– Мы приехали немного позже, – пробормотал Тристан, когда двигатель заглох. Он стащил мешок у меня с головы. – Собрание уже началось. Все, кроме охранников, должны находиться внутри – Он взглянул на меня, его губы растянулись в едва уловимой улыбке, тень Тристана, которого я знал когда-то. Который мог смотреть в лицо безнадежной ситуации и отпускать ехидные шуточки. – Ты готов?

Я сделал короткий вдох.

– Да.

Он обошел вокруг к моей двери, открыл ее и наставил пистолет мне в лицо, взгляд снова стал суровым и холодным.

– Выметайся.

Я повиновался, и он прижал меня к машине, приставив пистолет к спине, проверяя наручники и обыскивая меня еще раз. Я терпел, надеясь, что это является частью обмана, что могут смотреть его товарищи и Тристан просто играет свою роль. Оттащив меня от машины, он слегка подтолкнул меня в сторону большого костела, возвышающегося над деревьями.

– Пошел. Попытаешься сбежать – пристрелю тебя прежде, чем сделаешь три шага. Вперед.

Я зашагал перед Тристаном, пистолет врезался мне между ребер, пока над нами вырастала каменная стена собора, сверкающая огнями на контрасте с полной темнотой. Здание было старым и высоченным, громадина, которая должна была впечатлять и так же сильно устрашать. Два солдата стояли по обеим сторонам от входной двери, в тревожном замешательстве нахмурив брови, пока мы с Тристаном подходили к ним.

– Что за чертовщина? – спросил один, потянувшись рукой к оружию на поясе. – Стой прямо там. Назови себя, солдат.

– Тристан Сент-Энтони, Восточный капитул. – Его голос прозвучал твердо, когда он повернулся лицом к охранникам. – Я прибыл сюда с этим заключенным, чтобы увидеть Патриарха.

– И что с того? – вмешался другой, подняв бровь при взгляде на меня. – С чего ты решил, что можешь войти на собрание, когда Патриарх общается с важнейшими людьми из Ордена, и бросить этого несчастного ублюдка к его ногам? – Хоть в голосе охранника и слышалась насмешка, выражение его лица оставалось суровым. – Если только он не тот твой влюбленный в драконов изменник собственной персоной, не думаю, что ты…

Он замолчал. Наконец действительно рассмотрев меня. Тристан молча ждал, пока солдат осознает происходящее, едва ли не светясь от самодовольства.

– Вот черт, – наконец произнес охранник. – Это же…

– Господа… – Тристан одарил их ледяной улыбкой и подтащил меня ближе на шаг. – Могу я представить вам Гаррета Ксавье Себастьяна, бывшего солдата Ордена Святого Георгия, соратника драконов и наиболее разыскиваемого преступника, которого Орден видел за последние десятилетия. – Я уставился в землю, пока Тристан продолжал с тихим ликованием в голосе. – Мой бывший товарищ решил, что устал скрываться в бегах, и лично сдался мне в надежде, что Орден, возможно, будет к нему милосерден. Я решил, Патриарх хотел бы знать, что Себастьян наконец-то пойман. Но… – Тристан оттащил меня теперь уже назад. – Если вы считаете, что тот слишком занят…

– Нет. – Охранники подняли свое оружие, словно боясь, что мы оба попытаемся удрать. – Патриарх захочет увидеть предателя, – сказал первый, глядя на меня глазами, полными черной ненависти. – Он захочет посмотреть ему в глаза и лично вынести приговор. Захочет узнать, что это за человек, предавший своих братьев ради бездушных ящериц. – Отступая назад, он жестом указал нам на вход. – Проходите. Себастьян предстанет перед Патриархом и всем Орденом Святого Георгия. Мы лично сопроводим вас туда.

Я выдохнул. Что ж, двери мы миновали. То есть прошли мимо охранников. Я не был уверен, хорошее ли это достижение или плохое, но через несколько минут все станет не важно. Я мог слышать мощный баритон Патриарха, когда мы входили в собор – под его бескрайние своды, возвышающиеся на пятнадцать метров над головой. Сверху на нас смотрели изображения святых с окон с разноцветными витражными стеклами. Пока мы шагали через центральный проход, Тристан крепкой хваткой держал меня за руку. По обеим сторонам скамейки были заполнены офицерами и солдатами в униформе, их внимание было приковано к мужчине в передней части зала. Но когда мы проходили мимо них, за нашими спинами начали раздаваться перешептывания, нарастая и становясь громче, пока не слились в один низкий непрерывный рокот позади. Я слышал свое имя, и слово предатель сорвалось с нескольких губ, чувствовал, как возмущение, недоумение и ярость нарастают, подобно буре, и продолжал смотреть строго перед собой. На мужчину, стоящего за церковной кафедрой.

Он замолчал и наблюдал, как мы приближаемся, нахмурив брови, очевидно размышляя, в чем тут дело. Кто смеет прерывать его посередине выступления?

А потом наши глаза встретились, и я уловил момент осознания, когда он точно понял, кто я такой.

«Тристан, – мрачно подумал я, кода он втащил меня к подножию постамента. – Если бы я сказал что-то сейчас, мой голос не имел бы никакого веса. Я заключенный, бросающийся сумасбродными обвинениями ради спасения собственной жизни, и меня заткнут или вышвырнут безо всяких раздумий. Если ты собираешься освободить меня, сейчас самое время».

– Гаррет Ксавье Себастьян. – Когда Патриарх заговорил, все присутствующие погрузились в тишину. Он вышел из-за трибуны, – Пришел к нам прямиком от демонов. Наш блудный сын вернулся домой.

Все молчали. Голос Патриарха обладал гипнотизирующим эффектом, как змея гипнотизирует жертву взглядом. Остановившись на верхней ступеньке, он с секунду рассматривал меня, а затем растянул губы в мягкой и снисходительной улыбке, решив, что победил.

Возможно, так оно и было.

Патриарх сделал шаг вперед, встав на краю платформы, и перевел оценивающий взгляд с меня на моего бывшего напарника.

– Твое имя, солдат? – негромко спросил он.

– Тристан Сент-Энтони, сэр.

– Должны ли мы благодарить тебя за поимку предателя?

– Мой бывший напарник сам сдался, сэр. – Голос Тристана не дрогнул, хотя он крепче сжал мою руку. – Моей обязанностью было доставить его сюда и предоставить на ваш суд.

– И ты превосходно выполнил свой долг. Я никогда не забуду эту услугу, солдат. – Патриарх кивнул Тристану, затем снова сосредоточил свое внимание на мне. – Скажи мне, Себастьян, – продолжил он, возвышаясь надо мной с безмятежной улыбкой. – Ты осознал свою ошибку? Заглянул в сердце врага и увидел смотрящее на тебя в ответ зло? Ты пришел исповедоваться, молить о прощении, поскольку предал не только своих братьев, но и каждого брата, которые приходили прежде и умерли за наше дело? – Он склонился вперед, голос звучал ласково, но повелительно. – Покайся, Себастьян. Сознайся в своих преступлениях, и я буду милосерден. Перед братством, перед людьми, которых ты предал, отрекись от дьявольских ящериц, позволь сознанию очиститься, прежде чем мы вынесем тебе последний вердикт.

Я встретился с ним взглядом.

– Мой разум чист, – пробормотал я голосом, слышным ему одному. – Мне известна моя сторона, и я никогда не лгал насчет этого. Из нас двоих чьи преступления тяжелее?

Его лицо смертельно побледнело. Челюсть сжалась, глаза стали пустыми, и на мгновение я подумал, что он, возможно, сейчас убьет меня. Выхватит пистолет у охранника и пустит мне пулю прямо в сердце. Но затем он моргнул, и его лицо снова разгладилось, выражение стало спокойным, как будто маска вернулась наместо.

– Нет, – сказал он, отходя назад. – Нет, ты пришел не молить о пощаде. В твоих глазах нет стыда, нет сожаления, лишь презрение. Да будет так. – Он выпрямился, не замечая меня, и повысил голос, обращаясь к собравшимся. – Душа предателя развращена демонами, – заявил Патриарх. – Он отказывается искупать вину перед своим братством и не повинуется Богу и людям. Он богохульник, прислужник Змия и не раскается в своих злодеяниях.

Что-то холодное скользнуло между запястьями: тонкое лезвие ножа, и мои ноги едва не подкосились от облегчения.

– Гаррет Ксавье Себастьян, – продолжил Патриарх, теперь обращаясь ко всем нам. – Мне больно так поступать. Знать, что ты по собственной воле повернулся спиной к Ордену Святого Георгия и всему, чему мы тебя учили. Осознавать, что ты продался дьяволу и что мы не можем спасти тебя от ожидающих вечных мук. Ты будешь казнен перед всем Орденом за свои преступления против него. Я молюсь, чтобы, когда ты сегодня ночью предстанешь перед Богом, он проявил милосердие к твоей душе. – Он повернулся, тяжело ступая, и направился назад к кафедре. – Уведите его.

Путы, связывающие мои руки, разорвались. Я сделал вдох, произнося безмолвную благодарность своему бывшему напарнику, и шагнул вперед, повысив голос, так что эхо разнеслось по всему залу.

– Прежде, чем вы это сделаете, – объявил я, и Патриарх развернулся кругом, широко распахнув глаза, когда увидел меня, освобожденного, – и раз мы заговорили о покаянии, возможно, есть нечто, что вам следует объяснить всему остальному собранию, сэр. – Я запустил руку в пиджак и достал конверт, держа его высоко, как факел. – Возможно, вам стоит объяснить свое сотрудничество с «Когтем» и драконами за последние полтора года.

Тут же развернулся кромешный ад. Позади меня помещение взорвалось какофонией звуков и возмущения. Мужчины вскочили на ноги, крича, требуя моей крови, настаивая на ответах. Один из охранников, сопровождавший нас и шедший за мной, поднял пистолет. Но Тристан молча встал между нами, с предостережением глядя тому в глаза, и мужчина замешкался, не понимая, как ему действовать дальше.

Все это время Патриарх не двигался, просто уставился на меня, выражение его лица было спокойным. Наконец, он поднял руку, и шум постепенно улегся.

– Они сейчас пребывают в весьма отчаянном состоянии, не так ли? – заключил он, покачав головой, словно все происходящее не лежало за гранью нелепости. Это драконы надоумили тебя, солдат? Послать одного из наших людей, чтобы внедриться в Орден и разрушить его изнутри? Им стоило бы уяснить: мы слишком сильны для подобного обмана. Орден Святого Георгия никогда не поведется на уловки драконов.

– Это могло быть правдой, сэр, – ответил я, – если бы не тот факт, что у меня есть доказательства вашей измены прямо здесь. – Повернувшись к нему спиной, я взглянул на разъяренную комнату, поднимая конверт. – Доказательства вовлеченности Патриарха! – выкрикнул я, когда помещение снова начало взрываться. – Банковские выписки, фотографии секретных встреч, записи разговоров Ричарда Армитажа с агентом «Когтя». Патриарх принимал деньги от организации больше года!

– Застрелить предателя! – раздался голос издалека, кричащего человека невозможно было увидеть из-за хаоса. Я задержал дыхание, ожидая выстрела, который положит конец этой тираде и моей жизни. Но совершенно неожиданно Тристан шагнул вперед, становясь между мной и толпою, уже начинающей надвигаться.

– Он говорит правду! – закричал он, заставляя первый ряд остановиться на мгновение. – Я видел все своими собственными глазами! Это не ложь! Сведения подлинные. – Он запнулся, делая вдох, словно не мог поверить в то, что говорит. – Себастьян говорит правду, – наконец, произнес он, задыхаясь. – Патриарх… работает с «Когтем».

– Стойте.

Ряды разомкнулись, и лейтенант Габриэль Мартин выступил вперед, его лицо выглядело мрачным, когда он взглянул на нас.

– Я знаю этих парней, – обратился он к толпе, его решительность приковала всех к месту. – Сент-Энтони, один из моих ребят, и Себастьян был когда-то. Он является… или правильнее сказать, являлся… одним из лучших солдат, которых мне когда-либо доводилось видеть. И ни один из них не склонен к преувеличению или фантазированию. Себастьян изменник, и мне ненавистно то, в кого он превратился. – Я ощутил почти физический толчок от слов лейтенанта, у меня внутри все свело от боли, когда Мартин посмотрел на меня, черные глаза горели презрением.

Но, – продолжил лейтенант, не сводя с меня взгляда, – кем Себастьян точно не является, так это лжецом. Даже в таких неприятных ситуациях, как сейчас.

– Лейтенант, – сказал Патриарх, его голос был полон тихой угрозы. – Вы говорите, что скорее поверили бы изменнику и перебежчику к драконам, а не своему собственному Патриарху? Этому парню, который обманул всех нас, который помогал нашим врагам, безжалостно убивая и уничтожая наших людей?

– Нет, Патриарх, – ответил Мартин, склонив голову. – Но меня волнует правда. В какой бы форме она ко мне ни поступила. Учитывая характер этих утверждений, мы обязаны выслушать обе стороны. Если он лжет, я лично пущу в него пулю. И приму любое, выбранное вами наказание, какое бы ни последовало за моими сомнения. – Он стиснул зубы, когда повернулся, меряя меня взглядом. – Серьезные обвинения, солдат, – сказал он, с предостережением и угрозой. – Готов ли ты доказать их, осознавая последствия в случае провала?

– Да, сэр.

Он протянул мозолистую, покрытую ожогами руку, и я без колебаний отдал ему конверт. Резкий звук рвущейся бумаги раздался подобно выстрелу в загробной тишине комнаты. Мы с Тристаном отступили назад, когда несколько офицеров сгрудились рядом с Мартином, заглядывая ему через плечо, пока тот доставал содержимое конверта. Теперь происходящее было не в моих руках. Я уже сделал все, что мог. Сейчас решать судьбу своего Патриарха предстояло самому Ордену.

Я взглянул на мужчину перед кафедрой. Он стоял неподвижно, сложив руки перед собой, наблюдая за копающимися в документах и перешептывающимися между собой людьми. Выражение его лица оставалось спокойным, даже немного веселым. Он не выглядел ни капли встревоженным, и у меня внутри все тревожно завертелось. Что, если я был не прав? Вдруг упустил что-нибудь, неправильно понял разговор между Патриархом и агентом «Когтя»? Что, если Патриарх был тем, кто управляет организацией, и я только что совершил огромную ошибку, разоблачив его?

«Нет, – сказал себе я. – Ты знаешь, что видел. Патриарх мастерски склоняет людей на свою сторону. Веди он себя сейчас виновато, и вопросов бы не возникло. Каждый узнает, что он совершил».

На долю секунды взгляд Патриарха метнулся ко мне, тяжелый и полный ненависти. Вокруг Мартина гул перешептываний начал нарастать, становясь громче и яростнее с каждой перевернутой страницей, с каждой передаваемой из рук в руки фотографией. Наконец, гул голосов стих, сменившись потрясением и гневным ожиданием.

– Патриарх. – Вперед выступил мужчина, которого я не знал. Он был старше Мартина, старше Патриарха, с остриженными седыми волосами и повязкой на глазу. Его скрипучий голос прозвучал властно, и остальные мужчины замолчали, когда он заговорил. – Тебя обвинили в сговоре с «Когтем» против Ордена Святого Георгия, и представленные доказательства весьма существенны. Тебе есть что сказать в свою защиту?

– Я Патриарх, – последовал гордый ответ. – Выбранный духовный отец Ордена Святого Георгия и правая рука Бога. Я не нуждаюсь в защите. Только Он может меня судить. – Он холодным взглядом обвел толпу и снова посмотрел на меня. Его глаза горели ненавистью. – Я обращаюсь к древнему ритуалу – Поединку правосудия, – объявил он, и по залу тут же разнесся ропот. Патриарх повысил голос, чтобы его услышали несмотря на шум. – Перед Господом и людьми я называю Гаррета Ксавье Себастьяна лжецом и предателем. Его доказательства фальсифицированы, ложь придумана Змием, чтобы ослепить нас. В связи с этим и в соответствии с нашими священными традициями я вызываю Гаррета Ксавье Себастьяна на Поединок правосудия. Пусть благословение Господа нашего поддерживает праведных, а кара его пусть падет на проклятых. Призываю высшие силы услышать мою мольбу и наказать того, чья душа развращена. Пусть Бог выберет Своего сторонника. Дадим Ему определить виновного!

У меня по спине пробежали мурашки. Поединок правосудия. Впервые я услышал этот термин в академии, когда Питер Мэттьюс, придя в ярость от мнимого пренебрежения им, бросил подобный вызов. «Поединок правосудия», – заревел он мне, отчего все наблюдающие за нами охнули. Бой, доказывающий раз и навсегда, кто является лучшим. Итог оказался неприятным для обоих из нас, обернувшись строгим выговором от самого директора, который укорял нас, объяснял, что мы не осознаем важность вызова, говорил, что поединок не должен использоваться для удовлетворения глупой гордыни. Этот ритуал взывает к самому Богу, чтобы его наказание обрушилось на виновного, благословило праведных и покарало нечестивых. К подобной просьбе нельзя относиться легкомысленно.

Патриарх победоносно улыбнулся, пока смотрел на меня, понизив голос так, что я едва мог слышать его.

– Кодекс Святого Георгия требует, чтобы такой вызов был принят всеми, – провозгласил он, заручаясь поддержкой своих знаний древних законов и традиций. – Никто теперь не защитит тебя, солдат. Никто не выступит вперед. Нас только трое. Ты, твой Патриарх и Кодекс.

Я поймал суровые взгляды лейтенанта и остальных офицеров и понял, что он прав. Когда вызов брошен, они не могли вмешаться, не нарушив традиций. А правила были тем, за что Орден держался любой ценой.

– Гаррет Ксавье Себастьян, – сказал Мартин, выступив вперед. Его челюсть была напряжена, глаза излучали гнев, но он говорил твердым голосом, и перешептывания вокруг нас снова затихли. – Ты вызван обвиняемым на смертельный бой, чтобы определить вину или невиновность вовлеченных сторон. И можешь как принять, так и отклонить вызов. Но знай, если откажешься, то обозначишь себя виновным в глазах всех присутствующих. Каков твой ответ?

Я стиснул зубы. Меня поймали в ловушку, и Патриарх знал это. Откажусь, и он победил. Все доказательства, которые мы собирали, все наши планы по моему проникновению сюда окажутся напрасными. В глазах Ордена отказ сражаться будет признанием моей вины и подтверждением невиновности Патриарха. Подобное казалось нелогичным, даже абсурдным, но Святой Георгий будет придерживаться традиций, даже если это означает, что порочный человек получит свободу.

Если я соглашусь, то должен буду с ним драться. До смерти. Я не знал, насколько искусным бойцом был Патриарх, но я точно знал, что он подготовленный воин. Прежде, чем стать Патриархом, он был солдатом Ордена, полностью преданным делу. Конечно, сейчас Святой Георгий не подпустит его близко к настоящей войне; он слишком важен, чтобы подвергать его риску, но он тренировался для подобной возможности каждый день, готовый и жаждущий, если когда-либо будет призван послужить Ордену в битве еще раз. По крайней мере, так рассказывали.

Я не хотел с ним драться. Не потому, что боялся: несмотря на его высокое положение и заявления о святости, он был всего лишь человеком. И не имело значения, кем или чем ты являешься – человеком, драконом или праведником; все могут истекать кровью, могут умереть. Но мои руки уже покрыты кровью бывших братьев, и моя совесть не чиста. Если я убью Патриарха, священника, выбранного Богом, лидера Ордена Святого Георгия, то навсегда буду заклеймен.

Но мы зашли уже слишком далеко, и поворачивать назад теперь уже слишком поздно. Я подумал о Эмбер и Райли и о подпольной организации мятежных драконов, драконов, которые просто хотели свободы. Подумал о Джейд, о том, как она рисковала жизнью ради защиты монастыря, отказавшись бросить монахов на милость Ордена. И о Тристане, который привел меня сюда, несмотря на все свои опасения, сдержал свою часть договора, хоть и мог дорого за это поплатиться. Возможно, даже своей жизнью. Совершенно очевидно, что Орден должен измениться, но для перемен требуется не только голос. Нужны действия, самоотверженность и упорство, чтобы положить конец всему этому. Я был готов умереть сегодня ночью, оказаться тем голосом, который начинает сомневаться и задавать вопросы, какими бы незначительными они ни были. Но готов ли я убить за это?

Зал, как я понял, погрузился в мертвую тишину. Каждый смотрел на меня, ожидая ответа. Мартин стоял прямо передо мной, серьезный и мрачный, понимая, что любой выбор изменит Орден навсегда. Тристан оставался рядом: все это время он не двигался, молча заявляя всем о своем решении. И возвышаясь над всеми нами, Патриарх наблюдал за мной с едва уловимой коварной улыбкой, зная, что какое решение я бы ни принял, он все равно выиграет.

Я не мог позволить этому случиться. Из-за тех невинных жизней, что отнял, из-за Райли и Джейд, из-за пылкого красного дракона, полностью завладевшего моим сердцем. Я не позволю этому человеку стоять за новыми смертями. И если в результате Орден будет разрушен, пусть это станет началом изменений. Пусть они начнутся прямо сейчас.

Я повысил голос, и все в помещении, казалось, задержали дыхание, когда я озвучил решение.

– Принимаю.