Когда я убираю руку и отпускаю Хэла, кажется, что весь мир вокруг сжался, стал как-то меньше. Хэл отворачивается от меня. Мягкий ветер шелестит пятнистыми листьями, разбросанными по травянистой поляне.

Я не знаю, что сказать. Не знаю, что делать. Тяжело забыть признание Хэла. Меня мучают и никак не отпускают слова, сказанные Королевой волков.

«Он никогда не хотел тебя. Он никогда не любил тебя. Он просто пытался спасти свою никчемную шкуру».

Я чувствую себя опустошенной.

Я спасла его, но что дальше?

Хэл заводит разговор первым, хотя при этом старательно отводит взгляд, чтобы не смотреть на меня.

– Ты знаешь, как спуститься с этой горы?

– Да.

Золотой венец с его головы исчез. Хэл остался сейчас только в рваной рубашке и грязных брюках, и я снова вижу серебряные нити у него в волосах.

Я думала, что труднее всего будет путешествие в поисках Королевы волков и спасение Хэла, но это не так. Самая большая сложность состоит в том, что я совершенно не знаю человека, стоящего в двух шагах от меня, старого и молодого одновременно. Мы вместе дважды прошли через ад, но оказалось, что теперь нам нечего сказать друг другу. Королева волков так долго удерживала Хэла при себе и манипулировала им – осталось ли в нем хоть что-то свое?

– Нам лучше уйти, – говорит Хэл. – Здесь могли сохраниться остатки темной магии Королевы.

У меня дрогнуло сердце. Что, если из-за остатков темной магии каждая проведенная здесь секунда равна году, прошедшему там, дома? Это означает, что тает моя надежда снова увидеть отца.

– Скажи, – неуверенно произносит Хэл. – Я могу идти с тобой? Я не хочу навязываться, просто…

– Разумеется, мы идем вместе, – резко обрываю я его.

Он молча кивает.

Я покидаю логово Королевы волков, и Хэл тащится за мной, заметно приволакивая левую ногу. Мне сразу вспоминается тот давний день, когда не удалось освободить белого волка из капкана. День, после которого мы оба обречены всю оставшуюся жизнь носить на себе шрамы. Я чувствую себя навсегда раздвоенной в своих чувствах. Как можно хотеть любить Хэла после всего, что он со мной сделал, пусть даже и не сам, а под влиянием чар Королевы? Как я могу простить его?

Но я же хочу. Сама не знаю почему.

В лесу, по которому мы идем, тихо. Но это уже не та мертвая тишина, что царила здесь прежде. Сейчас и птицы поют на деревьях, и белый хвостик оленя нет-нет, да и промелькнет в кустах, и белка грызет орех на стволе повалившегося дуба.

Отвратительные красные цветы исчезли. Вместо них цветут жимолость, пионы и шиповник, наполняя воздух сладким ароматом. Дорожка по-прежнему вьется среди деревьев, но она больше не усыпана гравием. Я думаю, что это, скорее всего, оленья тропа.

Дорога плавно идет под уклон. Я иду по тропинке, а Хэл идет следом. Иногда мне хочется сказать, чтобы он шел рядом, но что-то внутри сопротивляется, не хочет этого. Боль моя так и не прошла, она лишь затаилась глубоко в сердце. Мы с Хэлом спасли друг друга, но что дальше?

И мы продолжаем молча идти друг за другом. С деревьев тихо падают листья. Лес из лиственного постепенно становится хвойным – таким, каким был в самом начале моего восхождения на гору. Внезапно спуск заканчивается, и тропа выводит нас на равнину. Интересно, ждет ли по-прежнему меня Иван. С одной стороны, должен вроде бы ждать, как обещал. Более того, я уверена, что в обличии ветра Иван и на горе помогал справиться с Королевой. Но что-то мне подсказывает, что теперь он исчез, улетел вместе с братьями.

С горы мы спускались примерно час или около того, и за все это время Хэл ничего не сказал мне, а я ничего не сказала ему. Пугающее онемение сковало сердце. Что, если мы никогда не сможем переступить через то, что случилось там, на горе? Через признание Хэла. Через откровения Королевы волков. Через шрамы на моем лице.

Мы спустились с горы быстрее, чем я успела собраться с мыслями.

От нашего с Иваном лагеря не осталось и следа. Не знаю почему, но я заранее знала, что так и будет.

Кровь грохочет в ушах, и я шепчу, пытаясь справиться с охватившей меня паникой.

– Господи, только бы не сто лет. Господи, прошу тебя, только не сто, только не сто…

– Эхо, – говорит Хэл и кладет мне на плечо руку. Я ее не стряхиваю, но и сама ближе к Хэлу не придвигаюсь.

– Мы с Иваном должны были встретиться здесь, – говорю я. – Он должен был ждать меня. Иван рассказчик. Я нанимала его в качестве проводника, но на самом деле оказался Северным ветром. Вместе со своими братьями помогал нам… там, – я неопределенно машу рукой в сторону горы. – Он обещал ждать меня три недели.

– Значит, эти три недели прошли. Но три недели еще не значит сто лет.

Не понимаю, как Хэл может так спокойно говорить об этом. Я проглатываю подкативший к горлу комок и говорю сдавленным голосом.

– Перед уходом он обязательно что-нибудь оставил бы для меня. Знак. Записку.

Мы обыскиваем площадку на месте нашей с Иваном стоянки. Переворачиваем камни, роемся в кустах шиповника и подлеске. Я готова поддаться отчаянию, когда Хэл находит обернутый в кусок оленьей шкуры пакет, засунутый в трещину скалы.

Хэл молча протягивает его. Я сажусь, приваливаюсь спиной к поверхности скалы и медленно разворачиваю шкуру. Внутри я нахожу книгу, на обложке которой золотом вытиснено:

«Эхо Севера».

Какое-то время я молча, ошеломленно смотрю на нее.

Хэл стоит рядом – настороженный, но не пытающийся что-то спросить, полюбопытствовать. Это странным образом придает мне достаточно сил, чтобы открыть книгу на титульном листе.

«Эхо Севера. История девушки и чудовища, и о том, как ее любовь спасла их обоих в пересказе Ивана Энлиля»

Значит, эту книгу написал Иван. Принял историю, которую я ему рассказала, обработал ее, пересказал на свой лад и сам придумал конец. Честно говоря, я не ожидала, что история моей жизни может превратиться в книгу. Но, пожалуйста, вот она – слова, напечатанные четким черным шрифтом на гладких кремовых страницах.

Сердце гулко бьется в груди, когда я начинаю листать книгу, пробегаю глазами преображенные фантазией Ивана фрагменты моей собственной жизни. Рассказанная им история намного красочнее прожитой мною жизни – в ней много преувеличений и новых придуманных деталей. Свои шрамы книжная Эхо получила в жестокой битве со своей мачехой, которая была злой волшебницей, Королевой троллей. Именно она, мачеха, заколдовала Хэла-медведя, и Эхо несется на спине всех четырех братьев-ветров, чтобы добраться до крепости Королевы троллей.

Я читаю придуманный Иваном конец моей истории, все время чувствуя при этом на лице спокойный взгляд Хэла.

Итак, финал. Книжная Эхо проникает в крепость Королевы троллей и находит там Хэла – он сидит закованным в цепи на вершине высокой башни. Чтобы освободить его, Эхо должна выполнить три совершенно невыполнимых задания. Во-первых, сшить одеяло без иголки и нитки. Во-вторых, сделать такую любовь, которая может поместиться в коробочке. В-третьих, вывести с рубашки Хэла масляное пятно, не используя ни мыло, ни воду. И Эхо выполняет все эти задания с помощью волшебных существ, с которыми она встретилась и подружилась за время своего путешествия.

Королева приходит в ярость, но книжная Эхо приковывает ее в башне вместо Хэла, а затем колибри, великаны и ветры общими усилиями обрушивают башню в пропасть. Книжный Хэл оказывается принцем. Он увозит книжную Эхо в свое королевство, женится на ней, и они живут долго и счастливо.

Я поднимаю взгляд на Хэла, который по-прежнему сдержанно и спокойно наблюдает за мной. Проглотив подкативший к горлу комок, я вновь опускаю глаза в книгу. Переворачиваю последнюю страницу и нахожу то, что давно искала и ждала.

Это письмо, адресованное мне и написанное на двух сложенных пополам листах хрустящей плотной бумаги.

Я разворачиваю письмо и начинаю читать, безуспешно пытаясь при этом успокоить разбушевавшееся, грохочущее в груди сердце.

Я прочитала письмо дважды, затем сложила листы и вложила их обратно в книгу. Хэл приближается, не сводя с меня глаз.

– Десять лет уже прошло, – говорю я ему. – Десять лет с того дня, когда я поднялась на гору. Может быть, даже больше.

Он кивает, и я смотрю на него, но весь мир расплывается – у меня глаза на мокром месте.

– Тогда пора отвести тебя домой, – говорит Хэл и осторожно берет меня за руку.

Начало нашего пути очень напоминает мое путешествие с Иваном, только без его пения и без такого количества льда. После падения Королевы волков суровая хватка зимы заметно ослабела. Погода стала мягче, и в результате повсюду теперь кипит жизнь – пасутся олени на равнине, лисы прячутся в пещерах, а барсуки, кролики и фазаны копошатся среди кустарников и камней.

Недостатка в еде мы с Хэлом не испытываем. Охотимся, едим, идем дальше – и все это практически молча, разве что несколькими словами по необходимости перекинемся, устраиваясь на ночной привал. Спим мы с Хэлом по разные стороны костра. Я тоскую по Хэлу. Хочу общаться с ним, но не могу – что-то внутри не позволяет этого делать.

Мы выходим из пещер, не покрытых больше льдом, и видим: замерзшее озеро, через которое мы так долго перебирались с Иваном, растаяло. Теперь придется идти в обход, а это сильно удлинит наш путь. Смирившись, в этот день мы останавливаемся на ночлег немного раньше, чем обычно, чтобы лучше отдохнуть перед завтрашним долгим марш-броском.

Мы наловили рыбы, зажарили ее на костре и сейчас ужинаем, глядя на то, как на западе медленно садится солнце. Я смотрю, как Хэл обгладывает рыбьи кости и сплевывает их в костер. У меня перед глазами вдруг возникает картина – волк, разрывающий в саду пойманного кролика. От этого воспоминания щемит сердце. Хэл поднимает глаза – хочет, очевидно, понять, почему я так смотрю на него.

– Расскажи о себе, – неожиданно для себя самой прошу я.

Хэл долго смотрит неподвижным взглядом на огонь, а затем начинает свой рассказ.

– Я был самым младшим из одиннадцати детей в нашей семье. У меня было шесть братьев и четыре сестры. Внимания от родителей перепадало очень мало, но это меня не расстраивало – зато я был волен делать все что хочу. Если я вдруг хотел собаку – мне покупали собаку. Хотел прокатиться верхом – отец разрешал мне проехаться на его боевом коне. Сильнее всего я был привязан к своей сестре Иллии, которая была всего на год старше. Она любила солнце, чтение и учила меня, что нельзя быть эгоистом и думать только о себе.

Я представляю маленького печального Хэла таким, каким видела его в зеркальной книге воспоминаний. Там он умолял мать отпустить его к сестре, и тихо говорю.

– Мне очень жаль.

– Не бери так близко к сердцу, – качает он головой. – Все они давным-давно умерли.

Хэл тянется за новым поленом, подбрасывает его в костер и продолжает:

– Когда я впервые зашел в лес, мне было семнадцать лет. Я был деятельным, беспокойным, а дома стало так скучно. Старших братьев определили на военную службу. Сестер либо выдали замуж, либо отослали в город учиться музыке и хорошим манерам. Родителям я был не нужен. И я отправился исследовать запретный лес. В основном назло отцу туда отправился. А в лесу я встретил… Дальше ты сама все знаешь.

Он поджимает колени к груди, кладет на них подбородок и становится ужасно похожим на неуклюжего мальчика с заросшими щетиной щеками. Нижние края его брюк при этом задираются, и я вижу на левой лодыжке Хэла плотные блестящие линии – шрамы.

– Она была очень добра ко мне, – продолжает Хэл. – Я думал, что это просто девушка примерно одного со мной возраста. Она рассказывала какие-то фантастические истории о том, что заботится о своей матери, живущей в глубине леса… Она очаровала меня.

Я стараюсь не обращать внимания на укол ревности и спрашиваю:

– А дальше что?

– Я ходил к ней каждый день. Забросил все остальные дела, даже уроки фехтования – единственное, пожалуй, что мне еще нравилось тогда. Примерно полгода мы встречались с ней тайком, а потом она рассказала о себе то, что, как я думаю, могло быть правдой. Она была оборотнем, и ее изгнали в лес. Совершенно несправедливо изгнали, по ее словам. О, Господи, Эхо, ведь я тогда воображал, что влюблен в нее. Мы с ней строили планы, изобретали способы быть вместе…

У меня сжимает горло, но я терплю, киваю, уставившись на свои пальцы, до боли впившиеся мне же в колени. Чувствую на себе взгляд Хэла, но мне не хватает сил, чтобы поднять голову и встретиться с ним.

– Я согласился на сделку с Королевой волков, не имея ни малейшего представления о том, что же на самом деле совершаю. Глупцом я был! Чтобы все понять, мне хватило провести всего одну ночь в ее дворце. Я встрепенулся, но было уже поздно. Ее заклинание уже вступило в силу, и когда я однажды сбежал из леса в новом волчьем обличье, то обнаружил – мир за границами ее владений… – Хэл судорожно вздохнул. – Что мир за границами ее владений совершенно изменился. Мои братья и сестры, мать и отец – все они уже давным-давно умерли. Однако это, пролетевшее как миг, столетие, в зачет нашей сделки не шло. Я должен был на своей шкуре прочувствовать каждый день своей сотни лет. Избежать этой бесконечной муки я мог, только согласившись жениться сначала на самой Королеве, а позднее на ее дочери. Она согласилась стать вечной рабыней Королевы. Несчастная! Ей было даже тяжелее, чем мне в раздвоенном обличье. Днем я становился человеком и мог путешествовать по зеркальным книгам, а вечером возвращался в Дом-Под-Горой и превращался в волка. Иногда я сбегал из дома и рыскал по лесу, в котором меня держала взаперти Королева. Бродил, надеясь найти хотя бы слабую искорку надежды. А потом я… встретил тебя.

Я резко вскидываю голову и спрашиваю, глядя на Хэла сквозь огонь костра:

– Ты когда-нибудь вспоминал о том, что это со мной и тобой уже происходило раньше?

– Мое человеческое «я», существовавшее в зеркальных книгах, об этом не могло вспомнить до самого конца. Но каждую ночь державшая меня магическая сила немного ослабевала. Из волка я вновь превращался в человека и мог вспомнить. Вспоминал все, что я сделал с тобой, и все, чем ты жертвовала ради моего освобождения. Жертвовала дважды. Иногда я смотрел на тебя и понимал, что уже был знаком с тобой раньше. Это разрывало сердце, потому что я знал – что бы ни случилось, как бы все ни повернулось, но в конечном итоге я тебя погублю. Можно сказать, уже погубил, – у него задрожал голос. – Я обманул тебя. Заманил в ловушку. Я такой же подлый и мерзкий, как Королева волков. Нет, еще хуже, чем она, потому что предавал ту, которую любил. Я однажды уже нанес тебе рану, причинил боль, а потом… А потом вновь, во второй раз сделал то же самое.

Хэл опускает голову, обхватывает ее руками. У него начинают дрожать плечи. Он рыдает, и я не могу вынести этого.

Я перехожу на его сторону костра и сажусь рядом. Обнимаю Хэла за плечи. Он на мгновение наклоняется ко мне, затем поворачивается, чтобы взглянуть на меня. Я не могу понять гамму чувств, которые отражаются сейчас у него на лице.

Хэл вытирает глаза. Я накрываю своей ладонью его руку, и он не убирает ее.

– Ты сможешь простить меня, Эхо? – спрашивает Хэл. – Я не решался заговорить с тобой об этом после того, как была уничтожена Королева. Не решался, потому что знал, что не вынесу, если ты меня осудишь. Но теперь… Теперь мне просто необходимо это знать. Так ты сможешь простить меня?

В горле у меня стоит комок. Я крепко сжимаю горячие пальцы Хэла и отвечаю:

– Да. О, да, Хэл. Хотя это больно. Это так больно…

– Я знаю, – он поднимает свободную руку, чтобы мягко взять меня за подбородок. – Я предал тебя. Я хотел, чтобы ты оказалась в ловушке Королевы волков. Хотел, потому что это сделало бы меня свободным. Все, что сказала Королева – чистая правда. Я предал тебя, причем сделал это дважды. В первый раз, когда ты пыталась спасти меня. У тебя на лице не было этих шрамов. Ты не…

– Хэл.

Он судорожно вздыхает.

– Это был не ты, – говорю я. – Это была она. Это она заманила тебя в ловушку, манипулировала тобой, превратила в дикого зверя. Это был не ты. Теперь я узнала себя так глубоко, как никогда раньше. И горжусь тем, кто я есть. Даже шрамами своими горжусь. Они стали частью меня. Не хочу, чтобы они пропадали.

– Даже в обмен на ту, другую жизнь, которую ты могла бы прожить без них? – спрашивает он и нежно гладит левую сторону моего лица кончиками пальцев.

– В другой жизни у меня не было бы тебя, – отвечаю я. – Не был бы таким, какой ты сейчас. Свободным от ее злых чар.

Он опускает руку, потрясенно смотрит на меня и тихо произносит:

– Я никогда не смогу искупить содеянного. Никогда не смогу стать достойным тебя.

– Дело не в этом, Хэл, – до боли хочется прижаться к нему, я не могу больше тянуть. – Древняя магия сильнее вины или предательства. Сильнее всего, что она сделала с тобой и со мной. Сильнее, чем само время.

– И она… действительно настолько сильна, что сможет все исправить в нас и между нами? – шепчет Хэл, не сводя с меня глаз.

Я прикасаюсь к его щеке – к тому месту, где горячее масло оставило белый, похожий на маленький полумесяц, шрам.

– Да, – отвечаю я сквозь комок в горле. – Да, да.

А потом я обнимаю его, жадно вдыхаю его запах. Хэл крепко обнимает меня, прижимает к своей груди, и я слышу, как сильно, ровно бьется его сердце.

– Я люблю тебя, Хэл.

– Я люблю тебя, Эхо, – отвечает он, касаясь губами моих волос.

Я поднимаю голову и целую Хэла в губы.

На берег с тихим шелестом набегают волны. Над озером встает серебристая Луна. Губы у Хэла мягкие, нежные, пахнущие весной. Внутри меня зарождается сладкая истома. Я не мешаю ей растекаться по всему телу.

Я лежу, положив голову ему на грудь. Мы разговариваем, глядя вверх, на усыпанное звездами небо. Нас обволакивает тишина и покой – исцеляющий, благословенный. Обвевает легкий, теплый ветерок.

– Хэл, – спрашиваю я перед тем, как погрузиться в сладкий сон. – Скажи, кто была та женщина, что научила тебя музыке? Которая сочинила ту потрясающую пьесу, которую ты сыграл для меня в заброшенном концертном зале?

– Это была ты, Эхо, – отвечает Хэл, крепче прижимая меня к себе. – Первая ты. Это ты научила меня, как играть на рояле в книгах.

– Это была я?

– Это всегда была ты.

Я счастливо смеюсь, а Хэл нежно целует меня в щеку.

И мы засыпаем.