С именем Рейгана связаны три неоспоримых экономических достижения. Во-первых, он поверг профсоюзы. Начал он свое президентство с нокаутирующего удара по Организации профессиональных авиадиспетчеров (PATCO). В 1981 г. авиадиспетчеры нарушили федеральный закон (и подвергли тем самым опасности воздушное сообщение страны), организовав стачку. Они требовали повышения зарплаты, уменьшения рабочей недели и улучшения пенсионного пакета. Однако капитально просчитались, недооценив решимость президента изменить общественный договор и дать возможность менеджерам противостоять профсоюзам и переоценив степень общественной поддержки своему движению. Рейган поставил бастующим ультиматум: либо они вернутся на работу в течение 48 часов, либо будут уволены. Большинство работников отказались вернуться на рабочие места, поскольку угрозы президента всерьез они не восприняли. Это оказалось большой ошибкой. Общество поддержало Рейгана. Забастовка быстро скатилась к хаосу и внутренним взаимным обвинениям. Менеджеры настолько успешно заполнили пустовавшие рабочие места, что аэропорты функционировали на три четверти своих возможностей уже через три дня после начала увольнений. К концу года PATCO подала на банкротство – а Рейган начал восхождение в пантеон консерваторов.

Время для столь резкого шага Рейган выбрал безупречно: к моменту, когда он стал президентом, число состоявших в профсоюзах рабочих уменьшалось, интенсивность забастовочной активности также шла на спад. В дальнейшем – и при республиканской, и при демократической администрациях – это падение только ускорилось (см. рис. 6.1 и 7.2). Союзы промышленных рабочих теряли влияние из-за роста импорта и использования зарубежной рабочей силы. Великий промышленный пояс, некогда бывший твердыней рабочего движения, как мы видели, превратился в «Ржавый пояс». Резкий рост иммиграции привел к перераспределению сил – от рабочих к нанимателям. Доля несельскохозяйственной рабочей силы, представленной в профсоюзах, упала с 23,4 % в 1980 г. до 16,8 % в 1989 г., а оставшиеся в профсоюзах рабочие были куда менее настроены бастовать.

Первые два с половиной года своего президентства Рейган разворачивал экономику навстречу рынку, пользуясь инициативами Джеральда Форда (более того, на съезде Республиканской партии в 1980 г. он пытался убедить Форда стать вице-президентом, гарантировав ему расширенные полномочия, но переговоры в конце концов сорвались). Продолжил он и политику Джимми Картера, отказываясь регулировать экономику и при этом борясь с инфляцией. Он назначил своего вице-президента Джорджа Буша–старшего председателем рабочей группы по дерегулированию, которая урезала бюджеты контролирующих органов и назначала активных противников регулирования на ключевые посты в бюрократической системе. Рейгану повезло: он унаследовал человека непреклонной решимости в лице Пола Волкера. Несмотря на угрозы импичмента или чего похуже, тот был непоколебим в стремлении сразить дракона инфляции. Но повезло и Волкеру: президент неизменно поддерживал его, несмотря на то, что 22 июля 1981 г. ставка по федеральным фондам достигла 22,4 %, а безработица на пике – в ноябре 1982 г. – составляла 10,8 %. («Если не мы, то кто? – часто говорил Рейган своему госсекретарю Джорджу Шульцу, когда политическое противостояние его курсу нарастало. – Если не сейчас, то когда?»). Благодаря введенному Волкером ограничению на кредитную экспансию, подобному золотому стандарту, инфляция в 1983 г. наконец снизилась до 3,2 % и оставалась ниже 5 % до конца десятилетия.

Третьим достижением Рейгана стало самое кардинальное изменение режима налогообложения в США со времен Первой мировой войны. Его налоговая реформа 1981 г. снизила максимальную ставку налога на доходы физлиц с 70 до 50 %, а ставку налога на прирост капитала – с 28 до 20 %. Через пять лет, в 1986 г., он запустил еще одну эпохальную налоговую реформу, снизив максимальную ставку подоходного налога до 28 %, налога на прибыль предприятий – с 46 до 34 %. Одновременно с этим он устранил благоприятные для бизнеса лазейки в налоговом законодательстве.

Все эти три перемены имели одну главную общую черту: они создавали условия для оживления бизнеса, разрывали кандалы, все сильнее сковывавшие бизнес в послевоенные годы, устраняли связанную с инфляцией неопределенность, которая затрудняла долговременное планирование. Рейган инстинктивно верил в бизнес – он считал, что бизнес создает богатство, а правительство потребляет плоды этого созидания. Он считал бизнесменов в целом и предпринимателей в частности преторианской гвардией своей революции.

Рейган начал свое президентство с пары жестов, призванных донести до окружающих его веру в то, что «дело Америки – это бизнес». Сразу после церемонии инаугурации он отправился в Белый дом, с тем чтобы поставить подпись под документом, налагающим мораторий на наем на любую федеральную службу. Он убрал портрет Гарри Трумэна из зала заседаний кабинета министров, заменив его портретом Калвина Кулиджа. «Молчаливый Кэл», по словам Рейгана, был его любимым президентом, «потому что он был таким тихим: он не давал федеральному правительству лезть в общественные дела и позволял бизнесу процветать на всем протяжении 1920-х».

«Рейганомика», как прозвали экономическую политику Рейгана, принесла значительные успехи. Реструктуризация корпораций Америки породила ядро компаний, способных эффективно конкурировать на международной арене. General Electric и Intel не уступали компаниям других стран. Дерегулирование открыло широчайшие возможности для самых разных видов бизнеса. Дерегулирование воздушного сообщения открыло дорогу таким инновационным компаниям, как Southwest Airlines. Распад монополии AT&T в телекоммуникационной отрасли в 1982 г. вызвал снижение цен и взрыв новаций. Дерегулирование транспорта позволило произвести логистическую революцию, снизившую стоимость затрат на вложения в экономику. Индекс Доу–Джонса вполне закономерно взлетел с отметки 951 пункт в момент первой инаугурации Рональда Рейгана до 2239 пунктов восемью годами спустя.

Привела «рейганомика» и к одной большой ошибке: Рейган ответственен за то, что национальный долг при нем вырос больше, чем при всех предшествовавших ему президентах, вместе взятых. Заняв пост с задачей снизить и налоги, и затраты, он обнаружил, что первого добиться гораздо проще, чем второго. Рейгану удалось замедлить рост расходов на соцобеспечение и льготы, что само по себе было значительным достижением: реальные подушевые расходы на социальные нужды росли самыми низкими темпами с начала 1950-х гг. – по 1,4 % в год с 1981 по 1989 г. Тем не менее они росли, из-за чего финансировать рейгановскую программу снижения налогов и повышения военных расходов приходилось за счет заимствований. Некоторые апологеты Рейгана пытались лакировать действительность, утверждая, что снижение налогов окупит само себя за счет увеличения доходов, но этот аргумент разбивался о реальность. За 1980–1990-е финансовые годы федеральный долг государства вырос более чем втрое – с 712 млрд долл. до 2,4 трлн долл. Федеральная резервная система была вынуждена проводить не свойственную ей ограничительную финансово-кредитную политику, с тем чтобы сдержать инфляционное давление и сохранить учетную ставку на достаточно высоком уровне, чтобы привлекать иностранный капитал для финансирования дефицита. Массированные федеральные займы выдавливали с рынка частных заемщиков, включая тех, кто смог бы найти более продуктивное применение национальным сбережениям. Это способствовало замедлению роста производительности.