Глава 15
Мелкие банкиры и торговцы бакалейными товарами, редакторы и адвокаты, полиция и шериф и даже само правительство штата – все раболепствовали перед деньгами корпораций, хозяев этого угольного района. Их обязанностью, которая почти всегда отвечала их личному желанию, было держать сторону тех, кто мог причинить им материальный и моральный ущерб.
Из предисловия Теодора Драйзера к публикации «Говорят горняки Харлана»
– Три семьи категорически отказались брать у меня книжки, пока мы не начнем читать Библию. Еще одна, живущая в этих новых домах у шахты Хоффман, захлопнула дверь у меня перед носом. Но зато миссис Коттер вроде как передумала, поняв, что мы не собираемся склонять ее к плотским помыслам. А Дорин Эбни просит привезти ей журнал с рецептом пирога с крольчатиной, так как она забыла его переписать две недели назад. – Седельная сумка Кэтлин со стуком приземлилась на стол. Кэтлин повернулась к Элис, вытерев о бриджи грязные руки. – Ой, и мистер Ван Клив остановил меня на улице. Сказал, что мы рассадник мерзости и чем раньше мы покинем город, тем лучше.
– Я ему покажу, что такое мерзость, – мрачно заявила Бет.
В середине марта Бет вернулась к работе на полный рабочий день, но ни у кого не хватило духу сказать Кэтлин, что в ее услугах больше не нуждаются. Миссис Брейди, которая была честной женщиной, хотя и немного упертой, отказалась брать зарплату Иззи после ее ухода из библиотеки, и Марджери, недолго думая, вручила маленький коричневый конверт Кэтлин. Что было большим облегчением, поскольку Марджери платила молодой вдове из своих скромных сбережений, которые ей удалось сделать после смерти отца. Свекровь уже дважды приводила детей Кэтлин в библиотеку и с гордостью показала им, чем занимается их мама. Библиотекарши всячески привечали детей своей напарницы, показывали им новые книжки, разрешали сесть верхом на мула, и было нечто такое в тихой улыбке Кэтлин и теплоте в голосе ее свекрови, что всем становилось чуточку легче.
Поняв, что Элис не удастся склонить к положительному решению вопроса о возвращении к мужу, мистер Ван Клив решил выбрать другую линию поведения. Теперь он стал настаивать на том, чтобы Элис уехала из города, поскольку здесь ей не рады, и даже более того, взял себе за правило прижиматься на автомобиле вплотную к Спирит во время утренних объездов Элис, отчего лошадь, с побелевшими глазами, испуганно шарахалась в сторону от краснорожего мужика, угрожающе вопившего из окна:
– Ты не сможешь себя содержать! А с твоей библиотекой будет покончено уже через пару недель. Мне сообщили об этом в офисе самого губернатора. Если ты не собираешься вернуться домой, тогда тебе стоит подыскать себе место для житья. Желательно где-нибудь в Англии.
Элис научилась ехать верхом, глядя прямо перед собой и делая вид, будто ничего не слышит. В результате мистер Ван Клив, распалившись еще больше, входил в раж и начинал орать на всю округу, а Беннетт сползал с пассажирского сиденья, стараясь сделаться как можно менее заметным.
– И погляди, какой ты стала уродиной! Теперь тебя даже хорошенькой не назовешь!
– Как думаете, я не подвергаю Марджери опасности, оставаясь с ней под одной крышей? – уже после спрашивала Элис Фреда. – Не хочу портить ей жизнь. Но он прав. Мне больше некуда идти.
Фред кусал губы, словно не решаясь сказать нечто важное.
– По-моему, Марджери нравится, что вы рядом. Впрочем, как и всем нам, – осторожно выбирая слова, говорил он.
Глядя на Фреда, Элис начала замечать то, на что не обращала внимания раньше: сильные руки, уверенно лежавшие на холке лошади, и стремительную легкость движений, выгодно отличавшую его от Беннетта, который, несмотря на атлетическое телосложение, казался довольно неповоротливым и будто закованным в броню собственных мускулов. Теперь Элис под любым предлогом – например, чтобы помочь Софии, – старалась подольше задержаться в библиотеке. София молчала. Но она знала. Они все знали.
Но однажды вечером она спросила Элис прямо в лоб:
– Он ведь тебе нравится, да?
– Мне? Фред? Боже мой! Я… – замялась Элис.
– Он хороший человек. – София сделала ударение на слове «хороший», явно проводя параллель с кем-то другим.
– София, а ты когда-нибудь была замужем?
– Я? Нет, никогда. – София аккуратно перекусила нитку и, когда Элис уже начала опасаться, что допустила очередную бестактность, добавила: – Когда-то я любила одного человека. Бенджамина. Шахтера. Он был лучшим другом Уильяма. Мы были знакомы с детства. – София поднесла книжку, которую сшивала, к свету. – Но он умер.
– Погиб… в шахте?
– Нет. Его застрелили. Он просто шел по своим делам. Возвращался домой с работы.
– Ой, София, мне так жаль!
Лицо Софии оставалось непроницаемым. За многие годы она научилась скрывать свои чувства.
– Долгое время я не могла жить здесь, в Бейливилле. Уехала в Луисвилл и вложила всю душу в работу тамошней библиотеки для цветных. Выстроила себе некое подобие жизни, хотя не было дня, чтобы я по нему не тосковала. И когда узнала, что с Уильямом произошел несчастный случай, то молила Бога, чтобы мне не пришлось возвращаться. Но ты же знаешь, пути Господни неисповедимы.
– Неужели по-прежнему так тяжело?
– Поначалу было очень нелегко. Но… все меняется. Бен умер четырнадцать лет назад. Жизнь тем не менее идет вперед.
– А ты надеешься встретить… кого-нибудь еще?
– Ой нет. Мой поезд уже ушел. К тому же я теперь неподходящая партия. Чересчур образованная для местных мужчин. Мой брат говорит, я слишком много о себе понимаю, – рассмеялась София.
– Знакомо до боли, – вздохнула Элис.
– Теперь Уильям скрашивает мне одиночество. Мы с ним ладим. И я не теряю надежды. Все идет хорошо, – улыбнулась София. – Вашими молитвами. Мне нравится моя работа. И у меня появились друзья.
– Что ж, я чувствую примерно то же.
София импульсивно протянула тонкую руку, сжав ладонь Элис. Элис ответила на рукопожатие. Она не ожидала, что простой человеческий жест может принести такое успокоение.
– Я действительно считаю его очень добрым, – неохотно отпустив руку Софии, сказала Элис. – И… довольно красивым.
– Детка, все, что тебе нужно, – сказать слово. С тех пор как я здесь, этот мужчина ходит вокруг тебя, как кот вокруг сметаны.
– Но я не могу. Разве нет? – (София удивленно подняла на нее глаза.) – Полгорода считает нашу библиотеку гнездом разврата, а меня – центром этого непотребства. Ты представляешь, что́ о нас будут говорить, если я закручу с другим мужчиной? С мужчиной, который мне не муж.
– Она по-своему права, – уже после сказала София Уильяму. – Просто стыд и позор, что два хороших человека не могут быть вместе!
– Ну, никто и не обещал, что этот мир будет справедливым.
– И то правда. – София вернулась к своему шитью, погрузившись в воспоминания о мужчине с беззаботным смехом, который всегда умел заставить ее улыбнуться, и о давным-давно забытом ощущении его руки у нее на талии.
* * *
– Наша старушка Спирит ну точь-в-точь школьная директриса, – сказал Фред, когда они возвращались домой в сгущающихся сумерках. Фред надел толстую клеенчатую куртку для защиты от моросящего дождя, а шею обмотал зеленым шарфом, который не снимал с того самого дня, как получил его от девушек из библиотеки в подарок на Рождество. – Вы это видели? Каждый раз, как ее кто-то пугает, она бросает на него такой взгляд, точно хочет сказать: «Держи себя в руках». А когда он ее не слушает, она прижимает уши назад. Словно отчитывает.
Элис смотрела, как две лошади трусят бок о бок, удивляясь способности Фреда подмечать столь тонкие различия. Он мог определить соответствие лошади принятым стандартам, свислый круп, иксообразные ноги, горбатую спину, тогда как Элис видела перед собой всего лишь милую лошадку. Фред умел оценивать и характер лошади, который, как правило, мало менялся с рождения, если, конечно, люди потом не прикладывали руку, чтобы его испортить. «К сожалению, большинство людей просто ничего не могут с собой поделать». И у Элис создалось стойкое впечатление, что он говорит о ком-то совсем другом.
Фред взял себе за правило сопровождать Элис на молодом чистокровном жеребце со шрамом на ухе по кличке Пират, объяснив это тем, что жеребцу полезно находиться рядом со Спирит, с ее очень спокойным нравом. И хотя Элис подозревала, что у Фреда имелись несколько иные мотивы, она отнюдь не возражала. Ей было очень тяжело целый день находиться наедине со своими мыслями.
– Вы закончили читать Томаса Харди?
Фред чуть-чуть скривился:
– Ну да. Хотя этот его персонаж по имени Энджел мне совсем не понравился.
– А почему?
– У меня постоянно возникало желание дать ему хорошего пинка под зад. Она, эта бедная девушка, просто хотела любить его. А он, словно какой-то проповедник, ее осуждал. А ведь она ни в чем не виновата. И в конце концов он женится на ее сестре!
Элис с трудом сдержала смех:
– Ой, этот кусок я вообще как-то забыла!
Они обсуждали книги, которые рекомендовали друг другу. Элис пришла в восторг от Марка Твена и нашла стихи Джорджа Герберта неожиданно трогательными. В последнее время им, казалось, было легче разговаривать о книгах, чем о реальной жизни.
– Итак… я могу отвезти вас домой? – Подъехав к библиотеке, они отвели на ночь лошадей в конюшню Фреда. – Вам будет тяжело идти пешком под дождем до дома Марджери. Я могу подбросить вас на машине до старого дуба.
Предложение было крайне заманчивым. Обратная дорога в темноте была самой неприятной частью дня, когда Элис умирала от голода, чувствовала боль во всем теле и неуемную тревогу в душе. Иногда она возвращалась домой верхом на Спирит, однако сейчас они старались придерживаться негласной договоренности не оставлять возле хижины других животных.
Фред запер конюшню и выжидательно посмотрел на Элис. Она подумала о тихой радости сидеть возле него на пассажирском сиденье, смотреть на его сильные руки, лежащие на руле, видеть его улыбку, сопровождающую скупые фразы: маленькие секреты, которые он, словно раскрытые раковины, протягивал ей на ладони.
– Фред, я не знаю… Я не могу позволить, чтобы меня видели с другим…
– Ну, я тут подумал… – Фред смущенно переминался с ноги на ногу. – Вы ведь хотите дать Марджери со Свеном больше возможности побыть вдвоем… Особенно сейчас…
Что-то странное происходило между Марджери и Свеном. Элис потребовалась неделя-другая, чтобы понять, что маленькую хижину больше не наполняют сдавленные сладострастные крики. Свен уезжал с первыми петухами, и Элис до вечера его не видела, да и вообще она больше не слышала ни сказанных игривым шепотом шуток, ни нечаянных слов любви. Нет, лишь напряженное молчание и тяжелые взгляды. Марджери, казалось, полностью ушла в себя. Ее лицо стало угрюмым, а манеры резкими. Правда, предыдущим вечером, когда Элис сказала, что, быть может, ей стоит подыскать себе другое жилье, Марджери отреагировала в несвойственной ей манере: не ответила безапелляционно, что все в порядке, не велела Элис перестать суетиться, а тихо сказала: «Нет. Пожалуйста, не уезжай». Размолвка между влюбленными? Элис не могла обсуждать личные дела подруги с Фредом, пребывая в полнейшей растерянности.
– …как насчет того, чтобы вместе поесть? Я бы с удовольствием что-нибудь приготовил. А потом мог бы… – (Стряхнув с себя непрошеные мысли, Элис посмотрела на стоявшего перед ней мужчину.) – …отвезти вас к Марджери к половине девятого или около того.
– Фред, я не могу. – (Он резко замолчал, буквально проглотив слова, что собирался сказать.) – Не то чтобы я не хотела. Просто… если меня увидят… Все и так очень осложнилось. Вы же знаете, какие кривотолки ходят по городу. – (У Фреда был такой вид, будто в глубине души он именно этого и ожидал.) – Я не могу ставить под удар библиотеку. Или… себя. Быть может, когда все немного утрясется…
И, даже произнеся эти слова, Элис понимала, что тешит себя пустыми надеждами. Их маленький городок мог бесконечно обсасывать любую сплетню, сохраняя ее на века, словно насекомое в куске янтаря.
– Ну да, конечно, – ответил Фред. – Я просто хотел сказать, что мое предложение остается в силе. На случай, если вам надоест стряпня Марджери. – Он натужно рассмеялся.
Они остались смущенно стоять лицом друг к другу. Не выдержав, Фред приподнял шляпу в прощальном приветствии, развернулся и пошел по мокрой дорожке в сторону дома. Элис проводила Фреда глазами, с тоской вспоминая теплый уют его дома, синий ковер, сладкий запах натертых деревянных полов. А потом со вздохом натянула шарф до самого носа и уныло побрела вверх по холодной тропе к хижине Марджери.
* * *
Свен знал, что Марджери не из тех женщин, на которых можно давить. Но когда она уже в третий раз за неделю сказала, что ему, пожалуй, лучше остаться у себя, Свен больше не мог игнорировать сосущее чувство беспокойства. Сложив руки на груди, он, словно со стороны, смотрел оценивающим взглядом, как Марджери расседлывает Чарли, пока наконец не пробормотал то, что давно вертелось у него на языке:
– Мардж, я что-то сделал не так?
– Ты о чем?
Ну вот, снова-здорово! Марджери старательно отводила глаза.
– Похоже, последние несколько недель ты меня избегаешь.
– Не говори глупости!
– Что бы я ни сказал, тебе все не нравится. А когда мы ложимся в постель, ты закутываешься в кокон, точно шелковичный червь. Не разрешаешь мне даже до тебя дотронуться… – Свен запнулся, впервые в жизни отчаянно стараясь найти подходящие слова. – Мы никогда не были холодны друг с другом, даже когда на время расстались. Ни разу за все десять лет. Мне просто… хочется знать, может, я что-то сделал не так и ты на меня обиделась.
У Марджери слегка поникли плечи. Она расстегнула подпругу и, звякнув пряжкой, бросила ее на седло. В каждом ее движении сквозила смертельная усталость. Измученная мать, воспитывающая непослушных детей. Немного помолчав, она наконец сказала:
– Свен, ты меня абсолютно ничем не обидел. Я просто… очень устала.
– Тогда почему ты даже не разрешаешь себя обнять?
– Ну, мне не всегда хочется обниматься.
– Раньше ты вроде не возражала.
Свену самому не понравился просительный тон своего голоса. Он замолчал, взял седло и понес к дому. Марджери поставила Чарли в стойло, вытерла мула тряпкой, закрыла дверь сарая на засов и пошла назад. В последнее время они все запирали на замок и постоянно были начеку, присматриваясь и прислушиваясь к малейшим изменениям. Поперек тропинки, идущей от основной дороги, в качестве системы раннего оповещения были натянуты веревки с колокольчиками и жестянками, а по обе стороны кровати стояли два заряженных дробовика.
Свен положил седло на специальную подставку и остановился в глубокой задумчивости. После чего сделал шаг навстречу Марджери и нежно прикоснулся к ее лицу. Словно протягивая оливковую ветвь. Марджери даже не подняла глаз. Раньше она непременно прижала бы его руку к своей щеке и поцеловала бы. Но не сейчас. У Свена что-то оборвалось внутри.
– У нас ведь никогда не было друг от друга секретов, да?
– Свен…
– Я уважаю твое право жить так, как тебе хочется. И принимаю тот факт, что ты не хочешь связывать себя обязательствами. И вообще до поры до времени не заводил об этом разговоров…
Марджери устало потерла лоб:
– Свен, не начинай!
– Я просто имею в виду, что мы договорились. Мы договорились, что… если ты больше не захочешь меня видеть, то так прямо и скажешь.
– Ты опять за старое! – устало вздохнула Марджери, отвернувшись от Свена. – Ты здесь ни при чем. И я не хочу, чтобы ты уходил. Мне просто… нужно о многом подумать.
– Нам всем нужно о многом подумать. – (Она покачала головой.) – Марджери…
Но она не сдвинулась с места, упрямая, как Чарли. Не предлагая абсолютно ничего.
Нельзя сказать, что Свен Густавссон отличался тяжелым характером, но он был гордым человеком, да и любое терпение имеет свои пределы.
– Я так больше не могу. Все, больше я не стану тебя беспокоить. – Свен повернулся, явно собравшись уходить, и Марджери настороженно подняла голову. – Ты знаешь, где меня можно найти, когда будешь готова увидеть меня снова. – Он поднял руку и, не оборачиваясь, пошел по тропинке вниз.
* * *
В пятницу София взяла выходной в честь дня рождения Уильяма. Поскольку ремонт книг шел почти с опережением графика (возможно, благодаря тому, что Элис теперь допоздна засиживалась в библиотеке), Марджери уговорила Софию провести время с братом. Уже в сумерках подъехав к Сплит-Крику, Элис обнаружила, что в библиотеке до сих пор горит свет, а так как София сегодня отсутствовала, напрашивался естественный вопрос, кто именно из девушек решил задержаться на работе. Бет в принципе всегда старалась побыстрее закруглиться. Свалив в кучу книжки, она галопом скакала домой на ферму: ей нужно было поторапливаться, ведь иначе братья подчистую съедали оставленную для нее еду. Кэтлин тоже стремилась домой, чтобы застать детей перед отходом ко сну. Лошадей у Фреда в конюшне держали только Элис с Иззи, но последняя, кажется, уже окончательно выбыла из игры.
Элис расседлала Спирит, секунду постояла в уютном тепле конюшни, потом поцеловала Спирит в сладко пахнувшие уши, прижавшись лицом к мягкой шее кобылы, тычущейся любопытным носом в карманы куртки в поисках угощения. Элис всей душой привязалась к пони, зная все достоинства и недостатки Спирит не хуже своих. Похоже, эта маленькая лошадка теперь стала самой большой привязанностью в ее жизни. Убедившись, что Спирит удобно устроена, Элис направилась к задней двери в библиотеку, откуда по-прежнему просачивалась тонкая полоска света.
– Мардж! – позвала Элис.
– Ну, вы что-то совсем не торопитесь. – (Элис удивленно заморгала при виде Фреда, сидевшего в чистой фланелевой рубашке и синих джинсах за маленьким столиком в центре комнаты.) – Насколько я понял, вы не хотите, чтобы нас видели вместе на людях. Но быть может, мы все-таки сумеем поесть вдвоем.
Закрыв за собой дверь, Элис окинула взглядом аккуратно накрытый стол, в центре которого стояла вазочка с мать-и-мачехой, предвестницей весны, два приставленных к столу стула и керосиновые лампы на письменном столе, отбрасывающие тени на корешки книг.
Фред воспринял потрясенное молчание Элис за знак согласия:
– Это просто свинина, тушенная с черной фасолью. Ничего изысканного. Ведь я не знал, когда вы вернетесь. Зеленые бобы, должно быть, немного остыли. Я и не думал, что вы будете так долго возиться с моей лошадкой.
Фред поднял крышку металлической кастрюли с толстыми стенками, и комната неожиданно наполнилась ароматом тушеного мяса. Возле кастрюли стояла сковородка с кукурузным хлебом и миска зеленых бобов.
У Элис неожиданно заурчало в желудке, довольно громко, и она, стараясь не слишком сильно краснеть, поспешно прижала руку к животу.
– Похоже, кое-кто меня одобряет, – невозмутимо произнес Фред, встав с места и отодвинув для Элис стул.
Она положила шляпу на письменный стол и развязала шарф:
– Фред, я…
– Знаю. Но мне нравится быть в вашем обществе. А мужчине в наших краях не часто доводится развлекать такую женщину, как вы, Элис. – Фред налил ей бокал вина. – Итак, я был бы вам крайне благодарен, если вы… мне не откажете.
Элис открыла было рот, чтобы возразить, но неожиданно поняла, что толком не знает, против чего возражать. Когда она наконец решилась поднять глаза, то увидела, что Фред внимательно наблюдает за ней, ожидая ответа.
– Все так аппетитно, – улыбнулась Элис.
Фред явно вздохнул с облегчением, словно до этой минуты не был уверен, что Элис не сбежит. Но затем он принялся подавать еду, улыбаясь медленной широкой улыбкой, исполненной такого довольства, что Элис не могла не улыбнуться в ответ.
За время своего существования Конная библиотека сделалась символом множества вещей и местом притяжения для многих людей, оставаясь тем не менее вследствие самого факта своего существования источником противоречий и беспокойства для определенного круга лиц. Однако в этот промозглый мартовский вечер Конная библиотека стала для двух одиноких сердец крошечным светящимся прибежищем. Двое запертых внутри людей, освободившихся от груза прошлого и бдительных взглядов местных жителей, наслаждались хорошей едой, смеялись, обсуждали поэзию и беллетристику, лошадей, совершенные ошибки, и, хотя при этом не было никаких физических контактов, разве что случайных, при передаче хлеба или бокалов с вином, Элис вновь открыла себя прежнюю, о ком, сама того не понимая, уже успела забыть: кокетливую молодую женщину, которой нравилось говорить о том, что она прочла, что видела и о чем думала, а также о своей любви к поездкам по горным тропам. Ну а Фред, в свою очередь, наслаждался вниманием прелестной женщины, готовой смеяться его шуткам и яростно спорить при любом расхождении мнений. Время шло, каждый из них наелся досыта и получил свою толику счастья благодаря яркой вспышке взаимопонимания и непередаваемого ощущения того, что на свете есть человек, который всегда будет видеть в тебе только самое хорошее.
* * *
Фред легко спустил столик с последней ступеньки, чтобы отнести его в дом, и запер дверь. Элис, чуть-чуть осовевшая от еды, с довольной улыбкой на губах завязывала шарф. Неожиданно они оказались совсем близко друг к другу, на расстоянии всего нескольких дюймов, надежно скрытые от посторонних глаз стеной библиотеки.
– Ты точно не хочешь, чтобы я отвез тебя домой? – спросил Фред. – На улице холодно, темно, а идти далеко.
– По моим ощущениям, дорога займет не более пяти минут, – покачала головой Элис.
Фред в полутьме внимательно вгляделся в ее лицо:
– А ты здорово осмелела за эти последние несколько дней. Да?
– Наверное.
– Должно быть, это влияние Марджери, – улыбнулся Фред и, немного подумав, добавил: – Подожди меня здесь. – Фред рысцой побежал в сторону дома и уже через минуту вернулся с дробовиком в руке и протянул его Элис. – Ты, может, ничего и не боишься, но я хочу спать спокойно. Вернешь завтра утром.
Элис беспрекословно взяла у Фреда дробовик, но осталась стоять на месте. Минуты тянулись бесконечно. Они понимали, что должны расстаться, но всем сердцем противились этому. И он, и она, не желая себе в этом признаться, в глубине души верили, что каждый из них чувствует то же самое.
– Ну ладно, – наконец нарушила молчание Элис. – Уже поздно. – (Фред задумчиво провел большим пальцем по столешнице, не решаясь сказать заветные слова.) – Фред, спасибо большое. Замечательный вечер. И если честно, то самый хороший с момента моего приезда сюда. Я все оценила.
Они переглянулись. И в этом взгляде отразилась целая гамма чувств. Подтверждение тайных догадок, заставляющее сердце трепетать от радости, и при этом осознание несбыточности мечты о любви, способное разбить это самое сердце.
Неожиданно все волшебство вечера куда-то исчезло.
– Ну, тогда спокойной ночи, Элис.
– Спокойной ночи, Фред, – ответила Элис.
И прежде чем Фред успел сказать нечто такое, что могло бы усугубить эту двусмысленную ситуацию, Элис, положив дробовик на плечо, повернулась и пошла по дороге, ведущей в гору.