Глава 43
Энджи шагала по старинным мощеным улицам Гастауна. Фонари и витрины магазинов были мокрыми от дождя. Слова Веддера преследовали ее, повторяясь в ушах: «Все, что от вас требовалось, – просидеть в том отделе каких-то двенадцать месяцев, а вас и на один день не хватило! Жду ваше удостоверение у меня на столе. Больше вы в полиции Виктории не работаете. Иногда у меня впечатление, что вы нарочно губите себя, детектив…»
Неужели это все? Конец всему, ради чего она трудилась с дьявольским упорством? Может, она и вправду немного зарвалась, идя по следу своего прошлого? Или это ей наказание за попытку понять, кто она, помимо службы? Энджи окончательно перестала себя понимать – ей даже копом не удалось пробыть достаточно долго.
Ничего не видя вокруг, она шла мимо бездомных, просивших милостыню на углах и под козырьками подъездов, клянча несколько пенни, мимо влюбленных и не обязательно разнополых парочек, которые, смеясь, спешили в ночные клубы. Миновав шипящие паровые часы и архаичные газовые фонари в туманных ореолах, она оказалась в более современной и решительно не интересующей туристов части Ванкувера – Гастингс-стрит в центре Ист-Сайда, старейшем квартале города, пораженным, как проказой, уличной торговлей наркотиками, проституцией, бедностью, психическими расстройствами, бездомностью, дурными болезнями, преступностью. В Ист-Сайде уже не первое десятилетие бесследно пропадали женщины: именно здесь орудовал серийный убийца, владелец свиной фермы Роберт Пиктон.
Туман сгущался. Навстречу попадались дома с темными дверными нишами, где валялся мусор. Оживление ночных клубов и ресторанов Гастауна осталось позади. Энджи слышала громкое цоканье своих каблуков по булыжникам мостовой. Ветер вылетал из темных переулков и трепал полы ее черной куртки, словно стремясь оттащить, удержать, предупредить о поджидающей опасности. Среди этих трущоб, в убогом и заброшенном углу нужды и греха ей невольно вспомнилась настойчивая интонация Мэддокса: «Ты должна остановиться, Энджи. Прямо сейчас. Прекращай свою бурную деятельность. Речь идет не о работе в полиции, а ни много ни мало о твоей жизни».
Она ускорила шаг. Здесь, в чреве Ист-Сайда, сказанное Мэддоксом казалось как никогда справедливым: «Не высовывайся и… не теряй бдительности. Двери запирай… Я тебе позвонил, потому что, кажется, начинаю тебя любить… И переживаю за тебя, черт побери! Я хочу, чтобы ты была со мной…»
Начинающаяся паника мешала дышать и думать. Вместе с безумным отчаяньем в Энджи росло огромное желание разрядки. Спастись от этой мути в мыслях и сердце, от чувства к Мэддоксу, которое начало не на шутку ее пугать!
Впереди показалась розовая неоновая вывеска «Ретро-клуб для взрослых». «Р» мигала, последняя буква уже даже не мигала. Красная троица ХХХ бешено пульсировала над входом, а рядом была табличка «Номера на час».
На входе, расставив ноги, стоял вышибала: бритая голова, черная кожаная куртка с меховым воротником. Очереди у клуба не было – улица вообще словно вымерла. Энджи обожгло изнутри.
Она направилась к клубу. Вышибала кивнул.
Маленький холл заливал красный свет. Стойка администратора оказалась в нише справа. Было жарко, покрытый линолеумом пол и уходившая вниз лестница вибрировали от музыки. На стойке стояла табличка «Гардероб», а рядом вторая – «Сдаются комнаты». Затхлый запах плесени, алкоголя и табачного дыма забивал ноздри. Справа Энджи заметила другую лестницу – видимо, в комнаты наверху.
Она шлепнула по кнопке звонка.
Из маленькой смежной комнаты показалась администратор.
– Да, дорогая? – чавкая жвачкой, осведомилась она сиплым голосом заядлой курильщицы. Кожа у нее была вялая и морщинистая, под голубыми глазами набрякли мешки, веки густо намазаны аквамариновыми тенями. Женщина была в зеленом комбинезоне с пайетками по моде 70-х годов, а многократно крашенные в рыжий цвет волосы пушащимся ореолом окружали увядшее лицо.
Энджи заморгала; ей показалось, будто пол уходит из-под ног.
– Вам комнату? – подсказала администраторша, почесывая локоть облупленными красными ногтями. Басы снизу ритмично отдавались через подошвы сапог, наполняя ощущением смутных обещаний.
– Нет, спасибо, я хотела сдать в гардероб… – стянув куртку, Энджи подала ее через стойку «консьержке». Корявые пальцы, блеснув кольцами, жадно схватили дорогую вещь. Полученный взамен билетик с номером Энджи убрала в карман, не уверенная, что снова увидит свою куртку. Замявшись, она спросила:
– А почем комнаты?
Администраторша наклонила голову, оценивающе глядя на Энджи, и медленно улыбнулась, блеснув золотым зубом:
– Для вас – девятнадцать долларов за два часа. Возьмете?
– Сперва схожу в бар, – Энджи направилась к вибрировавшей лестнице, откуда толчками вырывалось тепло.
Она начала спускаться в пульсирующую прокуренную атмосферу подвального клуба, но что-то заставило ее остановиться и оглянуться. Следившая за ней консьержка улыбнулась, но улыбка растаяла под взглядом Энджи. С трудом избавившись от ощущения, что перед ней в гротескном кривом зеркале предстало ее собственное будущее, Энджи сошла вниз, однако беспокойство потянулось за ней и под землю.
У нижней ступеньки Паллорино остановилась. Клуб был тускло освещен красным светом, в котором плавал табачный дым. Музыка была из 80-х. У барной стойки длинным рядом выстроились высокие стулья с плюшевыми сиденьями. Маленькие и большие столы в зале тоже были развернуты к подсвеченной эстраде, под поверхностью которой бродили, смешиваясь, разноцветные волны. Две женщины, на которых из одежды были лишь стринги и шпильки на платформе, крутились, соблазнительно изгибаясь, вокруг хромированных шестов, освещенные пульсирующим светом. Около двух десятков клиентов – в основном мужчин – сидели с бокалами в руках, разговаривая или разглядывая танцовщиц.
Энджи показалось, будто она ненароком вернулась назад во времени и очутилась в дешевом стрип-клубе в Лас-Вегасе.
Она подошла к бару, забралась на свободный стул и заказала водку с тоником, проигнорировав завлекательную улыбку бармена. Развернувшись к эстраде, Энджи некоторое время наблюдала за танцовщицами, гадая, кто они и как попали в этот клуб, а затем прошлась взглядом по мужчинам в зале, зашедшим в клуб с откровенным намерением кого-нибудь снять.
– Выпьешь чего? – послышался низкий голос над ухом. Энджи даже вздрогнула, резко обернувшись, – она не заметила, как к ней подошли. М-да, сказывается отсутствие практики. Обладатель голоса улыбнулся: светло-карие глаза, хорошая стрижка, подтянутая фигура. Маленький золотой крестик в растительности на груди в остром вырезе белоснежной рубашки гольф. Энджи показалось, что незнакомцу чуть за сорок. Она машинально взглянула на его руку, лежавшую на стойке слишком близко к ней: на безымянном пальце – бледный след от кольца. Значит, давно женат.
– Водку с тоником, – отозвалась она.
Тот подозвал бармена. Энджи залпом допила остатки водки и взяла новый бокал. В голове приятно зашумело, неприятные мысли сами собой растворялись, тело наполнила легкость.
– Я Энди, – представился незнакомец.
– Не сомневаюсь, – соблазнительно улыбнулась Энджи.
Он опешил, но засмеялся. Смех у него был хороший, и внешность приятная. От этого Энджи стало легче на душе.
– Наверное, ты ждешь вопроса «Часто ли ты сюда ходишь»? – нашелся он.
– Я надеялась услышать что-нибудь более оригинальное от отца семейства из пригорода.
Его улыбка увяла, взгляд помрачнел. Вот чем заканчивается пресловутое «в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас». Она достаточно навидалась таких Энди и Антонио, чтобы знать фарс их обещаний и давно улетучившиеся мысли о счастье до конца дней. Этот Энди тоже стоял перед священником или чиновником в бюро регистраций, произнося слова брачной клятвы. Может, он даже верил тому, что говорит. А теперь снимает женщин по кабакам. Здоровый левак укрепляет брак. Секс без обязательств, анонимный, возбуждающий, рискованный. Отдушина от однообразия повседневности.
Интересно, так ему проще быть хорошим папашей и мужем? Или тайная зависимость делает его сговорчивее, принося временное облегчение – до нового адюльтера? Может, дома ему отказывают в плотских утехах, бедняжке? Жена кормит детей, отвозит их в детский сад, потом спешит на работу и к ночи валится с ног? Или же ей вполне хватает любовника в теннисном клубе, а то и несовершеннолетних юнцов из средней школы, где преподает этот Энди? А может, ее школьная любовь написал ей в «Фейсбуке» «Я тебя нашел!», и она вспомнила, как хорошо быть семнадцатилетней, когда весь мир у твоих ног и можно трахаться как кролики?
От этих мыслей блаженный туман в голове порассеялся. Энджи сделала большой глоток и отвернулась к эстраде. Вокруг мужчины не сводили глаз с танцовщиц.
«Я хочу нормальных отношений, когда все уляжется, хочу поглядеть, получится у нас с тобой что-нибудь или нет… Потому что я, кажется, тебя люблю, ясно? И переживаю за тебя, черт побери…»
Глазами души Энджи вдруг увидела перед собой Джеймса Мэддокса – синие глаза, тепло прикосновений, властность и сила в движениях. То, что он может делать с ней в постели.
Разве это не тот же самый вечный фарс?
Он уже пытался поиграть в хорошего папочку, в образцового мужа – и неудачно. Может, Мэддокс, как Энди, тоже ездил по клубам в поисках развлечений, когда Сабрина закрутила со своим бухгалтером, черт его знает. Что такое быть человеком, любить? Подчиняться прикосновениям, покоряться, совокупляться? Это может быть благом и болью. Это может создать жизнь и может убить.
Она взглянула на Энди, не сводившего с нее глаз, и представила его обнаженным в комнатах наверху. Два часа. Прикованный наручниками. Она получит то, чего жаждет, после чего Энди поедет домой к супруге, а она… обратно в гостиничный номер. Работы у нее теперь нет.
Залпом допив водку с тоником – на глазах выступили слезы, – Энджи грохнула стаканом о стойку и помахала бармену, показав свой пустой бокал. Бармен кивнул и потянулся к бутылке.
– Ты решила сегодня оторваться по полной? – спросил Энди, невзначай проведя пальцем по ее руке. Потемневшие, с расширившимися зрачками карие глаза встретились со взглядом Энджи. – Тогда что привело сюда такую женщину?
– Секс, – не задумываясь, ответила она. Энди моргнул. – А тебя?
– Я, гм… Тоже. Решил выпустить пар.
Энджи раздирали противоречивые чувства. Решиться или не стоит? Выбрать себе этого Энди и натрахаться до полного отупения, приглушив эмоции хорошим соитием? Или провести черту здесь и сейчас, встать и уйти, вернуться домой на остров, разрушить возведенные ею же стены и любить Мэддокса, смирившись с болью, которую это может причинить? Шагнуть в головокружительную бездну и поглядеть, удастся уцелеть или нет?
– И как, Энди, помогает? – спросила Энджи, взяв третий бокал водки с тоником. Язык начал заплетаться. Она отпила водки, глядя на Энди.
– В смысле?
Зазвучала другая музыка. На эстраду вышли новые девушки.
– Ты приходишь сюда, трахаешься с… какой-нибудь анонимной мадам и едешь домой. Помогает это тебе быть хорошим отцом и мужем? Или лишь до следующей мадам?
Он изогнул бровь:
– Странная ты какая-то.
– Да, мне это все говорят, – Энджи сделала новый глоток.
Решайся. Напейся пьяной и отымей этого мужика до потери пульса. Сделай это, чтобы оскорбить Мэддокса, чтобы затоптать то, что появилось между вами и мешает четко мыслить и привычно реагировать… Так же, как ты разрушала другие свои романы… Энджи Паллорино – черная вдова отношений…
Она подняла бокал и чокнулась с Энди.
«Я хочу встретить с тобой весну и лето… Кататься на лодках, починить мою старую посудину, устраивать на палубе барбекю, чтобы ты и Джинни были рядом… Я хочу провести с тобой осень и следующую зиму, черт бы все побрал! Я хочу нормальных отношений, когда все уляжется. Вдруг у нас получится!»
Энджи замерла, не донеся бокал до рта, вдруг поняв с беспощадной пьяной ясностью, поймав свое отражение в зеркале бара и оторопев от увиденного, – что она тоже хочет попробовать.
Она не желает быть пьяной бывшей полицейской, которая глядела на нее из зеркала захудалого бара. Она хочет быть чем-то большим, нежели простая сумма ее прошлого. Она хочет вернуться во времени и попасть в ту кедровую рощу, застрявшую в памяти, чтобы найти ответы и свою сестру. Чтобы выйти победителем и начать все заново, с чего бы ни пришлось начинать.
Ладно, Джеймс Мэддокс, я попробую стать… нормальной. Глаза у Энджи защипало.
Я только закончу поиски, вернусь домой и сразу буду пробовать.
Если она погибнет, заблудившись в прошлом, – ну, значит, такова ее судьба. Чтобы возродиться, нужно не побояться взглянуть в лицо смерти, какой бы пьяной философией это ни отдавало. Она не ищет опасностей и не собирается лезть в чужую песочницу со своим расследованием, она лишь взглянет в глаза Семена Загорского и задаст свой вопрос.
Она резко встала, придерживаясь за стойку.
Энди тоже поднялся.
Энджи покачала головой.
– Поезжай домой, – неуклюже махнув рукой, она вскинула на него мутноватые сейчас серые глаза: – Оно того не стоит, Энди. Абсолютно. Ты уж мне поверь.
Оттолкнувшись от стойки, она пошла в обход эстрады со стриптизершами, высматривая лестницу, которая выводит на поверхность.
