Глава 23
Силушка горынизаторская
– Хватит истерить! Тебя, зеленомордый, это тоже касается! Никто не умрет! Слышите меня?! Никто! Я этого не позволю! Защитил от одного, защищу и от других! Скоро вам некого будет бояться, потому что я их всех уничтожу! – Отведя вооруженную руку в сторону, я направил энергоизлучатель на скалу.
Горынизатор засветился. Я снова заорал: «Я их всех уничтожу!» – и легонько сдавил энергоизлучатель. В тот же миг из него вырвался шарообразный сгусток какой-то энергии светло-фиолетового цвета – то ли электрической, то ли плазматической, то ли… А черт его знает еще какой, да и не суть важно, – размером чуть больше теннисного мячика. Пролетев шестьдесят – семьдесят метров за несколько секунд, искрящийся шарик врезался в скалу, но ничего особенного не произошло. Место попадания ознаменовалось лишь слабенькими струйками дыма.
– О да! – вскрикнул я. – Вы это видели?! Получилось!
Вместо радостных возгласов и бурных аплодисментов я услышал только пессимистическое мычание.
– Наконец-то вы соизволили отстреляться, – пробурчал коротышка. – Не прошло и полвека.
– Конечно, не такого эффекта я ожидал, но все равно…
– А чего ты ожидал? Что скала треснет? Она вообще-то состоит из высокопрочного материала, к тому же очень ценного. Не зря же на его добычу столько рабов задействовано. Некоторых избранных даже обучают работать на лазерных буровых установках, с помощью которых добыча и осуществляется. А у них там такие мощности и температуры, что твоему новому другу и не снились. Хотя из него ты выжал самый мизер. Скорость полета энергодозы можно еще увеличивать и увеличивать. И в три раза, и в пять, и даже в десять, когда энергодоза становится уже невидимой для глаз. Также ты можешь повысить ее температуру и увеличить размер. Все в твоей голове: как задумаешь, так и будет.
– Энергодоза? Эта мини-шаровая молния называется энергодозой?
– Вроде того. Будто это имеет какое-то значение.
– Не имеет. Меня волнует другое. Ты все так складно рассказываешь, но разве от больших температур и размеров моя рука не обуглится?
– Нет, не обуглится. Горынизатор защищает руку, к которой прикреплен, невидимым энергетическим полем.
– Эх, как же я сразу не догадался, что и здесь не обойдется без чего-нибудь энергетического.
– Силой мысли ты можешь сколько угодно удерживать энергодозу над своей ладонью, но ты не учел еще один дар, которым тебя наградил горынизатор.
– И какой же?
– Мышцы. Они…
– Почему же не учел – учел, еще как учел! – перебил я. – Они просто загляденье!
Проливая пот в тренажерном зале, я и мечтать не мог о таких мышечных объемах и настолько безукоризненной их сепарации. И вот наконец мечта идиота сбылась. Пусть не все тело преобразилось – одна лишь рука, но все-таки. Чего только бицепс стоил, который даже при расслабленной выпрямленной руке очень заметно выделялся. А трицепс? А дельтовидные мышцы? А мышцы предплечья?
А если их немного поднапрячь?..
– Что правда, то правда. Твоей бицухе сейчас бы и Шварценеггер позавидовал. – Подмигнув, Давид показал большой палец.
– И не говори! – надменно бросил я и сделал то, что сделал бы каждый уважающий себя качок. Я согнул руку в локте и продемонстрировал двуглавую мышцу плеча во всей красе. Зрелище изумило не только зрителей, но и меня самого.
«Ух ты! Вот это да! Не верю глазам! Красавчик!» – понеслось отовсюду.
На мгновение мне показалось, что даже убиенный восхитился на своем тарабарском языке. Не восхитилась только Натали. Она смотрела на руку с таким видом, будто перед ней и не рука вовсе, а жутко уродливая клешня, пораженная проказой. И напрасно. Рука находилась в сверхидеальной форме и поистине блистала здоровьем. Если бы так выглядело все тело, то я бы, наверное, почувствовал себя богом.
Да, Давид, мой бицепс, натянувший кожу до предела, под которой не осталось и намека на жирок, божественен. Аж дух захватывает! Шварценеггер, говоришь? Ха! Да этот чахлый смертный нервно покуривает в сторонке! Поэтому свои последующие слова я адресовал обоим – и Давиду, и Шварценеггеру:
– Смотри, любуйся и завидуй, доходяга!
– Но-но! Будь скромнее, звезда Олимпа, а то лопнешь от самодовольства.
– Вот именно. Все, покрасовался? – ухмыляясь, похлопал в ладоши Серебан. – Я имел в виду не рельеф и массу мышц, что, несомненно, является приятным бонусом. А их силу.
– Силу? Хм, это в принципе логично при таких-то мышцах.
– Снова думаешь, что все знаешь и понимаешь? А подойди-ка ты, логик наш, вон к тому деревцу, – коротышка указал на то, под которым Давид устраивал сходку, – и стукни ребром ладони по одной из его веток.
– Зачем?
– Увидишь. Тебе понравится. Только не повреди горынизатор.
Быстрым шагом я подошел к дереву и из трех веток, до которых легко мог дотянуться, выбрал наитончайшую. Сантиметров пять в диаметре. Подпрыгнув, я с размаха ударил по ветке почти у самого основания, и, к моему удивлению, она сломалась словно спичка.
«Ого!» – мысленно воскликнул я и положил глаз на следующую. Она была толще раза в два, но такое преимущество не оказалось для нее спасением. Повторив в точности судьбу предыдущей, она очутилась на земле после первого же удара.
Вот это сила, вот это мощь! Так и прет из меня! Ох, не завидую я вам, отрепье долговязое, ох, не завидую! Погоди, Богданцев, сила силушкой, но как же…
Я осмотрел кисть. Странно. Ни увечий, ни боли. Горыня что, в состав моих костей титан подмешал? Или упаковал их в очередную энергетическую «тару»? А тебе не все ли равно? Пусть хоть экскременты свои подмешивает – главное, чтобы это работало.
– Чего ждешь, сверхчеловек, смети и третью! – вынудил меня обернуться Давид.
Я не заметил, как они подкрались, зато догадываюсь, какие мотивы их на это подвигли. Давид пришел лишний раз удостовериться, что я ни на что не способен. Натали – потому что любит меня до беспамятства и пытается опекать. А маленький зловредный человечек – чтобы чуток надо мной поглумиться.
Будто сговорившись, все трое выстроились в шеренгу по росту и сложили руки на груди.
– Может, сам попробуешь, сверхзануда?
– Думаешь, не справишься? – влез коротышка.
Как же он меня бесит, когда строит из себя Серебана премудрого. Этакого безбородого старца-наставника, сующегося со своими наставлениями куда надо и куда не надо. Стоило мне только заикнуться, что сомневаюсь в своих возможностях, как он тотчас приступил к проповеди. Дескать, давай, ученик мой Никита, очисти разум от грязных помыслов и уверуй в силу свою беспредельную, и тогда сокрушишь ты ветку легче легкого. Ага, я ж не против, только ветку оную и веткой-то называть язык не поворачивается. Она была еще толще предыдущей, а это уже целое дерево, просто растущее из более крупного дерева.
Ну и кто бы тут не засомневался? То-то же и оно, что никто. Разве только этот «кто» страдает глубокой степенью олигофрении. Но, дабы не вызвать новую порцию нравоучений от зеленого гуру, я вознамерился попробовать.
– Справлюсь, только не галди!
– Не иди у них на поводу, Никитушка. Лучше откажись от этой безумной затеи, – волнительно протараторила Натали.
– Не за меня переживай, а за дерево. Бедное и так сегодня натерпелось. Но я не смогу вас защитить, если не буду знать, на что способен. – Дождавшись одобряющего кивка, я приложил к дереву ладони: – Прости, деревце, в последний раз боль тебе причиняю.
Велев троице покинуть зону вероятного падения, я, недолго думая, без всяких очищений сознания и задушевных бесед с горынизатором, подпрыгнул и ударил по ветке. Ее здорово тряхнуло, посыпались листья и сухие веточки. И все. Ветка даже не треснула.
– В принципе, этого следовало ожидать. Должен же быть какой-то предел твоей суперсилы, – сказал Давид.
– Слышь, кончай профессора из себя корчить!
– Правильно, до предела еще далеко, – поддержал Серебан. – Безграничная энергия, помнишь? Пропусти ее через себя и обрушь на ветку. На эту хрупкую веточку…
А вот и душераздирающие менторские проповеди подоспели. Нет уж, спасибо, пусть он их «профессору» скармливает, а мы-с накушались! Мы-с и без сопливых муклорнианцев разберемся!
Я отбежал на десяток метров, надеясь одолеть громадину с разбега, а муклорнианец заткнулся, вытаращившись на меня, как на сумасшедшего. Честно говоря, все трое на меня так вытаращились.
Ну что, Богданцев, готов? Готов! Как никогда готов! Целую армию долговязых истребить готов, не то что какую-то безобидную ветку!
– А братец мой меньший готов? – прошептал я. Горыня продемонстрировал несколько кадров моего сокрушительного удара. Только сокрушал он не ветку, а все дерево. Такого ответа я уж точно не ожидал. Причем не ожидал настолько, что даже вскрикнул: – Ты что это, серьезно?!
«Серьезней некуда!» – заявил Горыня, промотав те же кадры три раза подряд.
Ох уж эти змеиные амбиции! Я из-за них скоро поседею, хотя и без них, как выяснялось, не обойтись. Благодаря им во мне зародилась уверенность, что я смогу и сотню таких деревьев завалить, если потребуется. Однако же пока не требуется, ведь так? Ни одного не требуется. Так чего тогда распыляться, чего зазря местную флору портить? Разговор только о ветке был, вот ею я сейчас и займусь. Тем более что теперь она не такой уж и громадной кажется.
Такие мои мысли Горыня воспринял в штыки, прокрутив те же кадры еще три раза. Нет, четыре, пять, шесть…
– Да понял уже, хорош! Как заклинило! У тебя там что, какие-то личные счеты с этим несчастным деревом?! Чего ты к нему прицепился?! Что оно тебе сделало?! – подняв ладонь до уровня глаз и растопырив пальцы, заорал я, вглядываясь в энергоизлучатель. – Отвечай! Отвечай мне, рыло змеиное!
И рыло ответило. Оставив в покое дерево, оно показало мне, как лихо я расправляюсь с веткой.
– Совсем другое дело! Если бы сразу так, то и ругани бы никакой не было. Только похвала. Хотя, конечно, подозрительно, почему ты так быстро заднюю включил. Неужто совесть проснулась? Или жалость к деревцу безвредному? А может, ты жуть как гнева моего испугался?
Я вдруг опомнился. Поймал себя на том, что разговариваю с выдуманным другом вслух. Опустив руку и посчитав, что искать понимания в глазах троицы бессмысленно, ибо диагноз они мне уже, вероятно, поставили, я зачем-то обернулся ко второй группе «болельщиков». Но и здесь особой поддержки не увидел. Кирилл продолжал обнимать Дашку. Их лица ничего, кроме обреченности и усталости, не выказывали. А папаша и его отпрыск, сидя на корточках, что-то усиленно обсуждали. Или кого-то. Сто процентов, что кого-то! И, судя по тому, как они на меня пялились, нетрудно догадаться, кого именно.
– А, будь что будет! – Повернувшись к дереву, я перекрестился и на всякий случай перекрестил и его. – Клянусь тебе, деревина, что этот раз – последний, даже если не справлюсь.
Но я справился. Ампутация прошла как по маслу. Практически точь-в-точь как показал Горыня, только в реальности сценка сопровождалась звуком. Разбег, прыжок, удар ребром ладони у основания, громогласный хруст, мое приземление на правое колено и приземление ветки, с треском и неслабым шорохом в нескольких метрах от меня.
Я еще не успел встать с колена, а троица уже была тут как тут.
– Ха-ха! Вот это ты выдал! Ты все-таки это сделал! – хлопнув меня по левому плечу, когда я поднялся, волнительно провозгласил Давид. – Да ты же теперь как супергерой из супергеройских блокбастеров! Как Супермен, Росомаха или Человек-паук!
Давид говорил с таким воодушевлением, что поди пойми его, шутит он или всерьез. А если и всерьез, то я бы не удивился. Он, бывало, такое выкидывал, что у меня возникал вопрос: а не остановилось ли его умственное развитие еще в подростковом возрасте?
– Ага, Человек-секира. Рублю все, что под руку попадается.
– Человек-секира? Хм, неплохо. В этом определенно что-то есть…
Ничего другого я от него и не ожидал. Говорю же, как ребенок.
– Если бы сама не увидела, то в жизни не поверила бы. Ты хоть ничего себе не повредил? – Осмотрев с ног до головы, Натали чмокнула меня в щеку и взяла за руку.
Когда я встретился с ней взглядом, показалось, что она немного боится меня. Смотрит как на психически неуравновешенного головореза, от которого можно ожидать чего угодно. Только нечему тут удивляться и уж тем более возмущаться. На ее месте я смотрел бы так же.
– Не переживай, я в порядке.
Сдув два красных листочка с ее волос, я чмокнул ее в лоб, в нос, а затем поцеловал в губы.
– Началось, – проворчал коротышка. – Кто бы меня утешил?
– Пусть тебя Давид утешит. Он у нас любит обнимашки, как по причине, так и без.
Давид подыграл. Недобро улыбнувшись, он наклонился к коротышке и расставил руки для объятий. Выглядело это, конечно, комично, но никому из нас смеяться не хотелось.
– Фу, какие же вы отвратительные! Нам жить осталось считаные минуты, а вы все шуточки травите!
– Ага, наша песня хороша. Летят-летят гуси долговязые, никак не долетят. А если долетят, то найдут здесь свою смерть!
– Ох, надеюсь, ты прав.
– Вы бы еще на костях и потрохах долговязого погадали, что там будет и чего не будет, – не стерпел Давид. – Только хочу вам напомнить, что часики-то тикают, а воз и ныне там. Когда сдвигать собираемся? И собираемся ли вообще? Между прочим, кто-то очень умный когда-то сказал, что проблемы нужно решать по мере их поступления. И вам, то есть нам, не помешало бы этим советом воспользоваться. Да-да, друзья мои, и для начала нужно решить проблемку с трупом, вам не кажется?
Давид и так долго ждал, когда же снова подвернется возможность продемонстрировать свои «незаурядные» лидерские качества. А тут вдруг на него снизошло благословение: такая возможность подвернулась. Однако то, что им трактовалось как благословение, мной воспринималось как кара, ибо слушать его нудные бредни – невыносимая пытка. Безусловно, я не был бы столь категоричен, если бы он знал меру и ограничивался лишь парочкой предложений. Но он не знал! Давид у нас максималист. Если уж начал выносить мозг, то уже не остановится, пока весь без остатка не вынесет.
Я хотел ему возразить, но меня опередил Серебан. Как оказалось, нервы у него послабее моих будут.
– Чего-чего?! Тебя, случайно, веткой не задело по самому темечку? Часики тикают, говоришь? А про что я, по-твоему, твержу не переставая?!
– Ты голосок-то свой не повышай. Ни я, ни кто-либо из здесь присутствующих больше тебе не раб. Так что давай завязывай уже с этими рабовладельческими замашками.
– Не понял, какие еще замашки? Да если бы не я, то вы…
– Не доводи до греха, лучше помалкивай. Тебе еще нужно постараться, чтобы заслужить право голоса в нашем отряде. Откуда нам знать, может, ты что-то замышляешь?
Отряд? Мне не послышалось? Он на полном серьезе заявил, что мы – отряд? Две напуганные девчонки и пятеро непутевых «гастарбайтеров» из тридевятого зарубежья – это отряд?
Серебан растерянно взглянул на меня:
– Что я могу замышлять?
Изобразив сочувственную мину, я пожал плечами. По крайней мере, постарался изобразить, а что там вышло в действительности – судить коротышке. Но мне и впрямь его стало жаль.
– Много чего, – прищурился Давид, когда тот снова на него посмотрел.
– Ты уже загоняешься! Оставь в покое зелененького, он на нашей стороне. Причем доказал это уже неоднократно. – Я указал на бездыханное тело.
Теперь Давид примерял маску обиженного и отвергнутого. Еще бы, для него это удар ниже пояса. Тот, кого он считал своим верным сподвижником, не помог ему загнать маленького, пусть и вредного, зеленого человечка под его каблук. Но если у Серебана получилось меня разжалобить, то у Давида как-то не очень.
Прошептав докторше на ухо: «Пойдем», я потянул ее за руку, и мы направились к остальным. Давид и Серебан поплелись следом.
– Вы так и не ответили, что с трупом делать будем?
– А что с ним делать? – повеселел коротышка. – Лежит себе, никого не трогает. Родовой горынизатор отобрали, жизни лишили, чего с него еще взять-то? Разве что на честь позариться в отместку за девчонок, но тут, ребята, без меня. У меня к содомии особое отношение: я ее на дух не выношу, в любых проявлениях. А с таким страшилой и подавно.
– Очень смешно, просто оборжаться.
Мне было не смешно, но я хохотнул:
– У меня к ней тоже особое отношение, Серебаныч, то есть никакое. А ты как к ней относишься, а, Давид?
Натали поддержала стеб хихиканьем. Хотя назвать хихиканьем изданные ею звуки можно было с большой натяжкой. Они скорее походили на скрипучее повизгивание новорожденного поросенка. Ох, если бы она умела читать мои мысли, то, не раздумывая, исцарапала бы мне лицо за такое сравнение.
Коротышка никак не отреагировал. Видимо, решил, что лучше не дразнить того, кто при первой же возможности отомстит, да так, что костей не соберешь. И правильно. Давид у нас злопамятный, гордый, он ни малейшей колкости в свой адрес не прощает. Никому и никогда! Разве что только мне, и то по праздникам.
– Вы что, смеетесь надо мной?!
– И в мыслях не было, командор! – Остановившись, я подмигнул Дашке.
– Браво, братик! – Она похлопала в ладоши. – Как тебе удалось такую большущую деревяшку поломать?
– Честно говоря, и сам не знаю.
Я взглянул на покойника и в очередной раз ужаснулся собственным деяниям. Затем мое внимание привлекли Назар с сыном. Встав, как по стойке смирно, плечо к плечу, они смотрели на меня так, словно перед ними какая-то высокопоставленная шишка. Интересно, что бы это значило и стоит ли мне по этому поводу беспокоиться? Смотри-ка, они еще и заискивающе улыбаться начали. Тьфу, до чего же гадкая картина! Все, мой интерес к их поведению куда-то улетучился.
– Ты не перестаешь меня удивлять, дружище. Откуда в тебе столько храбрости? Сперва этот, – Кирилл кивнул в сторону мертвеца, – потом не побоялся инопланетное оружие на себя нацепить и сразу же опробовать. Трюк с деревом – это, конечно, что-то с чем-то. Ты показал нам всем, что предела человеческим возможностям не существует. А представь, если б у каждого из нас было такое оружие.
– Представляю. Будет еще. Правда, насчет предела я бы поспорил.
– Ага, будет! Барбекю из нас скоро будет! Размечтались тут! А труп и ныне там! – рассвирепел Давид.
– Ты прав, эта дохлятина может привлечь немало внимания. Долговязые слетятся на нее, как мухи на дерьмо, со всей округи. Что для нас весьма и весьма нежелательно.
– Дошло наконец-то.
– Парни, если требуется помощь, то две пары крепких рук в вашем распоряжении. Мы с Бориской в два счета оттянем мертвяка, куда скажете. А если надо, то и могилку выроем. – Назар искоса глянул на сына и, получив ответ в виде нескольких кивков, которые легко можно было принять за нервные подергивания, продемонстрировал нам свои ладони. – До кровавых мозолей рыть будем, только бы эту гниль схоронить побыстрее! Ведь так, сынуля? Говори, не молчи, здесь все свои.
– Конечно, батя! Схороним так, что ни одна долговязая псина не найдет.
– Вот с кого надо брать пример! Молодцы, ребятки! Я уже давно не видел такой сплоченности и воли к победе! – Давид похлопал бородатого по плечу.
Благодарность за столь щедрую похвалу на их лицах отобразилась как-то коряво, хотя видно было, что старались. Их рты, начинавшие расплываться в улыбке, почему-то в итоге состроили недовольный оскал, а смотревшие с благоговением глаза вдруг забегали по всем окружающим, не минуя и покойника. Смею предположить, что «молодцы» озадачились вопросом: а не заставят ли нас и в самом деле рыть могилу?
– Молодцы-то они молодцы, только рыть ничего не надо, – ухмыльнулся я и подошел чуть ближе к трупу.
– Верно! Лучше под ветками спрячем, благо у нас этого добра предостаточно. А ну-ка, взяли, ребятки! Я с Кириллом за ноги, вы за руки!..
– Э, э, притормози, Давид! Не надо его никуда тащить. И прятать тоже никуда не надо. Есть вариант попроще.
– Какой?
– А вот какой!
Я направил энергоизлучатель на вспоротое брюхо и произвел целую очередь энергодоз, размером с кулак. Результат оказался более чем удовлетворительным. Грудная клетка со всем содержимым, хребет от копчика до шейного отдела, живот, часть таза и то, чем так гордился долговязый, превратилось в пепел.
– Фу! – вскрикнула Дашка. – Какой отвратительный запах!
– Да уж, вонища отборнейшая! – поддержал Назар, зажимая нос.
– И не говори, батя! Аж очи выедает!
– Видать, дерьма в нем было немало!
– Ага, просто немерено!
– А чего вы ждали от горелой дохлятины?! Благоухания?! – Я плюнул на нижние конечности долговязого и прикрыл нос ладонью. – Это запах победы! Правильно говорю, Давид?!
– На все сто. Только почему я сразу не догадался, что его можно сжечь?
– Вот именно, почему? Притом что я уже об этом упоминал, – с опаской поглядывая на Давида, пробубнил Серебан.
– Насколько я помню, ты предлагал сжечь всех нас.
– Да, и мое предложение до сих пор в силе.
– Стареешь, Давид, стареешь! – воскликнул я и принялся избавляться от останков.
Первым делом я испепелил голени, обойдясь всего двумя энергодозами. Их размеры вынудили девушек заахать. Я сам удивился, как у меня получилось их сгенерировать. Каждая была не меньше головы долговязого, а то и больше.
Решив на достигнутом не останавливаться, я замахнулся на энергодозу покрупнее, раза в два. И снова получилось! Стоило лишь представить нужный сгусток энергии над своей ладонью, как он тотчас появился. Им я сжег бедра и то, что оставалось от таза.
Четвертая энергодоза была подобна третьей, а пятая, шестая и седьмая – первым двум, но не потому, что силы поиссякли или наступил предел каких-то величин. А из-за отсутствия необходимости. Для того чтобы избавиться от остатков верха тела, этих энергодоз мне хватило с лихвой.
– Похоже, старость и тебя настигает! Кому стопы-то оставил? Червям? Или стервятникам?
– Тебе, Давидушка, тебе, родимый! Думал, ты проголодался, но если нет, тогда пусть прахом они станут…
По наши души так никто и не явился, хотя долговязый, развеянный мной по ветру, принадлежал к привилегированному роду. Он был, как рассказал Серебан, один из трех сыновей куратора Цизарбии. Жестокого бескомпромиссного правителя, в разы перещеголявшего по кровожадности двух своих предшественников.
Покойный сынуля был самым младшеньким, самым любимым, но и самым непутевым. Куда его только не пытался приткнуть папаша – все насмарку. И никто ему был не указ: ни родители, ни преподаватели, ни даже друзья.
Из элитной военно-космической академии, как и из всех последующих не элитных – а их было семь, – его выгнали с позором за неуспеваемость, тунеядство и дебоширство. На мелких чиновничьих местах, на которые батенька пристраивал с большим трудом, он также долго не задерживался. Желание покуролесить всегда брало верх над честолюбием и здравым смыслом.
Когда же чаша папенькиного терпения переполнилась, сынуля был лишен всех привилегий и отправлен перевоспитываться в рабонадзирающее ведомство на должность рабоперевозчика. И в итоге доперевозился.
Вот чего ему не хватало?! Заморился штурвал держать и на кнопки нажимать? Ни за что не поверю! Пилотировать зазуаркас дело плевое и лично мною опробованное…
От покойника-то я избавился и даже кровушку голубую на земельке выжег, а с аэромобилем вопрос оставался нерешенным, тем более что «палевом», как выразился Давид, он был не меньшим. Решение подсказал Серебан. Он предложил Давиду отогнать зазуаркас в более-менее укромное местечко: под одну из самых раскидистых и густых крон, находящихся в зоне видимости. Мастер-класс по управлению воздухоплавающим транспортным средством от зеленого аэроинструктора прилагался.
Давид отклонил предложение, сославшись на свое прошлое, в котором ему долго не удавалось овладеть элементарными навыками вождения автомобиля. Даже зачем-то причины перечислил. Синдром рассеянного внимания приплел. В общем, ни о каком пилотировании им зазуаркаса не могло идти и речи, во всяком случае, пока. У меня же таких предрассудков не было. Недолго думая, я запрыгнул в аэромобиль и, усевшись в кресло пилота, воскликнул: «Учи, крепыш! Показывай! На все про все у нас пять минут, не больше!»
Держу пари, что мы уложились в это время.
Всего несколько секунд Серебану понадобилось, чтобы примоститься на сиденье рядом. Полторы-две минуты на разъяснение принципа полета. А остальное время он объяснял: зачем, куда и что нажимать, держать, тянуть и поворачивать. И после приободряющих напутственных слов: «Как видишь, чтобы управлять этим корытом много ума не надо. Так что не робей, боец, вперед! У тебя все получится!» – я потянул штурвал на себя. На удивление зазуаркас тронулся с места легко и плавно, причем такой стиль сохранялся в течение всего полета, даже когда я прибавил газу. На перелет и парковку в общей сложности ушло секунд тридцать, а это означало, что темп я сохранил и своего инструктора не подвел.
Под предводительством Давида все подтянулись к нам под крону.
Устало сев наземь и вытянув ноги, Назар и бородатый оперлись спинами о ствол дерева. Дашка и Кирилл последовали примеру коротышки, присев на корточки рядом с ним. А Давид, как всегда, должен был находиться в центре внимания, поэтому встал в середине сформированного нами круга.
Не поднимаясь с кресла, я развернулся к дверному проему, поставив ноги на порожек. И Натали этим без промедлений воспользовалась, забравшись ко мне на колени.
– Итак, асы воздухоплавания, какой у нас план дальнейших действий? – одарив коротышку презрительным взглядом, а меня недовольным, поинтересовался Давид.
– Ты у нас главный, вот и скажи нам, – проведя рукой по волосам Натали, вяло произнес я.
– Добро. Но для начала надо определиться с вариантами.
– Давай попробуем.
– Далеко мы на этой аэрозазде не улетим, так?
– Так.
– Да и бежать особо некуда, так?
– Так.
– Сдаваться тоже нельзя ни под каким предлогом, потому что убивать они нас будут долго и мучительно, так?
– Не то слово. За кураторского сыночка они нам такие пытки устроят, которых еще ни одна их жертва не видывала. Вколют или вольют лошадиную дозу специальной бодяги, чтобы как можно дольше в сознании находились и не могли пошевелиться, и даже застонать, а потом приступят к разделу наших тушек. Очень и очень медленно, скрупулезно, кусочек за кусочком, крупинка за крупинкой, пока от нас одно название не останется. Они нас на молекулы и атомы разберут, а в остальном да, все так.
– Вот именно. Поэтому нам остается только одно – сражаться!
Так и знал, что он это скажет. Правда, энтузиазма в голосе я ожидал побольше. Ладно, спишем все на усталость. Пусть «полководец» позабавится, поруководит, а то вон до сих пор губы дует из-за… Ой, да из-за чего он их только не дует!
– Согласен. Что ты предлагаешь?
– Серебан, сколько долговязых в ущелье? – спросил Давид.
– Думаю, душ сто пятьдесят, не меньше.
– Неслабо. А рабов?
– Около полутора тысяч.
– Вот это да! Как полторы сотни манерных шкуродеров умудряются сдерживать целую армию голодных и доведенных до отчаяния людей? – решил поучаствовать в разговоре Кирилл.
– Если под «людьми» ты подразумеваешь землян, то их там не так и много. Треть от силы. Остальные – это…
– Нет, под людьми я подразумеваю всех рабов без исключения. С какой бы планеты и галактики они ни были и как бы ни выглядели. Каждый хочет нормально жить и быть свободным.
– Ага, но не каждому дано, как видишь. Далеко не каждому.
– А чему ты удивляешься, Кирилл? И что тут может быть непонятного? – Давид причесал пальцами волосы, расстегнул молнию, ту, что от пупка до горла, и, стягивая с себя верх комбинезона, продолжил говорить, чуть повысив тон: – Все упирается в страх. В дикий, животный страх. И в дрессировку страхом. На глазах у этих несчастных, как ты говоришь – людей, долговязые с чудовищной жестокостью убивали и мучили им подобных, среди которых могли быть их родные и друзья. Ты только вдумайся в это.
Давид оголил торс, чем вызвал недоумение у всех присутствующих.
Дашка смутилась, опустив глаза, как и пристало скромной целомудренной барышне, а Натали и не думала конфузиться. Более того, она проявила заинтересованность, прикипев взглядом к жилистому стройному телу. Только с чем именно была связана эта заинтересованность: с профессиональной докторской привычкой или с бесстыжей женской похотью – вопрос, но, так или иначе, она выглядела неподобающе.
Произнеся на ухо «Не стыдно тебе?», я ущипнул ее за попку. Натали вздрогнула и приглушенно пискнула. Повернув голову ко мне, она игриво улыбнулась и, потершись лбом о мою шею, чувственным голосом прошептала: «Он, может, и неплох, и желанен для каких-то девушек, но уж точно не для меня. У меня есть свой объект вожделения и в других не нуждаюсь. Ясно? А если ты еще раз позволишь себе так больно меня ущипнуть, то горько об этом пожалеешь». Я ответил поцелуем, давая понять, что отныне ее соблазнительным выпуклым ягодицам ничего не угрожает.
Давид приблизился и окинул нас недовольным взглядом.
– Что? – насупился я.
– А ты что, переодеваться не собираешься?
– В смысле?
– Может, ты и прав, – раздраженно напомнил о себе Кирилл.
– Так, Кирилл, закрыли тему! Нашел время тоже! – повысил голос Давид. Получив в ответ молчание и опущенные глаза, он вновь посмотрел на меня: – Робой нам с тобой обменяться надо.
– Зачем?
– Чтобы наш план по захвату ущелья удался.
– Вот как? Наш, говоришь?
– Уже и ваш.
– И где тут связь?
– Мы ведь не можем на аэрозазде в ущелье ворваться, правильно? Долговязые сразу же неладное заподозрят и доложат вышестоящему руководству, что на корню угробит наш хитроумный план. Или тупо взорвут нас, как только мы туда заявимся. Поэтому делать все нужно по местному статуту.
– Это как?
– Пройдем через контрольно-пропускной пункт как положено: строем, в наручниках и под управлением нашего зеленого друга. Серебаня, сколько долговязых встретят нас на проходной?
Настороженность на лице коротышки сменилась заинтересованностью и почитанием. Все ясно: предводитель «молота и наковальни» прибегнул к проверенному веками воспитательному методу. До этого Давид отходил коротышку кнутом, теперь вот пряничком задабривает.
Серебан показал четыре пальца.
– Так при чем тут переодевания?
– Неужели не догадываешься? – Давид покосился на горынизатор. – Перед тем как рукав отрывать, надо было хотя бы чуточку подумать.
– Теперь дошло. Они же нас и на пушечный выстрел не подпустят, когда заприметят мою новую игрушку.
– Точно. Поэтому скидывай свою вонючую робу, пока не передумал.
– Ага, моя вонючая, а твоя, наверное, розами пахнет?
Натали неохотно с меня слезла и, подойдя к Дашке, протянула руку:
– Отойдем в сторонку, дорогая, пусть мальчики переоденутся. Да и нам не помешало бы носик попудрить, как считаешь?
Ухватившись за руку, Дашка резво встала и потянула докторшу за собой к ближайшему дереву. А мы с Давидом в быстром темпе обменялись комбинезонами в салоне зазуаркаса.
