лицо, которому оно возвещено! Тайна спасения мира открыта не людям важным и сильным — руководителям народа, не книжникам и законодателям — этим светилам науки, а бедной и неизвестной Деве, смиренно проживавшей в хижине древодела. Правда, этот древодел и эта обрученная ему Дева происходили из царственного рода; но знатность их рода, как выше означено, давно была забыта.

Таким образом, тайна пришествия в мир Спасителя с самого начала как бы удаляется и скрывается от всего, что мир называет великим и высоким, то есть от его могущества, мудрости, богатства, великолепия, славы и почестей. В этом обстоятельстве прежде всего видна премудрость Божия, избравшая такие средства, чтобы внушить людям мысль о высокодуховной стороне этой тайны.

Другая причина смиренного пришествия в мир Господа скрывается в обстоятельствах того времени. Политическое положение мира, стонавшего под железным игом римлян, было таково, что народы видели во властителях своих людей гордых и своенравных, смотревших на низших себя с крайним презрением и распоряжавшихся достоянием, честью и даже жизнью их по своему произволу. Умственное состояние того времени было не менее плачевно: мудрецы, или, по крайней мере, так называвшие себя, истощив все усилия для удовлетворения высших требований ума о цели бытия мира и человека, разделились на разные толки или школы противоположных направлений, то допускавшие суровую стоическую добродетель, то безусловно следовавшие грубой чувственности, то сомневавшиеся в бытии Всевышнего Существа и т. д. В самом избранном народе Божием, которому была вверена Богооткровенная премудрость, истина до того помрачилась, что Господь Иисус Христос — истинный Мессия — был отвергнут; речи пророков были забыты или истолкованы неправильно; появилось множество сект, и некоторые, например саддукейство, оспаривали истину в самом существе ее.

Что же сделал премудрый в своих судьбах Господь, чтобы, благовестив тайну спасения, возродить мир к новой жизни и соединить всех узами братской любви? Он открыл эту тайну в бедном и малоизвестном Назарете, в убогой хижине древодела, Чистейшей и Смиренной Деве.

Живя в Назарете, Дева Мария все более и более утверждалась в добрых правилах, каким научилась в храме Иерусалимском. Пребывая большей частью в уединении и безмолвии, Она занималась богомыслием и молитвой, чтением Священных книг и рукоделием. Наученная во время проживания Своего при храме рукоделиям разного рода, Пресвятая Дева могла употреблять на них ту часть времени, которая оставалась Ей от молитвы и чтения Священного Писания. В самом деле, предание говорит, что священники храма Иерусалимского по совещании между собою признали необходимым сделать новую завесу пред Святым святых, а поэтому положили призвать нескольких чистых дев из племени Давидова, которым можно было бы поручить эту священную работу. Посланные слуги и глашатаи храма долго искали повсюду таких дев и, нашедши из них семь, привели их с собой в Иерусалим. В это время священник, исполнявший обязанности первосвященника вместо чудно онемевшего Захарии (см.: Лк. 1, 22), вспомнил об Отроковице Марии, бывшей воспитаннице храма, что Она также происходила из племени Давида и была чиста пред Господом, а потому и послал за Ней. По прибытии Марии ввели всех предназначенных для работы дев в храм, и священник сказал им: «Киньте жребий, кому достанется прясть золото и амиант, кому бумагу и шелк, а кому гиацинт, червлен и настоящую багряницу». Кинули жребий, и достались на долю Пресвятой Марии червлен и настоящая багряница. Получив Свою долю, Она тотчас же отправилась в Назарет. В доме Иосифа Она любила те же благочестивые упражнения, к каким привыкла в храме, так что этот дом сделался для Нее тем же домом молитвы, каким было и Святая святых. Здесь, как и при храме, Она проводила самую кроткую, смиренную и молчаливую жизнь. Чуждая надменности, Она никого не огорчала и, почтительная к старшим и родственникам, ко всем была доброжелательна.

Таким образом текли дни Пречистой Девы в доме Иосифа, как будто в прежнем Ее священном обиталище, и Она здесь, среди людей, была как бы одна; находясь постоянно в трудах и заботах домашних, жила для одного лишь Бога.

Но уже настало от века ожидаемое лето Господне (Лк. 4, 19), наступило время восстановления рода человеческого и искупления мира. Настал день, нетерпеливо ожидаемый в течение пяти тысяч лет, в который, по словам царственного пророка Давида, милость и истина сретостася, правда и мир облобызастася: истина и правда (Пс. 84, 11) — в правосудии Бога, требующего удовлетворения за грех прародителей, милость и мир — в снисхождении Сына Божия до образа человека.

«Бог, — говорит свт. Андрей Критский, — с сожалением взирая на род человеческий, уже растленный грехопадением, вспомнил о творении рук Своих, не презрел Своего создания и из преблагих и пренепорочных недр Своих послал в конце веков Сына Своего, равного Себе и по власти, и по силе, и по благости».

«Призвав для благовестия о великой тайне воплощения Сына Божия Гавриила, одного из первых Ангелов, — говорит свт. Григорий Неокесарийский, украшая краткий евангельский рассказ цветами духовного витийства, — Бог изрек ему: иди, Архангел, и будь слугой страшного и сокровенного таинства, послужи чуду. Движимый благоутробием Моим, Я спешу взыскать заблудшего Адама. Грех обезобразил созданного по образу Моему, повредил творение рук Моих, помрачил красоту, Мною созданную; жилище рая пусто; древо жизни охраняется пламенным оружием; место сладости и блаженства заключено. Хочу помиловать бедствующего и связать врага. Но Я хочу сокрыть это таинство от всех сил небесных и тебе одному вверяю его». «Иди в Назарет, город Галилейский, — дополняет изложение св. Григория св. Андрей Критский, — иди в Назарет, в котором живет Отроковица Дева, обрученная мужу, именем Иосифу; имя Деве — Мария. Иди и скажи Деве то благовестие радости, которого лишилась некогда Ева, и не смущай души Ее: ибо это благовестие радости, а не печали; это приветствие веселия, а не уныния… Архангел, — продолжает св. Андрей Критский, — выслушав Божественное вещание и узнав повеление, изреченное ему гласом Божиим, но превышающее силы его, находился между страхом и радостью. Не сознавая себя достойным к исполнению Божественного поручения, но не дерзая и отрицаться от него, он, повинуясь гласу Божию, полетел к Деве». «Повеленное тайно прием в разуме, в крове Иосифове тщанием предста безплотный», — говорит Святая Церковь.

В это время Преблагословенная Дева, по преданию, читала Книгу пророка Исаии. Ей раскрылись слова: се, Дева во чреве примет (Ис. 7, 14). В увлечении Божественной любви и пламенного нетерпения скорее узреть обетованного Мессию Она стала молитвенно взывать к Его милосердию: «Когда же настанет то вожделенное время и Создатель Мой благоволит сойти с небес и принять плоть человеческую?»

В это мгновенье молитвенных и святых размышлений предстал пред Ней Архангел и, как бы отвечая на мысли Ее, произнес: Радуйся, благодатная: Господь с Тобою! Благословенна Ты в женах! (Лк. 1, 28). «Господь, — как бы так говорит Архангел, — ныне с Тобою и вскоре родится от Тебя: одно рождение Его было вечное, это же будет временное. Сам Царь неба и земли здесь присутствует и всецело воплощается в Тебе со всей Своей славой. Радуйся, Благодатная! Радуйся, орудие мира, которым упраздняется приговор, осудивший мир на проклятие, и которым дается ему право на радость! Радуйся, истинно Благословенная и Препрославленная, сосредоточившая в Своем Лице “все сокровище благодати”, избранная из всех родов и племен, святая телом и духом. Радуйся, благодатная: Господь с Тобою! Святой по естеству Своему через воплощение чудным образом заключается в утробе Твоей, не престав быть тем, чем был, но сделавшись тем, чем не был. Господь с Тобою — Сын Отца светов, Который в вечности родился от Него, но во времени воплощается от Тебя, Который на небе весь в недрах Отца и на земле весь с Тобою — во чреве. Он с Тобою и в Тебе. Благословенна Ты в женах, потому что Бог избрал Тебя в жилище Себе, и Ты вместишь Невместимого, приняв сокровище, в котором сокрыты “все сокровища премудрости”! Благословенна Ты как одна из всех матерей удостоившаяся быть Матерью Создателя Своего! Благословенна Ты как Матерь благословенного Сына, о Котором взывал пророк: благословенно имя славы Его во век и в век века, и исполнится славы Его вся земля!»

Явление Архангела не устрашило Пресвятой Девы: живя в храме, Она привыкла к явлениям и беседам Ангельским. Душа пречистая не могла и минуты пробыть в сомнении о достоинстве Благовестника; но приветствие, которое Она теперь услышала, смутило Ее Своей необычайностью.

«До сих пор, — говорит преосвященный Филарет, митрополит Московский, — ни один и особенно ни одна из земнородных не слыхали с небес подобного приветствия. Без сомнения, разумела это Дева Мария как из писаного слова Божия, так и посредством собственного смиренного богомыслия и потому невольно смущается, когда слышит, что неожиданный посетитель приветствует Ее не только миром, но и радостью; приписывает Ей благодать не как дар, но как Ее неотъемлемое достояние; возвещает Ей благословение, преимущественное перед всеми женами в мире. А Она в тишине бедной храмины Своей, без сомнения, не помышляла ни о каких преимуществах, не думала ни о каких собственных достоинствах, поэтому и смутилась от слов Благовестника. Это смущение показывает уже чистоту Ее сердца, затрепетавшего при первом звуке похвалы. Тихая душа Ее от сильных слов духа, как тихая вода от сильного дыхания ветра, по необходимости приходит в движение: смутися о словеси его.

Нет в этом смущении ничего нечистого, но нет в минуту смущения той душевной тишины, которая ему предшествовала. Когда ветер, ударяя в поверхность воды, частью поднимает ее от места ее покоя, тогда и чистая вода трепещет и кажется возмущенной, так душа Марии, хвалебным словом Ангела не только подъемлемая из самоуничижения, в котором она привыкла покоиться, но и возносимая превыше всего сотворенного, трепетала чистым страхом, и Ее постоянное стремление во глубину смирения, сделавшееся ощутительным оттого, что Ее превозносили, обнаружилось в виде смущения».

Смиреннейшая из жен Дева Мария почитала обетования Ангельские слишком высокими и недоступными для Себя, а вместе с тем по благоразумию и осторожности Она размышляла, что бы это было за приветствие и воистину ли оно от Бога? Не обнаруживая Своего смущения никаким нетерпеливым словом ни движением, Она являет высокое и святое искусство владеть Собой, искусство, порожденное всегдашним самонаблюдением и молитвенным расположением духа. Она молчит и размышляет в присутствии небесного благовестника, и Ее благоговейная мысль готова отразить всякое искушение, какого можно было опасаться в таких необыкновенных обстоятельствах.

Но Она не могла вдруг прояснить Себе всего Ею ощущаемого и, стараясь успокоить смущенный дух Свой, безмолвствовала, только выражением внешнего вида показывая состояние души Своей.

С благоговейным трепетом взирал небесный вестник на смущение Пречистой Девы. Желая скорее успокоить Ее и уверить в истине своего приветствия, Архангел говорит Ей, что Она глубоким смиренномудрием Своим обрела величайшую и Ей одной принадлежащую благодать у Бога — быть Матерью Сына Божия. Не бойся, Мариам! Обрела бо еси благодать у Бога (Лк. 1, 30), не лукавый змей говорит с Тобой и не земной вестник предстоит Тебе! С неба несу Тебе благовестие, и притом не простое, а благовестие радости. Не бойся! Не печаль оно предвещает Тебе! Я сказал Тебе: Господь с Тобою, Господь — податель всякой радости и Спаситель всего мира.

Для большего удостоверения Пречистой Девы Архангел возвестил Ей тайну воплощения Божия теми же словами, в каких предсказал об этом событии за семьсот лет пророк Исаия: Се, зачнеши во чреве, и родиши Сына, и наречеши имя Ему Иисус (Лк. 1, 31). Величественное имя Еммануил, употребленное в этом случае пророком, значит по переводу с еврейского с нами Бог и выражает величайшую тайну соединения естества Божеского и естества человеческого в одном лице Богочеловека. А сладчайшее имя Иисус, произнесенное Архангелом, указывает на действия Господа, спасающие род человеческий от вечной смерти и работы диаволу. Сей будет велий, — продолжал Архангел, — и Сын Вышняго наречется, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и воцарится в дому Иаковли во веки, и Царствию Его не будет конца (Лк. 1, 32–33). Объясняя в этих словах свойства имеющего родиться, Архангел выразил ими, что этот велий, принявший от Девы плоть человеческую, есть Господь во всем величии Своем, и потому наречется Сыном Вышняго, Бога Отца Небесного. А так как Пречистая Мария происходила от племени Давидова, то и рожденный от Нее как потомок Давида по плоти будет наследником царского престола его. Только новое Царство это будет не земное и преходящее, а духовное и вечное, которому прообразом служило во Израиле славное царство Давидово. Господь воцарится в дому Иаковли во веки, то есть в Церкви Своей, потому что Он будет Глава и Вождь всех верующих во имя Его и стремящихся к Небесному Царству славы.

Небесный вестник хочет успокоить смиренную Деву; но с каждым новым словом его благовестия, по-видимому, должно было увеличиваться смущение и недоумение Той, Которой он благовествует все необычное, чудное и непостижимое: Дева будет иметь Сына, и Сын Ее будет велий, наречется Сыном Божиим, воцарится на престоле Давида и будет царствовать вечно. Эти предречения, одно другого необычайнее, потому могли бы представляться и одно другого несбыточнее, если бы встретили ум, не привыкший подчиняться тайнам Божиим, или если бы пали на сердце, недостаточно чистое от желаний своекорыстных.

Пресвятая Дева, внимая чудным словам Архангела, соображала все слышанное с возможностью сохранения данного Ею обета непорочного девства: как же, думала Она, останется неисполненным этот обет, принесенный Богу со всеусердной готовностью? А без этого Ей казалось невозможным сделаться Матерью. Како будет сие, идеже мужа не знаю! (Лк. 1, 34). «Ты обещаешь Мне, — так толкует ответ Ее Архангелу свт. Андрей Критский, — что-то странное и возвещаешь то, что превосходит естество! Я непричастна браку, Я обручилась жениху, но не сочеталась с ним браком, и хотя имею мужа по обряду обручения, но не имею мужа по обету девства, знаю Иосифа как обручника, признаю его как защитника, но не как мужа. Обет девства Моего допущен им, и сколько Я Сама не желаю нарушить этого обета, столько и закон повелевает исполнить все, обещанное Богу. Господь не нарушает Своих законов: как же совершится то, что и обет девства сохранится, и закон исполнится, и Сын родится? Како будет сие, идеже мужа не знаю? (Лк. 1, 34). Как можно быть матерью, не желающей оставлять девства?»

Но Архангел, по мысли св. Андрея Критского, как бы так ответствовал на сомнения благодатной Девы: «Почему Ты, Всеблаженная, вещаешь это? Я сказал: Господь с Тобою, а Ты с сомнением говоришь: как это будет со Мною? Я благовествую Тебе о Том, Который был прежде моего пришествия, а Ты говоришь мне о муже, о земном рождении, спрашивая: как это будет со Мною? Как будет это с Тобою? Размысли, как процвел жезл? Как камень источил воду и откуда он исполнился ею? Как огонь купины обнял кустарник, не сжигая его? Если Ты веришь этим событиям, то верь и мне. Виновник чудес, как тех, о которых повествует Моисей, так и тех, о которых я благовествую Тебе, Один и Тот же. Ты некоторым особенным и сверхъестественным образом будешь питать зачатого во чреве Твоем Младенца, и совсем не так, как Елисавета или Анна, мать Твоя. Ты родишь Сына без мужа. Если Ты хочешь знать сам образ события, то я объясню Тебе и его: Дух Святый найдет на Тя, и сила Вышняго осенит Тя (Лк. 1, 35). Зачатие совершится не образом естественным, но сверхъестественным — через наитие Духа Святого, Который непостижимо соделает Тебя Матерью. Темже и раждаемое Свято наречется Сын Божий. Оно не будет походить на обыкновенных людей, «в беззакониях зачинаемых и во грехах рождаемых», а будет чисто и непричастно греху. Тот предвечный Младенец, Который от Святого Духа через Святого Отца непостижимо образовался, поистине будет святым и назовется Сыном Всевышнего как Слово, от вечности Всевышним изглаголанное».

Открыв в благовестим своем высочайшую тайну соединения естества Божеского и человеческого в лице Богочеловека, тайну, непостижимую для самых горних умов, Архангел для совершенного убеждения Пресвятой Девы в непреложности слов своих указал на пример Елисаветы, служащей тому же Божественному домостроительству: и се, Елисавет, южика (родственница) Твоя, и та зачат сына в старости своей; и сей месяц шестый есть ей нарицаемей неплоды; яко не изнеможет у Бога всяк глагол (Лк. 1, 36–37). Для людей кажется невозможным, чтобы Неискусомужная Дева родила и чтобы безплодная и уже состарившаяся зачала, но у Всемогущего Творца все это возможно. По Его воле зачала и безплодная старица, зачнешь и Ты, не знающая мужа: «Бог, идеже хощет, побеждается естества чин!»

Пресвятая Дева, выслушав слова Архангела и озарившись светом Духа Божия, возрадовалась об истине благовестия. Вид и достоинство Ангела открылись теперь перед Ней во всей их несомненности, предсказание его было определенно, мирно, свято, и Она уверилась, что слышит волю Божию. Пречистая душа Ее, проникнутая величайшим благоговением к Своему Создателю, постоянно заботилась о точном и безпрекословном исполнении Его воли. И Приснодева отвечала Архангелу: Се, раба Господня; буди Мне по глаголу твоему (Лк. 1, 38). Эти смиренные слова, это тихое, послушное буди, приклонив небеса, низвели на землю Сына Божия: Слово плоть бысть.

Исполнив повеление Божие, Архангел отыде, то есть возвратился снова в Царство света.

Так совершилось таинственное воплощение Бога Слова; так Дева стала Матерью и Матерь пребыла Девою. Знаменательно воспевает Святая Церковь, прославляя это великое событие: «Днесь спасения нашего главизна и еже от века таинства явление: Сын Божий Сын Девы бывает, и Гавриил благодать благовествует; темже и мы с ним Богородице возопиим: радуйся, Благодатная, Господь с Тобою!»

Радуйся, — возвещено ныне с неба не одной Деве Богородице, но в лице Ее всему роду человеческому. По толкованию св. Феофана Затворника, действительно в день Благовещения положена главизна всего, что потом раскрылось, что теперь раскрывается и что раскроется в этом и в будущем веке. Все стоит и все действует на основании этого таинства. Благовещение есть праздник воплощения Сына Божия от Приснодевы, праздник принесения в жертву правде Божией человеческого естества Сына Божия, чтобы эта жертва, принесенная на кресте, простерлась на все века от начала мира до конца и на всех людей, во все времена на всем пространстве земли живших, живущих и имеющих жить. Благовещение простирается не на будущее только, но и на прошедшее время: оно связывает все времена, обнимает весь мир, в нем сосредоточие путей небесного Провидения о человеческом мире и решение судьбы человечества. В благовещении положено начало таинству Причащения. Плоть и кровь Господа Спасителя истканы, как боголепная одежда, из кровей Приснодевы. Как во святом Причащении мы питаемся теми же Плотью и Кровью и Господь удостаивает называть нас братиею Своею, то потому Владычица Богородица есть и нам Матерь не мысленно, а существенно.

Величит душа моя Господа и возрадовася дух мой о Бозе Спасе Моем (Лк. 1, 46–47).

Впечатление благовестия было так сильно, истина всего виденного и слышанного была теперь так ясна и ощутительна, так велика и благодатна, что Пресвятая Дева совершенно преклонилась перед всемогуществом Всевышнего. Благоговейно сложив в глубине Своего кроткого сердца величайшее чудо, совершившееся с Нею, Она по дивному смирению, главнейшему свойству души Своей, не могла и подумать поделиться с Иосифом или кем-либо из Своих близких наполнившей Ее благоговейной радостью. Тем более что тайна этой радости была достоянием не только Ее, но и Самого Бога. Между тем упоминание Архангела о неожиданном чревоношении любимой родственницы Елисаветы и слух о чудном онемении во храме супруга ее Захарии возбудили в Благодатной такое сильное участие к ней, что Пресвятая Дева по движению горячей родственной любви, а еще более по водительству Духа Божия решилась непременно свидеться с праведной родственницей. Понятно, что Пречистая хотела разделить ее радость и из рассказов ее о чудных делах Божиих извлечь полезные и необходимые для Себя сведения. Таким образом, Она предположила отправиться в нагорную страну Иудину, в левитский город Иутту, где жили Захария и Елисавета. У евреев не было обычая, чтобы девы обрученные путешествовали одни, и можно предполагать, что Она путешествовала в сообществе богомольцев, шедших во Иерусалим. Господь в премудрых целях Своих готовил в этом свидании как для Пресвятой Девы, так и для Елисаветы новое чрезвычайное событие. Предание свидетельствует, что Иосиф в это время находился на плотничной работе вне Назарета. То же предание говорит, что Пресвятая Дева, путешествуя в нагорную страну Иудеи, заходила в Иерусалим для того, чтобы представить в храм заказанное Ей рукоделие. Это рукоделие было вполне одобрено, и первосвященник, благословляя Деву за трудолюбие, в восторге сказал Ей: «Мариам! Господь Бог возвеличит имя Твое, и Ты будешь благословенна во всех родах земных!» Присутствовавшие при этом в храме, исключая, конечно, лишь Саму Богоматерь, понимавшую истинный смысл этих слов, приняли их за простую похвалу.

Через несколько дней перед Пречистой Девой показался в отдалении город Иута, раскинувшийся на нижнем скате Иудейских гор и тонувший в зелени роскошных садов; далее, у склона горы, заблистал источник, и на берегу его открылись стены ограды, окружающей дома чередовых священников, а далее, выше источника, стал обрисовываться дом Захарии и Елисаветы, перед входом в который высился огромный платан, приветливо раскинувший свои тенистые ветви.

Пресвятая Дева приблизилась к цели Своего путешествия. И только Она вступила в ограду родственного Ей дома и произнесла несколько слов, как вдруг исполнилась благодатью Святого Духа встретившая Ее Елисавета. Сила этой благодати прежде всего подействовала на младенца Елисаветы, которому по предречению надлежало исполниться Духа Святого еще во чреве матери. И он, не видя еще чувственным взором ни одного предмета, познал и ощутил приближение Пречистой Девы, носящей Господа, и радостным взыгранием своим вразумил мать свою о высоком достоинстве благодатной Посетительницы. И вот благодать Духа Божия озарила и Елисавету. Услышав голос Марии, Елисавета с видимым благоговением отозвалась на приветствие Ее не только как любимой и добросердечной родственницы своей, но как Благодатной Матери Господа, милостиво почтившей ее Своим посещением, и в порыве восторженного чувства произнесла не просто радушные слова родного приветствия, но торжественно вдохновенную речь, полную глубокого смысла. Она воскликнула: Благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего! И откуду мне сие, да приидет Мати Господа моего ко мне? Блаженна веровавшая, яко будет совершение глаголанным Ей от Господа! (Лк. 1, 42–45). Эти слова могли изумить Благодатную, сокрывшую в Себе тайну благовещения, и заставили Ее недоумевать о причине и значении их. Вместо простых задушевных слов и бесед, столь обычных нраву Елисаветы, — такая благоговейная встреча, такие пророческие и, видимо, по вдохновению свыше исходящие слова!

«Только лишь коснулся слуха моего голос Твоего приветствия, — как бы так говорила Елисавета Пресвятой Деве, — я почувствовала, что радостно взыграл во мне младенец. Вразумленная этим ощущением и в то же время озаренная свыше, я увидела Твое достоинство и свое ничтожество перед Тобой, возвеличенной до блаженства носить предвечное Слово Отца Небесного! Не находя в себе ничего, чем могла бы заслужить честь Твоего посещения, я благоговейно чту величие и смирение Твое, потому что Ты, Богоизбранная, приходишь к земной рабе, которой первой нужно было бы воздать Тебе достойное поклонение! И откуду мне сие, да приидет Мати Господа моего ко мне? (Лк. 1, 43). Могла ли я ожидать когда-либо такого счастья? Могла ли надеяться, что ко мне придет Та, Которая носит Носящего всяческая, и что я первая из людей буду приветствовать Матерь Божию? Благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего! (Лк. 1, 42). Много жен в Израиле, почтенных чадородием, известных добродетелями, “чающих Утехи Израилевой” (то есть Пришествия обетованного Мессии), но Ты безмерно превзошла всех, потому что именно через Тебя является в мир давно ожидаемый Спаситель. Блаженна Веровавшая, яко будет совершение глаголанным Ей от Господа (Лк. 1, 45). Воистину блаженна вера Твоя, потому что все совершится так, как возвещено Тебе».

Слыша в приветствии Елисаветы повторение слов благовествовавшего Ей Архангела, Пресвятая Дева убедилась, что все это происходит по внушению Духа Святого и клонится к успокоению и прославлению Ее. При этом чистое сердце Ее прониклось той всеоживляющей небесной силой, которая дает возможность в одно мгновенье обнять взором все прошедшее и будущее и, уразумев причины тайн минувших и грядущих, определить все великое значение настоящего. Все пророчества, изреченные в разные времена и разными лицами, теперь сделались для Нее совершенно ясными и все далекое будущее изобразилось во всех его подробностях, как бы совершающимся в очах Ее. Чувства, одно другого глубже, ощущения, одно другого отраднее, возникли в уме и сердце Ее и, преисполнив их, заставили нарушить любимое Ею безмолвие. Необъятная слава Матери Божией при смиренном Ее понятии о Себе, радость и умиление при мысли об избавлении Израиля и открытии на земле духовного Царства Божия, убеждение, что святая тайна воплощения в Ней Сына Божия возвещена Елисавете Самим Духом Святым, преисполнили Благодатную таким неизъяснимым восторгом, что из уст Ее излились чудные слова вдохновенного пророчества.

Воссылая слова Свои как фимиам благовонного кадила ко Господу, Пресвятая Дева возгласила: Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем: яко призре на смирение рабы Своея; се бо отныне ублажат Мя вси роди! (Лк. 1, 46–48). Этими словами все величие, в которое облекла Ее св. Елисавета, назвав Благословенною в женах и Матерью Господа, Она относит к Нему единому, великому и благодеющему Ей; сознавая Себя лишь орудием для явления славы Его, Она духовную радость Свою всецело погружает в благодатном источнике радости и спасения — в Боге, Спасителе Своем. Отвергая мысль о всех достоинствах Своих, Она исповедует, что Всевышний «призрел лишь на смирение рабы Своей», то есть как на скромную долю Ее, так и на отсутствие всякого самовозношения.

Исповедав силу Божию, несказанно возвысившую Ее смирение, Пречистая Дева пророческим оком предвидит все времена до конца мира и в них видит Себя предметом благоговейного почитания верующих: отныне ублажат Мя вси роди! Признавая в истине воплощения всемогущество Божие, соделавшее Ее одушевленным кивотом Божиим, Она с тем же смирением добавляет: Яко сотвори Мне величие Сильный, и свято имя Его! (Лк. 1, 49).

Но так как совершающееся с Пресвятой Девой касается не только Ее, но и всего Израиля, потому что в воплощении Спасителя осуществляются заветные ожидания всех праведных мужей народа Божия, то и речь Преблагословенной обобщается, и взор Ее простирается на весь народ. Она признает, что милость Божия изливается на всех боящихся Бога, людей благочестивых, имеющих в сердце страх Божий: и милость Его в роды родов боящимся Его (Лк. 1, 50). Эта милость ниспосылается теперь не только Ей, но через Нее — всем соотечественникам.

Открывающаяся в явлении на земле Спасителя милость Божия приводит Пресвятой Деве на память весь ряд протекших веков Ветхого Завета. Она, вдохновенная знанием древнего Писания, в быстрой речи объясняет всю историю избранного народа Божия: Сотвори державу мышцею Своею; расточи гордыя мыслию сердца их; низложи сильныя со престол и вознесе смиренныя; алчущия исполни благ и богатящияся отпусти тщи (Лк. 1, 51–53). Так крепкая мышца Господня является разрушительницей адских замыслов у врагов Божиего народа, обращая собственное оружие их на них же самих и делая из козней их средства для премудрых и спасительных целей Своих. При исходе израильтян из Египта и при водворении их в земле обетованной не низложил ли Господь фараона и царей ханаанских и не возвел ли уничиженных рабством потомков Авраамовых по обетованию в царское священие и язык свят? Равно так же и алкавший в пустыне народ Свой не исполнил ли Он всех земных благ? И потом не унизил ли возгордившегося Саула, отдав венец его смиренному Давиду? Не оставил ли с двумя коленами Ровоама, превозносившегося перед отцом своим? Не заставил ли Амана преклониться перед презираемым им Мардохеем и испытать то, что было им приготовлено для Мардохея? Не отдал ли Он в посмеяние осажденной Ветулии обезглавленный труп Олоферна, безжалостно издевавшегося над несчастиями этого города? Могущественные державы мира — Вавилон, Персия, Греция, Рим, гордые мудростью своей, надменные силой своей, повержены, а смиренные верующие вознесены на высоту славы чад Божиих и преисполнены всяких духовных благ. Когда же народ Божий, оказавшись неблагодарным и недостойным дарованного ему счастья, был наказан тяжким пленом и, переходя из-под власти одного завоевателя к другому, уже отчаялся в помощи Божией; когда можно было думать, что Господь уже оставил людей Своих, не оказалось ли вдруг, что Он, положив предел гневу, вновь воспринял Израиля в лоно отеческой любви Своей и исполнил тем обетования, данные Аврааму и другим святым праотцам? И воспринял этот народ так, как никогда еще не воспринимал, даже в счастливейшее время его, — вошел в теснейшее общение с ним через воспринятое плоти и крови от семени Авраамова! Такое снисхождение Божие к Израилю, который за грехи свои не только не отвержен от Бога, но преимущественно перед другими народами удостоен видеть среди себя Мессию, Пресвятая Дева приписывает единственно милосердию Господа, воспомянувшего то, что было обетовано святым праотцам: Аврааму, Исааку, Иакову и их потомству: восприят Израиля отрока Своего, помянути милости, якоже глагола ко отцем нашим, Аврааму и семени его даже до века (Лк. 1, 54–55).

Вот какими необыкновенными и глубоко знаменательными словами отвечала Благодатная Мария на приветствие Елисаветы! После этого можно представить себе, в каких святых, поучительных и благоговейных беседах проводили время эти две Богоизбранные жены, какими неземными предметами были заняты их мысли, как были пламенны и чисты общие их молитвы и размышления! Горняя мудрствуя и с искренней доверенностью сообщая друг другу явленные над ними опыты силы Божией, превышающие их ожидания, они радостно прославляли имя Господа, так много их возвеличившего. Проникнутые святой уверенностью в великое будущее, они назидали друг друга и, рассуждая о благодеяниях Божиих, совершившихся над ними, приходили постоянно к одному — прославлению Господа. Так Пречистая Дева, передав Елисавете о событии Благовещения, могла узнать и от нее о случившемся в храме с Захарией и предвидеть в том, что было еще неразгаданной тайной для всех по причине онемения священника, ближайшее отношение к Себе Самой.

Безусловно покоряясь великому служению своему и пророческим взором проникая грядущее, святые жены с восторгом видели исполнение тайны спасения мира посредством благословенных плодов чревоношения своего. Что убо отроча сие будет, — думали они обе, — то отроча (Лк. 1, 66), которое, исполнившись Святого Духа уже во чреве матери, приветствует Мессию игранием, не имея возможности приветствовать Его словами. Это видимо доказывает, что «рука Господня с ним», но что же будет он впоследствии? Рука Господня видимо с этим младенцем, великим еще во утробе матери, но что же будет Сам Христос, Сын Божий?

И какие чудные совпадения обстоятельств и вместе какие особенности в благодатной непраздности обеих святых жен! Приходит Архангел Гавриил, но не к Елисавете, а к Захарии, потому что Захария будет виновником рождения сына. Тот же Гавриил приходит и к Марии, но не к Иосифу, то есть приходит к Той, от Которой Слово безмужно восприимет плоть. В благовестии своем Архангел говорит Захарии: Не бойся, Захарие, зане услышана бысть молитва твоя (Лк. 1, 13); он же говорит и Марии: Не бойся, Мариам, обрела бо еси благодать у Бога (Лк. 1, 30). Архангел обещает сына Захарии, обещает сына и Марии. Захария не верил обетованию, а Пресвятая Дева, как давшая Богу обет девства, лишь вопрошала о способе зачатия, отнюдь не сомневаясь во всемогуществе Божием.

Дни за днями текли быстро, и когда минуло три месяца родственного и благодатного свидания, Пресвятая Дева Мария собралась в путь в родной город Назарет. Но когда оставила Пресвятая Дева Мария родственницу Свою Елисавету: до или после рождения последней Предтечи Господня? Надобно полагать, что Благодатная простилась с Елисаветою прежде, нежели исполнися время родити (Лк. 1, 57) последней. У Елисаветы было много соседей и родственников, которые, без сомнения, готовы были оказать ей необходимую помощь. Наконец, и для того, чтобы уклониться от глаз любопытных, которыми вскоре должен был наполниться дом Захарии, Пресвятая Дева оставила Елисавету до рождения Иоанна Предтечи.

По возвращении Пречистой Девы в Назарет следы святого чревоношения сделались заметными для праведного обручника Ее, Иосифа. По мысли святых отцов, Иосиф сначала не знал совершающейся перед ним тайны воплощения Спасителя мира. «Он не знал, — говорит св. Прокл, — тайны, происходившей в Деве; не знал, какого чуда будет служителем, не знал, что от обрученной ему Жены родится Христос, предреченный пророками». Можно представить, что должно было происходить в чистой душе святого старца при убеждении в непразднстве Марии! Святая Церковь, выражая душевное состояние его, говорит, что в нем восстала «буря помышлений сумнительных». Он всматривался в Пресвятую Деву и не верил глазам своим, начинал думать и отгонял мысль, принимал все это за сновидение, но и во сне не ожидал увидеть этого. Ничего не зная о благовещении, он обращался к земле и небу за разрешением сомнения и нигде не находил его. В страшном волнении духа он переходил от одной мысли к другой и вдруг с ужасом остановился на возможности низкого обольщения: «бракоокрадованную помышляя», как замечает Святая Церковь. «Увидел Иосиф Марию, — говорит св. Прокл, — и уязвилось сердце его; увидел непразднство и считал тайну чистоты потерянной, увидел имеющую во чреве и впал в величайшее смущение, предполагая Ее обольщенной».

Ничто не могло быть мучительнее этого предположения для целомудренного и любвеобильного сердца Иосифа. «Каким лицом теперь буду взирать я на Господа моего? — восклицал он в рыданиях. — Как буду молиться об этой Отроковице? Я принял Ее из храма Господня девою и не соблюл! Кто уловил меня коварством? Кто сделал это зло в дому моем и опорочил Деву?» «Но кто же мог ожидать, — продолжал он, по изъяснению свт. Димитрия Ростовского, — чтобы Та Самая Отроковица, Которая воспитывалась в храме с таким попечением, Которая отличалась таким глубоким смирением, благочестием и преданностью воле Божией, Которая дала обет всегдашнего девства, несмотря на увещания священников вступить в брак, вдруг искусилась обольщением? И Та, Которую все считали за образец жизни в страхе Божием, незаконно сделалась непраздной! Что мне делать? Куда обратиться, от кого узнать? Спросить ли у Нее Самой и потребовать объяснения? Но о чем же спрашивать? Грех очевиден. Да и для чего еще смущать и терзать Ее, когда и без этого Она уже должна страдать от Своего положения?»

«Но не ошибаюсь ли я, — вновь спрашивал себя старец, — не напрасно ли я грешу против Ее целомудрия?» Но сколько ни проверял он свои наблюдения, желая удостовериться в их обмане, они все-таки убеждали его в одной и той же грустной, по его мнению, действительности. Тогда мрачные и тяжелые думы овладели им, и печаль, равносильная отчаянию, залегла глубоко в его чистое сердце. «Мария, — так выражает чувства праведного Иосифа Святая Церковь, — что это значит, что с Тобой сделалось? Гляжу и недоумеваю, дивлюсь и ужасаюсь! Какую перемену вижу я в Тебе? Мария! Ты вместо чести принесла мне позор, вместо радости — печаль, вместо похвалы — укоризну! Как стерпеть мне упреки людей? Я принял Тебя непорочною из храма от рук священников, и что же вижу теперь?»

В то же время и Пресвятая Дева не могла не наблюдать за св. Иосифом, и чем чаще, чем внимательнее Она смотрела на него, тем яснее открывалось Ей внутреннее состояние его. Ей известна была доброта святого старца, но Она не решалась объяснить ему тайны благовещения без особенной на это воли Божией. Как стыдилась этих подозрений непорочная голубица, как краснело невинное лицо Ее, как сжималось непорочное сердце! И все же Она не дерзала нарушить тайны Божией! «Дева молчала, — говорит св. Иоанн Златоуст, — ибо думала, что не уверит обручника, сказавши о необыкновенном деле, а скорее огорчит его, подав мысль, что Она прикрывает сделанное преступление. Если Сама Она, слыша о даруемой Ей такой благодати, судила по-человечески и говорила: “Как будет это, когда я мужа не знаю?” — то гораздо более усомнился бы Иосиф, услышав об этом от подозреваемой. Поэтому Дева вовсе не говорит Иосифу». Если Мария говорила о Своей тайне с Елисаветой, то потому, что Елисавете уже открыта была эта тайна Духом Святым, и Он Сам говорил устами обеих. А если бы Она стала говорить об этом с Иосифом, то или по человеческой доверенности, или по человеческому страху и, следственно, не по Божественному побуждению говорила бы о тайне Божественной. Теперь Она таится от того, которому, вероятно, более всех на земле открыто было сердце Ее, потому что Она избрала его стражем Своего девства, таится с явной для Себя опасностью не только обличения, но и суда и смерти. И так как Ей теперь не к кому было обратиться за советом или успокоением, кроме Бога, за дело Которого и Она, и Иосиф страдали, то, возложив всю надежду Свою на Господа, Она была в твердой уверенности, что Он в неистощимой бездне премудрости Своей найдет лучший способ вывести Ее из такого трудного положения. Молчание — по мере молчания о ней Самого Господа — представлялось Ей необходимостью. Она молчала.

Так провела святая чета несколько времени под гнетом тяжкого искушения и как бы приобщаясь грядущим страданиям Искупителя мира. И в то время, когда Он возрастал в утробе Матери плотью, Пресвятая Дева возрастала духом, уравновешивая внутреннее величие души с неизреченной высотой Матери Господа. И в св. Иосифе тяжелое положение его послужило лишь поводом к тому, чтобы проявилось вместе с безукоризненной честностью необыкновенное добросердечие его. Он долго боролся с собой, долго соображал, как поступить с Мариею. Он имел, во-первых, право всенародно обличить непраздную Деву, предав Ее строгости закона Моисеева, установленного на подобные случаи. Но такая жестокость была совершенно противна его кроткому нраву и тому уважению, которое при всех его подозрениях он продолжал питать к Пресвятой Деве. Во-вторых, он мог оставить все дело это без внимания и последствий и продолжать носить имя супруга Той, Которая, по его мнению, была бракоокрадованной. Но последний образ действий был противен совести его, решительно отвращавшейся от всякого потворства нечистоте и от всякого соучастия в неправде. Потому оставить по-прежнему Марию при себе и тем отвратить от Нее безславие Иосиф признавал несообразным с законом Божиим и противным своей совести. После долгих соображений и колебаний он, столько же добрый и милостивый, сколько правдивый и чистый, решился отпустить Пресвятую Деву, но тайно вручив Ей разводное письмо, в котором не писать причин развода, на что закон давал ему полное право. «Иосиф выказал в этом случае, — замечает свт. Иоанн Златоуст, — удивительную мудрость: не обвинял и не укорял Деву, но думал только отпустить Ее».

Так праведный Иосиф, не ведая тайны воплощения Господа, смущается, сетует и придумывает наиболее приличное средство выйти из затруднения: желает сохранить честь Девы и избавить Ее от преследований закона и вместе с тем удовлетворить голосу своей совести, столь нежной и чувствительной. «Но это неведение тайны Божией, — говорит св. Прокл, — нельзя ставить в вину праведному мужу: он невиновен, что по незнанию заподозрил Божественное зачатие. Если Бог свидетельствует о праведности кого, можно ли обвинять того в неблагоразумии?»

Когда святой старец решился уже привести в исполнение со скорбью принятое намерение, тогда и ему дано было откровение о великой тайне. Вот что произошло во сне, по сказанию евангелиста: сия же ему (Иосифу) помыслившу, се Ангел Господень во сне явися ему (Мф. 1, 20). То есть тотчас, как только мысль о тайном удалении от себя Святой Обручницы утвердилась в душе старца, Ангел явился во сне и успокоил его. Значит, Божественное Провидение хотя и скрывало от Иосифа великую тайну, но в то же время следило за всеми движениями правдивой души его. Как только появилась в ней мысль, не согласная с премудрыми целями Божиими, то Оно в ту же минуту просветило ум избранника Своего. Благопокорная душа Иосифа, по замечанию св. Иоанна Златоуста, не имела нужды в более чудном явлении Ангела наяву, потому что разительная точность сновидения с обстоятельствами самого дела и ангельское откровение о таких вещах, которые не могли быть известны никому из смертных, то есть о тайных помыслах души Иосифа, достаточно могли удостоверить его, что слышанное им есть глас Божий и повеление небесное. «Он никому не говорил и только размышлял в душе своей, — замечает св. Прокл, — и вот, когда услышал, что Ангел говорит об этом же, такое обстоятельство послужило для него несомненным знаком, что Ангел пришел сказать все это по повелению Божию, потому что одному Богу известны тайны сердца».

Ангел говорил: Иосифе, сыне Давидов! не убойся прияти Мариам, жены твоея, рождшее бо ся в Ней от Духа есть Свята (Мф. 1, 20). Здесь самое название Иосифа сыном Давидовым употреблено Ангелом не без видимой цели: Иосиф, бедный древодел и дальний потомок Давида, именуется сыном, то есть как бы ближайшим наследником всего величия его. Таким образом он мгновенно поставляется на высоту своего настоящего положения, с которой он было ниспал по поводу мрачного подозрения в отношении к Пресвятой Деве. Этими словами Ангел как бы вещает ему: «Потомок Давида! Зачем ты так малодушествуешь? Зачем не приведешь себе на память древней и неотъемлемой славы дома твоего и смущаешься тем, что должно только радовать тебя? Хотя род царственного праотца твоего унижен и усечен до корня, но не из него ли должен произойти Царь славы, Спаситель мира? И не от Девы ли должен родиться Он? Не бойся принять Марию, жену твою». Здесь Ангел прямо называет Пречистую Деву женой Иосифа для того, чтобы уничтожить подозрение о падении Ее и подтвердить ему, что Она жена его, а не другого мужа, что Она невинна и не принадлежала никогда другому. «Что значит принять? — спрашивает св. Иоанн Златоуст. — Значит удержать в доме, так как он мысленно уже отпустил Ее. Эту отпущенную, данную тебе не родителями, а Богом, удержи, данную не для брака, но для сообитания».

Продолжая беседу свою во сне с Иосифом, Ангел как бы говорит ему: «Довольно предаваться тебе мрачным мыслям, терзаться и страдать. Узнай же истину и возрадуйся: родившееся, что так смущало тебя, — не от человека, а от Духа Свята: родит же Сына и наречеши имя Ему Иисус: Той бо спасет люди Своя от грех их (Мф. 1, 21)». «Удивительное слово, — восклицает св. Иоанн Златоуст, — превышающее человеческую мысль и превосходящее законы природы!» «Да! — как бы так говорил Ангел Иосифу. — Жена твоя по обручению и Дева по обету, произнесенному Ею перед Богом, родит Сына от Духа Святого. Ты хотя и не отец Его, но будешь иметь честь, по праву отцов, наречь имя Ему Иисус, столь приличное Ему, потому что Он спасет весь род человеческий от греха и смерти вечной!»

Сие же все бысть, да сбудется реченное от Господа пророком, глаголющим: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, еже есть сказаемо с нами Бог (Мф. 1, 22–23). Такое указание Ангела на пророчество Исаии, по мнению св. Иоанна Златоуста, должно было служить руководящей нитью для Иосифа в том случае, если бы он не удержал в памяти всех подробностей своего теперешнего сновидения. Ангел указывает Иосифу на Исаию на тот случай, чтобы он, если бы забыл о словах, только лишь возвещенных ему, мог восстановить их в памяти, припомнив слова пророческие, известные с древнего времени. С другой стороны, указание на столь древнее пророчество о рождении Мессии от Девы удобнее могло расположить Иосифа к убеждению в девстве Марии: он слышал от пророка о предмете знакомом, о котором сам же размышлял долгое время. Слова Ангела не оставляли ни малейшего сомнения в праведном сердце Иосифа, чистая душа его, преисполненная веры в Бога, приняла известие Ангела как несомненную истину, для которой не было нужды в доказательствах.

И потому он, по свидетельству евангелиста, востав от сна сотвори, якоже повеле ему Ангел Господень, и прият жену свою, и не знаяше ея, дондеже роди сына своего первенца (Мф. 1, 24–25). То есть он принял Ее снова сердцем, с полной любовью как свою обрученную и с глубоким почтением как Деву, принадлежащую Богу, и с благоговейным страхом как Матерь Божию и с безусловной готовностью служить Ей как Госпоже своей и Владычице всего мира.

Для Марии и Иосифа испытанное ими положение имело несомненно благой и великий духовный плод: Пресвятая Дева соделалась теперь в глазах Иосифа из Обручницы Благословенной Матерью Бога Слова, он сам должен был вскоре наречься отцом Его. Такая великая слава для обоих могла бы быть вместе с этим и великой опасностью для их смирения, этого истинного основания всех добродетелей. Вот против этой-то опасности человеческого превозношения премудрость Божия сочла за нужное воздвигнуть испытание для веры и мужества их.

С этого времени мирно потекли дни Пресвятой Девы, пока не приблизился час преславного исхода Ее благодатного чревоношения.