Глава 37

Охранник ввел заключенного в комнату, где Энджи ждала за столом. Майло Белкина нельзя было назвать высоким – максимум пять футов шесть дюймов, но он был на редкость плотен и коренаст. Судя по всему, пятидесятишестилетний Белкин усердно качался у себя в камере или на прогулочном дворе. Одет он был в тюремную рубашку, широкие штаны и белые кроссовки. Короткий седой «ежик» повторял очертания черепа.

– Майло Белкин, – произнесла Энджи, когда заключенный переступил порог.

При виде нее Белкин замер, побелел и невольно оглянулся на охранника, будто ему очень захотелось уйти.

При виде такой реакции пульс Энджи участился.

Лицо охранника осталось бесстрастным. Он встал у двери. Белкин медленно повернулся к гостье.

– Я Энджи Паллорино, – сказала она, пристально следя за его лицом и глазами. – Из полиции города Виктории.

Ей сразу вспомнилось брошенное Мэддоксом: «Можно подумать, ты не воспользовалась служебным положением, чтобы тебе разрешили свидание с Майло Белкиным!»

Заключенный медленно опустился на стул, не отрывая взгляд от Энджи. Все в нем выдавало смертельное нежелание вести разговор и вообще находиться в этой комнате, но он ничего не сказал. Глаза у Белкина были почти черные, близко посаженные по бокам крупного орлиного носа, отчего взгляд казался особенно пронзительным.

По спине у Энджи побежали мурашки от охотничьего азарта.

– Вы догадались, зачем я здесь, Майло? – тихо продолжала она. – Вы же меня узнали, едва вошли.

Заключенный сглотнул. На мощной шее вздулась вена. Энджи вдруг поняла, что слева на этой толстой шее есть татуировка, почти скрытая краем рубашки.

– Откуда вы меня знаете, Майло?

Молчание.

Энджи положила на стол копию кодаковского снимка, который отдала ей Дженни Марсден.

– А теперь скажете?

Он упорно не отводил от нее взгляда.

Энджи постучала пальцем по листку:

– Это ребенок из «ангельской колыбели», неизвестная девочка, которую оставили в Сент-Питерс в сочельник восемьдесят шестого года.

Медленно, с опаской Белкин решился взглянуть на фотографию и резко вздохнул, невольно взглянув Энджи в лицо.

Она тронула шрам, пересекавший губы с левой стороны:

– Это вы мне оставили, Майло? Может, вы помните меня как Роксану?

Белкин снова оглянулся на охранника, который стоял неподвижно и невозмутимо, глядя перед собой и сцепив руки.

– Вы тогда пытались догнать молодую темноволосую женщину, перебежавшую Франт-стрит. Вы и еще минимум один мужчина. С женщиной было двое детей, верно? Одна из девочек была босиком, несмотря на снег. Все трое были без верхней одежды.

Кадык Белкина дернулся вверх-вниз. Энджи пододвинула ему пластиковый стакан с водой.

– Во рту пересохло? – участливо поинтересовалась она. – Признак стресса. Это мое присутствие на вас так подействовало, Майло?

Он ничего не сказал и не взял воду, только медленно перевел взгляд на фотографию и смотрел довольно долго. Сердце Энджи забилось быстрее – Белкин не отрицал, что с женщиной было двое детей или что ее действительно зовут Роксана.

Подавшись вперед, она понизила голос:

– Что вы сделали с женщиной и второй девочкой, Майло? С той, которая не успела залезть в бэби-бокс?

В комнате наступило тяжелое, давящее молчание. От Майло Белкина разило пóтом – резким, острым, какой выступает у людей в минуты страха. Энджи ждала, но Белкин молчал.

– Другую девочку звали Мила, верно?

На верхней губе заключенного выступили бисеринки пота, но он продолжал глядеть на фотографию.

– Почему же я вас так пугаю, Майло Белкин?

Он не смотрел на нее. Этак он промолчит все свидание. Срок у него кончается через шесть месяцев, и как только Белкин выйдет из тюрьмы, никакая комиссия ему не страшна – он будет свободный человек, может хоть в воздухе раствориться. Он не скажет ничего изобличающего его в преступлении, которое обеспечит ему целый список новых обвинений – и новый срок.

Энджи бесстрашно подалась вперед еще дальше, заставив Белкина поглядеть ей в глаза.

– Видите ли, Майло, я вот что подумала: когда вы вошли, вы чуть штаны не намочили, потому что я очень похожа на ту, кого вы знали раньше. Я права?

У Белкина задергалось веко. От адреналина Энджи дрожала мелкой дрожью, но голос оставался неторопливым и спокойным.

– Я напоминаю вам молодую женщину, за которой вы гнались до переулка между больницей и собором. Разве что цвет волос другой – она была брюнеткой, а я рыжая. Как близняшки.

Из Майло Белкина точно выкачали кровь – он сидел бледный, как покойник. Левое веко трепетало часто-часто. Он снова опустил глаза, уставившись в стол.

– А потом вы разглядели шрам у меня на губах и уразумели, что к чему. Когда вас привели, вы будто привидение увидели; так оно и есть, потому что я вернулась и не дам вам покоя, Белкин. У меня есть чем…

Она положила на стол изображение окровавленных отпечатков на дверце бэби-бокса. Рядом легла еще одна фотография – увеличенный отпечаток ладони и четкие следы пальцев.

– Вот этим, Майло, – Энджи пододвинула оба снимка ему под нос. – Расскажете вы мне, что произошло, или нет, но это неопровержимо доказывает, что вы были там той ночью. Вы преследовали женщину и ее детей. Вы сцепились с ней у бэби-бокса, когда она пыталась спрятать обеих девочек в «ангельскую колыбель», где они были бы в безопасности. Вы стреляли – наверное, из «кольта» сорок пятого калибра, да? А потом скрылись на черном «Шевроле»-фургоне.

Белкин невольно вскинул на нее глаза.

Энджи, сдерживаясь, продолжала:

– Вы порезали мне рот – экспертиза показала, что это перепачканными в моей крови руками вы хватались за дверцы, стараясь вытащить меня из бэби-бокса. Но тут зазвонили церковные колокола, из собора начали выходить прихожане, в переулке появились люди. Может, и полицейские сирены уже приближались. И вы схватили женщину и вторую девочку и побежали к черному «Шевроле», стоявшему в конце переулка. На нем вы скрылись с места преступления.

Белкин поднял руку и медленно вытер пот с губы.

– Все вещдоки, собранные тогда на месте преступления, сейчас изучаются повторно, новейшими методами. Отпечатки с дверцы бэби-бокса совпали с вашими, которые есть в полицейской базе данных преступников, отбывающих наказание. Через несколько дней будут готовы результаты ДНК из пятна семенной жидкости на фиолетовой кофте, найденной в «ангельской колыбели» вместе с ребенком. Как только выяснится, что эта ДНК совпадет с вашей, которая тоже имеется в национальной базе осужденных преступников, вам заново предъявят обвинения, Белкин. И на этот раз, – Энджи сунула ему последнее фото с бледно-сиреневой кроссовкой, выброшенной на берег, – это будет обвинение в убийстве. – Она помолчала. – Пожизненный срок.

Глаза Белкина расширились при виде фотографии. Губы приоткрылись, стало слышно хриплое дыхание.

– Там, в кроссовке, ступня моей сестры. Вам же известно, что сталось с Милой и с нашей матерью?

С повлажневшими глазами Белкин смотрел на изображение маленькой грязной детской кроссовки, не отрицая, что темноволосая женщина была матерью близнецов. От этого Энджи затопила ярость, и она хрипло прошептала:

– Я не оставлю вас в покое, Майло Белкин. Я пойду на все, чтобы выяснить, что произошло той ночью. Я из вас вытрясу правду, я вашу задницу к стене прибью за то, что вы сделали с моей матерью и сестрой!

– Охрана, – едва слышно позвал Белкин, не отрывая взгляда от детской кроссовки с полуразложившейся стопой.

– Ждать новых доказательств всего несколько дней, – не отступала Энджи. – Я и сама начала вспоминать и ту ночь, и кое-что до нее… По найденному фрагменту детских останков начато расследование, и канадские детективы уже вышли на меня. Расследование по «ангельской колыбели» возобновлено, поэтому вам лучше заговорить сейчас!

– Охрана! – срывающимся голосом крикнул Белкин, поспешно поднявшись. – Уведите меня в камеру!

Когда он повернул голову, Энджи разглядела у него на шее голубого краба.

Охранник вопросительно взглянул на нее – она кивнула. Заключенного вывели.

Энджи, задыхаясь, проводила Белкина глазами. Она только что заглянула в черные глаза человека, знающего ее прошлое. От него словно исходил запах свежей крови, горячей и липкой, и как питбуль сырую окровавленную кость, Энджи не могла и не собиралась отпускать это расследование.