Крейсера выныривали из подпространства, ведомые указаниям тауоников. Точных координат станций не было, лишь приблизительные зоны, где они будут находиться. Потому приходилось засеивать пространство кораблями в надежде обнаружить цели. Сегодня судьба благоволила, и "Ночная роза" появилась в двенадцати тысячах километрах от гелиоконцентратора. Даже с такой дистанции начавшая расправляться станция внушала. Невесомые структуры воспаряли на солнечном ветре и на набегающих фотонах.

Крейсер мгновенно ринулся к цели на максимальном ускорении. Другие звездолёты повторили ему. Сидящие на внешних подвесках истребители брызнули в стороны. Корабли сопровождения дагро метнули в пространство ракеты. В залитом светом близкой звёзды космосе возникли бессчётные голубые огни. Невидимые лучи, и сияющие самонаводящиеся снаряды унеслись к своим целям. Аквамарин факельных двигателей казалось, лился со всех сторон. Ядерные взрывы жалкой пародией вспыхнули на фоне истинной звёздной мощи.

В это время я замер в держателях абордажного челнока. В мозг врывается предупреждение о перегрузках, и, спустя секунду, невидимая плита начинает давить мои органы. Противоперегрузочная жидкость в лёгких принимает на себя вес в краткие мгновения броска космолёта с электромагнитной катапульты. Четыре секунды невесомости, обрывающиеся, когда сплошная стена термоядерных цветков заполоняет небосвод.

В период разгона абордажные челноки внешне ни чем не отличаются от ударных ракет. Мы идём второй волной, так что нас пока не трогают. Настоящие управляемые снаряды успевают нас прикрыть и разразиться гамма-лучами, маскируя момент отстыковки. Яркие мишени разгонных блоков уносятся прочь, оставляя челноки лететь по инерции.

Мы несёмся сквозь пылающий космос, теряясь на фоне буйства высоких энергий. Теплозащитное покрытие держится хорошо, кажется, станция вот-вот окажется рядом. Но вдруг один из аппаратов взрывается, за ним второй и третий. Нас всё же заметили. Запаздывая, на защиту бросаются истребители. Больше нет смысла прятаться, единственный шанс выжить забивать каналы наведения ложными мишенями. В ответ враг накрывал кубические километры атомными веерами и термоядерными бомбами.

Казалось, чужаки выставили перед собой настоящий океан огня, взяли кусочек такой близкой звезды и швырнули нам в лоб. Но это была лишь иллюзия. За нами был целый флот и тысячи дронов, что пробивали коридор в картечи и лазерах. Выросший было огненный вал также быстро стал опадать, обнажая сдуваемые солнечным ветром миниатюрные туманности — распылённые суда сопровождения чужих. Всё же мы прорывались.

Очередной манёвр чуть не вырвал меня из креплений. Застонал нагретый металл. Ничего, осталось немного, мы уже начали торможение. Я скосил взгляд камер на стоящую рядом Вестат. Даже сквозь доспех чувствовалось её хищная радость от новой власти. Пару симуляций назад ей окончательно вручили управление взводом. Мне, как её заместителю, переходило управление отделением. По крайней мере, на бумагах и в условиях, когда РЭП не позволит объединить солдат в монолитный боевой механизм.

— Ребят, — подал мысленный голос Штульц.

— Скажешь про ногу, убью!

— Злой ты, Алекс. Я хотел пожелать уда...

А вот и боевой режим. Идущие сквозь искусственную нейронную проводку импульсы гасят моё сознание. Хлещущие через БИС данные обволакивают мозг, впитываются в кору и гиппокамп. Глазами челнока вижу плазменные вихри, кружащиеся вокруг гелиоконцентратора. Силовые линии, вбираемые в приёмники, светятся с яркостью высоковольтной дуги. Внутри чуда инопланетной мысли копится неостановимая мощь солнца. В следующее мгновение происходит столкновение.

Четыре челнока. Четыре роевых интеллекта, низ машинной иерархии. Вот и весь взвод. Мы лишь узлы, низведённые до высокоскоростного минимума. Нет, не низведены, а очищены от всей мешающей в бою шелухи и спаяны узконаправленными каналами связи. Мы действуем как один. Наши космолёты пробивают броню, словно картонку. Силовые конструкции тормозят нас, но мы всё равно уходим глубоко внутрь зоны высадки. Наконец долгожданная остановка.

Уже не первое отделение, а я сам, смотрящий сотнями камер с доспехов и дронов, выныриваю из раскрытых створок. Второе отделение рядом. Третье и четвёртое маячат в соседних помещениях слева и справа. Мы прошили не один отсек и оказались неожиданностью для врагов. В моём огневом секторе на опорах висят саркофаги со спящими биороидами. Лёгкая мишень. Работаю по ним из гранатомётов.

В последнее мгновение из взрывов вылетает особо ретивый враг. Он изворачивается в полёте и посылает моему центральному телу дуплет из скрэм-пушек. Лобовая бронепластина сияет мириадами искр. На автомате подмечаю отсутствие пробития. Сам же биороид не успевает этого узнать. Лазеры ослепляют его почти в момент выстрелов. Добивающий удар гиперзвуковыми иглами разрывает обделённую тяжёлой бронёй тушку. Интересно как он выбрал приоритетную цель? Впрочем, неважно.

Сквозь БИС проходит командный импульс. Отделение разворачивается к организованному челноком пролому. Сквозь него лезут противники. Их воронёная броня блистает метнувшимися к чувствительной оптике лазерами. Уходя в укрытие, разряжаю рельсовые автоматы. Кинжальный огонь сметает тощих уродцев подчистую. Они пытаются проделать дополнительные проходы, но урановые стрелки прошивают тонкие переборки насквозь.

Новая команда, прикрывать с тыла второе отделение, одновременно начав разминирование. В моё командование переходят боевые микрониты. Отсылаю стальную кляксу на передовую, и приказываю ей распасться тысячами невесомых нитей. Мысленная команда, Мишеро и Алекса принимаются обезвреживать ядерные заряды. Бездействую пока соседний роевой интеллект возиться в проходе в предыдущий отсек.

Внезапно от него сквозь БИС приходят сигналы об опасности. Второе отделение отступает под огнём многочисленных врагов. Селекторы ложных целей захлёбываются от обилия помех. Пропускаю товарищей по взводу и активирую микронитную ловушку. Тончайшие нити моих боевых микромашин наливаются объёмом, рвутся от многочисленных попаданий, но достигают врага. Скользящие по стенам биороиды тормозят, расчищая себе дорогу лазерами и отвечая на наш огонь масс-реактивными снарядами. Переборка окончательно превращается в парящие в пространстве фрагменты, среди которых дымят маневровыми двигателя космические дроны.

Предназначенные для пустоты машины выцеливают моё отделение, не обращая внимание на отступающих. Лучи бьют по моей броне, ракеты детонируют на системах активной защиты, осыпая градом картечи. Считанные секунды и падёт придел выносливости механизмов. Стороны должны будут вступить в размен, в соревнование, чьи рельсовые и скрэм-пушки заберут больше жизней. Направляю не задействованные до этого орудия своих бойцов, своих карающих дланей, на усеянные турелями овоиды. Трассы миниракет ненадолго переключают огонь вражеской автоматики на себя. Этого хватает для прорыва четырёх огненных птиц.

Тяжёлые ракеты сплошным сиянием поглощают дальнюю от нас часть отсека. Ненадолго это тормозит лавину врагов. Этого хватает, чтобы отвести второе отделение. В следующий миг, интеллект взвода даёт команду двум ближайшим челнокам активировать привод Зубрина. Чистейшее атомное пламя поглощает соседнее помещение, перекручивая конструкции в оплавленные оригами. Плазма держится лишь несколько секунд, что кажутся вечностью. Но вот оно спадает, оставляя пробоину, сквозь которую виден космос.

Боли я не чувствую, просто констатирую факт множественных пробитий конечностей. У остальных членов моего отделения ситуация аналогична. Медицинские дроны нас латают, пока целые бойцы окончательно обезвреживают ядерные мины и взламывают инфокабели. Запасных частей нам хватает, их взяли с лихвой вместо "Тарантула", ничуть не жалею об этом. На нём бы сосредоточилось столько ракет, что наши лазерные дроны не смогли бы перехватить все.

Проходит почти минута, аналитические центры выводят неприятный факт, что враг научился выявлять командные узлы. Во всех зонах высадки обороняющиеся в первую очередь атаковали отделения управления. В случае максимальной интенсивности радио-электронной борьбы это может поставить под угрозу цепочки командования. Хорошо, что пока удаётся использовать децентрализованный рой.