Ветер крепчал. Черное небо глянцево блестело, словно полированный обсидиан, отражая мечущиеся лучи прожекторов — по приказу комиссара был включен весь внешний свет базы, чтобы ни один закоулок внутри и за пределами Волта не остался во тьме.

— Буран идет, — повторила Туэрка, пряча нос под капюшоном. Холанн вдохнул холодный воздух и вдруг осознал, что забыл прихватить маску, но это ему совершенно не мешает и даже не пугает. Он прикрылся ладонью в теплой перчатке, защищая лицо от порывов ледяного ветра, швыряющего пригоршни колючего злого снега.

— Насколько он сильный, этот буран? — спросил Уве и, чуть подумав, добавил. — И как долго будет дуть?

— Бураны не дуют, — назидательно заметила девушка. — А налетают. В это время года они короткие, часов на пять — шесть. Но резкие и сильные. Недаром Хаук приказал врубить весь свет и загнал на вышки двойной наряд к каждому стволу.

— Ну да… — неопределенно отозвался Холанн, просто, чтобы что-то сказать. Только сейчас, после слов Туэрки он заметил, что на вышках вроде и в самом деле прибавилось народа. По крайней мере на той единственной, что была видна за крышами складов. Сразу три тени топтались за мутным бронестеклом. И, похоже, они что-то прилаживали изнутри. Наверное, дополнительные панели. Еще несколько смазанных движений безликих фигур, и кабинка на решетчатых опорах затемнилась окончательно.

— Сколько же людей получается на постах, — пробормотал Холанн, размышляя вслух и перебарывая желание начать считать на пальцах. — Если двойные, да еще дополнительно стража на воротах и перекрестках… На полные смены поставить можно, но будут уставать, значит скорее всего по шесть часов или даже еще короче… А сколько вообще можно простоять на посту в холод и непогоду?

— Недолго, — отрезала Туэрка. — Вот, пришли. Все, я к вокс — башне, дальше сами.

Карантинные ворота организовали на отшибе, точнее сняли мины у запасного, давно неиспользуемого объезда, добавили вынесенные заграждения из скелетной арматуры и колючей проволоки, а также дополнительно перетащили две лазпушки. Времени организовывать полноценные капониры не было поэтому орудия установили за подковообразными укрытиями из кусков льда и булыжников, щедро залитых водой. Помимо наряда пехоты картину дополняли большая прометиевая горелка на полозьях, которую, похоже, намеревались использовать как огнемет, и тепловая пушка, поставленная с неизвестными целями. Впрочем, насчет последнего недоумение Холанна развеялось быстро, как только пушку включили, старательно обдувая пришельцев. Надо думать, чтобы ни один зловредный микроб не перелетел от них через проволочное заграждение.

Яркий свет прожекторов выхватывал из тьмы угловатые контуры легкого гусеничного грузовика и три, нет, похоже четыре человеческие фигуры рядом с машиной. Два человека склонились над третьим, лежавшим навзничь, четвертый встал чуть наособицу. Больше Уве ничего не смог разобрать. Зато заметил, что на бортах машины темнеют странные следы, будто грузовик хлестали раскаленными цепями, сминая и обжигая одновременно. Черные полосы окалины на металле чередовались с застывшими пузырями горелого пластика. Лобовое стекло зияло несколькими аккуратными отверстиями без трещин, словно пластину сверлили или прожгли.

Прожгли… Холанн сообразил, откуда появились странные метки и поежился под мешковатым комбинезоном.

— Холанн, сюда, ближе, — приказал комиссар Тамас, махнув рукой коменданту. Хаукон стоял у арматурных козел, чьи опоры были глубоко забиты в плотный утоптанный снег. Обе кобуры на поясе были расстегнуты, комиссар даже не пытался продемонстрировать дружелюбие. Остальные охранники, числом человек шесть или семь открыто держали пришельцев на прицеле лазганов и пушек. Словно те могли разом прорваться через прочное заграждение.

— Что случилось? — неприветливо спросил Уве, подходя ближе. Несмотря на просьбу Туэрки, у него никак не прибавилось дружелюбия к Тамасу. Впрочем, комиссару не было до этого ни малейшего дела.

— Этот говорит, что знает вас, — Тамас махнул рукой в перчатке, указывая на того приезжего, что стоял чуть в стороне.

— Не припомню, — буркнул комендант, добросовестно присматриваясь.

Солдат за тепловой пушкой старательнее заворочал широким раструбом, порыв теплого ветра взъерошил челку Холанна, выбившуюся из-под капюшона, махнул по лицу невидимым теплым крылом. Комендант не услышал, не увидел, но скорее почувствовал, как напряглись пальцы на спуске у всех, кто слышал этот короткий обмен репликами.

— Уве, ты мне и по стописят не накапаешь за встречу? — вдруг спросил неизвестный за оградой. Голос показался знакомым. Пришелец шагнул ближе, почти навалился на колючие струны проволоки, снял шапку, некогда связанную из пушистой синтетической шерсти, а теперь грязную и замасленную, как поддевка у работяг с дистилляторного завода.

— О, Бог — Император, — выдохнул Холанн, непроизвольно шагая навстречу гостю, махнув руками, словно готовясь заключить того в объятия. — Иркумов! Откуда ты?!

— Ни шагу больше, — Тамас резко махнул рукой в предупреждающем жесте. — Что ж, значит не соврал, тогда в карантин. Но сначала…

Комиссар испытующе глянул на Михаила Иркумова.

— Что в городе? — коротко спросил Хаукон, не скрывая жадного любопытства.

— Конец городу, — также коротко отозвался бывший танкист, комкая и без того мятую шапку, всю в мелких катышках, свалявшихся шерстинок. И дополнил, четко и громко, видимо вспомнив военное прошлое, словно отчитался перед командиром. — "Вата". Все против всех. Центр горит, как будто титан мельта — пушкой обработал. По окраинам стрельба, всюду локальные пожары.

— Вата, значит… — непонятное слово явно было знакомо Хаукону. — Ясно, — комиссар махнул вновь, на этот раз командиру поста, и приказал. — Обдуть еще, всю одежду сжечь, машину пока не трогать. И в карантин. Остальное позже.

Фаций Лино поначалу предложил приспособить под карантинный блок пустующий ангар, один из многих. Но медик Александров, судя по его виду, с трудом сдержался, чтобы не прочитать священнику подробную, изобилующую красочными эпитетами лекцию о регламенте эпидемиологической защиты. И приказал достать со склада специальную быстросборную "будку", рассчитанную на пехотное отделение. Для начала.

Сборное жилище установили за воротами, вне территории Волта, затем врезали изнутри в стены несколько листов прозрачного пластика, добавили микрофон и переходной тамбур. Получилась импровизированная, но достаточно надежная имитация больничной палаты, где можно держать больных, говорить с ними и передавать необходимое, не рискуя контактировать. Тамас собственноручно дополнил сооружение термитной миной, достаточной, чтобы в пару секунд обратить в пепел будку со всем содержимым. Здесь и разместили прибывших — тех, кто оказался жив. Когда начали жечь одежду, а также все личные вещи гостей, подошел и Александров.

— Гайка шаманит у вышки, — кратко доложил он. — Вроде что-то ловит, заработали автономные передатчики и станции, но пока мало и плохо.

— Кажется все сделали… — неуверенно сказал Холанн, — Даже тепловой пушкой обдули…

— От пушки, — дернул щекой Виктор, — толку меньше, чем от проволочных заграждений. Просто всем очень понравилась эта идея, ну, я и сказал — "Делайте". Все руки заняты, и какая — никакая психотерапия. Чтобы кусачего и зловредного микроба сдуло таким манером, он должен быть размером с таракана. Самое опасное гости могут принести в себе. Моя бы воля, я б их месяц из карантина не выпускал.

— У нас не будет месяца, — произнес Хаукон.

— Пять суток. Через пять суток я, так и быть, поставлю свою визу на приказе командира базы. До этого — через мой труп. Оба заболевших прибыли с последней партией. Таким образом, двое суток инкубационного периода — гарантированы. Если к концу пятых суток кровь у всех будет в норме — я сделаю вид, что верю. В конце концов, за удержание карантина я несу ответственность.

— Виктор, ты забыл, что вольнонаемный медик…

— Медик, — значительно подчеркнул Александров. — Единственный медик базы, значит, старший. И в нашей ситуации я видел официальную цепочку подчинения в орочьей жопе, за complexus sphincter. Если рванет, то это будет на моей совести. А кроме нее, с меня тогда никто уже не спросит.

— Будь по — твоему, — буркнул комиссар, оборачиваясь к прозрачному листу, отделившему условно здоровых от условно сомнительных. — Ну, господа дезертиры, покайтесь. Из какого полка, повелитель дыма и огня?

Иркумов шмыгнул носом, кутаясь в широкое потертое одеяло, выданное ему со склада вместо одежды. И ответил, безошибочно сообразив, кому был адресован заданный как бы в пустоту вопрос комиссара.

— Валгалланский четыреста третий бронетанковый. Тридцать пять лет боевой выслуги, шесть полных кампаний, три ранения первой категории. В основном на "Леманах".

— Знак фронтовика есть? — уточнил комиссар.

— Конечно, — с легчайшей ноткой самодовольства и гордости ответил танкист. — За удержание обороны против орочьей волны в течение суток. Еще "Шестерня Хета" за сложный ремонт под огнем противника, "Тройной череп" и Багряный Медальон.

— Даже Медальон? Как положено, с четырьмя изумрудами? — усмехнулся Тамас.

— На Медальоне для танковых полков четырех "капель" отродясь не было, тем более зеленых. Такие для артиллерии, — теперь улыбнулся уже Иркумов. — А у танкистов на подвеске три рубина, даются за выполнение задачи после тяжелого ранения.

— Да, служил, — с неопределенным выражением отозвался Тамас. То ли признал в Михаиле ветерана, то ли просто отметил, что такое возможно. Уве только тихонько вздохнул. Он был в курсе, что Иркумов повоевал, но друг никогда не рассказывал о прошлом. Так что обилие наград и выслуга в тридцать с лишним лет стали большой новостью.

— После крайнего ранения переведен во вторую категорию, — продолжил Иркумов. — Пять лет охранно — гарнизонной службы, матчасть — списанные и восстановленные для работы по наземке "Гидры". Потом…

Михаил вздохнул.

— Кормежка там была — полный финиш. Концентраты и солонина, а у меня осколок в кишках засел с давних времен… Так что пошло обострение старых болячек, затем протез в брюхе и окончательное списание.

— Ясно, — кивнул комиссар. — Откуда и как здесь? Почему подвалил сюда, а не куда-нибудь еще?

— Когда город… пришибло… В Танбранде будто Очко Ужаса открылось. Народ с ума посходил. Я вспомнил славное боевое прошлое, — сардонически отозвался танкист. — И подумал, что лучше двинуть куда-нибудь, где есть солдаты при оружии. Да поскорее и подальше от города, потому что мало там никому не будет, ни сейчас, ни потом. Ну и вспомнил… — последовал короткий кивок в сторону коменданта. — Что где-то не очень далеко от Черного Города тянет лямку мой прежний начальник.

Холанн оценил, как изящно Иркумов произвел его, мелкого счетовода в начальники и счел за лучшее не комментировать, и тем более не опровергать. Комиссар искоса глянул на Уве с видом мрачного сомнения, но переспрашивать не стал.

— Дальше что? — спросил Хаукон.

— Дальше махнул к Южным Воротам, там Махад, — танкист указал в сторону одного из спутников. — Только что пригнал грузовик. Он на метеостанции служил, ее закрыли, как раз последнее оборудование вывезли. Ну и…

Что было дальше, танкисту рассказывать в подробностях явно не хотелось. Впрочем, все и так было понятно даже сугубо гражданскому коменданту гарнизона.

— Дезертиры, — повторил Тамас, недовольно двинув челюстью, взирая на попутчиков Иркумова. Теперь и Уве присмотрелся к ним поближе.

Замотавшиеся, как и танкист, в одеяла, казались родственниками — отцом и сыном. Один довольно крепкий, широколицый дядька, застрявший где-то между категориями "мужчина преклонного возраста" и "старик". Другой — совсем молодой, лет семнадцати — восемнадцати, растирающий красные щеки и побелевший нос. Роднило эту пару не внешнее сходство, а скорее взгляд. В глазах мужика и юноши засел… не то, чтобы страх… скорее тотальная растерянность, полное непонимание происходящего.

— А Тима убили, — тихо и все также потерянно пробормотал широколицый, кажется именно его Иркумов назвал Махадом. — Не успели мы его довезти…

Уве подумал, что "Тим" — это был четвертый беженец, тот, кого, наверное, уже обратили в пепел прометиевой горелкой вместе с одеждой и вещами гостей.

— Мы не дезертиры, — набычился Иркумов, но, перехватив холодный, как кусок полярного льда взгляд комиссара, быстро сдал назад. — Ну, не совсем…

Он подошел вплотную к прозрачной преграде, переступил босыми ступнями по холодному полу — будка отапливалась переносной печкой на прометиевых брикетах, но еще не прогрелась как следует.

— Господин комиссар, — почти просительно вымолвил отставной танкист. — Мы же не сдернули со службы совсем… Не в фавелы… В Танбранде сейчас такой пи… такое творится, что ни в сказке сказать. Руководства вообще нет, совсем. Полиция сама за себя, а энфорсеры и гвардия Теркильсена рубят всех, кто попадется под руку. Возьмите нас под командование, пошлите куда угодно, хоть зеленых гонять, хоть в передовое охранение. Но только чтобы с оружием, и командир толковый. А не как там…

Комиссар шагнул вперед, почти уперся лбом в стекло. Иркумов невольно выпрямился по стойке смирно, его примеру последовали двое напарников по бегству. У юноши то и дело спадало одеяло, так что его попытка соблюсти устав смотрелась довольно забавно.

Впрочем, никому не было смешно.

— Вас бы сейчас перед строем, да как положено, из десяти стволов, без приговора и разбирательства, за бегство перед лицом врага, — тихо и очень буднично протянул Хаукон в глубокой задумчивости.

Юноша, кажется, всхлипнул, широколицый побледнел, а Иркумов нервно качнул головой.

— Но посмотрим, — закончил Тамас. — Сначала пересидите карантин, а там видно будет. Попробуете бежать, даже хоть царапину на стене оставите — кончу всех без колебаний.

Иркумов не смог сдержать вздоха облегчения. Хотя комиссар не обещал ничего хорошего, но стало ясно, что беглецов не расстреляют. По крайней мере сейчас.

— Виктор? — не глядя на медика позвал Тамас, и Уве только сейчас вспомнил, что гарнизонный хирург тоже здесь, внимательно слушает.

— Буду следить, как за родными. Если что, хоть пятнышко на шкуре появится или одышка, тут же обеззаразим, — обнадежил Александров, и тон его слов не оставлял ни капли сомнений в том, каким именно образом медик намеревался проводить "обеззараживание". — До рассвета еще организую все для забора материалов и буду дважды в день контролировать кровь.

— Господин комендант, — сказал комиссар, теперь уже Холанну. — Вы привезли с собой разных писчих принадлежностей. Дайте этим… горе — беженцам по стопке бумаги… Хотя лучше Виктору передайте, он закинет им через камеру. И пусть пишут во всех деталях, что видели в Танбранде.

Когда они вышли за дверь, Уве перевел дух и, собравшись с силами, спросил:

— Почему вы не стали сразу их опрашивать? Что… случилось… что происходит в Танбранде?

— Незачем, — после короткой паузы ответил Тамас. — То, что там все плохо, мы и так знаем. А подробности… пусть отдохнут малость, да все подробно распишут.

— Мне все-таки кажется, что это… не очень разумно, — сказал Холанн и осекся, настолько жалким и писклявым показался ему собственный голос.

Комиссар снова вздохнул и поднял повыше воротник комбинезона.

— Холанн, — неожиданно мирно произнес Хаукон. — Я устал… Просто очень устал, а спихнуть обязанности не на кого. Я больше не могу, мне надо отдохнуть, хоть немного. Хотя бы до рассвета. Если вы прямо так вот чувствуете зов долга, идите и опрашивайте их. Утром расскажете.

Комиссар взглянул на коменданта глубоким, внимательным взглядом темных глаз. Машинально провел рукой по впалой щеке, обросшей щетиной.

— Вы ведь этого хотели? — беззлобно осведомился Хаукон. — Серьезных действий. ответственности и самостоятельности? Ну так берите и несите… если сможете.

— Н — нет, — проговорил Холанн. — Наверное…

Комендант умолк, еще немного подумал и через силу выдавил:

— Я не знаю, о чем их спрашивать.

— Ну тогда принесите им бумагу и стило, — подытожил комиссар. — Завтра будем допрашивать уже предметно. А теперь идите спать. Тяжелый был день, для всех нас. И думается мне…

Хаукон посмотрел в небо, в ту сторону, где находился невидимый Черный город. Его примеру последовал и Холанн, после чего едва сдержался, чтобы не вскрикнуть от изумления. Там, вдалеке, обсидиановая тьма разгоралась легким призрачным свечением. Словно кто-то затеплил свечу, прикрыв ее толстым пологом — свет есть, но настолько дальний и слабый, что его как будто и нет.

Уве вспомнил, какое расстояние отделяет Танбранд от Волта. Представил, какой силы должен быть огонь, чтобы его было видно за многие десятки километров. И коменданту Базы номер тринадцать стало очень холодно. Словно на нем был не толстый плотный комбинезон с подогревом, а тонкая рубаха.

Ветер с воем заплясал на головами людей, загудел под сторожевыми башнями, играя ледяными кристалликами. Словно в такт его призрачному подвыванию запульсировало далекое свечение громадного пожара за горизонтом.

— И думается мне, что бы там ни случилось, наши "приключения" только начинаются.