Список кузнецов, которые изготавливают холодное оружие на заказ, был не особенно внушительным – всего восемь человек. Но большинство из них ковали лишь добротные охотничьи ножи. Из украшений в большинстве случаев применялся либо натуральный рог, либо насадки из копыта. Но кинжал такого уровня в Москве могли изготовить, по мнению специалистов, лишь трое.

Илья Репкин был первым в списке Бурмистрова, но, как оказалось, он давно перестал заниматься коваными изделиями. Здоровье было уже не то – сказывался возраст. Крутя в руках кинжал, старик подслеповато щурился, потом взял с полки очки и стал рассматривать рукоять кинжала, недовольно покачивая головой.

– Что-то не так, Илья Иванович? – поинтересовался Крячко, многозначительно переглянувшись с Бурмистровым.

– Мы так не ковали, – проворчал Репкин.

– Что, клинок плохо кован? – спросил майор.

Старый кузнец недоуменно посмотрел на него, потом взял увесистый кухонный нож для разделки мяса и постучал им по клинку кинжала:

– Слышите? Это не оружейная сталь, это железка. Это просто полоса железа от забора, которую вывели на наждачном станке. Это не работа, этим пацаны в детстве балуются, хотя рисунок накован грамотно, по горячему металлу. Но это все ерунда, я вот на рукоять смотрю. Тут работал кузнец, но из молодых, из новых. Этим все поскорее надо, тяп-ляп, и в дамки. А ковать нужно так, чтобы потомки любовались работой и имя мастера спрашивали. Шаблонов много, как на поток работал.

– Не понял, – придвинулся ближе к мастеру Стас. – Поясните, пожалуйста, о чем вы говорите.

– Да вот на рукояти, смотрите. Возле перекрестия рисунок рельефный и возле навершия. Его еще «яблоком» называют. Вот этот рельефный мелкий рисунок не выкуешь с помощью обычной «подбойки» или «керна». Когда штучную вещь делаешь, то обычно и сам под каждый заказ инструмент изобретаешь. А тут… Как бы это вам сказать… Мастер хороший, руки умелые, но без выдумки. Не художник он.

На вопрос, кто бы, по мнению самого Репкина, мог сделать этот кинжал, старик так и не ответил. То ли и правда не мог предположить, то ли мастеровая этика не позволяла.

Пришлось по списку Бурмистрова двигаться дальше. Следующим значился Николай Андреевич Бородин. Плечистый бородач лет сорока встретил оперативников в мастерской у остывающего горна. Вытирая руки, он стоял в большом кожаном фартуке и смотрел на кинжал, который Бурмистров выложил перед ним на верстак.

– Нет, не знаю такого, – флегматично ответил кузнец, даже не прикоснувшись к оружию. – Не моя работа.

– А вообще, вам такие изделия встречались? – поинтересовался Крячко. – Может быть, вы знаете, кто мог изготовить этот кинжал?

– А чего тут изготавливать? – пожал широкими плечами Бородин. – Железка. Наполовину «слесарка», наполовину холодная ковка. Кто угодно мог, мало ли людей с руками по Москве.

– А к вам не обращались с таким заказом? Может быть, вы знаете, кто пытался заказать такой кинжал вашим знакомым, другим кузнецам?

– А я разве знаю? Думаете, мы каждый день все собираемся за кружкой пива и обсуждаем, кто кому и чего заказал? Я, может, год уж не общался ни с кем из кузнецов. Да и мало кого осталось, кто умеет по металлу работать. Кто-то бросил, где-то новые появились. Я вот начинал с оградок кладбищенских, а сейчас больше по мелочи, по узорным работам, накладкам, завитушкам. Цветы, монограммы и все такое. С оружием связываться себе дороже. Сделаешь красивую вещь, думаешь, ее на стенку повесят, а ею кого-то ночью пырнут, и вы ко мне придете. Вот сейчас же пришли? Видать, кровь на этом кинжале?

– Это пока не подлежит разглашению, – отозвался Бурмистров. – Но если вы что-то знаете, то мы бы просили вас помочь, Николай Андреевич. Дело уж больно серьезное. Беда у человека, и еще может случиться несчастье.

– Да, я понимаю, – вздохнул здоровяк. – Знал бы – сказал бы.

Когда речь зашла о третьем кузнеце из списка Бурмистрова, майор сделал хитрое лицо и сказал, что он вызвал мастера к себе на Петровку повесткой. Крячко не стал расспрашивать о причинах такого хода, доверившись опыту оперативника. В семь вечера в дверь постучали, и в проеме появился невысокий плечистый молодой мужчина со свежей ссадиной на скуле и облепленными пластырем костяшками пальцев рук.

– Разрешите? – хмуро оглядел он двух полицейских в гражданской одежде, сидевших в кабинете. – Я по повестке. Мне к майору Бурмистрову.

– Фамилия? – сурово спросил Бурмистров.

– Моя? – Посетитель помялся. – Росчанский. Сергей Владимирович.

– Проходите, Росчанский, – показал рукой на стул возле своего стола майор. – Присаживайтесь. Вы знаете, почему мы вас вызвали?

– Из-за драки, – кивнул головой кузнец. – Не помню ничего. Мне пить нельзя, у меня сразу мозги отключаются. А потом мужики рассказали, что я того таксиста избил сильно. У меня рука тяжелая, я же кузнец, с железом дело имею.

Крячко смотрел на мужчину, пока тот виновато крутил головой то в сторону одного полицейского, то другого, пытаясь найти сочувствие и понимание. Эту историю он знал, Бурмистров все же рассказал, что интересующий их кузнец, оказывается, провел позапрошлую ночь в отделении полиции из-за пьяной драки. Таксист, которого он избил, потому что тот якобы заигрывал с его женой, пострадал не очень сильно. Разбитый нос и обильное кровотечение – все это выглядело эффектно, но не попадало даже под статью о нанесении тяжких телесных повреждений. Так, хулиганство. В принципе, даже мелкое, если адвокат постарается. Но дело не в статье административного или Уголовного кодекса, по которой будет приниматься решение. Дело в том, что вся эта история, стань драка достоянием общественности, могла повредить репутации кузнеца, известного и довольно востребованного мастера. Бурмистров не намеревался шантажировать Росчанского. Он хотел просто объяснить ему, как следует себя повести и что предпринять, чтобы унять скандал, чтобы добиться мировой с таксистом. Ну, и в ответ получить искренность и добровольное желание кузнеца помочь оперативникам в их деле.

– Очень плохо, Сергей Владимирович, что вы ничего не помните, – сказал Бурмистров. – Было бы лучше, сдержи вы свои эмоции и не устрой скандала на пустом месте.

– Мне что, показалось, что он с моей женой заигрывал? – хмуро посмотрел на майора кузнец.

– А вы с чего взяли, что драка произошла именно из-за этого?

– Жена так сказала. Сказала, что я дурак, ревнивец, Отелло. Она меня уговаривала пойти к этому… потерпевшему и договориться, уладить все миром. Мол, если он узнает, что я известный мастер, поймет, и с уважением отнесется, что я сам пришел, сам предложил мировую, а не стал кичиться своими заслугами.

– Вот этого вам делать как раз нельзя, – покачал головой Бурмистров. – Помириться, конечно, нужно обязательно. И чем скорее, тем лучше. А вот регалиями своими и известностью размахивать в вашем положении не стоит. Вы можете сделать только хуже. Простой человек с другим простым всегда сможет договориться «на равных». А с вас таксист постарается содрать моральный ущерб и еще кое-что. Обдерет он вас. И скандал разразится, если вы будете несговорчивым, тогда ваша профессия, ваше мастерство перестанет приносить вам плоды и материальные, и моральные. Отвернутся от вас заказчики, отвернется пресса. Или не отвернется, а станет, наоборот, муссировать скандальную сторону вашей жизни. А от такого рода внимания прессы избавиться будет не просто. Добьют они вас, Сергей Владимирович!

– Вы так считаете?

– Увы, но мой опыт подсказывает, что, скорее всего, события будут развиваться именно по подобному сценарию. Так что примите этот добрый совет. Но пригласили мы вас не для этого. Этот разговор так, из чувства сострадания, уважения к вашему мастерству. Познакомьтесь, это полковник Крячко из Главного управления уголовного розыска МВД, и нам нужна ваша помощь.

– Ого! – удивился кузнец. – Прямо из министерства? Да-да, конечно. А чем я могу вам помочь?

– Очень можете помочь, – повторил слова майора Стас и вытащил из портфеля сверток. – Нас интересует один заказ.

Судя по глазам мастера, он кинжал узнал. И не только узнал, но и сильно испугался. Наверное, шок от произошедшего недавно скандала и понимания возможных последствий усилили впечатление, и своих эмоций Росчанский скрыть не смог. Или не хотел. Пока он пребывал в расстроенном состоянии, пока у него еще было доверие к сидевшим перед ним полицейским, надо было с Росчанским работать, «дожимать» его. И Крячко, как подсказала ему интуиция, пошел ва-банк. Он сразу сделал вид, что нисколько не сомневается в том, что кузнец делал этот кинжал и сразу узнал его.

– Скажите, Сергей Владимирович, кто вам заказывал этот кинжал?

Росчанский открыл рот, но ничего не ответил, продолжая смотреть на оружие с недоумением и страхом. На его лице видны были все эмоции, бушевавшие в душе. Но здравый смысл победил, или его пересилил страх, но кузнец заговорил, стараясь унять одолевшее его волнение:

– Я не знаю его. Пришел, сказал, что по рекомендации, только я не помню, на кого он сослался. Честно, не помню. Занят я был сильно тогда, не до новых заказов было. А когда этот мужчина положил передо мной фотографии и наброски с размерами, я, конечно, загорелся. Он копию хотел, а я сразу прикинул, сколько такие копии стоят. Думал, заработаю на нем прилично. А то и табличку заработаю в каком-нибудь музее или коллекции, где будет указано, что я ковал это оружие.

Крячко с сомнением посмотрел на кузнеца, потом на подделку. Росчанский верно оценил взгляд полковника и торопливо стал объяснять:

– Это когда я стал ему расписывать все, что нужно для точности изделия, когда пытался его к цене подвести, он мне заявил, что не обязательно, чтобы оружие было точно таким же. Только с виду, только на первый взгляд. Это, видите ли, для съемок исторического фильма. Им даже фехтовать не будут, только носить на поясе. И чтобы было видно, что он тяжелый, как настоящий, а не бутафорский.

– И вы все равно согласились? – снова не стал скрывать своего удивления Крячко. – Несмотря на занятость?

– Деньги он хорошие предложил. А мне надо было перебиться, пока я дорогой заказ не выполню. Я по времени прикинул, что успею, не напрягаясь, и кинжал сделать, ну, и согласился.

– Много он вам пообещал за кинжал? – поинтересовался Бурмистров с недоверчивой усмешкой.

– Много. Сто двадцать тысяч, – уныло отозвался кузнец. – Только не получил я от него ничего. Кинул он меня, урод. А еще интеллигентный человек. Вежливый такой. Пришел за заказом в мастерскую. Повертел в руках, покрутил, довольный такой. Я уж думал, что угодил ему. И точно, он стал говорить, что до конца месяца еще мне закажет таких вот изделий несколько штук. А потом у него сердце прихватило. Я потом уж понял, что артист он великий. Побежал в комнату, где у меня аптечка, вернулся с нитроглицерином, а заказчика нет. И кинжала нет. Я на улицу, но где там… И след простыл!

Гуров вернулся из МГУ, где наводил справки о сыне Пименова, побеседовав о нем в деканате, с куратором, с преподавателями. Сомнения, что Вадим Пименов к краже отношения не имеет, укрепились. Убить вора, обнаружив его в квартире, случайно, пусть и защищаясь, в целях самообороны, он не смог бы. Не тот типаж, характер не тот был у Пименова-младшего.

– Нашли, Лева, – раздался в трубке довольный голос Крячко, когда Гуров ответил на звонок. – Максим толковый опер, молодец просто. Из его списка кузнецов, которые могли изготовить этот злосчастный кинжал, «виновником торжества» оказался третий.

– А я никогда в Бурмистрове и не сомневался, – оживился Лев. – Давай подробнее: для кого делал?

– Не знает он заказчика. Да и с деньгами тот его кинул. Назвался киношником, консультантом по историческим вопросам. А заказ кузнец делал по фотографиям и рисункам с размерами. Фото сделаны были, я думаю, на какой-то выставке, то есть за оригиналом давно стали охотиться. Мы предъявили мастеру фотографии Пименова, его сына и еще кое-кого из коллекционеров. Никого не узнал. Сейчас они там фоторобот заказчика составляют, а я тебе бросился звонить.

– Хорошо, – поблагодарил Лев. – Теперь у нас хоть как-то вырисовывается заказчик или посредник. Судя по описанию, это не уголовник, это кто-то из тех, кто имеет деньги, для кого это развлечение. Заказ это, Станислав, настоящий заказ. На одной стороне – исполнитель Беня Кальмар и тот человек, что у вашего кузнеца копию заказывал. А вот кто со второй стороны? Тут у нас полная темнота! Не верю я, что воры-домушники так запросто кровь льют. Тут что-то другое.

Он отложил телефон и задумался, глядя в окно. Все в этом ограблении с убийством было нелепо, неправильно. С самого начала. Но какая-то логика в преступлении все же существовала. Ее нужно просто найти, понять. Вот тогда и начнется ниточка разматываться. А пока они с Крячко и Бурмистровым делают то, что положено делать при раскрытии каждого преступления, действуют по шаблону. А шаблон здесь результата, скорее всего, не даст. Все сложнее изначально. У него возникало ощущение, что труп в квартире Пименова и поддельный кинжал, которым был убит вор, – это всего лишь видимая часть айсберга. А вот что там, в темном мраке под водой? Что за всем этим стоит?

Самое главное, что удалось понять, то, что подделку на месте преступления оставили не зря. Если бы в схватке победил тот, кто с ней пришел, то он бы ее унес с собой, не оставил бы в теле своего противника на виду, чтобы поддельный кинжал попал в руки полиции. Ведь оружие приведет к мастеру, который его изготовил, и к заказчику, который к этому мастеру приходил. Так, собственно, и получилось. Значит, тому, кто убил Беню, было важно оставить этот ложный след. Значит, Беню послал тот, кто заказал подделку и хотел подменить ею настоящий кинжал. Но вот кто второй, кто убил Беню и забрал настоящий кинжал? Ох, как нужен тот, второй!

Но подозрения подозрениями, интуиция интуицией, а выполнять весь план работы по раскрытию преступления необходимо все равно. И сейчас привезут Пименова-младшего. Допрос, скорее всего, ничего не даст, но допросить парня в любом случае необходимо. Каждая мелочь может помочь, если ее не пропустить, если найти хоть какое-то рациональное зерно. А для этого через «частое сито» розыска пропустить придется всю имеющуюся информацию.

– Разрешите, товарищ полковник? – В дверях появилась фигура с погонами лейтенанта. – Свидетель Пименов доставлен.

Гуров кивнул. Лейтенант посторонился, пропуская в кабинет молодого человека, одетого в узкие коричневые брючки и тонкую летнюю рубашку навыпуск. Волосы у Вадима Пименова на темени стояли торчком, изображая, видимо, лирический беспорядок. М-да, подумал Лев, а в наше время считалось приличным причесываться, сейчас же – наоборот. Ладно, не это главное в людях.

Вадим с Гуровым был знаком. Одна короткая беседа у них была еще в тот день, когда Гуров и Крячко приезжали осматривать квартиру и Пименов-старший демонстрировал им коллекцию оружия. Тогда Вадим выглядел подавленным, больше молчал, на вопросы отвечал односложно. Сейчас в парне многое изменилось. Наверное, он вернулся в свое естественное состояние самоуверенного, немного нагловатого студента МГУ. Статус университета, статус отца, возможно, и результат некоторой избалованности с детства, все это слой за слоем копилось, формировало личность парня. Назвать Вадима глупым было нельзя. Скорее всего, он и в университет поступил сам, без всяких протеже. Но вот многие суждения у него были поверхностными. А ведь это жизненная позиция, вдруг подумал Гуров. И отношение к малоимущим, и к пенсионерам. Этот человек никогда не пропустит вперед старика, не подаст руку при выходе из транспорта женщине, не уступит места беременной в метро. И с презрением будет смотреть на бездомного старика, который роется в мусорном баке. Нет, даже смотреть не будет, он с презрением отвернется. Для Вадима Пименова существует только он сам. Он, люди его круга – и все остальные, к которым он относится как к людям второго сорта, неудачникам, никчемным созданиям.

Говорить во время допроса такому типу, что ты его подозреваешь, хотя бы и косвенно, в причастности к преступлению, нельзя категорически. Он сразу замкнется, начнет изворачиваться в любом вопросе, даже если тот и не касается преступления. Он погрязнет во лжи, а докапываться до истины придется оперативнику, а потом следователю. С такими типами, как Вадим Пименов, разговаривать надо «на равных», надо показывать одобрение его жизненной позиции, демонстрировать понимание его поведения в обществе как естественного и оправданного. А все вопросы о том, где он находился в момент совершения преступления в их с отцом квартире, должны выглядеть ненавязчиво, типа да, вот такие подонки, такие квартирные воры и мешают отдыхать людям, мешают им развлекаться так, как хочется.

В момент совершения преступления Пименов-старший был в загородном доме, а Вадим развлекался в ночном клубе. Аристарх Николаевич утром приехал в город и обнаружил, что входная дверь не заперта. Он решил, что это вернулся пьяный сын из клуба и не закрыл за собой дверь. Собрался уже отругать его и вошел в квартиру, но вместо сына обнаружил труп. Чего только профессор ни передумал в тот миг, он даже решил, что это его сын по пьянке кого-то убил.

А вот поведение Вадима, его реакция на труп вора в квартире была, скорее всего, правильной. Она Гурова не удивила. Испуг, сильное волнение, переживание за квартиру, за отца. Чаще всего, когда люди хотят что-то скрыть, пытаются выглядеть не так, как ощущают себя в данный момент, они делают это нелепо. Видна ложная реакция, видно, что поведение неестественное. Хотя, надо отдать должное, среди потерпевших и преступников ему за все время его работы в уголовном розыске попадались настоящие талантливые актеры.

Допрос Лев строил по очень простой схеме. Знает ли Вадим людей, которые могли захотеть или, тем более, попытаться украсть что-то из коллекции его отца? Разумеется, Пименов-младший возмутился. У него нет и быть не может таких знакомых, людей, склонных к воровству. Он – студент МГУ, занимается изучением иностранных языков, будущий переводчик. Гуров выслушивал ответы, с пониманием кивая головой, как бы подтверждая, что он и сам не думает, что у Вадима могут быть такие знакомые. А подозревает ли Вадим кого-либо? Может, у него есть опасения, может, кто-то интересовался коллекцией его отца и озвучивал в связи с этим желание иметь какое-то оружие? И снова молодой человек все отрицал.

Гуров слушал ответы, наблюдая за реакциями, а сам думал, искал ответы на сопутствующие вопросы. Ну, допустим, Вадим непричастен. Допустим, он совершенно не имеет представления, кто бы мог попытаться похитить кинжал. Но могут ли в окружении Пименова-младшего быть такие люди, кто тайно желал бы этой кражи? С одной стороны, подозревать можно каждого человека, многие, видя красивую или дорогую вещь, в мечтах хотели бы обладать ею. Но порой граница между «хочу» и «все сделаю, чтобы обладать» весьма ощутимая. И у большей части людей это непреодолимая граница. Вопрос: кто из окружения Вадима мог узнать о коллекции его отца, познакомиться с содержимым и принять меры к хищению кинжала? То есть нанять вора, заплатить ему за операцию.

И снова пошли вопросы о новых знакомых, о странных встречах, неожиданных, запомнившихся вопросах незнакомых или мало знакомых людей. И в череде этих вопросов Лев не упускал возможности побольше узнать о друзьях Вадима Пименова. А таких у него было двое, это удалось установить довольно просто. Один – сокурсник Вадима – Паша Шаров. Второй – тоже студент, только из МАИ. Отец должен радоваться, что его сын дружит не абы с кем. Но какое-то странное чувство появилось у Гурова, когда он по некоторым намекам и удивленным репликам людей, с которыми беседовал о Вадиме Пименове, стал понимать, что друзья как-то охладели друг к другу. Всего год назад, всего пару месяцев назад они были, как говорится, не разлей вода, а теперь не общаются, не переписываются в сетях, не ходят вместе по клубам.

– Ты за отца-то переживаешь? – завершая беседу, спросил Лев.

– Конечно, – с готовностью кивнул Вадим. – Вы бы знали, в каком он состоянии был, когда все случилось, когда полиция уехала, тело забрали в морг. Окно испортили, замок в двери теперь ненадежный, сейф ему раскурочили. Он сидит, руки опустил и на лужу крови смотрит посреди комнаты.

– А ты? – спросил Гуров, не имея в виду ничего определенного. Он просто хотел перевести разговор на самого парня.

– А я что? Надо же кому-то ситуацию исправлять. Вижу, отец в трансе. Позвонил Пашке, приятелю своему. Он сообразил, алкашку какую-то привел. Она и отмыла пол от крови. Сами мы бы не смогли. Я, например, даже представить не мог, как смогу прикасаться к крови этой…

Любопытно! Лев с интересом посмотрел на парня. Все в один голос говорят, что друзья охладели друг к другу, почти перестали встречаться, проводить время вместе, а тут вот оказалось, что первому, кому позвонил Вадим и у кого попросил помощи, так это однокурснику Павлу Шарову. Не стоит заострять внимание на этом, но в памяти сохранить стоит. А вообще-то придраться не к чему. Никак не клеится образ профессорского сынка с образом убийцы или организатора ограбления, посредника, «наводчика». Отрабатывать возможную причастность Вадима к ограблению собственного отца придется до конца. Такая уж работа, что отметать в сторону нельзя ни одну версию, какой бы она нелепой ни показалась.

– А с кем ты в клубе был в тот вечер? – спросил он. – Неужели у тебя девушки нет?

– Нет, – развел руками Вадим. – Но если честно, как мужчина мужчине, то в клубе можно найти на один раз девушку. Без проблем. А так, чтобы серьезно, – наверное, нет потребности. Мне и отец все время твердит, что жениться, серьезные отношения заводить надо, когда за спиной образование, профессия, хорошая зарплата в кармане. А знакомых, чтобы повеселиться, всегда можно найти. Там программы интересные всегда. Кстати, рекомендую этот клуб. Туда многие люди и в возрасте ходят. Прилично все. До утра танцевать, конечно, только молодежь вроде меня остается, но с вечера очень неплохо можно провести время.

Гуров сделал себе пометки, через кого можно установить точно, был ли в тот вечер Вадим Пименов в ночном клубе. Кажется, у парня железное алиби.

Олег Азаров проводил хмурым взглядом официанта и принялся барабанить тонкими узловатыми пальцами по белоснежной скатерти. Он ждал водки и смотрел на свои пальцы. На правой руке они слушались и отбивали нужный ритм. А вот на левой руке два пальца были изуродованы, и из-за этого Олегу пришлось менять профессию. Когда-то его ценили и уважали. А теперь что? Какая-то дурацкая пьянка несколько лет назад, драка, удар битой по руке, и вот он – калека.

Официант принес графинчик с водкой, рюмку, тарелку с мясной нарезкой, холодный салат. Азаров отмахнулся, отсылая официанта, плеснув в рюмку на три пальца алкоголя, опрокинул ее в рот и поперхнулся. Черт, обветренные губы жжет. Как хочется надраться до поросячьего визга, заказать музыку, откинуться на спинку кресла с толстой сигарой в руке. Обвести хмельным взглядом зал и поманить пальцем любую сучку к себе.

Было время, подбегали, как собачонки. Только это было не в Москве, а в Ростове. И было это лет десять назад. Алкоголь начинал медленно действовать, но Азаров снова наполнил рюмку и снова опрокинул ее в рот. Я стал много пить, подумал он. И черт с ним! Живем от мгновения до мгновения счастья, а остальное только дорога к нему. В туалет надо. Тяжело поднявшись из-за стола, Азаров отправился в коридор, ведущий к туалетам.

Ресторан был не ахти каким роскошным, скорее добротное кафе. Нутром он понимал, что с его рожей в дорогом ресторане делать нечего. Да и денег оставалось уже мало. Только вот для таких кабаков, где хоть и дешевле, а тебя обслужат с уважением. Что-то в последнее время хотелось Азарову уважения к себе чувствовать. Видимо, стареет.

Вымыв руки, постоял перед зеркалом, глядя с ненавистью на изуродованные пальцы. Вот так короли становятся шутами, вспомнилась слышанная когда-то фраза. Надерусь сегодня в дым, решил Азаров, устал, не могу больше. Толкнув ногой дверь, он вышел в коридор и тут же увидел, что за его столом сидит незнакомый мужчина. Сильная, уверенная спина, дорогой костюм, благородная седина на висках. Азаров постоял, хмурясь, потом решительно двинулся к столику.

– Чего хотел? – процедил он сквозь зубы, подходя и усаживаясь на свое место.

– Грубый ты, Азот, – отозвался мужчина, не поворачивая головы и глядя, как на импровизированной сцене музыканты готовятся к своему номеру. – Я старше тебя, к тому же я представитель власти, которая может, если немного покопаться в твоих современных делах, засадить и тебя на несколько лет. Или нет? Ты завязал?

– Кто вы такой? – Азаров чуть сменил тон, но все равно спросил с неприязнью.

– Полковник Гуров, – спокойно ответил мужчина и посмотрел в глаза уголовнику. – Главное управление уголовного розыска МВД страны. Это тебе для размышления, а не из тайной гордости я сообщаю. А вон за тем столиком сидят парни из МУРа. И на улице дежурят еще. Это тебе тоже для размышления, если кинешься в бега. Некуда и незачем тебе бежать.

– За мной ничего нет. Чистый я, – усмехнулся Азаров и потянулся к графину с водкой.

– Что чистый, это хорошо, – кивнул Гуров. – Но ты мне еще и трезвый нужен. Поэтому, будь добр, не пей до конца нашего разговора. А потом, если есть желание, можешь напиться.

– Если поговорить хотели, то можно было и в другом месте. Нечего меня перед блатными выставлять в такой компании.

– Компания приличная, ты нос-то не вороти. А твоих дружков или просто знакомых в зале нет. Ты думаешь, я действительно верю, что ты бежать от меня бросишься? Нет, оперативники здесь как раз для того, чтобы не появились те, кто тебя знает. И меня знает. И мне неинтересно, чтобы нас вместе увидели. Потому что разговор у нас с тобой будет серьезным. А то, как расстанемся, зависит от результата беседы. Понимаешь меня?

– Слышал я про полковника Гурова, слышал, – проворчал Азаров. – Только вот говорят, что Гуров работает честно, на подлость не способен, даже с нашим братом. Принципы у него есть, хоть он и из «уголовки». Не встречались мы с вами раньше. Не скажу, что жалею об этом, но слышал о вас. Что же это вы, гражданин начальник, до шантажа опускаетесь?

– Лирика, Азот, лирика. И с моей стороны это не шантаж, а просто предупреждение. Чтобы сюрпризов не было. Если поможешь мне, чистый ты, то и расстанемся по-хорошему. А если разговора не получится, тогда продолжим его в другом месте и пороемся в твоей жизни основательно. И уж тогда я точно на принцип пойду и посажу тебя. Не должен ты на свободе ходить, Азот. Ты сидеть должен в колонии, а не в ресторане.

– Говорю же, чистый я! И в колонии мне делать нечего. За прошлое я отсидел. У меня проблем хватает и на воле. Мать у меня больная, нельзя мне в колонию. Умрет без меня.

– Ну, вот о матери и думай, когда отвечать будешь на мои вопросы, – посоветовал Лев. – Значит, так, Азот, вопрос первый. Ты работал с Беней Кальмаром?

Азаров весь напрягся, и Гурову это не понравилось. Что это так заволновался квартирный вор? Не потому ли, что вышеупомянутый Беня лежит сейчас в морге с дыркой в груди от большого кинжала?

– Ну-ка не тяни! – с нажимом сказал он. – Быстро и конкретно отвечай! Твое последнее дело с Кальмаром? Когда, где?

– Век бы не видеть вашего Кальмара! – вдруг зло отозвался Азот.

Вор стиснул кулаки, но кисть левой руки не сжималась. Два пальца нелепо и неприятно торчали в скрюченном положении. И Азаров сейчас таращился на свою руку с большей неприязнью, чем на разговаривающего с ним полицейского. То, что Гуров на этот всплеск эмоций не отреагировал, на Азота подействовало отрезвляюще. Он скрипнул зубами, убрал со стола искалеченную руку и стал рассказывать. Говорил он резкими короткими фразами, как будто бил наотмашь по ненавистной роже бывшего дружка. Гуров слушал с большим интересом, но внешне своей заинтересованности старался не показывать. Пусть волнуется вор, пусть пытается разгадать причины интереса полковника к Бене. И уже тем более, если Азот причастен к убийству Кальмара, пусть думает, что он в сито розыска попал случайно, как человек, который когда-то был с Кальмаром знаком. А ведь разозлился Азот не случайно, неприязнь у него к Бене, сильная неприязнь. Лицо такое было, что сразу хочется думать, как именно Азот ударил Кальмара кинжалом в грудь, а сам забрал настоящую реликвию и смылся. И рука его с изуродованными пальцами как раз многое объясняет. Например, Азоту Беня нужен был, чтобы попасть с его помощью в квартиру Пименова, чтобы Кальмар вскрыл ему сейф, а потом… Потом один удар, и все, Беня мертв, настоящего кинжала нет, а подделка торчит из груди мертвого вора. Ищи ветра в поле!

Но Лев интуитивно сразу понял, что Азарову можно верить. И говорил тот искренне, и, что важнее, у него были все мотивы скрывать неприязнь к бывшему дружку, а он, наоборот, рассказывал о ней. Да еще во всех красках.

– И тогда он меня кинул! Понимаете, гражданин начальник? Хоть и пять лет прошло с тех пор, а у меня все внутри кипит, как только вспоминаю. Там один замок остался на сейфе открыть, а Беня как зашипит: «Атас, охрана». Ну, мы, как и договорились: я через окно и пожарную лестницу, Беня через запасный выход. А потом я видел эту диадему.

– Он вернулся? – догадался Гуров.

– Да, все рассчитал, сука. Не было никакой охраны. Кальмар на такие штуки мастер, это я потом вспомнил уже. Он знает, как внимание отвлечь. Или швабру за нитку привяжет, или окно откроет в том месте, где сквозняк больше. Он сделал вид, что со мной убегает, а потом вернулся, второй замок открыл, и сейф – его. А мне и предъявить нечего.

– Придется тебе показания дать по той краже, – покачал головой Лев. – Тебе почти ничего не грозит, ты же не крал, ушел в последний момент, а намерения, они так намерениями и остаются. Это разные статьи и разные сроки.

– Имею право! – зло ответил Азот и чуть не стукнул кулаком по столу. – По всем понятиям воровским имею право защищать себя и срок себе скостить. Никто слова не скажет. А Кальмара утоплю.

– Это вторая страница нашей запутанной истории, – вздохнул Лев. – И о ней нам тоже придется поговорить, Азот. Видишь ли, на днях нашли Кальмара в одной квартирке убитым. Вошел он туда через дверь, с замками он ловко разбирается, ты сам знаешь. А вот другой человек, как и ты, через окошечко влез. Кинжальчик там дорогой был у хозяина квартиры в сейфе. Так вот, кинжала нет, а Беня есть. И из груди у него торчит точно такой же кинжал, как и похищенный, только сделанный местным мастером по заказу. Плохонько так сделанный, для видимости просто. Подделка простая, но очень похожая.

– Кальмара убили? – вытаращил на Гурова глаза Азот. – Че, в натуре?

– Ты выражайся все же более литературно, не на блатхате с дружками. Я не вру. Даже с такими, как ты, не вру. Беня Кальмар убит, кража совершена. И есть у меня большие подозрения, что убил его человек, который имел на Беню большой зуб. Вот поэтому я здесь с тобой и разговариваю.

– Ладно, начальник. – После длительной паузы Азот наконец заговорил, покачав насмешливо головой. – Были бы подозрения серьезными, мы бы не здесь толковали, а в кабинете на Петровке. Да и какой из меня «форточник» с такой рукой? Убить Беню? Да я бы с удовольствием, только у нас так не делается. Пусть авторитетное общество его виноватым признает, а так, на свой страх, его порешить… Не, себе дороже! Да и не пошел бы я на «мокрое», у меня мать больная. Я на воле должен быть. Чем хотите, начальник, поклянусь, только матерью не буду, это святое. Только на меня Кальмара не вешайте, не я это. Сдается мне, что у вас и другие вопросики ко мне есть?

– Есть, Олег, – наконец назвал вора по имени Гуров. – Есть вопросы. В ваших кругах должен был объявиться заказчик, тот, кто захотел этот кинжал приобрести. Он и копию заказал, он знал, где и у кого можно такое оружие заказать, чтобы похоже получилось, кто сможет по фотографиям и размерам изготовить такой же кинжал. Ваш брат по выставкам не ходит, а заказчик хорошо коллекцию хозяина квартиры знает. Так что или сам заказчик у вас объявился, или его посредник, который в вашей среде ориентируется.

– Точно, – кивнул Азот, задумчиво глядя в окно. – Точно, начальник, был такой. Я сразу понял, что фармазон. Месяца два назад объявился один. Слыхал, что его Бароном зовут. Я так понял, что нужен ему был человек умелый, с опытом. Дорого собирался заплатить за дело.

– Опытного «домушника» искал?

– Да, искал. Ему как раз нужен был специалист уровня Кальмара. Не какой-то там «скокарь».

– А ты этого Барона сам видел? Что он из себя представляет? Из ваших или посредник?

– Не знаю. Держится вроде с гонором. Невысокий такой, с залысиной на все темя. Губы кривит все время, как будто ухмыляется. Лысину прикрывает, «кепарь» такой белый носит. Ноги кривые. Кто-то его «кавалеристом» назвал. Перстенечки любит. Я его два раза видел. И оба раза на пальце другой перстень. Вообще, по роже видно, что аферюга, своего не упустит. Мать родную продаст. Баб любит. Все по сторонам таращится и оценивает вслух, у кого ножки красивые, у кого походка. Но наколок на руках нет. Может, и топтал когда зону, только по малолетке.

– А откуда он появился в Москве?

– Не знаю, начальник. Разговоров на такую тему не было. Да и не принято спрашивать. Кто-то из авторитетных, наверное, знает о нем много. Но я не интересовался. Что слышал – рассказал.