«Черное дерево»
Работорговля, как и пиратство, была широко распространена в античном мире. В Средневековье ее возродили не англичане, вообще не европейцы – арабы. В отличие от негритянских племен, живших порой прямо-таки первобытным образцом, за арабами стояли державы. В XIII–XIV веках в Восточную Африку, порой продвигаясь очень далеко, проникали их отряды, и в арабские мусульманские страны тянулись вереницы невольников.
Потом подключились европейцы, конкретнее – португальцы. Первое плавание в Африку за рабами совершил некий сеньор Азуара, привезший 165 человек (по крайней мере, его дошедший до нашего времени дневник – самое раннее документальное свидетельство).
Потом португальская работорговля приняла регулярный характер. Сначала попросту устраивали набеги на прибрежные деревни, без церемоний захватывая их жителей. Потом от столь «любительской» практики отказались: во-первых, действуя подобными методами, много людей не наловишь; во-вторых, многие местные племена были весьма воинственными и представляли серьезную угрозу. Гораздо проще и выгоднее было рабов покупать. Причем в роли продавцов, необходимо уточнить для исторической точности, выступали такие же чернокожие племенные вожди. Как люди, умом и деловой сообразительностью ничуть не уступавшие белым, они быстро поняли выгоды неизвестного прежде бизнеса. И срочно внесли изменения в военную тактику: теперь в войнах меж племенами старались не убивать, а захватить в плен как можно больше воинов противника – чтобы потом продать пленных португальцам. В отличие от изображенного Жюль Верном в романе «Пятнадцатилетний капитан» африканского царька, тупого алкоголика, большинство вождей были гораздо более деловыми и отдавали товар не за спиртное и бусики, а за звонкую монету и всевозможные европейские товары, в том числе и за огнестрельное оружие, дававшее им преимущество перед теми племенами, кто его еще не имел.
Никакой лирикой вроде «национальной солидарности» чернокожие торговцы не маялись. И поставили дело на широкую ногу. В том же XV столетии короли черных государств на территории нынешнего Конго приняли крещение и стали добровольно вассалами португальского короля. После этого крайне цивилизовались – короли возводили свою знать по европейскому примеру в графы, герцоги и маркизы, в их владениях тамошнее дворянство носило европейскую одежду, парики, шпаги, посылало детей учиться в Лиссабон, строили дома на европейский манер. Как впоследствии русские дворяне использовали французский, конголезские, чтобы отличаться от «черни», в быту использовали уже не родной язык, а португальский. При королевском дворе действовал перенятый у португальцев придворный этикет, под европейскую музыку танцевали европейские танцы. Эта цивилизованность ничуть не мешала чернокожим королям торговать рабами с португальцами – как не мешала и европейцам заниматься работорговлей.
Несколько другое положение сложилось в нескольких государствах на территории нынешней Анголы. Власть там захватили пришельцы – хорошо вооруженные и организованные отряды, этакие «военные братства», очень похожие на европейские рыцарские ордена или отряды кондотьеров. Называли себя эти спесивые ребята «имбанга ла» – что это означает, я выяснять не стал, неинтересно было (как, наверное, и читателю). Главное, к завоеванным, таким же чернокожим, они относились примерно так, как относились к крестьянам-простолюдинам испанские доны, французские дворяне и польские паны. Даже хуже – по крайней мере, в Европе, даже когда там практически повсеместно существовало крепостное право, крепостных все же не продавали за границу. Зато «имбанга ла», бистро усмотрев новый источник выгоды, стали в немалых количествах продавать своих «подданных» португальцам.
Рабов португальцы использовали не только у себя дома и в американских колониях – продавали испанцам. В американских колониях Испании действовала своя специфика. Разграбив сокровища индейских государств, они стали во множестве заводить плантации и рудники, на которых работали покоренные индейцы – первое время в качестве совершенно бесправных рабов.
История порой выкидывает весьма замысловатые номера… Кто-то поначалу и не поверит, но появление черных рабов в Америке было вызвано гуманизмом. Каковой порой бывает оружием обоюдоострым…
Не знаю, как дело обстоит сегодня, но я в шестом классе изучал историю средних веков по учебнику, где немало места было отведено благородному и гуманному борцу за права индейцев епископу Бартоломео де Лас Касасу. Он действительно существовал и немало сил отдал борьбе за права индейцев. В чем его поддерживали не только другие священники, но и знаменитый конкистадор, покоритель империи Ацтеков Эрнан Кортес (Кортес был человеком сложным и интересным, нисколько не укладывавшимся в шаблонный образ тупого грабителя. Именно он в свое время предлагал создать в Америке университет – но королевские чиновники этот проект положили под сукно).
В конце концов борьба за права индейцев увенчалась успехом: Папа Римский официально провозгласил их такими же людьми, обладающими бессмертной душой, а испанский король столь же официально перевел из рабов в крепостные. Крепостному все же живется полегче, чем рабу, никакого особенного угнетения в этом не было – индейцев просто-напросто уравняли в правах с испанскими крестьянами, тогда пребывавшими как раз в положении крепостных.
(В бессмертном романе Сервантеса «Дон Кихот» справный хозяин Санчо Панса оставляет дом, семью и крепкое хозяйство и пускается в странствия в качестве оруженосца Дон Кихота отнюдь не из любви к романтическим приключениям – откуда бы ей взяться у солидного, домовитого крестьянина, уже немолодого? Это у Дон Кихота голова набита романтическими рыцарскими романами – а Санчо попросту крепостной Дон Кихота, вот и вынужден выполнять прихоти барина, что бы тому в голову ни взбрело…)
Чуточку не по теме, но интересно. Отношением испанского дворянства к индейской знати (особенно к членам императорской династии, пусть и свергнутой испанцами) руководила самая натуральная классовая солидарность – феодальная. Действовал простой принцип: дворянин – всегда дворянин, даже если он индейский. Принявшим крещение знатным индейцам автоматически присваивалась дворянская приставка к имени «дон», и они, говоря современным языком, легко интегрировались в испанское общество. Более того – за них часто и охотно выдавали дочерей испанские дворяне. Один из таких сыновей крещеного индейского дона и знатной испанки, Гарсиласо де ла Вега, стал в XVII в. известным историком Америки, чьи работы не потеряли научного значения и сегодня.
Так вот, на территории бывших индейских государств исправно работали – теперь уже не в рабских условиях, а на более легком положении крепостных – индейские «простолюдины». За столетия жизни именно что в государстве они привыкли гнуть спину «на барина», так что для них ничего особенно не изменилось. По сути, испанцы, свергнув индейскую правящую элиту, попросту заняли ее место.
Совсем другая ситуация сложилась в южных районах Северной Америки, где испанцы тоже стали заводить плантации и рудники. Вот там с рабочей силой обстояло крайне скверно. Тамошние индейцы испокон веков были «вольными птицами», и сделать из них подневольных рабочих не удавалось. Не тот менталитет. Индейцы бунтовали, убегали, наконец, просто умирали – а их соплеменники часто, чтобы их вызволить, устраивали нападения на испанские владения.
Выход из положения нашел тот же Лас Касас, чей гуманизм был довольно специфическим и, как бы удачнее выразиться, весьма даже односторонним. За индейцами он признавал право на обладание бессмертной душой, а вот неграм в таковом отказывал, полагая их чем-то вроде животных, разве что ходивших на двух ногах и изъяснявшихся членораздельно. Получив мощное «идеологическое обеспечение», испанцы и стали покупать чернокожих уже исключительно в качестве рабов.
Первую партию негров, 250 человек, португальцы привезли в 1510 году на испанский остров Эспаньолу (как называлась тогда Гаити). А далее пошло по нарастающей. Сами испанцы в Африку за неграми не плавали, но покупали их охотно. Быстро сложилось то, что сегодня именуется транснациональной корпорацией: техническую сторону дела, то есть поставку рабов, взяли на себя португальцы, а финансировали их экспедиции флорентийские, генуэзские и немецкие банкиры и торговые дома. Сущий интернационал…
К выгодному бизнесу решили подключиться и англичане. В первое плавание за рабами отправился в 1562 г. из Плимута сэр Джон Хоукинс, один из самых известных «королевских пиратов» (или, как они себя порой именовали, «морских собак»). Рыцарское звание он получил как раз за то, что часто и обильно пополнял королевскую казну после удачных нападений на «золотые галеоны» и испанские поселения в Америке. Теперь он решил заняться совершенно респектабельным бизнесом, каким в те времена считалась работорговля.
В море он шел на трех кораблях. Два носили имена известных персонажей библейского Ветхого Завета (протестанты такое любили) – «Соломон» и «Иона» (по другим источникам – «Иов»), а третий звался «Ласточка». Экспедиция оказалась, с точки зрения бизнеса, крайне прибыльной – Хоукинс привез более тысячи чернокожих. Правда, в рамках респектабельности он все же не удержался. Часть невольников «честно» наловил на берегу, а часть отобрал у португальцев – тряхнув стариной, взял на абордаж три португальских невольничьих судна и забрал живой груз. За успехи в новом для Англии бизнесе Елизавета присвоила ему звание адмирала.
Продав негров в испанских колониях в Америке, Хоукинс привез домой приличные деньги. По разным подсчетам, вкладчики получили от 30 до 60 процентов прибыли. Сочтя, что Хоукинс прекрасно показал себя как зачинатель нового бизнеса, Елизавета дала ему корабль с благочестивым названием «Иисус из Любека» (при чем тут немецкий город Любек, лично я так и не понял – к нему Иисус никогда не имел ни малейшего отношения). Корабль был старый, но вместительный и хорошо вооруженный пушками. Они и помогли Хоукинсу в торговых делах. Да, не удивляйтесь, пушки англичанам помогли в торговом деле…
Но давайте по порядку. В своей второй экспедиции Хоукинс вновь без особого труда «раздобыл» немало негров. Но продать их американским испанцам оказалось гораздо труднее. Точнее, практически невозможно. Испанский король только что издал указ, строжайше запрещавший жителям колоний торговать чем бы то ни было с какими бы то ни было иностранцами. Так что испанский губернатор решил не рисковать и на гнев короля не нарываться. И категорически отказался разрешить своим подчиненным покупать негров.
Плохо он знал англичан… Хоукинс прислал ультиматум: либо ему разрешат торговлю, либо он снесет пушками город (у губернатора как раз не было ни солдат, ни пушек). Пожалуй, это первый в истории случай «принуждения к мирной торговле» под угрозой орудий…
Губернатор скрепя сердце торговлю разрешил. Хоукинс вновь показал себя способным бизнесменом. Для третьей экспедиции ему снарядили уже шесть кораблей.
Вот только с самого начала последовали серьезные неудачи. Когда где-то на побережье Сенегала Хоукинс попытался устроить облаву на негров, местное племя, весьма воинственное, встретило незваных гостей отравленными стрелами. Восемь англичан погибли. Хоукинс тоже был ранен стрелой в колено, но как-то выжил. Потом все же повезло: вождь соседнего племени воевал с соседями, которых в чистом поле все же разгромил, но остальные засели в неприступной, по африканским меркам, укрепленной деревне. Взять ее без огнестрельного оружия вождь не мог – а у англичан оно как раз было. Так что вождь предложил Хоукинсу сделку: англичане помогут ему взять крепость, а он взамен отдаст им всех пленных. Грязная политика везде одна и та же, кто бы ее ни вел, джентльмены в бархате или полуголые чернокожие вожди с кольцом в носу. Базовые принципы одни и те же…
Крепость англичане взяли. Вождь отдал Хоукинсу примерно восемьсот пленных. Позже оказалось, что он крепенько сжульничал и гораздо больше оставил себе, чтобы потом продать другим белым уже за деньги, но Хоукинсу хватило и этого. Проторенной дорожкой он отправился в Америку, в другую испанскую колонию.
Негров поначалу опять-таки не удалось продать: действовал все тот же строгий указ испанского короля. Губернатор проявил гораздо больше твердости, чем его коллега, и отказал Хоукинсу. Тот и в самом деле обстрелял город из пушек, но все жители с губернатором во главе укрылись в дремучих лесах.
Работорговцу помогла случайность: англичанам попался чернокожий раб. С ним договорились быстро: англичане увозят его с собой и дают свободу, он покажет ведущие в лагерь беглецов потайные тропинки. Англичане напали на лагерь ночью, испанцы убежали еще дальше, в самые дебри, но бросили в лагере городскую казну, а еще немало жемчуга и золотого песка…
Будь Хоукинс обычным пиратом, он убрался бы с этой богатой добычей, но у него на борту было восемь сотен голов дорогого «товара». Он отправил губернатору письмо. Оно для истории сохранилось: «Если вы не предоставите нам торговой привилегии, ваши сокровища останутся на моем корабле, а город будет сожжен. Но если вы купите наших негров, мы все это вернем».
И этот губернатор вынужден был согласиться. Как ни удивительно, Хоукинс вернул ему все ценности и казну, проявив редкую для пирата и работорговца щепетильность. А вот на обратном пути снова не повезло, и гораздо серьезнее: шторм загнал эскадру Хоукинса в порт города Веракрус (на территории нынешней Мексики). Поблизости показался очередной «серебряный караван» – тринадцать грузовых судов под конвоем двух военных галеонов, которыми командовал не кто иной, как вице-король Новой Испании дон Энрикес, глава всей испанской администрации в Америке…
В конце концов завязался бой. Англичанам удалось метким попаданием в пороховой погреб поднять на воздух испанского флагмана. Но испанцев оставалось еще немало, и боевого опыта у них было побольше, чем у собранных с бору по сосенке авантюристов Хоукинса. Часть его кораблей испанцы захватили, часть потопили. Из порта удалось вырваться только двум маленьким суденышкам. Одним командовал сам Хоукинс, другим – его молодой родственник, делавший первые шаги на пиратской дороге Френсис Дрейк…
Вся выручка за «черное дерево» (как стали называть продаваемых в рабство африканцев) досталась испанцам, и Хоукинс вернулся домой с пустыми руками. Однако репутацию сохранил – списали на случайность, от какой никто не застрахован… И адмиральского звания не лишили.
По проторенной сэром и адмиралом Хоукинсом дорожке довольно скоро пустились и другие англичане. Однако примерно лет девяносто вывоз из Африки рабов происходил в довольно скромных масштабах – как у англичан, так и у португальцев и примкнувших к ним голландцев. Широкий размах он приобрел в середине следующего столетия – но подробный рассказ об этом будет в следующей книге, как раз в значительной степени и посвященной XVII веку. Упомяну лишь, что сомнительная честь стать пионером английской работорговли обернулась для Хоукинса не только адмиральским званием – ему официально разрешили включить в свой герб изображение негра в цепях. В те времена англичане (и не они одни) особой щепетильностью не страдали и, как гласит английская же пословица, называли кошку кошкой…
