В 2007 году ESPN транслировал одно из самых странных спортивных событий за всю историю телеканала: национальный чемпионат Лиги США по игре в «камень-ножницы-бумагу» (КНБ). Перед началом титульного боя — его можно найти на YouTube — комментаторы воодушевленно представили двух «феноменов КНБ», которые будут сражаться, и с убийственной серьезностью объявили, что перед изумленной аудиторией сейчас развернется «величайшая спортивная дуэль».

Соревнование происходит на небольшом боксерском ринге с платформой посередине. Первый участник в очках, брюках цвета хаки и рубашке с короткими рукавами, застегнутой на все пуговицы, спотыкается о канат, когда забирается на ринг. Нам сообщают его псевдоним — Земляная Акула. Затем появляется его соперник под псевдонимом Мозг — он тоже одет в хаки, но на ринг проникает без происшествий. «Это хороший знак!» — радуется комментатор.

Рефери рассекает ребром ладони воздух над платформой, объявляя первый раунд. На счет «три» игроки выбрасывают кулаки, а затем показывают свой символ. Мозг выбрал бумагу, а Земляная Акула — ножницы. Очко Земляной Акуле! Публика бешено аплодирует. Меньше чем через минуту Земляная Акула с перевесом счета выигрывает чемпионат и получает главный приз в $50 тыс., покрыв камень Мозга тем, что комментаторы называют «бумагой, о который услышит весь мир».

На первый взгляд, идея серьезных матчей по игре в «камень-ножницы-бумагу» может показаться очень глупой. В отличие от покера или шахмат здесь вроде бы невозможно применить какую-либо стратегию, а если так, то исход чемпионата становится совершенно случайным. Только вот на самом деле все происходит иначе. В начале 2000-х, когда Лига находилась на пике своей популярности, одни и те же высококвалифицированные игроки попадали в топы турнирных рейтингов, а когда опытные участники сражались с новичками, то их мастерство проявлялось еще более отчетливо. В рекламном ролике от Национальной Лиги игрок турнирного масштаба, выступавший под именем Мастер Рошамбола, предлагал сыграть случайным встречным в вестибюле отеля Лас-Вегаса. Мастер выигрывал почти каждый раз.

Эти результаты объясняются тем, что в игре в «камень-ножницы-бумагу» тоже можно применять стратегию, хотя это и противоречит интуитивным представлениям. Таких опытных игроков, как Мозг, Земляная Акула и Рошамбола, от простых КНБ-смертных отличает не утомительное заучивание последовательностей партий и не знание волшебных методов статистики — нет, они владеют тонким пониманием куда более обширной области — человеческой психологии.

Сильные игроки в «камень-ножницы-бумагу» используют богатый поток информации языка тела соперника и его предыдущие символы, чтобы приблизительно оценить его психическое состояние и на основании этого сделать разумное предположение о следующем ходе. К тому же такие игроки используют искусные движения и фразы, заставляющие противника думать об определенном символе. Опытный противник, однако, замечает эти попытки и выбирает противоположный символ. Конечно, первый игрок может ожидать такого поворота — в таком случае он выполнит третичную корректировку и так далее. Неудивительно, что участники турниров по КНБ часто описывают этот опыт как «изнурительный».

Чтобы рассмотреть некоторые из подобных приемов на практике, давайте вернемся к первому ходу в матче чемпионата 2007 года, описанному выше. Прямо перед тем, как игроки начали считать до трех, Мозг сказал: «Let’s roll». Это кажется безобидным, но, как отметили комментаторы, фраза «подсознательно стимулирует» соперника выбрать камень (прямое значение английского слова roll — «катиться», что наводит на мысль о камнях). Заронив семя, которое должно склонить оппонента к символу «камень», Мозг разыгрывает бумагу. Действующая на подсознание стратегия, однако, обернулась против создателя. Земляная Акула заметил ее, разгадал, что задумал Мозг, и сыграл ножницы, побив бумагу Мозга и заработав очко.

Понимание чемпионатов по игре в «камень-ножницы-бумагу» имеет значение для нашей темы, так как стратегии, используемые игроками, демонстрируют фундаментальный дар, присущий всем людям на Земле, — способность реализовывать сложное социальное мышление. Для того чтобы применить эту способность в узких рамках сражения в КНБ, необходима специфическая игровая практика, но, как я буду описывать ниже, большинство людей даже не осознают, в какой степени они проявляют похожие чудеса «социальной навигации» и чтения мыслей во время своих обычных ежедневных взаимодействий. Наш мозг во многих отношениях можно рассматривать как искусный социальный компьютер.

Из этого факта естественным образом вытекает следующий вывод: нам следует с величайшей осторожностью обращаться с любым приложением, ставящим под угрозу способы нашей связи и общения друг с другом. Если вмешаться во что-то настолько основополагающее для успеха нашего вида, то велика вероятность создать проблемы.

На следующих страницах я подробно опишу, как в нашем мозге сформировалось стремление к обширным социальным взаимодействиям, а затем рассмотрю серьезные проблемы, возникающие при замене этих взаимодействий на очень привлекательные, но куда менее значимые электронные контакты. В заключение я предложу отчасти радикальную стратегию цифрового минимализма, позволяющую избежать ущерба и одновременно использующую преимущества новых инструментов коммуникации, — стратегию, благодаря которой новые формы взаимодействия смогут поддерживать традиционные.

Представление о том, что люди обладают особой склонностью к взаимодействию и общению, не ново. Еще Аристотель отметил, что «человек по природе своей есть социальное животное». Однако лишь на удивление недавно (в масштабах протяженности всей человеческой истории) мы обнаружили, до какой биологической степени эта философская интуиция оказалась верной.

Ключевой момент для этого нового понимания наступил в 1997 году, когда исследовательская команда Вашингтонского университета опубликовала несколько статей в престижном Journal of Cognitive Neuroscience («Журнал когнитивной нейронауки»). В тот период ПЭТ-сканеры, изначально разработанные для медицинских целей, мигрировали в нейрологические исследования, предоставив ученым революционную возможность наблюдать за активностью мозга. Команда из Вашингтонского университета изучила коллекцию этих новых изображений, стремясь ответить на простой вопрос: «Существуют ли такие области мозга, которые задействованы при любом виде мозговой деятельности?»

Как психолог Мэттью Либерман подытожил в своей книге Social, результаты этого исходного анализа были «разочаровывающими». Они демонстрировали, что «во время всех тестов активность возрастает только у нескольких областей, и они не очень интересные». Но к тому времени команда еще не закончила своего исследования. После провала идеи найти области, участвующие в самой разнообразной деятельности, ученые задали противоположный вопрос: «Есть ли в головном мозге участок, активный даже тогда, когда человек не выполняет никакого задания?» Это необычный вопрос, замечает Либерман, и он привел к знаменательному открытию: команда обнаружила, что существует особая сеть участков мозга, которые активны, даже когда мы не решаем никаких когнитивных задач, и которые, напротив, перестают проявлять активность, когда мы фокусируем внимание на какой-либо деятельности.

Из-за того что почти любая задача вызывает деактивацию этой сети, исследователи изначально назвали ее «сетью, деактивируемой выполнением задания». Труднопроизносимое название со временем трансформировалось до «сеть пассивного режима».

Сперва ученые не имели понятия, что делает эта сеть. Существовал длинный список задач, которые ее выключали (так что было хорошо известно, чего она не делает), но почти отсутствовали достоверные свидетельства о ее истинном предназначении. Однако, даже не обладая «железобетонными» фактами, ученые начали развивать интуитивные представления, базирующиеся на их собственном опыте. Одним из таких мыслителей-первопроходцев был наш гид по этому исследованию Мэттью Либерман — теперь он становится активным героем нашего повествования.

Как вспоминает Либерман, изображения сети пассивного режима обычно получали, попросив испытуемого в ПЭТ-сканере сделать перерыв в той повторяющейся деятельности, которую предполагал эксперимент. Поскольку испытуемый ничем конкретным не занимался, можно было легко предположить, что сеть пассивного режима проявляется в те моменты, когда мы ни о чем не думаем. Однако после небольшой рефлексии становится очевидно, что наш мозг едва ли вообще когда-нибудь ни о чем не думает. Даже без определенной задачи его активность остается высокой, мысли и идеи кружатся в бесконечном галдящем хороводе. Либерман осознал, что этот активный фоновый шум склоняется к фокусу на небольшом количестве целей: это мысли о «других людях, о себе или о том и другом сразу». Иными словами, сеть пассивного режима, видимо, связана с социальным восприятием.

Разумеется, как только ученые поняли, что именно надо искать, они обнаружили, что области мозга, определяемые как сеть пассивного режима, «практически идентичны сетям, активизирующимся во время экспериментов по социальному восприятию». Иначе говоря, во время простоя наш мозг «по умолчанию» сосредоточен на нашей социальной жизни.

И вот тут исследование Либермана принимает интересный оборот. Когда ученый впервые пришел к заключению, что сеть пассивного режима носит социальный характер, этот вывод его не впечатлил. Либерман, как и другие исследователи в этой области, знал, что для человека естествен сильный интерес к собственной социальной жизни, поэтому не удивительно, что именно об этом мы предпочитаем думать, когда нам скучно. Ученый, однако, продолжал изучать различные аспекты социального восприятия, и его мнение изменилось. «Я начал убеждаться, что сперва понял отношение между этими двумя сетями прямо противоположным образом, — писал он. — И эта реверсивность чрезвычайно важна». Теперь он верил, что «нам интересен социальный мир, потому что мы устроены так, что наша сеть пассивного режима запускается в свободное время». Иными словами, наш мозг приспособился автоматически практиковать социальное мышление в моменты когнитивного простоя. Именно эта практика вызывает в нас сильную заинтересованность своим социальным миром.

Либерман и его сотрудники разработали серию экспериментов, призванных проверить эту гипотезу. В одном из исследований они обнаружили, что сеть пассивного режима активизируется в моменты покоя даже у новорожденных. Эта была важная находка, так как младенцы «определенно еще не развили интерес к социальному миру… Исследуемые дети пока даже не умели фокусировать глаза». Следовательно, эта деятельность инстинктивна.

Участников другого, «взрослого», эксперимента помещали в сканер и просили решать математические примеры. Даже когда испытуемым давали трехсекундные перерывы между примерами — слишком маленький промежуток, чтобы начать думать о чем-нибудь другом, — сеть пассивного режима активизировалась, свидетельствуя, что стремление к мыслям о социальных вопросах включается как рефлекс.

Эти открытия подчеркивают фундаментальную важность социальных взаимосвязей для человеческих существ. «Мозг эволюционировал миллионы лет не для того, чтобы тратить свое свободное время на что-то несущественное для нашей жизни», — заключает Либерман. Но сеть пассивного режима — это еще не все. Дополнительные исследования Либермана и его коллег выявили другие примеры того, как эволюция делает «крупные ставки» на значимость социальности, адаптируя другие структуры под ее нужды.

Например, потеря социальных связей, как оказалось, запускает те же системы, что и физическая боль, — что объясняет, почему смерть члена семьи, расставание и даже общественное пренебрежение могут причинить столько страданий. В одном эксперименте установили, что обычные безрецептурные анальгетики уменьшают и социальную боль. Учитывая мощь болевой системы в регуляции нашего поведения, ее связь с социальной жизнью демонстрирует важность общественных отношений для успеха нашего вида.

Либерман также обнаружил, что человеческий мозг выделяет значительные ресурсы на две крупные системы, которые работают совместно, решая задачи ментализации: они помогают нам разобраться в мышлении других людей, в том числе понять их чувства и намерения. Даже такое простое действие, как повседневный диалог с продавцом в магазине, требует огромного объема нейронной вычислительной мощности, чтобы принять и обработать высокоскоростной поток подсказок о том, что на уме у этого продавца. Хотя такое «чтение мыслей» кажется нам естественным, на самом деле это поразительно сложное мастерство, отточенное за миллионы лет эволюции в специальных мозговых сетях. Именно эти отлично приспособленные системы используют чемпионы по игре в «камень-ножницы-бумагу», приведенной в начале главы.

Эти эксперименты демонстрируют отдельные моменты из обширной литературы по когнитивной нейронауке, подтверждающей одно и то же: люди — существа социальные. Не зря Аристотель называл нас «социальными животными», но потребовались продвинутые сканеры мозга, чтобы мы осознали, насколько философ даже преуменьшил реальную картину.

Этот высокоадаптированный человеческий интерес к социальным связям — увлекательнейший фрагмент эволюционной истории. Запутанные мозговые сети, описанные выше, миллионы лет эволюционировали в среде, где взаимодействия всегда представляли собой глубоко личные контакты, а социальные группы были небольшими и родственными. Последние два десятилетия, напротив, характеризуются стремительным распространением цифровых средств коммуникации — так я называю приложения, сервисы и сайты, которые позволяют людям взаимодействовать через цифровые каналы. Это вынуждает социальные сети человека увеличиваться и становиться менее локальными, поощряя общение посредством коротких текстовых сообщений и одобрительных кликов, в которых заложено куда меньше информации, чем необходимо для анализа, заложенного в нас эволюцией.

Возможно, столкновение «старой» нервной системы и современных инноваций вызовет проблемы. Во многом ситуация схожа с тем, как «инновационные» пищевые полуфабрикаты в середине XX столетия привели к глобальному ухудшению здоровья населения. Непредвиденные побочные эффекты цифровых средств коммуникации — своего рода социального фастфуда — также вызывают оправданное беспокойство.

Определить влияние цифровых средств коммуникации на наше психологическое состояние — сложная задача. Дело не в дефиците научных исследований по данной теме, а в том, что разные группы приходят к разным выводам на основе одних и тех же данных.

Рассмотрим два противоположных текста об этой проблеме, опубликованных примерно в одно и то же время — в 2017 году. Первой была статья NPR, появившаяся в марте, в которой суммировались результаты двух нашумевших новых исследований о связях между социальными сетями и психологическим благополучием. Оба исследования выявили сильную корреляцию между активностью в соцсетях и целым рядом негативных факторов — от ощущения изоляции до ухудшения физического состояния. Заголовок статьи NPR ловко подытожил эти выводы: «Чувствуете себя одиноко? Возможно, вы тратите слишком много времени на социальные сети».

Вскоре после публикации этой статьи NPR два участника международной исследовательской группы Facebook выложили пост, где защищали свой сервис от возрастающей волны критики, которая поднялась после спорных выборов 2016 года. В этом посте авторы признавали, что социальные сети могут сделать человека менее счастливым, но, согласно некоторым исследованиям, «при правильном подходе», напротив, сделают значительно счастливее. Facebook как инструмент поддержания связи с друзьями и возлюбленными, как замечают авторы, «дает нам радость и укрепляет наше чувство общности».

Иначе говоря, социальные сети или делают нас одинокими, или приносят нам радость — смотря у кого спрашивать.

Чтобы лучше понять этот неочевидный феномен противоположных заключений, давайте посмотрим внимательнее на исследования, которые суммировались выше. Авторами одной из основных положительных статей, процитированных в посте Facebook, были Мойра Берк, аналитик компании, и Роберт Краут, специалист по человеко-компьютерному взаимодействию из Университета Карнеги — Меллон. Статья была опубликована в Journal of Computer-Mediated Communication в июле 2016-го. В том исследовании Берк и Краут набрали около 1900 пользователей Facebook, которые согласились оценивать свой текущий уровень счастья. Затем исследователи использовали логи сервера Facebook, чтобы совместить определенную социальную деятельность с этими оценками состояния. Ученые обнаружили, что, когда пользователи получали «нацеленную» и «сформулированную» информацию от кого-то хорошо знакомого (например, комментарий от члена семьи), они чувствовали себя лучше. Получение же лайка или нацеленной и сформулированной информации от дальних знакомых, а также чтение обновлений статусов не способствовали улучшению психического состояния большинства людей.

Другую позитивную статью, упомянутую в посте Facebook, написали социальные психологи Фенне Детерс из Свободного университета Берлина и Маттиас Мел из Аризонского университета. Она появилась в журнале Social Psychology and Personality Science еще в сентябре 2013-го. В том исследовании Мел и Детерс организовали контролируемый эксперимент. Одну группу попросили в течение недели делать больше постов на Facebook, чем обычно, а другой группе не дали никаких инструкций. По итогам недели участники той группы, которая делала больше постов, меньше сообщали о чувстве одиночества, чем члены контрольной группы. Подробный опрос показал, что главным образом это происходило за счет ощущения более сильной ежедневной связи с друзьями.

Кажется, что эти два исследования рисуют убедительную картину, где социальные сети повышают уровень счастья и изгоняют чувство одиночества. Но теперь давайте добавим ложку дегтя и примем во внимание две главные «негативные» работы, цитируемые в статье NPR, которая появилась примерно одновременно с постом Facebook.

Первую работу написала группа ученых разных специальностей под руководством Брайана Примака из Питтсбургского университета. Ее опубликовал престижный American Journal of Preventive Medicine в июле 2017-го. Примак и его команда исследовали репрезентативную выборку по стране по взрослым людям от 19 до 22 лет, используя статистические методы, применяемые социологами для измерения общественного мнения во время выборов. Стандартный набор вопросов фиксировал воспринимаемую социальную изоляцию (ВСИ) субъекта — уровень одиночества. Кроме того, в опроснике были пункты про одиннадцать различных платформ. Обработав числа, исследователи обнаружили: чем активнее субъект в социальных сетях, тем острее он ощущает одиночество. У человека из верхнего квартиля в три раза больше шансов оказаться одиноким, чем у человека из нижнего квартиля. Эти результаты сохранялись даже после корректировки на такие переменные, как возраст, пол, семейное положение, доход и образование. Примак признался NPR, что результаты его удивили: «Это социальные сети, они же должны объединять людей?!» Но данные были бесспорны. Чем больше времени вы проводите, «объединяясь» на этих сервисах, тем более одиноким вы, скорее всего, станете.

Авторами другого исследования, процитированного в статье NPR, были Холли Шакья из Калифорнийского университета в Сан-Диего и Николас Христакис из Йеля, а появилось оно в American Journal of Epidemiology в феврале 2017-го. Шакья и Христакис использовали данные опроса более чем 5200 участников репрезентативного панельного исследования по стране, объединив их с наблюдаемым поведением на Facebook. Они изучили связи между активностью на Facebook, физическим и психическим состоянием респондента и его удовлетворенностью жизнью (наряду с другими показателями качества жизни). В отчете ученые сообщили: «Наши результаты демонстрируют, что в общем и целом Facebook негативно влияет на состояние человека». Оказалось, что с увеличением количества лайков или переходов по ссылкам стандартное отклонение психологического здоровья усиливается на 5–8 %. Эта негативная зависимость сохраняется, как доказывает и работа Примака, при контроле релевантных демографических переменных.

Полемика этих исследований, кажется, создает парадокс — социальные сети дают нам ощущение и единства, и одиночества, делают нас счастливыми и печальными. Чтобы разрешить этот парадокс, давайте для начала внимательнее посмотрим на характер описанных выше экспериментов. Исследования, в которых обнаружен позитивный результат, сфокусированы на специфическом поведении пользователей соцсетей, в то время как исследования, обнаружившие негативную зависимость, направлены на общее использование этих сервисов. Интуитивно мы придаем таким переменным прямую зависимость: если обычная активность в соцсетях улучшает состояние человека, то чем больше он использует их, тем чаще вызывает это повышающее настроение поведение и тем счастливее становится. Потому, прочитав позитивные работы, мы будем ожидать, что увеличение времени, проведенного в соцсетях, приведет к росту благополучия, — но это, конечно, противоречит тому, что открыли ученые в негативных исследованиях.

Следовательно, должен быть какой-то дополнительный фактор — нечто возрастающее с увеличением использования социальных сетей и оказывающее отрицательное воздействие, сметая все маленькие полезные изменения. К счастью для нашего расследования, Холли Шакья определила наиболее вероятного «претендента» на роль этого фактора: чем больше вы просиживаете в интернете, тем меньше времени посвящаете коммуникации офлайн. «Существуют свидетельства, — сказала Шакья в NPR, — что замена взаимоотношений в реальном мире на соцсети вредит психическому здоровью».

Шакья и Христакис также замерили офлайн-взаимодействия и обнаружили, что они ассоциируются с положительными эффектами, — эти результаты затем широко тиражировались в литературе по социальной психологии. Затем ученые отметили, что негативное влияние от Facebook сравнимо по величине с позитивным воздействием офлайн-общения — своеобразная рокировка.

Получается, проблема не в том, что социальные сети напрямую делают нас несчастными. Как следует из упомянутых позитивных исследований, определенная активность в социальных сетях умеренно оптимизирует наше состояние. Ключевая проблема в том, что они препятствуют социализации в реальном мире. Негативные исследования показывают, что чем больше времени вы уделяете социальным сетям, тем меньше тратите его на взаимодействия офлайн, что усугубляет этот дефицит значимости, — и самые рьяные пользователи с большой вероятностью оказываются одинокими и печальными. Небольшие подъемы настроения от поста на стене друга или лайка под его свежим фото в Instagram не могут соперничать с крупным ущербом, полученным от нехватки времяпровождения с тем же другом в реальном мире.

Как заключает Шакья: «Нам следует быть осторожными… если звук голоса или чашка кофе с другом заменяется лайком под постом».

Идея того, что общение в реальном мире обладает большей ценностью, чем онлайн-взаимодействия, не вызывает протеста. Наш мозг эволюционировал в период, когда коммуникация в принципе была возможна только офлайн и лицом к лицу. Как утверждалось ранее в этой главе, офлайн-общение чрезвычайно изобильно, так как требует от мозга обработки огромного количества такой тонкой аналоговой информации, как язык тела, выражение лица и тон голоса. Низкоинформативный треп, поддерживаемый множеством цифровых средств коммуникации, представляет собой симулякр подобной связи, но оставляет без дела бо́льшую часть наших высокопроизводительных систем социальной обработки — что сокращает способность этих инструментов удовлетворять нашу интенсивную социальность. Именно поэтому ценность, генерируемая комментариями на Facebook или лайками в Instagram, невелика (хотя она есть) по сравнению с ценностью аналоговой беседы или совместной деятельности в реальном мире.

У нас нет надежных данных о том, почему люди, получив доступ к цифровым средствам коммуникации, предпочитают онлайн-общение, но легко можно составить убедительные гипотезы, основанные на здравом смысле. Очевидным будет возложить вину на то, что онлайн-взаимодействия и проще, и быстрее, чем традиционные формы общения. Люди от природы склонны выбирать деятельность, которая требует меньше энергии на данный момент, даже если в долгосрочной перспективе этот выбор может принести ущерб, — так что мы в итоге пишем нашим братьям и сестрам сообщения, вместо того чтобы позвонить, и лайкаем фото новорожденного ребенка друга, вместо того чтобы заехать в гости.

Более тонкий эффект заключается в том, как цифровые средства коммуникации разрушают то офлайн-общение, которое остается в нашей жизни. Врожденный инстинкт создавать связи настолько силен, что сложно удержаться и не проверить девайс посреди беседы с другом или в процессе купания ребенка — что снижает качество более богатых взаимодействий, которые находятся прямо перед нами. Нашему аналоговому мозгу не просто найти различия между значением человека, который находится с нами в комнате, и тем, кто только что прислал нам новое сообщение.

И наконец, как подробно описано в первой части этой книги, многие из цифровых средств разработаны так, чтобы взламывать наши социальные инстинкты, создавая привлекательную зависимость. Когда вы проводите много часов в день, компульсивно кликая и листая, на более медленные взаимодействия остается куда меньше свободного времени. Компульсивное пользование обладает неким налетом социальности и может внушить вам ложное чувство, что с вашими отношениями уже все хорошо и дальнейшие действия ни к чему.

Само собой разумеется, что данный отчет не охватывает все возможные опасности цифровых средств коммуникации. Критики также указывают, что социальные сети могут заставить нас чувствовать себя отверженными или неполноценными, подпитывать изнуряющий гнев, воспламенять наши худшие первобытные инстинкты и, вероятно, даже осложнять сам процесс демократизации. Однако в оставшейся части этой главы я хочу избежать дискуссии о потенциальных патологиях вселенной социальных сетей и продолжить фокусироваться на нулевой сумме отношений между офлайн- и онлайн-взаимодействиями. Я верю, что это наиболее фундаментальная из проблем, вызванных эрой цифровой коммуникации, и главная ловушка, которую должен понимать минималист, старающийся успешно управлять плюсами и минусами этих новых средств.

До настоящего момента мы обходились довольно неуклюжей терминологией, чтобы отличать взаимодействия посредством текстовых интерфейсов и мобильных экранов от традиционного аналогового общения, к которому человечество исторически стремится в ходе эволюции. Для дальнейшего продолжения темы я хочу позаимствовать немного полезной лексики у профессора Массачусетского технологического института, ведущего исследователя в области субъективного восприятия технологий Шерри Теркл. В своей книге Reclaiming Conversation («Возрождая беседы») 2015 года Теркл проводит различие между коннектом (это ее название низкоинформативных коммуникаций, определение для социальной онлайн-жизни) и беседой (гораздо более богатой, высокоинформативной коммуникацией, обозначающей соприкосновение людей в реальном мире). Теркл подтверждает наш тезис о том, что беседы исключительно важны:

В своей книге Теркл изучает «антропологические прецеденты», освещающие все тот же «побег от бесед», который был запечатлен в количественных исследованиях, приведенных выше в этой главе. Таким образом исследовательница определяет конкретные признаки ухудшения состояния, вызванного заменой беседы на коннект.

Она, например, знакомит своих читателей с «историей болезни» учеников средней школы, у которых появились проблемы с эмпатией из-за недостатка практики чтения выражений лица во время беседы. Поучителен и опыт 34-летней коллеги Теркл, которая начала осознавать, что все ее онлайн-взаимодействия содержат изматывающий элемент спектакля, и это привело бедную женщину к той точке, где грань между реальным и воображаемым начинает размываться. В трудовом коллективе Теркл обнаруживает молодых сотрудников, чье убежище — электронная почта, потому что мысль о неструктурированном разговоре вызывает у них ужас. Между тем замена беседы сомнительным коннектом лишь увеличивает нежелательное напряжение в офисе.

Когда Теркл появилась в передаче «Отчет Кольбера», ведущий Стивен Кольбер задал ей «глубинный» вопрос, направленный в самое «сердце» ее доводов: «Разве все эти маленькие твиты, маленькие „глоточки“ коннекта не сливаются в одну большую беседу?». «Нет, — твердо ответила Теркл и пояснила: — Беседа лицом к лицу разворачивается медленно. Она учит терпению. Мы обращаем внимание на тон и нюансы». «Общаясь же посредством цифровых девайсов, мы приобретаем разные проблемы».

Как истинный цифровой минималист, Теркл подходит к этим проблемам с позиции не отказа от цифровых средств коммуникации, а разумного их использования. «Я не против технологий, — пишет она, — я за беседы». Теркл уверена, что люди способны внести необходимые изменения, чтобы добиться «процветания» беседы. Несмотря на «серьезность момента», она выражает уверенность: осознав масштаб проблемы при замене беседы на коннект, мы сумеем пересмотреть наши практики.

Я разделяю оптимизм Теркл в том, что «минималистское» решение этой проблемы возможно. Однако я более пессимистичен по поводу количества усилий, которые для этого потребуются. В конце своей книги профессор предлагает серию рекомендаций, которые сводятся к необходимости выделения в вашей жизни большего «пространства» для качественных бесед. Рекомендации эти понятны, они вдохновляют, однако их эффективность вызывает вопросы. Как утверждалось ранее в этой главе, цифровые средства коммуникации, используемые без намерения, способны спровоцировать замену бесед коннектом. Если вы сперва не урегулируете свое увлечение интернет-перепиской, то попытки «втиснуть» в вашу жизнь больше бесед наверняка провалятся. Не получится просто оставить цифровую составляющую неизменной, добавив больше времени для аутентичных бесед, — потребуется более фундаментальная смена поведения.

Чтобы преуспеть в цифровом минимализме, вам нужно противостоять смещению баланса между беседами и коннектом тем способом, который покажется вам разумным. На страницах этой книги я представлю отчасти радикальное решение — своего рода философию социализации в цифровую эру. Я называю эту философию беседо-центрированной коммуникацией. Вы можете преобразовывать высказываемые мной идеи для согласования с уникальной реальностью вашей социальной жизни либо полностью их отвергнуть — но вам так или иначе придется искать решение этих достаточно агрессивных проблем.

Многие люди думают о беседе и коннекте как о двух разных стратегиях достижения общей цели развития своей социальной жизни. Они предполагают, что есть много разных способов поддерживать значимые отношения — начиная от традиционных разговоров лицом к лицу и заканчивая кликом на иконке сердца под постом друга в Instagram.

Философия беседо-центрированной коммуникации занимает более жесткую позицию. Она утверждает, что беседа — это единственная форма взаимодействия в контексте выстраивания отношений. Это может быть встреча лицом к лицу, видеочат или телефонный разговор — короче, все, что соответствует критериям Шерри Теркл о включенности детальных аналоговых сигналов, таких как тон вашего голоса и выражение лица. Текстовый и неинтерактивный форматы — все социальные сети, электронная почта, СМС и мгновенные сообщения — не считаются беседой и вместо этого должны быть категоризованы как просто коннект.

В рамках этой философии роль коннекта снижается до уровня логистики. Такая форма взаимодействия служит двум целям: помогает запланировать и организовать беседу или эффективно передает практическую информацию (например, место встречи или время приближающегося события). Коннект больше не альтернативен беседе; он лишь ее помощник.

Приняв идею беседо-центрированной коммуникации, вы сможете сохранить некоторые аккаунты в целях оперативной логистики. При этом вы избавитесь от привычки регулярно просматривать эти сервисы в течение дня, рассыпая лайки и короткие комментарии, или выкладывать собственные новые посты и навязчиво отслеживать фидбек. С учетом новых реалий почти не останется смысла оставлять эти приложения на вашем мобильном телефоне, где они по большей части лишь саботируют ваши попытки более глубоких взаимодействий. Продуктивнее будет «переселить» их на ваш компьютер и время от времени использовать для конкретных целей.

Таким образом, настроившись на беседо-центрированную коммуникацию, вы оставите мессенджеры лишь для сбора информации, координации общественных событий или получения быстрого ответа на вопрос, но не для бесконечных текстовых переписок в течение дня. В рамках рассматриваемой философии текстовое общение не удовлетворительная замена социализации — засчитывается только реальная беседа.

Заметьте: в стиле истинного минимализма беседо-центрированная коммуникация не предлагает вам отказаться от волшебных цифровых средств коммуникации. Напротив, эта философия признает, что такие средства могут внести значительные улучшения в вашу социальную жизнь. Благодаря новым приложениям стало значительно проще назначить встречу. Если вы неожиданно обнаружите, что свободны вечером выходного дня, то быстрый раунд текстовых сообщений поможет эффективно идентифицировать друга, который не против прогуляться с вами. Социальные сети также оповестят о прибытии в город старого приятеля, что побудит вас пригласить его на ужин.

Инновации в цифровом общении также предоставляют дешевые и эффективные способы обойти в стремлении к беседе такое препятствие, как расстояние. Когда моя сестра жила в Японии, мы регулярно общались по FaceTime, и решение совершить звонок базировалось на том же спонтанном побуждении, которое заставляет вас невзначай заскочить к родственнику, живущему через дорогу. В любой другой период человеческой истории такая возможность расценивалась бы как чудо. Словом, представленная в этой книге философия ничего не имеет против технологий — до тех пор, пока они используются для улучшения вашей социальной жизни в реальном мире, а не сокращают ее долю.

Должен предупредить, что беседо-центрированная коммуникация требует жертв. С принятием этой философии почти наверняка сократится число людей, с которыми вы находитесь в активных взаимоотношениях. Настоящая беседа занимает время, и общее количество тех, с кем вы сможете поддерживать этот стандарт, будет значительно меньше, чем количество тех, на кого вы подписаны, кого репостите, лайкаете, кому время от времени отправляете сообщения и кого периодически комментируете. Когда вы перестанете считать перечисленные активности значимыми взаимодействиями, ваш социальный круг сперва, как будет казаться, сократится.

Иллюзия сокращения, однако, иллюзорна. Как я утверждаю на протяжении всей данной главы, беседы — это хорошая штука: будучи людьми, мы жаждем бесед, они предоставляют нам чувство общности, и их число необходимо увеличивать. Коннект же, хотя и кажется привлекательным в определенный момент, на деле дает очень мало из того, в чем мы нуждаемся.

В первые дни после принятия беседо-центрированного образа мысли вы, возможно, будете скучать по тому, что Стивен Кольберт проницательно окрестил «маленькими глоточками коннекта», а внезапная потеря слабых связей с «окраинами» вашей социальной сети может вызвать чувство одиночества. Но по мере того как вы будете отдавать освободившееся время беседам, богатство последних сильно перевесит то, от чего вы отказались. В своей книге Шерри Теркл приводит результаты исследований на эту тему. Обнаружилось, что даже пяти дней кемпинга без телефонов и интернета достаточно, чтобы вызвать значительные улучшения в самочувствии испытуемых и их ощущении общности. Немного прогулок с другом, приятно извилистых телефонных разговоров — и вы удивитесь, как могли раньше отвернуться от сидящего перед вами человека, чтобы оставить комментарий под фото в Instagram кузена.

Независимо от факта принятия предложенной мной философии беседо-центрированной коммуникации я надеюсь, что вы согласитесь с утверждением: углубление противоречий между нашей глубокой человеческой социальностью и современными цифровыми средствами коммуникации чревато опасностями и может создать значительные проблемы в вашей жизни, если вовремя не остановиться. Нельзя ожидать, что приложение, выдуманное в комнате общежития или среди столов для пинг-понга в инкубаторе Кремниевой долины, может успешно заменить богатство взаимодействий, которое люди кропотливо развивали на протяжении тысячелетий. Наша социальность слишком сложна, чтобы переложить ее реализацию на социальные сети или сократить до мгновенных сообщений и смайликов.

Любой цифровой минималист должен управлять своими отношениями с цифровыми средствами соответствующим образом. Будучи сторонником беседо-центрированного метода, я уверен, что любая попытка выстроить «двухэтажный» подход к общению — объединить цифровую коммуникацию с традиционной аналоговой беседой — в конечном счете провалится, однако воздержусь от догматизма в этом пункте. Ключевым можно считать намерение, стоящее за вашим выбором, а детали уже не так важны.

В помощь моим минималистским размышлениям предлагаю конкретные практики, которые помогут вам возродить беседы. Я не принуждаю вас и не претендую на истину, а лишь знакомлю с типами решений, которые помогут вам вернуться к заложенному в нас природой средству коммуникаций.

Вопреки популярному мифу, Facebook не изобретал кнопку «лайк». Эта честь принадлежит почти забытому сервису FriendFeed, который ввел данный элемент в обиход в октябре 2007 года. Но только когда гораздо более популярный Facebook представил иконическую кнопку с большим пальцем вверх шестнадцать месяцев спустя, траектория социальных сетей изменилась навсегда.

Первый анонс, опубликованный корпоративным сотрудником по связям с общественностью Кэти Чан зимой 2009 года, раскрывал скромную мотивацию введения этого новшества. Как объясняла Чан, многие посты на Facebook получали большое число комментариев, которые сообщали примерно одно и то же; например «Круто!» или «Мне нравится!». Кнопка «лайк» была представлена как более простой способ выразить одобрение поста, резервируя комментарии для более интересных замечаний.

Как я показал в первой части книги, из этих честных начинаний кнопка «лайк» эволюционировала в «фундамент», на котором Facebook перестроил себя из забавного развлечения в цифровую слот-машину, господствующую над временем и вниманием пользователя. Новый поток индикаторов социального одобрения создал у пользователей почти непреодолимый притягательный импульс постоянно проверять свой аккаунт. Это предоставило Facebook намного более детализированную информацию о ваших предпочтениях. Алгоритмы машинного обучения разложили ваш человеческий образ на статистические «щепки» и использовали их для проталкивания таргетированной рекламы и навязчивого контента. Неудивительно, что почти все остальные крупные медиаплатформы вскоре последовали примеру Facebook и FriendFeed, добавив элемент одобрения «в один клик» на свои сервисы.

Итак, кнопка «лайк» оказалась благодатью для компаний и нанесла существенный вред человеческой потребности в реальной беседе. В рамках точного определения информационной теории нажатие лайка — это наименее информативный тип нетривиальной коммуникации, предоставляющий минимальный один бит информации о статусе отправителя (человека, который кликнул на иконку под постом) по отношению к получателю (человеку, который опубликовал пост).

Ранее я приводил обширные исследования, подтверждающие, что человеческий мозг эволюционировал, чтобы перерабатывать океан информации, генерируемой взаимодействиями лицом к лицу. Заменить этот богатейший поток на один-единственный бит — это максимальное оскорбление нашей природной «машинерии» социальной обработки. Сказать, что это все равно что водить «Феррари» со скоростью ниже разрешенной, будет преуменьшением; скорее обмен лайками похож на буксировку «Феррари» с помощью осла.

Вместо того чтобы смотреть на эти простые клики как на забавный способ поощрить друга, расценивайте их как яд, отравляющий ваши попытки культивировать значимую социальную жизнь. Проще говоря, откажитесь от них. Не жмите лайк. Никогда! И заодно прекратите оставлять комментарии под постами. Никаких «Как мило!» или «Как круто!» Храните молчание.

Я неспроста занимаю настолько жесткую позицию по отношению к этим внешне безвредным действиям. Они приучают вас к тому, что коннект — это достойная альтернатива беседе. В результате роль взаимодействий с низкой ценностью неизбежно будет расти до тех пор, пока не начнет вытеснять высокоценную социализацию. Сказав «нет» лайкам, вы дадите четкий сигнал своему сознанию: беседы — это единственный действенный способ коммуникации. Не позволяйте блестящим штучкам на экране отвлечь вас от реальности! Как я упомянул ранее, вы, конечно, можете попытаться сбалансировать оба типа взаимодействий, но помните: у большинства людей такая попытка ни к чему не приводит.

Некоторые беспокоятся, что внезапное воздержание от «поглаживаний» рассердит членов их социального круга. Одна моя собеседница запротестовала: отсутствие комментария под новой фотографией ребенка подруги та расценит как черствую оплошность. Что ж, если эта дружба важна, возразил я, лучше потратьте время на реальную беседу. Визит к новоиспеченной матери будет для вас обеих значительно более ценным, чем короткое «вау!» в потоке комментариев.

Решив вернуться к традиционным беседам, предупредите ваш виртуальный круг френдов о своем решении. Заявив о своем намерении свести к минимуму активность в соцсетях, вы избежите жалоб, которые может вызвать эта политика. Дама, о которой я говорил выше, например, в итоге принесла своей подруге с ребенком домашний обед. Этот знак внимания укрепил их отношения больше, чем сотня быстрых лайков.

Конечно, отказ от иконок и комментариев будет означать, что люди, с которыми вы общаетесь исключительно виртуально, неизбежно сойдут с вашей социальной орбиты. Мой совет: позвольте им уйти. Идея о ценности поддержания большого количества слабых связей — это по большей части изобретение последнего десятилетия, осколки цветистых «приманок», необдуманно вброшенных в общество. На протяжении всей своей истории люди жили богатой и насыщенной социальной жизнью, не нуждаясь в ежемесячных отправлениях нескольких бит информации «шапочным» знакомым школьных времен. Один академик, изучающий социальные медиа, сказал: «Не думаю, что мы приспособлены сохранять связь с таким количеством людей». Иными словами, ничего ощутимого из вашей жизни не пропадет, если вы вернетесь к устойчивому состоянию предков.

Итак, став цифровым минималистом, вы вернетесь к соцсетям? Вопрос сложный и зависит от разных факторов. Независимо от вашего решения я советую вам следовать базовому правилу: не используйте соцсети как инструмент для низкокачественных общественных «поглаживаний». Проще говоря, не жмите и не комментируйте! Эта простая схема изменит к лучшему вашу социальную жизнь.

Ощутимое препятствие в попытке перевести вашу социальную жизнь с коннекта обратно на беседы — степень активизации текстового общения, будь то СМС-сообщения, iMessage, мессенджер Facebook или WhatsApp. Шерри Теркл, которая исследовала использование мобильных с самого начала эры смартфонов, таким образом описывает эту реальность:

В прошлой практике я рекомендовал вам прекратить взаимодействия с друзьями посредством лайков и комментариев. Кого-то такой радикализм наверняка шокировал, но описание преимуществ замены этих малозначимых кликов более ценными беседами делает возможным принятие этих изменений. Покинуть же мир текстовых сообщений для большинства непросто. Дружба может не требовать лайков на Facebook, но если вы младше определенного возраста, то она, вероятно, требует переписки. Быть не «на связи» в этом случае означает серьезное отречение.

Выше я утверждал, что текстовая переписка не может в полной мере удовлетворить стремление нашего мозга к реальной беседе. Однако чем больше вы переписываетесь, тем менее необходимым будете считать настоящий разговор лицом к лицу и, более того, во время него, вероятно, продолжите проверять сообщения на вашем телефоне, что уменьшит ценность общения тет-а-тет. Таким образом, мы имеем дело с приложением, обязательным для нашей социальной жизни, которое при этом снижает ценность общения. Я хочу предложить компромисс, который уважает как вашу потребность быть «на связи», так и вашу человеческую тягу к реальной беседе, — объединенную переписку.

Эта практика предполагает, что вы по умолчанию держите свой телефон в режиме «Не беспокоить». На айфонах и на девайсах на андроиде этот режим отключает уведомления о пришедших сообщениях. Если вы беспокоитесь о чрезвычайных ситуациях, то легко можно изменить настройки так, чтобы вызовы от избранных контактов (ваш супруг, школа ваших детей) проходили без изменений. Вы также можете установить расписание, по которому телефон будет автоматически переключаться в этот режим в заранее запланированные периоды.

Текстовые сообщения при этом уподобляются электронной почте: чтобы увидеть, написал ли вам кто-то, необходимо разблокировать телефон и открыть приложение. Запланируйте специальное время для переписки, в течение которого вы просматриваете все сообщения, накопившиеся с последней проверки; при необходимости отвечаете и, возможно, даже обмениваетесь короткой серией сообщений, после чего извиняетесь, что вам пора удалиться, переводите телефон обратно в режим «Не беспокоить» и продолжаете свой день.

Ввести эту практику целесообразно по двум причинам. Во-первых, вы сможете больше присутствовать в настоящем, вместо того чтобы переписываться. Как только вы перестанете расценивать текстовое общение как бесконечную беседу, за которой нужно постоянно «присматривать», вам станет гораздо проще концентрироваться на деятельности вокруг вас и наслаждаться взаимодействием в реальном мире. Вероятно, вам удастся снизить степень собственной тревожности, так как наш мозг не очень хорошо реагирует на постоянно прерывающуюся коммуникацию (значение состояния одиночества описано в предыдущей главе).

Во-вторых, описываемая практика выводит природу ваших отношений на новый уровень. Имея возможность в любой момент возобновить несвязную «псевдобеседу по переписке», ваши друзья и члены семьи, как правило, удовлетворены этими отношениями. Подобные взаимодействия создают видимость близкой связи (хотя на самом деле они далеки от этого), что вызывает нежелание «инвестировать» время в более значимые встречи.

Если же вы проверяете свои сообщения только время от времени, ситуация меняется. Друзья все еще могут задавать вам вопросы и получать ответ спустя разумный промежуток времени или отправлять вам напоминания. Но эти более асинхронные взаимодействия больше не создают фальшивого впечатления реальной беседы. В результате пользователи на «обоих концах» получают мотивацию заполнить эту пустоту более ценными взаимодействиями, так как при отсутствии быстрой переписки виртуальные отношения покажутся «урезанными».

Другими словами, усложнение «текстовой» связи с вами может парадоксальным образом упрочить ваши отношения, хоть и сделает вас (слегка) менее доступным для тех, о ком вы заботитесь. Это важное уточнение: ведь многие боятся, что при ограничении легковесного коннекта их отношения пострадают. Заверяю вас, что на самом деле уменьшение доступности только укрепит наиболее дорогие для вас связи. Вы можете стать для своих собеседников единственным, кто регулярно разговаривает с ними, формируя гораздо более глубокие отношения, чем те, что выражены сотнями восклицательных знаков и пиксельных смайликов.

Необходимо, однако, отметить, что практика объединенной переписки может создать и некоторые затруднения. Если люди привыкли завладевать вашим вниманием в любое время, то отстранение может вызвать шок. Подобные беспокойства легко разрешить: известите своих абонентов, что проверяете сообщения несколько раз в день, так что при необходимости срочно с вами связаться они всегда могут позвонить (настройки режима «Не беспокоить» помогут фильтровать звонки от представителей избранного списка контактов). Это предупреждение успокоит возможные волнения о вашей доступности, при этом вы останетесь свободными от «кабалы» мессенджеров.

В заключение давайте признаем: текстовая переписка — это удивительная инновация, которая делает нашу жизнь более удобной. Но она превращается в проблему, когда ее начинают считать альтернативой реальной беседы. Держа свой телефон в режиме «не беспокоить» и проверяя переписку по регулярному графику, вы сможете пользоваться всеми преимуществами приложений.

Уже больше ста лет телефоны предоставляют возможность вступать в высококачественные беседы сквозь большие расстояния. Это выдающееся изобретение помогло удовлетворить социальные стремления в эпоху, в которой человеческая жизнь перешагнула рамки сплоченных племенных коллективов. Немалую проблему, конечно, создает неудобство организации телефонных звонков. Я до сих пор живо помню свое детское беспокойство во время звонков друзьям — я не знал, кто из членов их семьи возьмет трубку и как они отреагируют на мое вторжение. Именно поэтому не удивляет, что, как только появились более простые средства коммуникации — текстовые сообщения, электронная почта, — люди с энтузиазмом променяли проверенный временем метод ведения беседы на низкокачественный коннект (Шерри Теркл называет этот эффект «телефонофобией»).

К счастью, существует простая практика, которая позволит вам обойти эти неудобства и упростит возможность регулярно наслаждаться телефонной беседой. Я почерпнул ее от технического директора из Кремниевой долины, который изобрел новую стратегию для поддержания высококачественных контактов с друзьями и семьей: он известил их, что всегда доступен для телефонных разговоров в 17:30 по будням. Не надо планировать звонок или сообщать ему, что вы собираетесь позвонить, — наберите номер. Как оказалось, в 17:30 он начинает свой путь домой по автомобильным пробкам в районе залива Сан-Франциско. В какой-то момент он решил, что хочет с пользой проводить это ежедневное заточение в машине, потому и появилось «Правило семнадцати тридцати».

Логистическая простота этой системы дала возможность тому директору легко сменить времязатратный, низкокачественный коннект на беседы с высокой ценностью. Если вы напишете ему, задавая вопрос, требующий развернутого ответа, он ответит: «Я буду рад это обсудить. Позвони мне в 17:30 в любой удобный день». Так, когда я посещал Сан-Франциско несколько лет назад и хотел договориться с ним о встрече, он ответил, что я могу связаться с ним по телефону в 17:30, чтобы мы могли продумать совместный план. Желая побеседовать с человеком, которого давно не видел, он отправляет короткое сообщение: «Я бы хотел узнать, что сейчас происходит в твоей жизни, давай созвонимся как-нибудь в 17:30». Я полагаю, что его друзья и члены семьи уже давно усвоили «Правило семнадцати тридцати». Звоня ему, они чувствуют себя более комфортно, чем при звонке другим знакомым, так как уверены: в данное время абонент доступен и рад ответить на их звонок.

Этот директор наслаждается более полной социальной жизнью, чем большинство знакомых мне людей, хотя и работает над сложными стартапами, которые отнимают много времени. Устранив бо́льшую часть неудобств, связанных с организацией полноценной беседы, он легко удовлетворяет свою человеческую потребность в общении. Я рекомендую вам последовать его примеру и «застолбить» собственные приемные часы для бесед. Выберите определенное время в определенные дни, в течение которого вы всегда доступны для общения. В зависимости от того, где вы находитесь в это время, беседы могут проходить исключительно по телефону или допускать личную встречу. Озвучьте эти «приемные часы» своим близким. Если кто-нибудь будет побуждать вас к низкокачественному коннекту, сообщите, что они могут позвонить или встретиться с вами в ваши «приемные часы» в удобный для них день.

Я наблюдал несколько отлично работающих вариаций этой практики. Использовать время в пути с работы для телефонных разговоров, как сделал технический директор, о котором рассказано выше, — это хорошая идея, если вы работаете по регулярному графику. Кроме того, пользуется популярностью время пребывания в кофейне. Выберите время на каждой неделе, в течение которого вы сидите за столиком в вашей любимой кофейне с газетой или хорошей книгой. Однако чтение — это запасной план. Оповестите знакомых о том, что в данное время вас всегда можно найти в этом месте, — и вскоре появятся те, кто пожелает к вам присоединиться. Впервые я стал свидетелем этой стратегии в кофейне городка, где я вырос. Небольшая группа мужчин лет сорока пяти — пятидесяти занимала столик субботним утром и в течение дня «затягивала» в свои беседы друзей, заглянувших в кофейню. Вам ничего не мешает последовать их примеру.

Я также встречал людей, которые используют для общения долгие ежедневные прогулки. Так, Стив Джобс любил пройтись по засаженным деревьями окрестностям Кремниевой долины, где стоял его дом. Если вы входили в число его близких знакомых, то могли ожидать приглашения присоединиться к нему для бесед, без сомнения очень насыщенных. По иронии, изобретатель айфона не испытывал желания поддерживать важные отношения посредством бесконечной цепочки цифровых сигналов.

Поделюсь и собственным опытом. Как преподаватель, я должен выделять время раз в неделю для того, чтобы студенты могли прийти ко мне со своими вопросами. Еще работая в Джорджтаунском университете, я постарался увеличить продолжительность этих «приемных часов», объявив себя доступным для всех «обитателей» Джорджтауна. Когда студент присылает мне вопрос, спрашивает совета или хочет поговорить об одной из моих книг, я сообщаю ему о своих регулярных «приемных часах» со словами: «Заходите или звоните!» И желающие заходят. В результате я чаще общаюсь со студентами, чем назначая им индивидуальные встречи.

«Приемные часы» для бесед, без сомнения, улучшат вашу социальную жизнь, потому что они обходят главнейшее препятствие — беспокойство, что незапланированный звонок доставит неудобства. Люди жаждут реальных бесед, но страх «побеспокоить» невовремя часто заставляет их отказаться от задуманного. Установив «приемные часы» для бесед, вы будете приятно удивлены качеством вашего общения!