Экспансия на Запад подарила Америке несколько самых знаменитых образов молодой страны: ковбои, мчащиеся по бескрайним просторам; города, быстро превращающиеся в «города-призраки»; кровавые бои между Джорджем Кастером и индейцами-сиу. Теодор Рузвельт перебравшись в дакотскую полупустыню, чтобы вести жизнь скотовода (и заодно шерифа), написал четырехтомную историю фронтира. Уильям Коди (он же Буффало Билл, Билл Бизон) устроил из образов фронтира популярнейшее шоу, включавшее сцены охоты на бизонов, родео, индейских военных танцев. Зимой 1886/87 г. более миллиона зрителей видели это шоу в нью-йоркском «Мэдисон-сквер-гардене», а на следующий год среди огромной английской аудитории этого представления была и королева Виктория.

Запад начинал казаться еще более великим, когда его эра уже подошла к концу и начала превращаться в историю. Некоторые из величайших произведений американской культуры послевоенного периода посвящены Западу: серия повестей Лоры Инглз-Уайлдер «Домик в прерии», посвященных ее детским воспоминаниям о жизни среди переселенцев; мюзикл «Оклахома!» (1943) Ричарда Роджерса и Оскара Хаммерстайна о земельной лихорадке начала ХХ в. в Оклахоме; вестерн Джорджа Стивенса «Шейн» (1953) о человеке, бросившем вызов местному воротиле-скотоводу. Голливуд продолжал зарабатывать деньги на «Западе» и через много лет после того, как последние «железнодорожные бароны» отправились в свои последние поездки. При всем романтизме той эпохи не стоит забывать, что экспансия Америки на Запад была вызвана (и поддерживалась) жестким воздействием экономических факторов.

Смысл слова «Запад» менялся по мере роста населения страны. В 1800 г. под Западом понимался Огайо. К 1850 г. в это понятие уже входило и Западное побережье. Обнаружение золота в Калифорнии в 1848 г. свело с ума тысячи людей. Старатели оставляли семьи и отправлялись пешком через весь континент, переваливая через Скалистые горы и хребет Сьерра-Невада, надеясь намыть себе золота. Истории о сказочно разбогатевших старателях, рассказывавшиеся по всему Восточному побережью, преувеличивали все с каждым пересказом. Гораздо же более распространенные (и правдоподобные) истории о людях, впустую потративших деньги, время и усилия и так и не обнаруживших ни грамма золота, популярности у слушателей не снискали. За золотой лихорадкой последовали серебряные 1860-х и 1870-х гг., когда в холмах Невады нашли залежи серебра.

Другая мощная волна миграции 1840-х гг. была вызвана скорее волей Господа, чем жаждой наживы. В 1847 г. Бригам Янг повел около 70 000 мормонов в свой Великий поход, спасая их от преследований на религиозной почве. Через некоторое время они остановились на берегах Большого Соленого озера в Юте. Вслед за первой волной переселенцев последовали новые. Прижившись на Западе, эта яростная антикапиталистическая религия, основанная на обобществлении собственности и жен, быстро видоизменилась и обуржуазилась. Для того чтобы быть принятыми в США, мормонам пришлось отказаться от многоженства. А для того, чтобы процветать, им пришлось стать первоклассными предпринимателями: многие из нынешних великих мормонских капиталов были сколочены в ту эпоху.

Как мы уже знаем, закон 1862 г. о бесплатном выделении поселенцам земельных наделов ускорил переселение населения на Запад. Согласно этому закону, переселенцы получали в пятилетнее пользование под обработку участок земли в 65 га по символической цене. За несколько последовавших десятилетий правительство раздало 2,5 млн поселенцам более 109 млн га земли – примерно 10 % сухопутной территории США. Большинство участков лежало к западу от Миссисипи. Несмотря на то, что самыми горячими сторонниками закона были поклонники джефферсоновской республики фермеров-«йоменов», сам закон был вполне прогрессивным. Правительство использовало права собственности для поселенцев, чтобы стимулировать одну из величайших внутренних миграционных волн в истории. В неофеодальной Бразилии правительство раздавало огромные земельные наделы крупнейшим землевладельцам. В капиталистической Америке оно раздавало земли обычным людям на том условии, что те добавят к этой земле свой труд. Те 65 га определили скорее минимальный, чем максимальный, размер фермы: за последующие десятилетия землевладения росли, поскольку неудачливые фермеры продавали свои наделы более успешным.

Кроме того, правительство поощряло железнодорожные компании строить новые дороги на свой страх и риск, чтобы связать поселенцев с хозяйственной жизнью страны. За первое десятилетие после 1862 г. Конгресс неоднократно выделял земельные участки, размерами не уступавшие северо-восточным штатам: железнодорожная сеть Union Pacific получила землю, равную совокупной площади Нью-Гемпшира и Нью-Джерси. Ричард Уайт из Стэнфордского университета подсчитал, что, если собрать в один штат «Железнодорожный» всю территорию, выделенную железным дорогам в то десятилетие, этот штат стал бы третьим в стране по величине после Аляски и Техаса. До появления там железных дорог обширная масса суши Запада была, в сущности, бесполезна. Перевезти оттуда продукты сельского хозяйства на Восточное побережье было настолько тяжело, что такая овчинка выделки не стоила вовсе. Но с появлением железных дорог Средний Запад и Запад стали частями национальной – а вместе с тем и глобальной – экономики. Продукты прерий можно было доставить в Нью-Йорк на поезде, а оттуда уже переправить в Европу. Джефферсон мечтал, что обеспечивающие сами себя фермы станут альтернативой рынку, но великая история сельского хозяйства второй половины XIX в. – это история интеграции даже самых изолированных хомстедов Запада в глобальный базар.

Запад, который открыли для себя эти переселенцы, сильно отличался от привычного им Восточного побережья: это был мир огромных открытых пространств и гигантских расстояний. Семьи расселялись в абсолютно неизведанных местах. Поездка в город за припасами или встреча с кем бы то ни было занимали целый день. Не было никаких радиопередач, способных развеять тишину долгих ночей. Железнодорожные станции находились за сотни километров от жилья. Некоторые поля занимали по 24 га. Нам свойственно считать, что по мере развития цивилизация «уплотняется»: все больше людей сосредотачивается в шумных городских центрах. Но для многих американцев происходило прямо противоположное: по мере расширения экспансии на Запад поселенцы оказывались на одиноких фермах-островках, окруженных не известным им пространством.

Со временем, однако, законы экономики преобразовали эти просторы. Меняющие масштаб и пространство экономические системы, повышающие эффективность машины, логистические сети – все это работало в мире скота и пшеницы так же, как в мире железа и нефти. Железные дороги были частью логистической системы, постепенно распространявшейся по миру. «Одинокие ковбои» становились частью цепочки поставок, повышавшей стоимость техасских длиннорогих быков с трех долларов в самом Техасе до тридцати долларов в Додж-Сити. Большой бизнес менял мир владельцев «домиков в прериях» так же верно, как и мир владельцев мелких сталелитейных мастерских и нефтеперегонных заводиков.

Железные дороги (и железнодорожные компании) господствовали на Западе с самого начала: невозможно проложить тысячи километров полотна через территорию нескольких штатов без значительных капиталов и политических связей. На востоке железным дорогам приходилось конкурировать с другими видами транспорта – от каналов до проезжих дорог. На Западе они чаще всего выступали единственным транспортным средством – и, как и всякий монополист, эксплуатировали полученные возможности, чтобы выжать максимальную ренту со своих клиентов.

Пионером железнодорожных перевозок в регионе была компания Union Pacific, получившая лицензию еще от Авраама Линкольна в 1862 г. Union Pacific приняла участие в создании первой американской трансконтинентальной железной дороги, когда состыковала свои рельсы с рельсами компании Central Pacific 10 мая 1869 г. Она быстро строила или приобретала новые линии, устанавливая связь почти со всеми значительными (или обещавшими стать значительными) городами региона: Солт-Лейк-Сити, Денвером и Портлендом. Расширение американской железнодорожной сети на запад превратило страну в сельскохозяйственную супердержаву, открыв новые рынки еще дальше к западу. Средний Запад стал не только американской, но и мировой житницей.

Железные дороги были причастны к формированию одного из самых интересных бизнесов аграрной Америки – «ферм бонанза» в долине Ред-Ривер в Миннесоте и обеих Дакотах. Впервые такие фермы появились в 1873–1874 гг., когда железнодорожная компания Northern Pacific обанкротилась, спровоцировав панику 1873 г. Вместе с Northern Pacific обрушились еще более сотни железнодорожных компаний, обремененных крупными займами. Однако Northern Pacific, к своему счастью, располагала активами в виде примерно 16 млн га земли, выделенной компании правительством, и кредиторы охотно принимали земельные участки в уплату ее долгов. Джорджу Кассу, президенту Northern Pacific, пришла в голову прекрасная мысль: преобразовать отданные в собственность, но пустующие земельные участки в огромные фермы. Таким способом создавались новые предприятия, которые могла бы обслуживать железная дорога, получая дополнительное преимущество. Касс предложил прогрессивному аграрию Оливеру Дарлимплу реализовать свои идеи.

Получившиеся в результате деятельности Дарлимпла «фермы бонанза» стали, по сути, сельскохозяйственными фабриками, организованными по той же логике, что и промышленные фабрики востока. Они занимали в среднем по 2800 га. На этих фермах широко применялись паровые машины и механические уборочные комбайны – десятилетиями ранее, чем такие машины начали использовать на семейных фермах. На «фермы бонанза» нанимали армии рабочих, зачастую мигрантов, вооружая их новейшим оборудованием. Они управлялись в соответствии с теми же принципами менеджмента, что и другие виды крупного бизнеса: отсутствовавшие земельные собственники нанимали профессиональных управленцев (счетоводов, бухгалтеров, специалистов по закупкам), а те подразделяли весь рабочий процесс на отдельные операции вроде техобслуживания молотилок или загрузки урожая в вагоны. Уильям Уайт отразил дух нового сельского хозяйства в 1897 г. в статье в журнале Scribner's Magazine:

Скотоводство также переживало бурный рост: американские скотоводы всегда стремились вырваться на просторы Америки – сначала в Техас, потом в обе Дакоты, а затем в Монтану, – чтобы увеличить поголовье своих стад. Один из крупнейших скотоводов Конрад Корс владел 50 000 голов скота, которые паслись на 4 млн га земли в четырех штатах и двух канадских провинциях. Он поставлял на чикагские скотные дворы 10 000 голов скота в год. Там их забивали, а туши отправляли дальше на восток.

Для процветания скотоводству требовались две вещи – колючая проволока и ковбои. Колючая проволока повышала производительность, предлагая удобный способ отделения частной собственности от ничейной земли. Поначалу фермеры пытались восполнить недостаток дерева для изгородей на Западе, оборудуя заборы обычной проволокой, но она не становилась для животных преградой. Потом, в 1870-е гг., несколько предпринимателей предложили перекручивать проволоку так, чтобы она напоминала колючки. Фермер Джозеф Глидден подал одну из первых патентных заявок на изобретение колючей проволоки в 1874 г. Это «величайшее открытие всех времен», как ее рекламировали, быстро распространилось по землям Запада; конкурирующие предприниматели устраивали патентные свары и производили бесконечные варианты проволоки. «Библия» колючей проволоки Роберта Клифтона «Шипы, зубцы, жала, иглы и колючки» (Barbs, Prongs, Points, Prickers, and Stickers), вышедшая в 1970 г., описывает 749 видов колючей проволоки. American Barbed Wire Company, со временем скупившая все патенты, владела собственным месторождением железной руды. Ранчо XIT Ranch в Техасе, созданное в 1880-е гг., имело 1,2 млн га земли, для ограждения которых потребовалось 9656 км колючей проволоки. Джон Гейтс описывал колючую проволоку поэтично: «Легче воздуха, крепче виски, дешевле пыли». Американские индейцы дали ей не менее поэтичное название – «дьяволова веревка».

Гигантским скотоводческим хозяйствам требовались ковбои для того, чтобы перегонять скот из Техаса к железнодорожным терминалам в Канзасе – в Додж-Сити или Уичито. В среднем за перегон стада в 3000 голов отвечали десять ковбоев (каждый о трех лошадях). Тысячекилометровый перегон мог занимать до двух месяцев (двигаться можно было и быстрее, но скот терял в весе так много, что в точке назначения его уже невозможно было продать). К 1877 г. перегонный маршрут был так хорошо налажен, что за год через Додж-Сити прогоняли 500 000 голов скота.

Сельскохозяйственной супердержавой Америку сделала готовность фермеров превращаться в капиталистов – «бережливых и хватких». Американские фермеры провели экологическую трансформацию, превратив девственные луга Среднего Запада и Калифорнии в бескрайние поля для зерновых. Они провели биологическую трансформацию, превратив поджарых, худосочных животных, которых мы встречали в первой главе книги, в упитанные, размером 1,22 м, фабричные изделия. К сожалению, они же устроили и экологическую катастрофу. Бизоны были миролюбивыми безмятежными существами, огромные стада которых тысячелетиями паслись на Великих равнинах Америки, сосуществуя с американскими аборигенами, которые никогда не убивали столько бизонов, чтобы поставить под угрозу их поголовье. Однако с 1872 по 1874 г. белые охотники убили больше 4,3 млн бизонов. Это массовое убийство было организовано с поистине безжалостной эффективностью: с десятков тысяч бизонов сдирали шкуры, а туши просто бросали разлагаться. В результате популяция бизонов едва не была уничтожена полностью.

Доля сельскохозяйственных земель в США возросла с 16 % в 1850 г. до 39 % в 1910 г. Это соотношение сохраняется более или менее неизменным и по сей день. За тот же период реальная (с учетом инфляции) стоимость акра сельскохозяйственных угодий США более чем удвоилась. Этот быстрый рост стимулировался преобразованием непродуктивных земель в фермерские хозяйства в тех регионах, где уже осели переселенцы, а также продолжающейся экспансией на запад. Работы по благоустройству земли были чрезвычайно трудоемкими и дорогими: необходимо было выкорчевывать деревья и пни, осушать заболоченные участки, убирать камни, избавляться от подлеска и поросли. Производство пшеницы выросло с 3 млн куб. м в 1839 г. до 17,6 млн куб. м в 1880 г. и до 21,1 млн куб. м в 1900 г. В 1915 г. производство пшеницы достигло 35,2 млн куб. м. Американские фермеры находились на переднем краю технологических новаций, поскольку им постоянно не хватало рабочей силы. Между 1840 и 1880 гг. количество человеко-часов, необходимых для производства 3,5 куб. м пшеницы, упало с 233 до 152, а для производства 3,5 куб. м кукурузы – с 276 до 180. Уборочный комбайн, появившийся в 1880-е гг., объединил жатку и молотилку в один механизм. Первые комбайны были настолько громадными и неуклюжими, что их использовали только на самых больших фермах. Однако с годами они становились все компактнее. Их приспособили обрабатывать все большее число зерновых культур – кукурузу, бобы и горох. Появление сеялок упростило процесс сева и сделало его более эффективным.

Американские фермеры находились на переднем краю и биологических новинок. Иммигранты ввозили в Америку более выносливые сорта зерновых – такие как «турецкая краснозёрная» пшеница, выведенная в российских степях. Ученые же работали над созданием новых сортов, уже адаптированных к местным условиям. Качество американской пшеницы постепенно росло. Более 90 % посевов пшеницы в 1919 г. приходилось на долю сортов, которых не существовало в Америке до Гражданской войны. Качество скота также росло благодаря сочетанию селекционных работ, улучшению питания и развитию ветеринарии. Средний надой на одну корову с 1850 по 1900 г. вырос на 40 % – с 1070 л в год в 1850 г. до 1520 л в 1900 г..

Американский ботаник и селекционер Лютер Бёрбанк, прозванный волшебником садоводства и колдуном растений, достоин места рядом с другими выдающимися аграриями-новаторами – такими как Сайрус Маккормик и Джон Дир. Бёрбанк родился в Массачусетсе в 1849 г. Карьеру биолога-новатора он начал с выведения сорта картофеля, устойчивого к заболеваниям (этот сорт, носящий имя создателя, до сих пор используется в сети McDonald's для приготовления картофеля фри). Выручку от продажи патента на свой сорт картофеля он использовал для того, чтобы перебраться на Запад, в Калифорнию, в город Санта-Роза. Там он вывел – или способствовал выведению – более 800 различных видов и сортов растений, фруктов и цветов, включая персик July Elberta, сливу Santa Rosa, нектарин Flaming Gold, а также кормовой кактус без колючек.

Одновременно с этим американцы придумывали, как лучше превращать животных в пищу, а затем – как лучше доставлять ее к столу. В 1830-е гг. несколько скотобоен в Цинциннати усовершенствовали старинное искусство забоя свиней, внедрив так называемый разделочный конвейер: рабочие цепляли свиные туши к движущейся цепи, которая перетаскивала их из бойни в холодильную камеру. Позже они еще усовершенствовали этот «конвейер», надстроив его вверх, что превратило скотобойни в небоскребы смерти: свиней по пандусу заводили на верхний этаж, где и забивали. Этажом ниже их свежевали и разрезали на куски. Отрезанные части туш падали в расположенные в подвале цистерны для консервации и засолки.

Это нововведение оказало огромное влияние на целый ряд отраслей. Другие местные предприятия переняли идею непрерывного процесса производства и применили ее к обработке отходов забоя свиней: компания Procter & Gamble начала свой бизнес с производства мыла из свиного сала. Гигантские скотобойни Чикаго скопировали идею и применили ее к коровам с еще большей безжалостностью: бычьи туши подвешивали на крюки транспортерной линии. Туши проносились мимо кровосборщиков, резальщиков, кожедеров, распиловщиков и обрезчиков с такой скоростью, что Сара Бернар назвала это зрелище «величественным и ужасающим» спектаклем. Именно во время визита на одну из этих скотобоен Генри Форда осенила идея конвейерной сборки.

Автором еще одной прорывной новации – вагонов-холодильников – стал в 1877 г. Густав Свифт. До него стада скота, предназначенного на забой, перегоняли на дальние расстояния к грузовым терминалам, а затем перевозили по железной дороге живьем в специальных вагонах. Свифт понял, что можно сэкономить значительные средства, если забивать скот на Среднем Западе, а замороженное мясо перевозить на восток. Перевозка стейков, а не туш, как это было прежде, не только избавила от необходимости длинных перегонов скота (и сопутствующей потери веса), но и снизила общий тоннаж перевозок вдвое. Даже по стандартам своего времени Свифт был убежденным сторонником (и практиком) вертикальной интеграции: он выкупил права на сбор льда на Великих Озерах, а также на хранилища для льда, расположенные вдоль железных дорог, – они обеспечивали пополнение вагонов-холодильников льдом. Он быстро выстроил целую империю – к 1881 г. ему принадлежало 200 вагонов-холодильников; в неделю он перевозил мяса в объеме примерно 3000 туш. Совсем недавно сильно фрагментированная отрасль консолидировалась в горстку крупных компаний (помимо его компании Swift, среди ведущих были Armour, Morris и Hammond).

Американцы также научились гораздо лучше заготавливать еду, разрабатывая и перенимая новые методы хранения, консервирования, маринования и упаковки. Первый в Америке центр консервации открылся в Балтиморе в 1840-е гг. Среди самых восторженных его клиентов были экспортеры, желавшие доставлять свои продукты на Запад. В 1856 г. Гейл Борден начал производство концентрированного молока, а после того, как его на посту главы компании сменил племянник, попытался применить ту же технологию к концентрированию чая, кофе, картофеля и тыкв. В 1859 г. Джон Мейсон изобрел стеклянную банку, которая облегчила домашнее консервирование. Во время Гражданской войны армия северян питалась консервами. Джозеф Кэмпбелл начал консервировать томаты, овощи, сласти, приправы и начинки в 1869 г. – в том же году, когда Генри Хайнц начал продавать фасованные пищевые продукты. К 1910 г. Америка производила более 3 млрд банок различных консервов – 33 банки на человека, а пищевая промышленность составляла 20 % национального промышленного производства. Домашние морозильники принесли революционные методы хранения еды к простым людям, что снизило объем порчи продуктов (особенно молока и мяса), а также уровень заболеваний, передающихся воздушно-капельным путем. По оценкам одного из научных исследований, лед обеспечил до половины роста в качестве питания в 1890-е гг..

Фермеры совершенствовались в систематизации всех этих новых – технологических и биологических – идей, превращая их в отдельную область знаний. Созданное в 1862 г. Министерство сельского хозяйства США основало сеть специализированных сельскохозяйственных и машиностроительных колледжей.

Американцы также начали управлять неопределенностью, используя фьючерсные биржи. Фермерство – рискованный бизнес: бесчисленные «проявления Божьей воли» – стихийные бедствия от резких перепадов погоды до биологических катастроф вроде эпидемий, падежа или нашествия вредителей – могут уничтожить урожай и оставить фермера без гроша. Богатый урожай в другой части света способен вызвать обвал цен на сельхозпродукцию. Продажа опциона, пока посевы еще на корню, может помочь застраховать риски, связанные с неопределенностью будущего. Во второй половине XIX в. широкое распространение получили специализированные опционные биржи, на которых торговались различные «портфели» сельскохозяйственных продуктов. Созданный в 1848 г. Департамент торговли Чикаго в 1868 г. начал торговать фьючерсами на пшеницу, кукурузу и рожь. Созданный в 1856 г. Департамент торговли Канзас-Сити торговал фьючерсами на твердую озимую краснозёрную пшеницу; а зерновая биржа Миннеаполиса, созданная в 1881 г., – фьючерсами на твердую яровую краснозёрную пшеницу.

Последним компонентом этого рецепта было дешевый транспорт: при всем озлоблении сельских жителей на железнодорожные монополии, те реально снижали затраты фермеров. С 1852 по 1856 г. перевозка бушеля пшеницы из Чикаго в Нью-Йорк обходилась в 20,8 цента. К началу 1880-х гг. цена упала до 8,6 цента, а в 1911–1913 гг. – до 5,4 цента. Стоимость перевозки бушеля пшеницы через Атлантику упала с 14,3 цента до 4,9 цента. В начале 1850-х гг. цена на пшеницу в Чикаго составляла 46 % от цены на ту же пшеницу в Ливерпуле. К началу Первой мировой войны цены на пшеницу в Чикаго и Ливерпуле практически сравнялись: изолированные прежде торговые площадки объединились в единый мировой рынок.

Все эти нововведения и достижения связали прежде обособленный Запад с глобальной экономикой. Вовлечение Запада в окружающий мир обогатил его, сделав земли и ресурсы Запада гораздо более ценными. Этот процесс обогатил и окружающий мир, предоставив ему новый источник зерна и мяса. Железные дороги старались яркими рекламными кампаниями привлечь как можно больше людей со всех уголков света. Они частично оплачивали билет через Атлантику и выделяли новоприбывшим средства на покупку участка земли. Агенты компаний дежурили в портах Восточного побережья, следя за тем, чтобы конкуренты не прикарманили «их» иммигрантов. У Union Pacific особым спросом пользовались ирландцы, которых полагали превосходными землекопами, и китайские «крепостные» рабочие, которые, помимо своей дешевизны, считались мастерами работы со взрывчаткой. Джеймс Хилл предпочитал скандинавов: он был убежден, что те отличаются высокими моральными качествами. В Дакотах даже переименовали город и назвали его Бисмарк в надежде привлечь немецких иммигрантов.

Сочетание экспансии на Запад и технологического прогресса позволило резко поднять эффективность и производительность сельского хозяйства. В XIX в. реальная выработка на одного рабочего в сельскохозяйственном секторе росла примерно на 0,5 % в год; при этом наиболее быстрый рост пришелся на два десятилетия после 1860 г. – 0,91 % ежегодно. В 1900 г. средний сельскохозяйственный работник демонстрировал производительность труда на две трети выше, чем в 1800 г.

Революция в производительности изменила лицо сельской Америки. Женщины и дети постепенно освобождались от тяжелого труда: женщины теперь могли сосредоточиться на ведении домашнего хозяйства. Работы по дому в рамках новомодных теорий «научной организации домоводства» облегчали швейные машинки и другая новейшая утварь. Дети проводили больше времени за учебой. Но революция в производительности изменила Америку целиком. Американские скотоводы и ковбои превратили говядину из лакомства для богатых (чем она оставалась в Европе) в продукт массового потребления. Американские хлеборобы завалили страну дешевым хлебом и мукой: всего за четыре года, с 1868 по 1872 г., цена на пшеницу упала вдвое. Питание стало более насыщенным и менее однообразным: американцев могли освежить свое меню персиками из Джорджии, апельсинами из Флориды, спаржей из Калифорнии, а основными блюдами на американском столе были говядина со Среднего Запада и треска из Новой Англии. В 1905 г. в речь вошел новый термин – «диетолог»: люди перестали беспокоиться о хлебе насущном и начали беспокоиться о том, что они едят слишком много.