Глава 24

По взаимной договоренности в день начала судебного процесса Конная библиотека УОР в Бейливилле, штат Кентукки, оставалась закрытой. Впрочем, так же, как и почтовое отделение, и церкви пятидесятников, епископальная, первая пресвитерианская и баптистская; универсам открылся лишь на час в 7:00, а потом во время ланча, чтобы обеспечить продуктами наводнивших Бейливилл приезжих. Незнакомые машины были припаркованы под причудливыми углами вдоль дороги у здания суда, дома на колесах усеяли окрестные поля. По улицам ходили мужчины в мягких фетровых шляпах, с блокнотами в руках, собирая дополнительную информацию, фотографии и все прочее, относящееся к библиотекарше-убийце Марджери О’Хара.

Но когда чересчур любознательные парни постучались в дверь библиотеки, миссис Брейди замахнулась на них метлой, пригрозив оторвать башку каждому, кто посмеет заявиться в ее библиотеку без приглашения. Пусть так и напишут в своих чертовых газетах! Похоже, в данный момент миссис Брейди не слишком заботило, что может подумать об этом миссис Нофсьер.

На всех углах стояли попарно полицейские штата, вокруг суда были установлены киоски с прохладительными напитками, заклинатель змей приглашал всех желающих испытать свои нервы на прочность, а в дешевых пивных предлагали в конце каждого дня судебных заседаний два бочонка пива по цене одного.

Миссис Брейди решила, что в такой день бессмысленно совершать объезды. Дороги забиты транспортом, а мысли девушек заняты происходящим, ведь каждой из них хотелось поддержать Марджери в суде. Незадолго до семи утра перед зданием суда выстроилась длинная очередь желающих попасть в зал заседаний. Элис стояла в самом начале очереди. К ней присоединилась Кэтлин, затем – остальные, народу за их спиной все прибывало: соседи с корзинками с едой, хмурые получатели библиотечных книг, пришедшие сюда ради развлечения посторонние люди, которые весело болтали, шутили и игриво пихали друг друга в бок. Элис хотелось крикнуть прямо в их глупые рожи: Это вам не бесплатный цирк! Марджери невиновна! И ей здесь явно не место!

Прибывший Ван Клив оставил машину на парковке шерифа, словно желая продемонстрировать присутствующим свою близость к представителям власти. Не поздоровавшись с Элис, он прошествовал прямо в здание суда с гордо поднятой головой, совершенно уверенный, что лично для него место уже зарезервировано. Беннетта Элис не видела, – возможно, он остался на хозяйстве на шахте Хоффман. В отличие от отца, Беннетт не любил сплетен.

Элис стояла молча, во рту у нее пересохло, живот скрутило от нервов, словно судить собирались ее, а не Марджери. Девушки, похоже, чувствовали себя так же. Они не сказали друг другу ни слова, лишь сдержанно кивнули, наскоро обменявшись крепким рукопожатием.

В половине девятого утра двери открылись, и толпа хлынула внутрь. София заняла место в заднем ряду вместе с остальными цветными. Элис понимающе кивнула. Конечно, это ужасно несправедливо. Еще один пример несовершенства нашего мира.

Элис села на деревянную скамью в первых рядах рядом с подругами и задумалась, смогут ли они выдержать от и до весь судебный процесс.

В зал пригласили жюри присяжных – все мужчины и, судя по одежде, фермеры, выращивающие табак, подумала Элис, так что вряд ли кто-нибудь из них посочувствует острой на язык незамужней женщине из семьи с плохой репутацией. Женщинам, объявила секретарь суда, будет позволено уйти на несколько минут раньше мужчин во время ланча и в конце дня, чтобы успеть приготовить еду. Это сообщение заставило Бет удивленно округлить глаза. А затем в зал заседаний ввели Марджери в наручниках, словно опасную преступницу. При ее появлении по залу пробежал тихий ропот, а с галереи для публики донеслись выкрики. Марджери, бледная и безучастная, заняла свое место, едва взглянув на Элис. Волосы Марджери висели неопрятными грязными прядями, вид у нее был бесконечно усталый, под глазами лежали серые тени. Руки бессознательно сложены так, будто она держит ребенка, как если бы Вирджиния была по-прежнему с ней.

Марджери действительно выглядит как преступница, испуганно подумала Элис.

Фред сказал, что сядет позади Элис, ради приличия, и она в смятении повернулась к нему. Он поджал губы, будто желая сказать: да, он понимает, но что ты можешь сделать?

А затем появился, задумчиво жуя табак, судья Артур Д. Артурс, и зал по указанию секретаря суда встал. Судья сел, Марджери попросили подтвердить, что она Марджери О’Хара, проживающая в Старой хижине, Томсон-Пасс, после чего секретарь суда зачитала текст выдвинутого против нее обвинения и спросила, какое заявление Марджери хочет сделать для суда.

Марджери, похоже, заколебалась. Ее взгляд метнулся в сторону мест для публики.

– Невиновна, – спокойно ответила она.

С правой стороны донесся издевательский смех, сопровождаемый громким стуком судейского молотка. Он не позволит, да, не позволит непослушания в его суде, и никто в этом зале не смеет смеяться без его разрешения. Он ясно выразился?

Присутствующие притихли, хотя в зале заседаний по-прежнему ощущался с трудом подавленный мятежный дух. Марджери посмотрела на судью, и тот кивнул, позволив ей сесть, и она, похоже, оживилась в первый и последний раз за сегодняшний день, пока ее не вывели из зала суда.

Утро, заполненное процессуальными процедурами, медленно ползло вперед, женщины обмахивались веерами, маленькие дети ерзали на сиденьях, пока прокурор штата излагал суть дела против Марджери О’Хара. Всем должно быть очевидно, произнес он немного гнусавым голосом шоумена, что перед ними женщина, воспитанная в пренебрежении к нормам морали, к правилам приличия и достойного поведения, а также без веры в Бога. И даже ее последняя инициатива – так называемая Конная библиотека – на поверку оказалась прикрытием для самых низменных устремлений, и штат готов представить в качестве доказательства данного утверждения показания свидетелей, потрясенных ее моральной распущенностью. В результате порочная сущность Марджери О’Хара проявилась во всей красе, достигнув апофеоза однажды днем в Арнотт-Ридже, когда обвиняемая случайно наткнулась на кровного врага своего покойного отца и, воспользовавшись преимуществами безлюдной местности и алкогольным опьянением мистера Клема Маккалоу, закончила то, что начали ее предки, затеявшие эту кровную вражду.

И пока прокурор штата упражнялся в красноречии, причем довольно долго, поскольку упивался звуками собственного голоса, репортеры из Лексингтона и Луисвилла яростно строчили в разлинованных блокнотах, закрывая свое творчество от собратьев по репортерскому цеху и жадно заглатывая малейшие крупицы новой информации. Когда прокурор дошел до пункта, касающегося «моральной распущенности», Бет выкрикнула: «Чушь собачья!» – заработав затрещину от отца, сидевшего сзади, и нагоняй от судьи, который заявил, что еще одно слово – и она останется сидеть в пыли на улице до окончания процесса. Конец речи прокурора Бет выслушала, скрестив на груди руки и с таким злобным лицом, что Элис не на шутку встревожилась за целостность покрышек прокурорского автомобиля.

– Вот увидите. Эти репортеры напишут, что наши горы покраснели от крови в результате этой вражды и прочую чепуху, – пробормотала миссис Брейди. – Они всегда так делают. Выставят нас кучкой дикарей. Но не напишут ни слова обо всем хорошем, что сделала наша библиотека – и в частности, Марджери – для жителей города.

Кэтлин сидела молча по одну руку от Элис, Иззи – по другую. Обе девушки, с серьезными и застывшими лицами, внимательно слушали, а когда обвинитель закончил, переглянулись и сказали, что теперь понимают, против чего бунтовала Марджери. Даже если забыть о кровной вражде, Марджери выставили в суде такой двуличной, такой монструозной личностью, что если бы девушки ее не знали, то наверняка побоялись бы сидеть с ней рядом.

Марджери, кажется, это хорошо понимала. Она выглядела безжизненной, словно от прежней Марджери осталась лишь пустая оболочка.

Элис в сотый раз пожалела об отсутствии Свена. Что бы там ни говорила ему Марджери, ей было бы гораздо легче, будь он здесь. Элис не могла не думать о том, каково это – сидеть на скамье подсудимых и смотреть, как рушится вся ее жизнь. И ее вдруг больно пронзила мысль о том, что Марджери, которая ничего так не ценила, как одиночество, которая не любила быть на виду и которая была неотъемлемой частью живой природы, подобно ее мулу, или дереву, или канюку, грозит провести десять или двадцать лет, а возможно, и остаток жизни в одной из этих крошечных темных камер.

А потом Элис пришлось встать с места и поспешно покинуть зал суда, поскольку ее вот-вот могло стошнить от страха.

– Ты в порядке? – Кэтлин возникла за спиной у Элис, когда та сплевывала прямо в грязь.

– Прости. – Элис поспешно выпрямилась. – Сама не знаю, что на меня нашло.

Кэтлин протянула Элис платок вытереть рот:

– Иззи держит наши места. Но нам, пожалуй, не стоит задерживаться. Кое-кто уже положил на них глаз.

– Кэтлин, я… просто не могу этого вынести. Не могу видеть ее такой. Не могу видеть наш город таким. Они ищут любой предлог, чтобы очернить ее. Для суда нужны доказательства, но, мне кажется, им достаточно того факта, что она ведет себя не так, как им нравится.

– По-моему, все это ужасно неприятно.

Элис застыла на месте:

– Что ты сказала? Повтори.

Кэтлин нахмурилась:

– Я сказала, это ужасно неприятно. Противно видеть, как весь город ополчился на нее. – Кэтлин удивленно посмотрела на Элис. – А что? Что я такого сказала?

Ужасно неприятно. Элис задумчиво выковыривала носком туфли камень из земли. Из любой ситуации можно найти выход. Быть может, ужасно неприятный. Быть может, тебе покажется, что земля начинает уходить из-под ног. Когда она подняла голову, лицо ее уже прояснилось.

– Ничего. Вспомнила слова, что однажды сказала мне Мардж. Просто… – Элис покачала головой. – Нет, ничего.

Кэтлин взяла Элис под руку, и они вернулись в зал суда.

А тем временем в суде продолжались закулисные прения, плавно перешедшие в перерыв на ланч, и когда женщины покинули зал суда, они буквально не знали, куда себя деть, поэтому тесной группой медленно вернулись в библиотеку, с Фредом и миссис Брейди, всецело поглощенных беседой, в арьергарде.

– Знаешь, тебе вовсе не обязательно сегодня туда возвращаться, – сказала Иззи, по-прежнему немного шокированная тем, что Элис стошнило на людях. – Похоже, это для тебя чересчур.

– Всего-навсего нервная реакция, – объяснила Элис. – Такое у меня с детства. Нужно было поплотнее позавтракать.

Они продолжали идти молча.

– Возможно, все станет чуть лучше, когда мы выслушаем сторону защиты, – заметила Иззи.

– Ага. Уж этот самодовольный адвокат Свена точно поставит их на место.

– Конечно поставит, – согласилась Элис.

Но все доводы звучали как-то не слишком убедительно.

Однако второй день, как оказалось, прошел в том же ключе. Сторона обвинения представила заключение о вскрытии тела Клема Маккалоу. Жертва, мужчина пятидесяти семи лет, скончался от травматического повреждения головы, вызванного воздействием тупого предмета на затылочную область. Кроме того, у него имеются повреждения мягких тканей лица.

– Такие, как, например, от удара толстой книгой в твердой обложке, да?

– Да, вполне возможно, – ответил врач, проводивший вскрытие.

– А что, если имела место пьяная драка в баре? – предположил мистер Тернер, адвокат стороны защиты.

Врач на секунду задумался:

– Что ж, не лишено вероятности. Но тело нашли на значительном расстоянии от бара.

Местность, где обнаружили тело, была обследована не столь тщательно, учитывая удаленность тропы. Двое помощников шерифа снесли тело вниз по горной дороге, на что ушло несколько часов, а последующий снегопад укрыл место преступления толстым слоем снега, но в качестве доказательств были представлены фотографии следов крови и, возможно, лошадиных копыт.

У мистера Маккалоу не было ни лошади, ни мула.

Затем прокурор допросил свидетелей. Первой была старая Нэнси, которую снова и снова принуждали подтвердить свои первоначальные показания, что она слышала тогда на хребте голос Марджери, а затем шум перебранки.

– Но по-вашему выходит совсем не так, как я говорила, – запротестовала Нэнси и, пригладив волосы, посмотрела на судью. – Они перевернули шиворот-навыворот все мои слова. Я знаю Марджери. И знаю, что для нее вот так запросто убить человека… ну, я не знаю… так же невозможно, как… э-э-э… испечь торт.

Это вызвало смех в зале и очередную вспышку негодования у судьи, и Нэнси закрыла лицо руками, догадавшись, вероятно не без оснований, что даже такое безобидное сравнение еще больше усилит представление о склонности Марджери к правонарушениям, поскольку своей неспособностью печь она попирает естественные законы.

Прокурор попытался заставить Нэнси рассказать о том, насколько уединенной была тропа (очень), как часто она там кого-нибудь встречала (редко) и сколько человек регулярно ездили по тропе (только Марджери или случайный охотник).

– Больше вопросов не имеется, Ваша честь.

– А еще мне бы хотелось добавить вот что, – повернувшись к скамье подсудимых, заявила Нэнси, когда секретарь суда попыталась проводить ее с места для свидетелей. – Марджери – хорошая, добрая девушка. Она привозила книги в любую погоду для меня и моей сестры, которая с тысяча девятьсот тридцать третьего года не встает с постели, а вашим так называемым христианам, пытающимся ее здесь судить, стоит хорошенько подумать, много ли они делают для того, чтобы помочь ближнему своему. И то, что вы все тут такие великие и важные господа, вовсе не означает, будто вы выше людской молвы. Она хорошая девушка. Вы тут творите ужасную несправедливость! Кстати, мистер судья, моя сестра просила и вам кое-что передать.

– Это, должно быть, Филлис Стоун, старшая сестра свидетельницы. Она практически прикована к постели и не может спуститься с горы, – шепнула судье секретарь суда.

Судья Артурс откинулся на спинку кресла, едва заметно выкатив на Нэнси глаза:

– Продолжайте, миссис Стоун.

– Она просила сказать вам… что всем вам гореть в аду. Ведь кто теперь будет привозить нам книжки о Маке Магуайере?! – отчетливо произнесла Нэнси и, довольно кивнув, добавила: – Ага, вы все будете гореть в аду. Вот так-то.

И когда судья снова застучал молотком, Бет и Кэтлин, сидевшие возле Элис, прыснули от смеха.

Несмотря на приступ общего веселья, библиотекарши покинули зал суда в подавленном настроении, с вытянутыми лицами, словно вердикт был всего лишь пустой формальностью. На сей раз Фред шел рядом с Элис; они периодически касались друг друга локтями, даже не замечая этого.

– Все еще может измениться к лучшему, когда слово возьмет мистер Тернер, – сказал Фред уже возле библиотеки.

– Возможно.

Когда остальные девушки вошли в библиотеку и закрыли за собой дверь, Фред спросил:

– Может, хочешь немного перекусить, прежде чем возвращаться домой?

Элис оглянулась на людей, продолжавших покидать здание суда, и в ней вдруг проснулся мятежный дух. Почему она не имеет права есть там, где ей хочется? Неужели это такой уж большой грех, учитывая все остальное?

– Фред, я с удовольствием. Очень мило с твоей стороны.

До дома Фреда Элис шла с высоко поднятой головой, на корню пресекая возможность любых замечаний в свой адрес, после чего они возились на кухне, стряпая еду, – точная копия семейной жизни, о чем ни один из них не осмелился заикнуться.

Они также не говорили о Марджери, или о Свене, или о ребенке, хотя все трое постоянно незримо присутствовали в их мыслях. Они не говорили о том, что Элис избавилась практически от всех вещей, которые успела приобрести после приезда в Кентукки, и теперь в хижине Марджери остался только один небольшой кофр: аккуратно подписанный, он ждал отправления в Англию. Они беседовали о качестве еды, о небывалом урожае яблок в этом году, о непредсказуемом поведении одной из новых лошадей Фреда и о книге под названием «О мышах и людях», которую недавно прочел Фред, о чем, по его словам, сильно пожалел, уж больно она была депрессивной, несмотря на все ее литературные достоинства. А спустя два часа Элис отправилась назад, в маленький домик в горах. Перед уходом она мило улыбнулась Фреду, поскольку не могла не улыбаться ему, а уже через несколько минут вдруг поняла, что, несмотря на внешнюю безмятежность, в ее душе теперь постоянно клокотала дикая ярость. Элис ненавидела этот мир, где ей не суждено было сидеть рядом с любимым мужчиной, и этот жалкий городишко, готовый навсегда искалечить три жизни из-за преступления, которое обвиняемая в нем женщина никогда не совершала.

Между тем события недели развивались ни шатко ни валко, что не могло не вызывать глухого раздражения. Каждый день библиотекарши занимали место в передних рядах, и каждый день им приходилось слушать показания различных экспертов, разъясняющих и анализирующих обстоятельства дела: что кровь на экземпляре книги «Маленькие женщины» принадлежит Клему Маккалоу, что повреждения мягких тканей лица, скорее всего, вызваны ударом той же самой книгой, и день за днем в течение этой недели суд выслушивал показания свидетелей, рисующих так называемый характерологический портрет личности Марджери. Дама со ртом, похожим на куриную гузку, заявила, что Марджери О’Хара всучила ей книгу, которую они с мужем могут описать как исключительно непристойную. Ну и само собой, Марджери ставилось в вину, что она недавно родила внебрачного ребенка и явно этого не стыдилась. А еще выступали всякие разные пожилые мужчины, в том числе Генри Портеус, которые сочли возможным дать показания о продолжительности кровной вражды между семьями О’Хара и Маккалоу, а также о низости и мстительности обеих сторон. Адвокат стороны защиты попытался разбить их свидетельства, чтобы сравнять счет:

– Шериф, а это правда, что мисс О’Хара за все тридцать восемь лет ее жизни ни разу не арестовывали за какое-либо преступление?

– Чистая правда, – согласился шериф. – Но хочу обратить ваше внимание, что многие самогонщики в нашем краю тоже ни разу не попадали за решетку.

– Протестую!

– Ваша честь, это я так, к слову. Но если человек ни разу не привлекался к уголовной ответственности, это вовсе не значит, что он ведет себя как ангел. Вы же знаете, как здесь все происходит.

Судья потребовал вычеркнуть последнее заявление из протокола. Но оно уже возымело именно то действие, на которое рассчитывал шериф, исподволь бросив тень на имя Марджери. Элис заметила, что присяжные нахмурились и что-то пометили в блокнотах, а также довольную улыбку, расплывшуюся на лице мистера Ван Клива, сидевшего в передних рядах. Между прочим, Фред обратил внимание, что шериф теперь курит тот же сорт импортируемых из Франции дорогих сигар, что и мистер Ван Клив.

Не правда ли, странное совпадение?

К вечеру пятницы библиотекарши вконец пали духом. Один сенсационный заголовок сменялся другим, толпы народу, хотя и поредевшие, по крайней мере там, где уже отпала необходимость поднимать и спускать со второго этажа корзинки с едой и напитками, по-прежнему были заворожены Кровожадной библиотекаршей с гор. В пятницу днем в судебном заседании был сделан перерыв на уик-энд, и Фред поехал навестить Свена, чтобы рассказать о ходе процесса. Свен закрыл лицо руками и остался сидеть в таком положении, не в силах вымолвить ни слова.

В тот день женщины вернулись в библиотеку и молча сидели там. Им не о чем было говорить, но и домой идти тоже не хотелось. Наконец Элис, которую уже начало угнетать тягостное молчание, сообщила, что, пожалуй, сходит в магазин за выпивкой.

– Думаю, мы это вполне заслужили.

– А ты не боишься, что люди увидят, как ты покупаешь алкоголь? – спросила Бет. – Если хочешь, я могу достать самогона у папиного кузена Берта. Я понимаю, тебе приходится нелегко с…

– Да пошли они все к черту! Через неделю меня здесь, скорее всего, не будет. Тогда пусть сплетничают обо мне сколько душе угодно. – Элис решительно направилась к двери.

Элис прошла вниз по пыльной улице, лавируя между незнакомыми людьми, устремившимися, исчерпав запас дневных развлечений в суде, в дешевые забегаловки или «Найс-н-квик», владельцы которых, учитывая бурное оживление торговли, при всем желании не могли заставить себя сочувствовать Марджери О’Хара. Элис шла размашистым шагом, с низко опущенной головой и выставленными в сторону локтями, не желая даже поздороваться или перекинуться парой слов с предателями, кому они с Марджери в прошлом году возили книжки и которые теперь бурно радовались событиям этой недели. Пусть тоже катятся к черту!

Протиснувшись в магазин, Элис замерла и мысленно ахнула, увидев перед собой очередь по крайней мере из пятнадцати человек. Она оглянулась, прикидывая, не попробовать ли купить выпивку в ближайшем баре. Но что, если там тоже толпа народу? В последние дни Элис настолько переполняла злость, что ей казалось, будто она вот-вот взорвется: одно неверное слово от одного из этих дураков – и…

И тут она внезапно почувствовала, как кто-то похлопал ее по плечу:

– Элис?

Она резко обернулась. Среди банок с консервами, в рубашке с коротким рукавом и выходных синих брюках, без единого пятнышка от угольной пыли, стоял ее муж. Он явно только что вернулся с работы, но, как всегда, выглядел так, будто сошел со страниц каталога магазина «Сирс».

– Беннетт… – Она удивленно заморгала и отвернулась.

Не то чтобы она по-прежнему испытывала к нему физическое влечение, подумала Элис, пытаясь отыскать причину своей внезапной неловкости. Ведь прежняя сердечная привязанность исчезла практически без следа. Нет, теперь Элис, скорее, удивлялась, что перед ней тот самый мужчина, вокруг которого она обвивалась всем телом, которого целовала и умоляла о физической близости. И воспоминания о той призрачной близости теперь вызывали у нее легкое чувство стыда.

– Я… я слышал, ты уезжаешь из города.

Она взяла банку томатов, просто чтобы было чем занять руки:

– Ага. Суд, наверное, во вторник закончится. А я уезжаю в среду. Так что вам с отцом не придется переживать, что я околачиваюсь в городе.

Возможно, опасаясь, что за ними наблюдают, Беннетт оглянулся, но все покупатели были явно не местными, а потому не увидели ничего достойного обсуждения в мирно беседующей в дальнем углу магазина паре.

– Элис…

– Беннетт, не нужно ничего говорить. По-моему, мы достаточно сказали друг другу. Мои родители наняли адвоката и…

– Папа говорит, шерифу так и не удалось пообщаться с его дочерями, – сказал он, дотронувшись до ее рукава.

Элис отдернула руку:

– Прости? Что?

– Папа сказал, – снова оглянувшись, понизил голос Беннетт, – шериф не разговаривал с дочерями Маккалоу. Они не захотели пустить его в дом. Только крикнули через дверь, что им нечего сказать по данному делу и они не желают ни с кем разговаривать. Папа говорит, они обе чокнутые, как и вся их семейка. Говорит, позиции штата достаточно сильные, так что показания дочерей Маккалоу в любом случае не понадобятся. – Беннетт пристально вгляделся в лицо Элис.

– Почему ты мне это все говоришь?

– Я подумал… – Он задумчиво пожевал нижнюю губу. – Я подумал… это может тебе помочь.

Элис посмотрела на мужа, на его красивые, немного бесформенные черты, на мягкие, как у младенца, руки, на встревоженные глаза. И внезапно почувствовала, как у нее вытягивается лицо.

– Мне так жаль, – тихо произнес Беннетт.

– Беннетт, мне тоже очень жаль.

Он слегка попятился и растерянно провел рукой по лицу.

Они молча постояли еще немного, неловко переминаясь.

– Что ж, – наконец произнес Беннетт, – если я больше не увижу тебя до отъезда, то желаю тебе… счастливого пути.

Элис кивнула. Беннетт направился к выходу, но у самых дверей повернулся и, слегка повысив голос, сказал:

– Кстати, думаю, тебе будет интересно. Я собираюсь укрепить шламовый коллектор. Надежно обшить стены и залить дно цементом. Чтобы его больше не могло прорвать.

– А твой отец согласился?

– Ему придется. – Беннетт едва заметно улыбнулся – моментальная фотография того, кого Элис когда-то знала.

– Я рада это слышать. Действительно рада.

– Ну что ж… – Он опустил глаза. – И это только начало.

Беннетт прикоснулся пальцами к полям шляпы, открыл дверь, и его тотчас же поглотила толпа, по-прежнему заполнявшая улицу.

– Шериф не поговорил с его дочерями? Но почему? – покачала головой София. – Ничего не понимаю.

– А вот я все отлично понимаю, – отозвалась из своего угла Кэтлин, которая, морщась от напряжения, зашивала огромной иглой порванный кожаный ремешок стремени. – Они поднялись на Арнотт-Ридж поговорить с проблемной семьей. При этом они прикинули, что девушки не в курсе передвижений их родителя, так как он был известным алкашом, имевшим обыкновение исчезать на несколько дней. Люди шерифа пару раз постучались в дверь, были посланы куда подальше, после чего сдались и вернулись в город. На дорогу туда и обратно у них ушло по полдня, не меньше.

– Маккалоу был забулдыгой. Самым гнусным из всех, – сказала Бет. – Может, шериф просто не стал настаивать. Чтобы девочки, не дай бог, не сказали того, чего ему не слишком хотелось бы услышать. Им нужно было представить эту пьянь в хорошем свете, а Марджери на его фоне – в плохом.

– Но ведь наш юрист наверняка задал им все нужные вопросы?

– Мистер Шикарные Штаны из Лексингтона? Думаешь, он полезет на Арнотт-Ридж верхом на муле, потратив на это полдня, чтобы пообщаться с какой-то белой рванью?

– Не понимаю, какой в этом толк, – заявила Бет. – Если они не открыли дверь людям шерифа, то с нами и подавно не будут говорить.

– Именно поэтому они как раз станут говорить с нами, – возразила Кэтлин.

Иззи показала пальцем на стену:

– Марджери занесла дом Маккалоу в список мест, куда лучше не соваться. Ни в коем случае. Погляди, здесь совершенно ясно сказано.

– Ну, возможно, она поступила так, как все кругом поступали с ней, – предположила Элис. – Поверила сплетням, не посмотрев в лицо фактам.

– Дочери Маккалоу не показывались в городе почти десять лет, – прошептала Кэтлин. – Поговаривают, папаша перестал отпускать их в город после того, как исчезла их мама. Короче, одна из тех семей, которые стараются держаться в тени.

Элис снова вспомнила слова Марджери – слова, которые звенели у нее в ушах несколько дней. Из любой ситуации можно найти выход. Быть может, ужасно неприятный. Быть может, тебе покажется, что земля начинает уходить из-под ног. Но, Элис, ты вовсе не в ловушке. Всегда можно найти выход.

– Я собираюсь поехать туда верхом, – заявила Элис. – Мне больно видеть, что мы теряем.

– У тебя с головой все в порядке? – поинтересовалась София.

– В данный момент состояние моей головы меня волнует меньше всего.

– А ты в курсе, какие слухи ходят об этой семье? Представляешь, как они должны нас ненавидеть? Тебе что, жить надоело?

– Тогда, может, расскажешь мне, какие еще шансы имеются у Марджери? – (София бросила на нее тяжелый взгляд, но промолчала.) – Ладно. У кого-нибудь есть карта этого маршрута?

София не сдвинулась с места, но потом, ни слова не говоря, открыла ящик письменного стола, порылась в бумагах и, найдя нужную, протянула Элис.

– Спасибо, София.

– Я еду с тобой, – заявила Бет.

– Тогда я тоже, – подала голос Иззи.

Кэтлин потянулась за шляпой:

– Похоже, нас ждет экскурсия. Итак, встречаемся завтра, в восемь утра.

– Нет, лучше в семь, – предложила Бет.

Впервые за многие дни Элис поймала себя на том, что улыбается.

– Да поможет вам Бог! – покачала головой София.