Глава 12

У жителей Бейливилла существовали свои неписаные правила, одно из которых гласило, что нельзя встревать в отношения мужа и жены, поскольку это их частное дело. Наверняка многие были в курсе того, что где-то по соседству мужчина бьет женщину, впрочем иногда и наоборот, однако мало кто позволял себе вмешиваться, если, конечно, это не отражалось на их собственной жизни, лишая сна или нарушая привычный распорядок. Так было, и так будет. Сперва раздавались вопли и сыпались тумаки, потом приносились извинения, хотя чаще нет, после чего раны затягивались, синяки проходили, и все возвращалось на круги своя.

К счастью для Элис, Марджери было плевать на общепринятые нормы поведения. Она смыла кровь с лица Элис и приложила к синякам мазь с окопником. Марджери ни о чем не спрашивала, а Элис упрямо молчала и только морщилась, стискивая зубы. Затем, когда Элис наконец уложили в постель, Марджери о чем-то посовещалась со Свеном, и они договорились до рассвета по очереди дежурить внизу на случай, если вдруг заявится Ван Клив. Ему следовало понять, что бывают такие обстоятельства, когда мужчина не может силой отвести жену – или невестку – домой, хотя это иногда и чревато для него потерей репутации в глазах общества.

Как и следовало ожидать, мистер Ван Клив, привыкший все делать по-своему, явился незадолго до рассвета, хотя Элис об этом так и не узнала, поскольку после пережитого шока спала беспробудным сном в комнате рядом со спальней Марджери. К хижине не было подъездной дороги, последние полмили мистеру Ван Кливу пришлось пройти пешком, с фонарем в руках, и, несмотря на холод, старик раскраснелся и взмок.

– О’Хара! – заревел он и, не получив ответа, повторил: – О’ХАРА!

– Ты собираешься ему ответить? – Свен, который готовил кофе, поднял голову.

Собака яростно залаяла в окно, в ответ послышалось глухое ругательство. Чарли в конюшне лягнул ведро с водой.

– По-твоему, я должна отвечать человеку, у которого не хватает любезности обращаться ко мне как положено?

– По-моему, не должна, – спокойно ответил Свен.

Полночи он раскладывал пасьянс, зорко поглядывая на дверь, в голове у него роились мрачные мысли относительно мужчин, способных поднять руку на женщину.

– Марджери О’Хара!

– О Господи! Если он будет так орать, то непременно разбудит Элис.

Свен молча передал Марджери ружье. Она открыла сетчатую дверь и вышла на крыльцо, демонстративно выставив вперед ружье.

– Чем могу помочь, мистер Ван Клив?

– Приведи Элис. Я знаю, что она здесь.

– И кто вам это сказал?

– Дело зашло слишком далеко. Приведи Элис, и мы закроем тему.

Марджери задумчиво уставилась на носки своих сапог:

– Я так не думаю, мистер Ван Клив. До свидания.

Она собралась вернуться в дом, но Ван Клив крикнул ей в спину:

– Что?! Ты не имеешь права захлопывать дверь у меня перед носом!

Марджери медленно повернулась к нему лицом:

– А вы не имеете права поднимать руку на девушку, которая смеет вам перечить. Это был первый и последний раз.

– Элис вчера сделала глупость. Согласен, я немного погорячился. А теперь она должна вернуться домой, чтобы мы могли все тихо-мирно уладить. В семейном кругу. – Он растерянно провел ладонью по лицу и продолжил уже менее резким тоном: – Мисс О’Хара, будьте благоразумны. Элис – замужняя женщина. Она не может оставаться у вас.

– Мистер Ван Клив, насколько я понимаю, она может делать все, что захочет. Она уже взрослая женщина. И она вам не собака… и не кукла. – (Ван Клив окинул Марджери тяжелым взглядом.) – А теперь мне пора собираться на работу. Поэтому я была бы вам крайне признательна, если бы вы дали мне возможность вымыть после завтрака посуду. Благодарю.

Ван Клив секунду-другую сверлил Марджери взглядом, после чего, понизив голос, сказал:

– Девочка, думаешь, ты самая умная, да? Думаешь, я не знаю, кто распространяет эти письма среди жителей Норт-Риджа? Думаешь, я не знаю о твоих грязных книжонках и попытках твоих безнравственных подруг сбить добропорядочных женщин с пути истинного?

Воздух вокруг них на мгновение стал неподвижным. И даже собака притихла.

Когда Ван Клив заговорил снова, его голос уже звучал угрожающе:

– Ну что ж, берегись, Марджери О’Хара!

– Желаю вам хорошего дня, мистер Ван Клив.

Марджери вернулась в дом. Ее походка была твердой, голос не дрожал, и все же она первым делом подошла к окну и, спрятавшись за занавеской, проводила мистера Ван Клива глазами – убедиться, что он действительно ушел.

– Где, черт возьми, «Маленькие женщины»?! Я уже целую вечность ищу эту книжку. Последний раз, когда я видела ее, она числилась за старой Пег из магазина, но она уверяет, что вернула книгу, и это записано в нашем гроссбухе. – Иззи внимательно оглядела полки, провела пальцем по корешкам книг и расстроенно покачала головой. – Олберт, Олдер… Неужели ее кто-то украл?

– Может, она порвалась и София ее чинит.

– Я спрашивала. Она сказала, что не видела ее. И если честно, это уже достало, потому что у меня две семьи просят книжку, но никто, похоже, не знает, куда она подевалась. А вы ведь знаете, как злится София, когда у нас пропадают книги. – Иззи поправила под мышкой трость и, перейдя к полкам справа, принялась вглядываться в названия.

Девушки сразу притихли, когда в библиотеку вошла Марджери в сопровождении шедшей следом за ней Элис.

– Марджери, у тебя, случайно, в сумке не завалялись «Маленькие женщины»? Иззи уже на дерьмо исходит из-за нее… Ух ты! Похоже, кое-кто получил в глаз.

– Упала с лошади, – отрезала Марджери тоном, не терпящим возражений.

Бет уставилась на распухшее лицо Элис, затем перевела взгляд на Иззи, которая смущенно потупилась.

В библиотеке повисла напряженная тишина.

– Элис, надеюсь, ты… хм… не слишком ушиблась, – спокойно сказала Иззи.

– На ней что, твои бриджи? – удивилась Бет.

– Бет Пинкер, по-твоему, во всем штате Кентукки только у меня одной кожаные бриджи? Не знала, что ты придаешь такое значение чужой внешности! Похоже, тебе больше нечем заняться. – Марджери начала листать лежавший на столе гроссбух.

Однако Бет было явно не так-то легко смутить.

– Хотя лично я считаю, что на ней эти бриджи сидят куда лучше, чем на тебе. Господи Иисусе, на улице такой дубак! Кто-нибудь видел мои перчатки?

Марджери изучила нужные страницы:

– Итак, Элис неважно себя чувствует, поэтому ты, Бет, возьмешь на себя два ее маршрута в Блу-Стоун-Крик. Мисс Элеонора гостит у сестры, а значит, новые книги ей сейчас не понадобятся. Иззи, ты съездишь к Макартурам? Ну как, идет? Ты сможешь срезать дорогу через большое поле, чтобы не слишком отклоняться от своих обычных маршрутов. То самое поле, где стоит развалившийся амбар.

Девушки безропотно согласились и украдкой бросили взгляд на Элис: с пунцовым лицом, она молча смотрела в одну точку на полу. Уже уходя, Иззи сочувственно сжала Элис плечо. Дождавшись, когда девушки, упаковав сумки, оседлали лошадей, Элис осторожно опустилась в кресло Софии.

– Ты в порядке?

Элис кивнула. Они с Марджери сидели, прислушиваясь к затихающему вдали стуку копыт.

– Знаешь, что самое страшное в том, когда тебя бьет мужчина? – наконец нарушила молчание Марджери. – Даже не физическая боль. А то, что в этот самый момент ты понимаешь, каково это – быть женщиной. И здесь не имеет значения, насколько ты умна, насколько сильна в полемике, насколько вообще лучше его. Потому что в этот самый момент ты понимаешь: он всегда сможет заткнуть тебе рот кулаком. Вот такие дела.

Элис вспомнила, как изменилось поведение Марджери при встрече с тем наглым мужиком в баре, каким тяжелым стал ее взгляд, когда мужчина положил руку на плечо Элис.

Марджери достала с полки кофейник и выругалась, обнаружив, что он пустой. Секунду подумав, она выпрямилась и натянуто улыбнулась подруге:

– Но ты наверняка знаешь, что все это работает лишь до тех пор, пока ты не научишься давать сдачи.

Несмотря на то что дни стали короче, этот странный день, казалось, тянулся бесконечно, в маленькой библиотеке витал дух беспокойного ожидания, и Элис сама толком не понимала, стоит ли ей ждать чего-то или кого-то. Предыдущей ночью ушибы болели еще не так сильно. Но теперь она ощущала на себе последствия вчерашнего шока. Постепенно у нее начинали припухать и затвердевать различные части тела, а в тех участках головы, которые вступили в контакт с мясистыми кулаками мистера Ван Клива или массивным обеденным столом, пульсировала тупая боль.

Марджери ушла, получив заверения Элис, что да, она чувствует себя нормально, и что нет, она не хочет, чтобы из-за нее читатели оставались без книг, и взяв с нее клятвенное обещание закрыть дверь на засов, пока она будет одна. По правде говоря, Элис сейчас хотелось побыть в одиночестве, чтобы можно было не думать о реакции окружающих, да и вообще ни о чем не думать.

И действительно, первые несколько часов Элис находилась в библиотеке совершенно одна, наедине со своими мыслями. У нее слишком болела голова, чтобы читать, а на все остальное не оставалось сил. Мысли путались, в голове стоял липкий туман. Элис поняла, что не может сосредоточиться, причем вопросы, касающиеся ее будущего – где жить, что делать дальше и стоит ли возвращаться в Англию, – казались настолько неразрешимыми, что ей было легче сконцентрироваться на более мелких задачах. Смахнуть пыль с книг. Сварить кофе. Выйти во двор в туалет, потом быстро вернуться назад и закрыть дверь на засов.

А когда наступило время ланча, кто-то постучал в дверь. Элис оцепенела от страха. Но, услышав голос Фреда: «Элис, это я», поднялась с кресла, отодвинула засов и впустила Фреда внутрь.

– Вот принес вам немного супа. – Фред поставил на стол накрытую чистой тряпочкой миску. – Вы, наверное, проголодались.

И тут он увидел ее лицо. Она заметила, как его черты исказились от ужаса. Однако он быстро взял себя в руки, и теперь ужас сменился неприкрытой злостью и гневом. Фред прошел в дальний конец комнаты и неподвижно застыл, спиной к Элис, буквально на глазах превращаясь в человека из железа.

– Беннетт Ван Клив – дурак, – сквозь стиснутые зубы процедил он.

– Это был не Беннетт.

– Проклятье! – Фред не верил своим ушам.

Он подошел к Элис, остановившись прямо перед ней. Она поспешно отвернулась, залившись краской стыда.

– Пожалуйста. – Элис сама толком не понимала, о чем просит.

– Позвольте мне посмотреть. – Фред, нахмурившись, принялся ощупывать лицо Элис. Она закрыла глаза, когда сильные мужские пальцы коснулись подбородка. Фред стоял так близко, что Элис чувствовала тепло его кожи и неуловимый запах лошадиного пота от одежды. – Вас осмотрел врач? – (Элис покачала головой.) – Вы можете открыть рот?

Элис безропотно повиновалась, после чего, поморщившись от боли, закрыла рот:

– Чистила зубы сегодня утром. Похоже, один-два зуба как-то подозрительно стучат.

Но Фред не рассмеялся шутке. Кончики его пальцев легко касались лица Элис, и, несмотря на синяки и ссадины, она практически не чувствовала боли. Наверное, примерно так же Фред проверял спины молодых лошадей на предмет смещения позвонков. Он сосредоточенно ощупал скулы Элис и после секундного колебания отвел в сторону прядь белокурых волос.

– Похоже, ничего не сломано, – едва слышно произнес Фред. – Но у меня все равно руки чешутся как следует ему врезать.

Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Одинокая слеза скатилась по щеке у Элис, и она взмолилась в душе, чтобы Фред не заметил.

Он отвернулся. Она услышала, как он, подойдя к столу, загремел ложкой:

– Вот, принес вам томатный суп. Я сам приготовил. С травами и со сметаной. Вы ведь наверняка не захватили с собой еду. И вам не придется… жевать.

– Мало кто из моих знакомых мужчин может похвастаться умением готовить, – всхлипнула Элис.

– Ну да. Жизнь заставила. А не то пришлось бы вечно ходить голодным.

Элис открыла глаза. Фред положил ложку и аккуратно сложенную льняную салфетку возле миски. Перед мысленным взором Элис внезапно возник сервированный для вчерашнего ужина стол, но она поспешно отогнала от себя этот образ. Ведь рядом с ней был Фред, а не Ван Клив. К своему удивлению, она обнаружила, что действительно проголодалась.

Пока Элис ела суп, Фред, чтобы ее не смущать, устроился рядом на стуле с томиком стихов в руках.

В результате Элис съела практически весь суп, морщась всякий раз, когда приходилось открывать рот, и щупая языком шатающиеся зубы. Она ела молча, говорить не хотелось. Ее вдруг пронзило острое чувство унижения. Синяки на лице будто стали свидетельством того, что она провалилась по всем статьям. Элис поймала себя на том, что мысленно проигрывает события вчерашнего вечера. Может, ей следовало сохранять спокойствие? Может, ей следовало со всем согласиться? Ну и чего бы она добилась? Элементарно превратилась бы в одну из этих проклятых кукол.

Голос Фреда прервал ход ее мыслей:

– Когда выяснилось, что моя жена ходит на сторону, то, наверное, каждый второй мужчина отсюда до Хоффмана спрашивал меня, почему я не устроил жене хорошую трепку, а, наоборот, вернул ее домой. – Повернув негнущуюся шею, Элис посмотрела на Фреда, но он сидел, уставившись в книгу, как будто озвучивал напечатанные там слова. – Они говорили, что я должен вправить ей мозги. Но я не смог, даже в приступе гнева, когда понял, что она разбила мне сердце. Если ты бьешь лошадь, то можешь ее сломать. Ты можешь заставить ее подчиниться. Но она никогда этого не забудет. И наверняка никогда не будет любить тебя. Ясно как дважды два. Но если я не стану бить животное, то чего ради я должен бить человека?! – Элис медленно отодвинула миску, а Фред тем временем продолжил: – Селена не была со мной счастлива. Да, я знал. Но мне не хотелось об этом думать. Она оказалась не создана для здешней жизни, с этой грязью, лошадьми и холодом. Она была городской девушкой, а я, возможно, уделял ей слишком мало внимания, ведь после смерти отца мне нужно было наладить бизнес. Наверное, я считал, что она будет похожа на мою маму и сама сможет найти себе занятие по душе. Три года супружеской жизни – и без детей. Я должен был понимать, что первый встречный сладкоречивый коммивояжер легко сумеет вскружить ей голову. Но нет, я ни разу не поднял на жену руку. Даже тогда, когда она собрала чемоданы и буквально по пунктам объясняла, почему я не стал для нее единственным мужчиной. Думаю, после этого половина нашего города теперь тоже считает, что я не настоящий мужчина.

Только не я, хотела сказать Элис, но слова почему-то застряли в горле.

Они сидели молча, каждый наедине со своими мыслями. Наконец Фред встал с места, налил Элис кофе и направился к двери с пустой миской в руках:

– Сегодня я работаю в ближнем загоне с жеребенком Фрэнка Нильсена. Жеребенок еще не слишком устойчивый, и ему нужна ровная поверхность. Если вам что-нибудь понадобится, просто постучите в окно. Договорились? – (Элис не ответила.) – Элис, я буду рядом.

– Благодарю вас, – сказала она.

– Она моя жена. Я имею право с ней поговорить.

– А мне плевать на твои права!..

Фред столкнулся с ним первым. Элис дремала в кресле – она смертельно устала – и проснулась от звука голосов.

– Все нормально, Фред! – крикнула Элис. – Пусть пройдет.

Она отодвинула засов и приоткрыла дверь.

– Ладно, тогда я иду с ним. – Фред вошел следом за Беннеттом.

Секунду-другую мужчины топтались на пороге, отряхивая снег с башмаков и одежды.

Увидев Элис, Беннетт вздрогнул. У нее не хватило мужества посмотреть на себя в зеркало, но выражение лица Беннетта сказало ей все лучше любых слов. Беннетт тяжело вздохнул и растерянно потер затылок:

– Элис, ты должна вернуться домой. Он больше такого не сделает.

– Беннетт, с каких это пор ты стал говорить за своего отца? – спросила Элис.

– Он обещал. Он не хотел так сильно тебя бить.

– Ну разве что совсем чуть-чуть. Отлично, просто отлично, – заметил Фред.

Беннетт бросил быстрый взгляд в его сторону:

– Все были на взводе. Папа просто… Ну, он не привык, чтобы с ним пререкались. Тем более женщина.

– Интересно, и что он сделает в следующий раз, когда Элис откроет рот?

Беннетт повернулся к Фреду, тотчас же встав в боевую стойку:

– Эй, Гислер, ты нарываешься! Насколько я понимаю, это вообще не твое дело.

– Нет, мое. Особенно когда передо мной избитая до полусмерти беззащитная женщина.

– А ты у нас теперь эксперт по обращению с женами, а? Судя по тому, что случилось с твоей собственной…

– Довольно! – Элис медленно встала с кресла – у нее начала болезненно пульсировать голова – и повернулась к Фреду. – Фред, вы не оставите нас на секунду? Пожалуйста.

Фред перевел взгляд с Элис на Беннетта и обратно.

– Я подожду снаружи, – пробормотал он.

Пока за Фредом не закрылась дверь, Элис с Беннеттом стояли, угрюмо потупившись. Элис первая подняла глаза на человека, за которого вышла замуж чуть более года назад. И, как она сейчас поняла, их союз отнюдь не был для нее слиянием родственных душ, а всего-навсего поиском пожарного выхода. Ведь что, в сущности, они друг о друге знали? Они оба были так или иначе загнаны в угол людьми, возлагавшими на них слишком большие ожидания, а брак с иностранцем давал надежду вырваться в другой – непохожий – мир из замкнутого круга привычной жизни. Но со временем именно непохожесть Элис стала отталкивать от нее Беннетта.

– Ты ведь вернешься домой? – спросил он.

И никаких тебе: «Мы все уладим, все обсудим. Я люблю тебя и так волновался, что всю ночь не спал».

– Элис?!

И никаких тебе: «Мы переедем и будем жить отдельно. Начнем сначала. Элис, мне плохо без тебя».

– Нет, Беннетт, я к тебе не вернусь.

Похоже, он не поверил своим ушам:

– Что ты имеешь в виду?

– Я к тебе не вернусь.

– Ну… И куда же ты пойдешь?

– Еще не знаю.

– Но ты не можешь вот так взять и уйти. У нас так не принято.

– И кто это сказал? Беннетт… ты меня не любишь. А я не могу… Я не могу быть тебе такой женой, какую ты хочешь. Тебе нужна другая. Мы оба ужасно несчастны, и нет никакой надежды, будто… что-нибудь изменится к лучшему. Итак, нет. Мне нет смысла возвращаться домой.

– Это все дурное влияние Марджери О’Хара. Папа был прав. Эта женщина…

– Ой, я тебя умоляю! У меня есть своя голова на плечах.

– Но ведь мы женаты.

Элис выпрямилась:

– Я не вернусь в ваш дом. И даже если вы со своим папашей силком затащите меня назад, я все равно уйду.

Беннетт растерянно потер затылок. Потом покачал головой и повернулся вполоборота к Элис:

– Ты же знаешь, он ни за что на это не пойдет.

– Ну да, он на это не пойдет!

Элис внимательно посмотрела на мужа – в нем явно шла тяжелая внутренняя борьба, – и на нее вдруг нахлынула всепоглощающая печаль. Все было кончено. Но внезапно она увидела на лице мужа еще одно чувство, которое, как она надеялась, он тоже сумеет распознать. Облегчение.

– Элис? – окликнул ее Беннетт.

И снова возникла эта безумная надежда, неугомонная, как майский жук, что даже сейчас, когда уже сказано последнее прости, он сожмет ее в объятиях, поклянется, что не может жить без нее, что все это было идиотской ошибкой, что они теперь всегда будут вместе, как он и обещал. Ведь в сердце Элис жила неистребимая вера, что в любой истории любви имеются скрытые возможности для счастливого конца.

Она покачала головой.

И он, ни слова не говоря, ушел.

Рождество прошло очень тихо. Марджери никогда традиционно не праздновала Рождество, поскольку с этим праздником у нее не было связано ни одного светлого воспоминания, однако Свен настоял на том, чтобы купить небольшую индейку, которую он начинил и приготовил в духовке, а еще он испек печенье с корицей по шведскому рецепту своей матери. У Марджери, конечно, было много талантов, качая головой, говорил Свен, но если бы он доверил ей готовку, то стал бы толщиной с ручку от метлы.

Они пригласили Фреда, что заставило Элис смутиться, и каждый раз, когда, сидя за столом, он украдкой смотрел на нее, она, словно сговорившись, поднимала на него глаза и при этом отчаянно краснела. Фред принес с собой шотландский кекс «Данди», сделанный по рецепту его матери, и бутылку французского красного вина, сохранившегося в погребе со времен его отца. Они выпили вино и даже похвалили его, хотя мужчины потом единодушно сошлись на том, что нет ничего лучше холодного пива. Они не пели рождественских гимнов, не играли в игры, однако было нечто успокаивающее в дружной компании этих четырех людей, которые испытывали теплые чувства друг к другу и были просто благодарны получить один-два выходных дня.

С учетом того, что произошло раньше, Элис весь день боялась услышать стук в дверь, за которым последовало бы неминуемое столкновение. Мистер Ван Клив привык оставлять за собой последнее слово, а Рождество, как никакой другой праздник, способствует употреблению горячительных напитков, от которых вскипает кровь. И действительно, в дверь постучали, правда, вопреки ожиданиям Элис, незваным гостем оказался совсем другой человек. Она проворно соскочила со стула и выглянула в окно, отвоевав жизненное пространство у яростно лающего Блуи, но вместо мистера Ван Клива увидела Энни, как всегда крайне недовольную, что, учитывая праздничные дни, было вполне объяснимо.

– Мистер Ван Клив просил передать вам это, – сердито выплюнула Энни, сунув Элис в руки конверт.

Элис попыталась удержать Блуи, который, наконец вырвавшись на свободу, кинулся приветствовать гостью. Самая никчемная на свете сторожевая собака, ласково говорила Марджери, шума много, а толку мало. Последыш в помете. Вечно готов дать понять, как он счастлив, что остался в живых.

И пока Элис забирала письмо, Энни не сводила с Блуи настороженных глаз.

– А еще он просил передать, что желает вам счастливого Рождества.

– Неужели так трудно было оторвать задницу от стула, чтобы сказать все это самому? – крикнул с порога Свен, за что Энни наградила его злобным взглядом, а Марджери тихо отругала.

– Энни, может, перекусишь чего-нибудь на дорожку? – спросила Марджери. – День сегодня холодный, а мы будем рады разделить с тобой праздничный ужин.

– Спасибо. Но мне нужно вернуться домой. – Энни, казалось, было неприятно стоять рядом с Элис, словно, находясь поблизости, она могла заразиться от нее склонностью к девиантному сексуальному поведению.

– Ну ладно, спасибо, что проделала такой длинный путь, – произнесла Элис.

Энни посмотрела на нее с подозрением, явно опасаясь стать предметом насмешек. После чего повернулась и принялась торопливо спускаться с холма.

Закрыв дверь, Элис отпустила собаку, которая сразу же принялась лаять в окно, напрочь забыв, кому только что виляла хвостом, и уставилась на конверт.

– Что там у тебя такое? – садясь за стол, поинтересовалась Марджери.

Доставая из конверта затейливо украшенную блестками и бантиками открытку, Элис перехватила взгляд, которым Марджери обменялась с Фредом.

– Он наверняка попытается ее вернуть, – откинувшись на спинку стула, произнес Свен. – Ужасно романтично. Беннетт старается произвести на жену впечатление.

Но открытка была отнюдь не от Беннетта. Элис прочла, что там было написано:

Пока Элис изучала открытку, из конверта на стол выпала пятидесятидолларовая бумажка. Элис уставилась на банкноту.

– Это то, что я думаю? – наклонившись вперед, спросил Свен.

– Он хочет, чтобы я отправилась в город купить себе красивое платье. А потом вернулась домой. – Элис положила открытку на стол.

В комнате повисло напряженное молчание.

– Ты туда не вернешься! – заявила Марджери.

– Я бы не вернулась, заплати он хоть тысячу долларов! – Элис вскинула голову, тяжело сглотнула и спрятала деньги обратно в конверт. – Но так или иначе, постараюсь найти себе другое жилье. Не хочу путаться у тебя под ногами.

– Ты что, издеваешься? Ты можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь. Элис, ты мне нисколько не мешаешь. Ну а кроме того, Блуи к тебе привязался, и мне теперь не приходится с ним соперничать за внимание Свена. – Марджери единственная из всех заметила, что Фред облегченно вздохнул. – Ну ладно, вопрос закрыт. Элис остается у меня. Почему бы нам не убрать со стола? Нам еще нужно попробовать коричное печенье Свена. А если оно вдруг окажется несъедобным, то можно будет с его помощью попрактиковаться в меткости.

Мистер Ван Клив швырнул письмо на письменный стол. Беннетт бросил со своего места испуганный взгляд на отца и сразу же обмяк, словно угадал содержание письма.

– Ну все. – Мистер Ван Клив скатал письмо в шарик. – Эта девица О’Хара пересекла черту.

Десять дней спустя в городе появились листовки. Первую обнаружила Иззи. Листовку несло ветром по дороге возле школы. Иззи слезла с лошади, подобрала листовку и стряхнула с нее снег, чтобы можно было прочесть.

– Нравственная чистота. И это говорит человек, разбивший девушке лицо об обеденный стол! – покачала головой Марджери.

– Ну и что будем делать?

– Думаю, пойдем на собрание. Мы ведь как-никак тоже добропорядочные граждане. – Марджери казалась абсолютно безмятежной, но Элис заметила, как та нервно смяла листовку, а на шее надулись жилы. – И я не позволю этому старому…

Дверь внезапно распахнулась. В библиотеку ворвался запыхавшийся Брин:

– Мисс О’Хара! Мисс О’Хара! Бет поскользнулась на льду и сломала руку.

Они выскочили вслед за мальчиком из библиотеки и помчались по заснеженной дороге, где увидели громоздкую фигуру Дэна Микинса, местного кузнеца, который нес, прижимая к груди, бледную как полотно Бет. Она держалась за сломанную руку, под глазами залегли темные тени, словно Бет не спала уже целую неделю.

– Лошадь упала, поскользнувшись на льду за гравийным карьером, – объяснил Дэн Микинс. – Лошадь я осмотрел. Она в порядке. Похоже, весь удар пришелся на руку.

Марджери подошла поближе взглянуть, что там такое, и у нее упало сердце. Рука Бет распухла и чуть выше запястья стала темно-красной.

– Чего вы все так раскудахтались?! – пробормотала Бет сквозь стиснутые зубы.

– Элис, срочно приведи Фреда. Нужно отвезти ее к доктору в Чок-Ридж.

Час спустя все трое стояли в маленькой смотровой доктора Гарнетта, который уже поместил сломанную руку между двумя шинами и, тихо насвистывая, принялся за перевязку. Бет сидела с закрытыми глазами и, закусив губу, стоически терпела боль.

– Я ведь смогу ездить верхом, да? – поинтересовалась Бет, когда доктор закончил и бережно положил сломанную руку на перекинутую через шею перевязь.

– Категорически нет, юная леди. Вы должны как минимум шесть недель беречь руку. Нельзя ездить верхом, поднимать тяжести и ударяться рукой о разные поверхности.

– Но я должна ездить верхом. Как, по-вашему, я буду развозить книги?

– Доктор, уж не знаю, слышали ли вы о нашей маленькой библиотеке… – начала Марджери.

– О, мы все наслышаны о вашей библиотеке. – Доктор сухо улыбнулся. – Мисс Пинкер, у вас перелом без смещения, и я уверен, что рука будет хорошо заживать. Но не знаю, как вам еще объяснить, что сейчас самое главное – избегать дальнейших травм. Если туда попадет инфекция, то дело может закончиться ампутацией.

– Ампутацией?!

Элис вдруг почувствовала приступ панического страха, смешанного с отвращением. У Бет от ужаса расширились глаза, вся ее бравада мигом испарилась.

– Бет, мы справимся, – заявила Марджери с уверенностью, которой явно не ощущала. – А сейчас ты должна слушаться доктора.

Фред ехал на максимальной скорости, но к тому моменту, как они прибыли на место, собрание продолжалось уже полчаса. Элис с Марджери тихонько пробрались в дальний угол зала собраний. Элис надвинула шляпу низко на лоб и зачесала на лицо волосы, чтобы по возможности скрыть синяки. Фред, словно телохранитель, шел сейчас, впрочем, как и весь сегодняшний день, следом за ней. Дверь за ними бесшумно закрылась. Но поскольку мистер Ван Клив дошел до кульминационного момента своей пламенной речи, никто даже не оглянулся посмотреть на вновь пришедших.

– Не поймите меня превратно. Я всей душой за книги и образование. Присутствующий здесь мой сын Беннетт, если вы помните, был в школе отличником. Однако книги делятся на хорошие и те, которые сеют вредные идеи, распространяют лживые и порочные мысли. Книги, способные без должного контроля вызвать определенные противоречия в обществе. Боюсь, мы оказались достаточно небрежны, тем самым невольно способствовав свободному распространению подобных книг в нашем обществе. Мы не проявили должной бдительности, чтобы защитить юные и неокрепшие умы от их пагубного влияния.

Марджери обвела глазами затылки собравшихся, пытаясь понять, кто внимательно слушает, а кто просто клюет носом. Хотя со спины было трудно сказать.

Мистер Ван Клив, сокрушенно качая головой, прошел перед первым рядом стульев, словно информация, которой он собирался поделиться, удручала его самого.

– Иногда, соседи, мои дорогие соседи, мне кажется, что единственная книга, которую нам действительно стоит читать, – это Библия. Разве там не содержится истинное учение, которое мы должны знать?

– Итак, Джефф, что ты предлагаешь?

– Ну разве это не очевидно? Мы должны положить этому конец.

Присутствующие на собрании начали торопливо переглядываться, одни – испуганно и озабоченно, другие – с явным одобрением.

– Должен признать, что при всем том библиотекарями была проведена и весьма полезная работа. Я имею в виду распространение кулинарных рецептов и обучение детей чтению. За что хочется сказать отдельное спасибо миссис Брейди. Но хорошенького понемножку. Мы должны вернуть себе контроль за нашим городом. И начнем с того, что закроем эту так называемую библиотеку. При первой же возможности я поставлю данный вопрос перед губернатором, и уверен, что он, как и большинство присутствующих здесь добропорядочных граждан, меня поддержит.

Толпа рассосалась через полчаса. Люди, с непроницаемыми лицами, непривычно притихшие, шушукались и бросали осторожные взгляды на женщин, стоявших сзади. Мистер Ван Клив шел, увлеченно беседуя с пастором Макинтошем, и то ли не заметил их, то ли демонстративно проигнорировал.

Однако миссис Брейди их увидела. Миссис Брейди, по-прежнему в теплой уличной меховой шапке, обвела глазами толпу и, обнаружив Марджери, знаком велела подойти к маленькой сцене:

– Это правда? Я о книжке «Любовь в браке».

Марджери выдержала ее взгляд:

– Да.

Миссис Брейди едва слышно ахнула:

– Марджери О’Хара, ты понимаешь, что натворила?

– Миссис Брейди, это просто факты. Факты, помогающие женщинам контролировать собственное тело и собственную жизнь. Там нет ничего греховного. Черт, даже наш федеральный окружной суд одобрил эту книжку!

– Федеральные суды! – фыркнула миссис Брейди. – Ты не хуже моего знаешь, где мы, а где они и что местным людям глубоко наплевать на их решения. Знаешь, что наш медвежий угол глубоко консервативен, особенно когда речь идет о вопросах плоти. – Она скрестила руки на груди, и ее внезапно прорвало. – Проклятье, Марджери! Я поверила, что ты не будешь будировать публику! Тебе ведь известно, как уязвим наш проект. А теперь весь город только и говорит о том, что ты распространяешь сомнительные материалы. А этот старый дурак мутит воду, чтобы добиться своего и прикрыть нашу лавочку.

– Моя единственная вина состоит в том, что я называю вещи своими именами.

– Ну, если бы ты была немного мудрее, то поняла бы, что для достижения цели иногда нужно быть чуть политичнее. А сделав то, что ты сделала, ты дала ему в руки оружие, на которое он так рассчитывал.

Марджери неловко переминалась с ноги на ногу:

– Ой, да бросьте, миссис Брейди! Кто обращает внимание на мистера Ван Клива?

– Ты так думаешь?! А вот отец Иззи, например, твердо сказал «нет».

– Что?

– Сегодня вечером мистер Брейди настоял на том, чтобы Иззи перестала участвовать в нашем проекте.

У Марджери отвисла челюсть.

– Вы шутите?

– Определенно нет. Деятельность нашей библиотеки зависит от доброй воли местных жителей. И зиждется на понятии общественного блага. Но своими действиями ты вносишь разброд и шатания, и мистер Брейди не хочет, чтобы его единственный ребенок имел к этому хоть какое-то отношение. – Миссис Брейди схватилась за голову. – Господи! Миссис Нофсьер явно не обрадуется, когда обо всем узнает. Нет, совсем не обрадуется.

– Но… Бет Пинкер только что сломала руку. Мы уже… лишились одного библиотекаря.

– Что ж, раньше нужно было думать. Прежде чем заваривать всю эту кашу с распространением… радикальной литературы.

И тут миссис Брейди, заметив лицо Элис, растерянно заморгала, нахмурилась, покачала головой, словно эти синяки свидетельствовали о том, что в Конной библиотеке действительно творится черт знает что, и выплыла из зала. Иззи, которую мать тянула к дверям за рукав, бросала на подруг отчаянные взгляды.

– Ну все, это конец.

Марджери с Элис стояли на крыльце опустевшего зала собраний, провожая глазами отъезжающие повозки. Впервые за все это время Марджери выглядела по-настоящему растерянной. Она бросила на землю и растерла каблуком смятую листовку, которую по-прежнему сжимала в кулаке.

– Завтра я сяду на лошадь. – Губы у Элис были по-прежнему распухшими, да и говорила она словно через подушку.

– Ты не можешь. Ты напугаешь лошадь, не говоря уже о тех, кому будешь доставлять книги. – Марджери потерла глаза и сделала глубокий вдох. – Я возьму дополнительные маршруты. Правда, навалило столько снега, что мы и так выбиваемся из графика.

– Он хочет нас уничтожить, да? – вяло спросила Элис.

– Да, хочет.

– Это моя вина. Я сказала ему, куда он может засунуть свои пятьдесят долларов. Он так разозлился, что готов на любую пакость, лишь бы наказать меня.

– Элис, если бы ты не сказала, куда ему засунуть пятьдесят долларов, то это сделала бы я, причем очень доходчиво. Ван Клив из тех мужиков, которые женщин вообще за людей не считают. Ты не можешь себя винить за то, что нагрубила такому человеку, как он.

– Может, рука Бет заживет быстрее, чем говорит доктор, – неуверенно произнесла Элис и, поймав косой взгляд Марджери, поспешно добавила, скорее, чтобы убедить себя: – Ты что-нибудь придумаешь. Я в тебя верю.

– Ладно. Пора возвращаться, – устало вздохнула Марджери.

Элис поплотнее запахнула куртку, которую ей одолжила Марджери, и задумалась, согласится ли Фред съездить с ней за вещами. Она боялась ехать в дом тестя одной.

Неожиданно они услышали женский голос:

– Мисс О’Хара? – Из-за угла дома собраний появилась Кэтлин Блай с керосиновой лампой в одной руке и поводьями в другой. – Миссис Ван Клив…

– Привет, Кэтлин. Как поживаешь?

– Я была на собрании. – При резком свете лампы лицо Кэтлин казалось еще более измученным. – И слышала, что этот человек о вас говорил.

– Ну, у каждого в нашем городе есть свое мнение. Но совершенно не обязательно верить всему, что…

– Я буду развозить книги. – (Марджери наклонила голову, явно не веря своим ушам.) – Я буду развозить книги. Я слышала, что ты говорила миссис Брейди. Мама Гарретта посидит с моими детьми. А я буду развозить книги. Пока у вашей напарницы не заживет рука. – Не получив ответа, Кэтлин добавила: – Я знаю дорогу к каждому дому на двадцать миль вокруг. А верхом я езжу не хуже других. Ваша библиотека помогла мне жить дальше, и я не позволю какому-то старому дураку ее закрыть. – (Элис и Марджери переглянулись.) – Итак, во сколько завтра приходить?

Впервые за все время их знакомства Элис увидела, что Марджери реально потеряла дар речи. Наконец она, запинаясь, сказала:

– Чуть после пяти будет нормально. Нам предстоит покрыть большую территорию. Но если для тебя это слишком рано из-за детей, то…

– Пять утра вполне нормально. И у меня есть своя лошадь. – Она гордо вздернула подбородок. – Лошадь Гарретта.

– Тогда я тебе премного обязана.

Кэтлин кивнула обеим женщинам, затем оседлала крупную вороную лошадь, развернулась и растворилась в темноте.

Уже после, оглядываясь назад, Элис будет вспоминать тот январь как самый черный месяц. И дело не только в том, что дни стали короче, а на улице стоял собачий холод, и не в том, что им приходилось ехать верхом в кромешной тьме, с поднятыми воротниками, закутавшись в многочисленные одежки, делающие тело неповоротливым. Семьи, которых они навещали, как правило, и сами казались посиневшими от холода – дети и старики, с мучительным кашлем, со слезящимися глазами, лежали, прижавшись друг к другу, в кровати или теснились возле догорающего очага и тем не менее с нетерпением ждали новых книг, которые дарили надежду и позволяли забыть о невзгодах и горестях. Доставлять книги стало бесконечно труднее: дороги были часто непроходимыми, лошади вязли в глубоком снегу или скользили по льду на крутых тропах, так что Элис, преследуемая воспоминаниями о красной распухшей руке Бет, нередко слезала на землю и шла пешком.

Верная своему слову, Кэтлин четыре раза в неделю приезжала на вороной лошади своего покойного мужа к пяти утра, забирала две сумки с книгами и, ни слова не говоря, уезжала в горы. Кэтлин не нужно было перепроверять маршруты, а семьи, которым она привозила книги, встречали ее с распростертыми объятиями и с должным уважением. Элис заметила, что работа конным библиотекарем пошла Кэтлин на пользу, несмотря на тяжелые условия и необходимость оставлять детей на свекровь. За несколько недель она полностью изменилась: теперь от нее веяло если не счастьем, то тихим довольством жизнью, и даже те семьи, на которых подействовали филиппики мистера Ван Клива о пагубном влиянии книг, не отказались от них, поддавшись настоятельным заверениям Кэтлин, что библиотека – очень хорошая вещь и у них с Гарреттом были веские причины в это верить.

И тем не менее библиотекарям приходилось очень нелегко. Примерно четверть живущих в горах семей перестали пользоваться услугами библиотеки, впрочем, так же, как и многие горожане, и маховик слухов раскрутился до такой степени, что некоторые, раньше встречавшие библиотекарей с открытой душой, теперь смотрели на них с подозрением.

Время от времени им приходилось терпеть брань и даже оскорбления от своих подопечных. Девушки старались не проезжать мимо пивных заведений на Мейн-стрит, поскольку мужчины кричали вслед непристойности или бежали за ними по улице, изображая то, что, по их мнению, содержалось в материалах для чтения. Девушкам очень не хватало Иззи, ее песен, ее юношеского, подчас нелепого энтузиазма, и, хотя об этом не говорилось вслух, с уходом миссис Брейди они словно лишились станового хребта. Бет пару раз заходила в библиотеку, но, так как она явно пала духом, все, и она в том числе, нашли, что ей лучше пока здесь не появляться. Поскольку Софии теперь приходилось записывать в гроссбух намного меньше книг, освободившееся время она тратила на то, чтобы мастерить из вырезок самодельные журналы.

– Все течет, все меняется, – говорила она Элис и Марджери. – Главное – верить.

Элис набралась храбрости и отправилась в дом мистера Ван Клива, взяв в качестве группы поддержки Марджери и Фреда. Мистера Ван Клива, слава богу, не оказалось дома. Энни молча вручила Элис два аккуратно упакованных кофра, демонстративно громко закрыв за ней дверь. Однако, вернувшись в хижину Марджери, несмотря на все уверения, что Элис может оставаться у нее сколько угодно, она почувствовала себя третьей лишней, изгоем в мире, правила которого до сих пор так до конца и не поняла.

Свен Густавссон оказался очень чутким и деликатным человеком, который ни словом, ни намеком не показывал Элис, что она может быть в тягость: у него всегда находилось время, чтобы спросить, как у нее дела, как там ее родители в Англии, как она провела день, словно она была желанным гостем, которого он всегда рад видеть, а не потерянной душой, занимающей тесное жизненное пространство.

Он рассказал Элис, что в действительности происходит на шахтах Ван Клива: жестокость, власть штрейкбрехеров, невыносимые условия труда, травмы и прочее, чего непосвященному человеку невозможно было даже представить. Свен всего лишь изложил сухие факты, но Элис вдруг почувствовала глубокий стыд, что своим прежним комфортом в большом доме она была обязана безжалостной эксплуатации горняков.

Элис уходила куда-нибудь в уголок, чтобы почитать книжку из библиотеки Марджери, насчитывавшей сто двадцать две книги, или лежала без сна долгими ночными часами, и ход ее невеселых мыслей нарушали доносившиеся из спальни Марджери звуки, которые повторялись с завидной регулярностью. Необузданный характер этих звуков и сквозящие в них радостные нотки поначалу оставляли в душе Элис чувство неловкости, но уже через неделю начали вызывать любопытство, смешанное с легкой грустью, поскольку отношения Марджери и Свена сильно отличались от того, что она, Элис, успела вынести из своего непродолжительного опыта семейной жизни.

Чаще всего Элис просто потихоньку наблюдала за тем, как Свен ведет себя с Марджери, как с молчаливым одобрением следит за каждым ее движением, как при любой возможности старается до нее дотронуться, нуждаясь в этих прикосновениях, точно в глотке свежего воздуха. Элис восхищало, что Свен неприкрыто гордится своей подругой, обсуждает с ней ее работу и всегда готов прийти на помощь советом или словами поддержки. Свен обнимал Марджери, не мучаясь излишними рефлексиями, шептал ей на ухо интимные вещи и обменивался с ней многозначительными улыбками. И в такие моменты Элис чувствовала мучительную пустоту в душе, зияющую дыру, которая, постоянно увеличиваясь, грозила поглотить ее саму.

Сосредоточься на библиотеке, уговаривала она себя, натягивая стеганое одеяло до подбородка и затыкая уши. Пока существует библиотека, у тебя есть хоть что-то.