Глава 17
Мы с Йеном вернулись домой позже той же ночью, когда маму стабилизировали и накачали успокоительным. Она приняла повышенную дозу лекарств, плюс в её организме были найдены следы наркотиков и алкоголя. К тому моменту, как врачи помогли ей дышать, внезапное старение прекратилось. Но осталось несколько лишних морщинок вокруг глаз и немного больше седины в ее волосах.
Она находится под наблюдением, и мы не сможем видеть ее до полного завершения психического анализа. Мы почти не разговариваем друг с другом и Йен прямиком направляется в свою студию. Он не знает, что произошло на самом деле и это хорошо, потому что он не сможет справиться с этим знанием: то, что у мамы была передозировка, и она порезала себе лоб и запястья.
— Если тебе что-то понадобится, — зову я, пока он плетется вверх по лестнице, — пожалуйста, позови меня.
— Конечно, — бормочет он, по пути стягивая ботинки. — Я просто пойду порисую немного.
Я сомневаюсь, что он будет рисовать. Он, скорее всего, запрется в своей комнате и будет курить до отупения. Как только он оказывается наверху, я падаю на диван, поджав под себя ноги.
— Все, что я хочу- это спать вечно. Пожалуйста, просто дайте мне спать вечно.
Я смотрю в окно, как ворон летает снаружи, назад и вперед, назад и вперед, а затем приземляется на подоконник. Он расправляет свои маленькие крылья и смахивает несколько перьев.
— Уходи, — я бросаю диванную подушку в окно.
Спрятав свои крылья, он вращается по кругу, и я бросаю в него ещё одну подушку. Раскрыв клюв, он каркает. Я нехотя стаскиваю себя с дивана и кладу руки на стекло.
— Почему бы тебе просто не уйти?
Удовлетворив мое желание, он летит в сторону дома Камерона. Уже поздно, большинство домов темные, но на чердаке у Камерона горит свет. Мной овладела ярость, не принадлежащая мне, горящая безудержно, как лесной пожар. И будто мои ноги больше не принадлежат мне, я выхожу через входную дверь и бегу через дорогу. На мне до сих пор пижама, в которой я была в полиции и кровь по-прежнему на рубашке и руках, но это нормально. Я отправляюсь туда не чтобы поражать его.
Его джип припаркован перед домом, а шины покрыты кусками грязи. Я прикрываю руками глаза, пытаясь заглянуть в окно, размышляя не найду ли я веревку и рулон скотча, вроде тех, что видела в знамении смерти Маккензи.
— Ищешь что-нибудь интересное? — насмешливый голос Камерона поразительно близко.
Медленно, я поворачиваюсь к нему. Он стоит ближе, чем я ожидала, и моя нога скользит с края обочины, сдвигая меня в сторону.
— Полегче, — он ловит меня за руку и тянет на обочину. На нем потертые джинсы, никакой рубашки и кожа практически светится под тусклым лунным светом. К тому же, в его светлых волосах и на руках пыль, что странно.
Я высвобождаю руку, и на ней остаются пыльные следы его ладони.
— Зачем ты это сделал?
Он знает, о чем я говорю- это ясно по его спокойному выражению лица.
— Но я не делал этого.
— Да, сделал. — я стираю пыль с руки. — Ты был единственным, кто знал местонахождение моей машины.
— Я?! — он качает головой, и пыль сыпется с его волос. — Потому что у меня было ощущение, что ты не смогла бы сама выбраться из машины в ту ночь.
— Откуда у тебя такое ощущение? — спрашиваю я. — И почему в твоих волосах грязь? Ты снова копал могилы, ища ваши, — я делаю воздушные кавычки, — «фамильные драгоценности»?
— На самом деле, в итоге я нашел их в самом неожиданном месте. — его глаза путешествуют вверх по моему телу и задерживаются на дыре в рубашке. — И я думаю, что это я должен задавать тебе вопросы. Начнем с того, почему ты выглядишь так, словно совершила убийство.
— Скажи мне, Камерон, — я изо всех сил старалась сохранить самообладание, но срываюсь и тычу его пальцем в грудь. — Что случилось с Маккензи прошлой ночью после моего ухода?
Он склоняется к моей голове и упирается рукой о крышу джипа.
— А что? Ты ревнуешь?
— Ревную, что не единственная, кого убили? — я прислоняюсь к джипу и скрещиваю руки.
— Знаешь, мне кажется я единственный, в отношении кого ты такая вспыльчивая. — он наклоняется, и его глаза потемнели. — С остальными, с кем я тебя видел, ты была милее, чем могла бы быть. И была со мной такой сначала, но теперь… что случилось?
— Ты отшил меня на озере, — признаю я, отодвигаясь от него настолько, насколько возможно, но я уже довольно сильно прижата к двери джипа. — А потом рассказал полиции, где моя машина после исчезновения Маккензи.
— Я не говорил полиции, где твоя машина, — говорит он и его рука находит мое бедро. — Что было первой вещью, что я рассказал тебе о себе? Что я не лгу.
— Я думаю, это девиз лжецов.
Он разочаровано опускает голову, и его волосы щекочут мой нос.
— Эмбер, Эмбер, Эмбер, что же мне с тобой делать? — он поднимает голову, и печаль возвращается в его глаза. — Это все из-за того, что я флиртовал с Маккензи, и единственная причина, почему я это сделал, чтобы ты приревновала меня — и почувствовала, что почувствовал я, когда появился в твоем доме и увидел, что какой-то парень спит с тобой в постели.
— Знаешь, что? — я ныряю под его руку, но он ужесточает хватку на моем бедре, тянет меня обратно к нему, ударяя о дверь. — Я даже не знаю, зачем я пришла сюда. Должно быть, это был безумный порыв.
— Потому что ты хотела увидеть, убил ли я её, — говорит он, притягивая меня к себе. Он облизывает свои губы и наклоняется ко мне, собираясь поцеловать.
Покачав головой, я вырываюсь из его пальцев, и на этот раз он отпускает меня. Я мчусь по улице, но останавливаюсь, когда он поизносит:
— Вот что ты думаешь. Что я убийца, но ты ошибаешься, и я могу это доказать.
Я оглядываюсь через плечо:
— Я не куплюсь на твой блеф.
Он машет мне, чтобы я следовала за ним, когда идет обратно через лужайку:
— Пойдем со мной, и я докажу тебе это. — он входит в дом и оставляет дверь распахнутой. Через несколько секунд внутри включается свет.
Я иду обратно к обочине.
— Неужели он действительно думает, что я пойду туда? — бормочу я про себя. Опять же, кажется, я не могу умереть, так что какая разница.
Как тень, он маячит в дверях, подсвечиваемый светом:
— Ты идешь или так и собираешься стоять там в темноте и пялиться на дом?
Я качаю головой и останавливаюсь снизу на крыльце:
— Всё, что ты хочешь мне показать, можешь показать снаружи.
Он вздыхает и прячется обратно в дом. Через несколько минут высовывается блондинка.
— Эмбер, ты можешь просто притащить сюда вою задницу, — говорит Маккензи с ноткой мольбы в тоне. — Прежде, чем кто-нибудь поймет, что я здесь.
Я оглядываюсь через плечо на дома, стоящие вдоль обочины и прихожу к умопомрачительному выводу, что я, вероятно, схожу с ума, как некоторые поэты прошлого. Или как Мрачный Ангел.
Я взбегаю вверх по лестнице, мимо Маккензи и через лестничную площадку. Камерон закрывает дверь, и мы проходим в гостиную с темно-красными стенами и кирпичным камином. Полка украшена искусственными растениями и фотографиями. Над ней зеркало, отделанное золотой рамой, а воздух пахнет яблоками и корицей от зажженных свечей.
— Не так я представляла твой дом, — замечаю я, садясь на стул. Камерон и Маккензи сели на диван напротив меня. На Маккензи большая фланелевая рубашка и боксеры, и я не удивлюсь, если одежда принадлежит Камерону. У нее на запястьях и шее кожаные ремешки, будто она решила выглядеть как полугот.
— Копы думают, что я убила тебя, — говорю я ей. — Они привезли меня в участок для допроса пару ночей назад.
— Вау, девушка-убийца говорит, — сказала она ехидно. — Ты была такой тихой в школе, что я думала будто ты немая.
Камерон кладет руку на её голое колено:
— Легче, помни, она знает, что ты здесь, так что веди себя хорошо.
Она возмущено скрещивает руки на груди, сердито надувшись:
— Да, но только потому, что ты заставил меня впустить её. Лично мне плевать, думает она, что ты врешь или нет. — Камерон наклоняет голову, и она отступает. — Мне очень жаль. И прости меня, Эмбер. Слушай, дело в том, что… Ну, у меня проблемы дома. Все было на самом деле плохо, я сказала это Камерону на озере, и он посоветовал мне исчезнуть на некоторое время и отдохнуть.
— Ты ведь знаешь, что тебя все ищут? — говорю я с нажимом. — По всему городу расклеены листовки с твоим лицом на них. Это на самом деле скверно.
— Скверно? — она смеется, и слезы начинают катиться из её глаз. — Нет, скверно расти в доме, в котором росла я.
— У многих скверная жизнь дома, — сочувственно говорю я.
— Ох да, а что скверного в твоей жизни? — слезы текут по её загорелой щеке, когда она царапает кожу под ремешком на шее. — Твой отец использовал тебя, чтобы закрыть рабочие сделки со старыми извращенцами? Я просто хотела быть подальше от него хоть на минуту, просто дышать. Ты никогда не хотела просто дышать?
— Каждый день моего существования, — шепчу я.
Камерон ловит мой взгляд и обвинительно приподнимает брови.
— Значит ты просто где-то ее спрятал, а затем разбросал по всему берегу перья и рисовал знак Х и песочные часы? — спрашиваю я, игнорируя его обвиняющий взгляд.
Камерон сдвигает брови и закидывает руку за Маккензи.
— Я её спрятал, но не разбрасывал перья и не делал странных рисунков. Зачем нам это делать?
— Чтобы сделать ее исчезновение похожим на остальные, — говорю я.
— Хорошая идея, но мы этого не делали, — отвечает он.
— Но так мне сказала детектив, — я откидываюсь в кресле, морща лоб. — Зачем она это сделала?
— Вероятно, чтобы задурить тебе голову, и ты проболталась, — Маккензи пожимает плечами и передвигает ленты на запястье. — Это их почерк.
Когда мы с Камероном уставились на нее, она добавляет:
— Что? Я много смотрю «Закон и порядок», ладно?
Я опустила ноги на пол, бурля тревожной энергией.
— Они думают, что я убила тебя… и думают, что убила Ладена.
— Нет, не думают. У них просто нет других зацепок. — глаза Камерона путешествуют вниз по моему телу. — Хотя если бы они увидели тебя сейчас, то заперли бы.
Я обнимаю себя руками:
— Я попала в аварию.
Он указывает через плечо:
— Так вот почему скорая помощь была у твоего дома?
Я фокусируюсь обратно на Маккензи.
— И что я должна делать? Притвориться, что никогда ничего не видела и позволить им продолжать расследование против меня?
— Правда? — спрашивает она с надеждой, умоляюще сложив перед собой руки. — Это было бы здорово, по крайней мере, пока я не выясню, где смогу жить.
Я тру свои измученные глаза.
— Я не хочу показаться грубой, но ты не можешь просто рассказать кому-то, что происходит?
Она вымучено рассмеялась.
— Ты думаешь, я не пробовала? Но моя мать всегда на стороне отца, говоря, что я делаю это, чтобы привлечь к себе внимание. И мой отец важный спонсор Департамента полиции Hollows Grove.
— Он подкупил их? — спрашиваю я потрясено, и она утвердительно кивает. Мгновение я размышляю над проблемой, но особого выхода не нахожу. — Хорошо, я буду держать рот на замке, но, пожалуйста, постарайся что-то придумать, пока меня на самом деле не арестовали.
— Спасибо, Эмбер, — говорит она с благодарностью и опускает руки на колени. — Знаешь, мне жаль, что я так плохо относилась к тебе в школе. — она встает и обнимает меня.
Мои глаза широко раскрыты, когда я подготавливаю себя, но её смерть не объявляется.
Она отходит к двери и говорит Камерону:
— Я собираюсь прилечь, Кэм. Я очень устала.
Она исчезает в дверях, а я поворачиваюсь к Камерону.
— Всё это еще не объясняет, как копы узнали, где мой автомобиль, — говорю я.
— Я не могу ответить на этот вопрос, — он опирается руками на колени и сцепляет пальцы. — Единственное, что я могу сказать, что это был кто-то, кто знал где находился твой автомобиль.
Ашер. И, возможно, человек, что преследовал меня в ту ночь.
— Кто-то спас тебя? — недоумевает он с обвинением в глазах. — Или ты самостоятельно выплыла из машины?
— У меня отличная паническая реакция, — я поднимаюсь на ноги. — Мне нужно идти домой. Уже поздно.
Он провожает меня до двери, но как только я ее открываю, закрывает.
— Могу я показать тебе кое-что, прежде чем ты уйдешь? — к нему вернулся тот хороший парень, как когда мы впервые встретились и краткие моменты в его джипе.
Вздохнув, я поднялась с ним в его комнату. Здесь большая кровать в центре комнаты, высокий комод в углу и дверь, которая выходит в небольшой внутренний дворик с походным стулом. Стены черные и пустые, за исключением белой разлинованной стены и стихов на ней.
— Это твои слова? — спрашиваю с удивлением, и он кивает. Я подхожу к стене и читаю центральный стих. — В отдельных полях черные перья, птицы летают. Четыре крыла, два сердца, но одна душа. Они соединяются в середине, но разделены тонкой линией пепла. Это то, что объединяет их, пока их перья не разрываются. Они никогда не могут действительно быть вместе, как свет и тьма. Разве что, один из них не принесет окончательную жертву, задув свою свечу, и присоединится к другим в темноте.
Камерон с интересом за мной наблюдает.
— Как думаешь, что это значит?
— Они никогда не смогут быть вместе, — говорю я, пробегая пальцами по словам. — Разве что один умрет? Но почему? Что делать если один улетел в земли мертвых?
— Это то, с чем тебе придется разбираться самостоятельно. — он отколупывает кусочек крови с моей рубашки. — И ты должна знать, что поэт не любит объяснять смысл своих слов.
Я грызу ноготь:
— Да, я полностью понимаю. Но ты должен знать, как поэт, у меня есть желание понимать слова.
— Знаешь, — он делает шаг ко мне, — мы так и не сходили на поэтическую дуэль.
— Это не моя вина, — напоминаю я ему, отступая.
— Ты убежала, — он кладет руку на мое запястье и нежно проводит до плеча. — Я пытался заставить тебя ревновать.
— Камерон, — говорю я с осторожностью, глядя на стену. — Ты, случайно, не видел на озере черную машину с тонированными стеклами?
Его пальцы достигают ключицы, и он кружит по моей коже.
— Нет, а что? Что-то случилось с этой машиной?
Ощущение тишины ошеломляет мой разум, и я чувствую, что тянусь к нему, когда его рука путешествует вниз к моей груди. Но лицо Ашера появляется перед моими глазами, и я трясу головой, выдыхая его прикосновения.
— Я должна идти.
Его пальцы спускаются вниз по моему телу, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, и он тянет меня за край рубашки.
— Ты можешь остаться, если хочешь. И можешь спать в моей кровати. — он невинно поднимает руки. — Я обещаю не трогать тебя, только если попросишь.
— Маккензи ты то же самое сказал? — спрашиваю я, выгнув бровь.
— С Маккензи мы просто друзья, — он улыбается, намерено скользя костяшками пальцев по моему животу. — Но мне нравится, что тебе не безразлично.
Я отхожу назад, между ним и дверью.
— Давай, Эмбер, — он уговаривает меня голосом, которому трудно сопротивляться и тянет меня за рубашку к себе.
Я позволила притянуть себя к нему, размышляя, как он будет ощущаться внутри меня. Я буду чувствовать то же, что и с Ашером? Или будут различия?
— Пожалуйста, останься со мной, — он почти умоляет.
Я вкладываю всю силу воли в свои ноги и отхожу к двери:
— Извини, Камерон, но я думаю, ты слишком для меня.
— Все девушки так говорят, — шутит он, но огромное море боли появляется в его глазах, когда он отпускает мою рубашку. — Подожди. Я провожу тебя до двери.
