Ревнитель
На территории Московской духовной академии есть одно здание, которое имеет исключительный статус в глазах любого студента. Нет, это не храм, не учебный корпус и даже не библиотека. Это — изолятор. Небольшая больничка, куда кладут студентов с не очень тяжелыми заболеваниями. Место — просто заветное.
С точки зрения семинариста, изолятор — это самая настоящая антисистема. Сюда не распространяется вездесущая власть дежурных помощников инспектора; здесь свой устав, несоизмеримо более человеколюбивый и милостивый — больница, как ни крути! Да и вообще, врачи и медсестры — добрые и заботливые. Жалеющие. Выпасть из жестко регламентированной круговерти семинарских будней в эту почти домашнюю, теплую обстановку — заветная мечта. Особенно когда на улице мрачно и холодно, а до зимних каникул еще ой как далеко!
И вот я наконец-то в этом «прибежище зайцам»! Диагноз неприятный, но вполне поправимый за неделю-другую. Впереди — возможность отоспаться вдоволь, начитаться неучебных книжек, наслушаться музыки. Тоже недуховной. Одним словом, жизнь налаживается! Но как выяснилось — ненадолго. На следующий день к нам кладут нового студента с младшего курса, но по возрасту гораздо взрослее, нежели чем мы. Небольшого роста, крепко сбитый, с круглой головой — словно циркулем очерченной, — он с сияющей улыбкой останавливается в дверях, быстро оценивая ситуацию в палате. Выбрав правильную койку, располагается. После пары фраз нам становится понятно: у нас появился лидер. Но когда он задал вопрос, есть ли у нас богослужебные книги, чтобы вечером служить всенощную, недоброе предчувствие охватило всех. Мы же в изоляторе, какая всенощная? Мы же не священники — как служить? Ну да, придет вечером из храма батюшка с освященным елеем, помажет болящих — может, пропоем что-нибудь — такой режим всех вполне устраивал. А тут — всенощную служить?
Впервые в жизни я увидел, что такое мягко стелить, да жестко спать. Когда через два часа мучительных брожений по книгам хриплыми, простуженными голосами я уже еле стоял на ногах — радости от молитвы не осталось ни капли. Но когда на следующий день, в семь утра, он стал подходить к блаженно спящим и ласковым голосом призывать вставать на молитву, сложно описать весь букет чувств и слов, которые мучительным усилием воли сдерживались внутри. «Козлятушки-ребятушки, пора вставать, в храме уже литургия началась!» Эта вкрадчивая мантра упрямой змейкой вползала в голову, и, даже зарывшись с головой под подушку, от нее было не спрятаться. В итоге — куда деваться? — сонные и недовольные, пошли читать обедницу. Все вроде бы правильно, и помолиться в воскресный день — дело благочестивое, а все равно — что-то здесь не так.
Через полгода он ушел в монастырь. Будучи абсолютно прилежным в выполнении всех строгостей монастырского устава, не давал спуска ни себе, ни другим — кто бы рядом ни оказался. Сломался он на теме ИНН, которая с чьей-то нелегкой руки перебудоражила умы верующих. Поставив перед священноначалием жесткие условия, он ушел из монастыря. Навсегда. Бережно храня свою, человеческую правду.
Больше в изоляторе болящих на келейную службу никто не поднимал…
