В туннеле возник горящий факел. В дверях появилась Марелла.

– Где Рас? – спросила она, но по страдальческому выражению ее лица было ясно, что ответ она уже знает.

Аркус жестом показал на безжизненное тело брата. Марелла прижала руку к сердцу, когда увидела его. Ресницы ее задрожали и закрылись.

Неважно, что Расмус угрожал ей, я помнила, что она знала его всю свою жизнь.

– Мне жаль, – мягко сказала я ей.

– Ты уничтожила трон, как и должна была, – натянуто произнесла Марелла.

Она несколько раз судорожно вздохнула, стараясь успокоиться, затем расстроенно махнула рукой в сторону двери.

– Прекрати прятаться, отец. Ты же не хочешь, чтобы новый король считал тебя трусом.

Лорд Устатиус вошел в комнату, поклонившись Аркусу, он выглядел слегка растерянным.

Держа в руке факел, Марелла подошла к стене, осветив место, где трон простоял целую вечность. Сейчас там было пусто – остался только темный контур. Без его грозного присутствия зал стал похож на пещеру. Я старалась не смотреть на тело Расмуса, глядя на Мареллу.

– Марелла, Расмус сказал, что ты заплатила капитану, чтобы он отвез меня в тюрьму Блэк Крик. Это правда?

Она заколебалась и широко развела руки.

– Прости меня, Руби. Это все, что я могла для тебя сделать тогда. Я не могла остановить набеги, но я хотя бы сумела убедить капитана Дрейка держать всех обнаруженных им Огнекровных подальше от короля.

– Что ты говоришь? – заволновался ее отец, щеки его, казалось, запали еще больше, чем при нашей последней встрече, а руки, которые он держал по бокам, тряслись. – Ты только что призналась в государственной измене.

Марелла косо взглянула него.

– Не думаю, что этот король будет возражать против того, что я пыталась спасти Руби от ненависти другого короля. Не так ли, король Арелиус Арканус? Или мне называть тебя Аркусом?

Аркус опустил свою руку мне на плечо жестом собственника.

– Ты всегда называла меня Арканусом, и я не жду, что ты будешь звать меня по-другому. Я не буду винить тебя за то, что ты пыталась защитить Огнекровных. Но зачем ты это делала?

– Меня всегда сильно интересовали пророчества Дру, а также история нашего народа и история Огнекровных. В одной из книг говорилось, что проклятый трон будет уничтожен Огнекровным с сильнейшим даром. Хотя, честно говоря, никто не верил, что этот трон проклят, кроме брата Тисла. И меня. Я чувствовала, что все зло в нем, когда была еще ребенком.

– Тогда где же все остальные? – спросила я сбившимся голосом. – Где Огнекровные, которых ты спасала?

Ее глаза потемнели.

– Боюсь, что, к тому времени, когда капитан согласился работать на меня, большинство из них уже исчезли, бежали или погибли. Ты была единственной, кого он нашел. Я благодарила Форса за это чудо.

– Он убил мою мать, Марелла.

Она отвернулась.

– Я не думала, что он будет так жесток. Мне очень жаль, Руби. – Она снова взглянула на меня, и в ее взгляде сквозило раскаяние, почти мольба. – Но, по крайней мере, я спасла тебя. И когда тебя привезли сюда, я убедила Расмуса позволить тебе участвовать в битве. Ты победила всех соперников, и я поняла, что в древних книгах говорится именно о тебе – той, что сможет управлять тьмой, но не пасть ее жертвой.

Улыбка осветила ее лицо, сделав ее еще красивее.

– И теперь мы как сестры, правда? Я никогда не забуду, как ты уничтожила трон, и ты никогда не должна забывать, как я помогала тебе.

Шок и усталость окончательно добили меня. Я едва могла понять, о чем говорит Марелла, и тем более не знала, как к этому относиться. Острая боль пронзила живот, и я, застонав, прижала к нему руку, голова закружилась, глаза закрылись. Я слышала, как Аркус попросил Мареллу привести целителя, звук ее удалявшихся шагов, затем и ее отец вышел из комнаты, его распекающий голос эхом разнесся в коридоре.

Мой взгляд упал на пустое место, где стоял трон. Там, торжествуя, кружил Минакс. Он сообщил мне, что вернется за мной, когда я совсем отчаюсь. Когда все, кого я люблю, уйдут.

Неужели ему все мало? Моя мама, мой дом, месяцы моей жизни. Остался только Аркус. Как я ни пыталась отстраниться от него, он нужен мне. Я и думать не могла о том, что потеряю еще и его.

– Что это? – спросил Аркус, нежно коснувшись пальцами кожи у меня за ухом. – Похоже на… сердечко. Маленькое черное сердце.

– Наверное, ожог.

Но я знала, что никакой это не ожог – это Минакс оставил свою метку. Боль снова скрутила мне живот. Я не могла думать об этом прямо сейчас. Все, чего мне сейчас хотелось, – насладиться теплом и забыться в ласковых объятиях.

Аркус вздохнул, коснувшись моей щеки, и быстро одернул пальцы.

– Руби, ты вся горишь. Даже для Огнекровного ты слишком горяча. Тебе надо срочно окунуться в воду.

Я кивнула и приподнялась, чтобы встать. Но мир юлой закружился у меня перед глазами, и этот вихрь подхватил меня и унес в черное небо.

Я застонала и оттолкнула руку, протиравшую прохладной тканью мой лоб. Я ненавидела холод. Я хотела гореть. Я вся была огонь.

Вздох.

– Упрямица. Боюсь, и смерть не исправит тебя.

Пробираясь сквозь туман, окутавший мой разум, я, наконец, смогла открыть глаза. В поле зрения появились морщинистое лицо с крючковатым носом. Оно осветилось почти беззубой улыбкой. В солнечном свете сияла лысина с несколькими прядями седых волос по бокам. Блаженным выражением лица он напоминал посланника богов. Ведь я знала, что брат Гамут мертв…

– Это загробный мир? – спросила я ужасно хриплым голосом.

– Если бы ты была мертва, разве у тебя на лбу лежала бы тряпка, смоченная холодной водой, которую ты так ненавидишь?

Чувства горячим потоком нахлынули на меня. В горле пересохло. Тело горело. В глаза как будто кинули песком.

– Как сказать, – прохрипела я. – Боги могли бы наказать меня.

Он усмехнулся.

– Вполне возможно.

Мои глаза наполнились слезами. Я была жива. Брат Гамут был жив. Если капитан солгал о брате Гамуте, то, может, он солгал и о других. Кряхтя, я приподнялась и обняла его костлявое тело.

– Вы не представляете, как я рада видеть вас в безопасности.

Он рассмеялся и втянул воздух.

– У тебя очень горячая кожа, Руби.

Я отпустила его и снова откинулась на мягкий матрас, схватившись руками за свою кружащуюся голову. Оглядевшись, я поняла, что нахожусь в незнакомой комнате. Вокруг кровати колыхалась прозрачная ткань балдахина, а открытое окно прикрывали тяжелые шторы.

– Где я?

– В старой комнате королевы, – он улыбнулся щербатым ртом и махнул рукой на дверь у стены. – А это дверь в комнату Аркуса. Повезло вам, что я так рад видеть вас обоих, а то ведь мог и усомниться в разумности его выбора.

Не успела я ответить на его поддразнивание, как меня накрыло волной тошноты.

– Меня сейчас стошнит.

– У тебя в желудке ничего не осталось, кроме воды. Твой организм принимал только воду. Ты пережила шок, твое тело только-только начало исцеляться. Я сижу с тобой с момента своего приезда, беседую в надежде, что ты полностью очнешься. И я рад, что ты, наконец, пришла в себя.

– Сколько времени прошло?

– Перед тем, как войти в город, Аркус послал за нами. Мы прибыли на следующий день после того, как ты… заболела. Я не отходил от твоей постели три дня.

– А до этого вы были в аббатстве? В безопасности?

Брат Гамут нахмурился.

– Большинство из нас остались целы и невредимы. После того, как пришли солдаты…

Он встретился со мной взглядом и вздохнул.

– Мы думали, что брату Лэку неизвестно о выходе через катакомбы. Но мы ошиблись. Как только солдаты узнали о тебе, они начали допрашивать нас. Но Аркус вернулся быстро. Они с братом Тислом вступили в бой с солдатами. Те, кто был помоложе и в силах, тоже пошли сражаться.

– Вы победили?

– Мы убежали. Потом ушел Аркус, чтобы привести своих сторонников в замок. Остальные прятались в пещерах на склоне горы, пока не получили от Аркуса весть, что можно вернуться в аббатство. Но он хотел, чтобы брат Тисл был здесь, когда все закончится, чтобы помочь ему советом. А я предложил свою помощь в исцелении всех, кто был ранен в бою.

– Брат Гамут, почему вы отводите взгляд? Вы что-то скрываете?

Он покачал головой и начал говорить медленнее, с трудом.

– Мы потеряли нескольких наших братьев и сестер в бою.

Он назвал мне имена погибших друзей, в том числе веселого брата Пила. Я крепко сжимала его руку, пока он говорил, и по моим щекам текли слезы.

– Остальные в относительном порядке, – заверил он меня. – У сестры Клоув сломана рука, но уже заживает. Сейчас мы все ей помогаем.

– Я тоже буду помогать, – сказала я, садясь и глубоко вздыхая. – Как только мне станет лучше, я вернусь вместе с вами. Аббатство – теперь и мой дом.

– Я рад, что ты называешь аббатство своим домом. Мне самому пришлось выпить много чашек собственного чая, чтобы не переживать за тебя так сильно.

– Теперь уже все в порядке. Но, пожалуйста, расскажите мне все подробно. Мне нужно знать, что я пропустила.

Он снова похлопал меня по руке и, сморщившись, быстро отдернул ее.

– Только если позволишь протирать тебе лицо и шею. Даже Огнекровные не должны так гореть.

Он говорил, продолжая промокать мне лоб, щеки и шею прохладной тканью. Я часто прерывала его, и он отвечал на мои вопросы, иногда призывая меня помолчать, чтобы он мог закончить мысль.

Я пыталась, но терпение мне не присуще.

Пока я была без сознания, сражаясь с лихорадкой, Аркус убедил большую часть дворян, что он является законным королем. Ему не пришлось предъявлять доказательств, что над государством нависло проклятие. Люди и сами уже давно чувствовали это сердцем. Но Аркусу все же пришлось предпринять некоторые действия, поскольку народ слишком уж давно жил одной войной. Он приказал вернуть войска из соседних стран и направил послов, чтобы начать долгий процесс восстановления отношений с королевскими особами. Потребуется время, сказал брат Гамут, чтобы люди простили. Ледяной Король воплотил в себе все темные стороны Минакса. Новому королю придется пройти долгий путь, чтобы вернуть доверие.

– Но с ним все в порядке? – спросила я с тревогой. – Как он справляется с горем после смерти брата? Если бы вы только видели его, брат Гамут. Он выглядел… сломленным.

– Я знаю, дитя. Я вижу его печаль. Он сам не свой.

Мы помолчали, и тут дверь открылась, и вошел Аркус, глядя на брата Гамута. Он был без капюшона, и я хорошо видела его глаза. Сегодня они были цвета замерзшего озера, припорошенного снегом. Он был мрачен, щеки ввалились, будто он давно не спал. За несколько дней он словно постарел на несколько лет.

– Я немного побуду с ней, брат, – тяжело произнес Аркус, закрывая за собой дверь. – Коронация еще не скоро.

Но как только он увидел меня, глаза его широко раскрылись.

– Она пришла в себя!

– Теперь ты можешь говорить прямо со мной, – заметила я.

– Руби, – вздохнул он, осторожно надвигаясь своим огромным телом на меня, будто думал, что я улечу, как испуганная птица.

Меня и тронуло, и удивило, что после всего того, что мне пришлось пережить, он все еще считал меня хрупкой.

Он положил мою ладонь на свою холодную руку. Я вздрогнула, но не от холода, а от ощущения его прикосновения, и по коже у меня побежали мурашки.

– Как ты себя чувствуешь? – мягко спросил он.

Я попыталась вытащить руку, уверенная, в том что она слишком горяча для него. Он сжал ее сильнее.

– Как пережаренный кролик, – ответила я.

Его глаза залучились радостным изумлением, и он сразу стал выглядеть моложе.

– Ты вся горишь. Приглуши свой огонь.

– Ах, это требует самоконтроля. А мы оба знаем…

– Что его у тебя слишком мало, – закончил он с усмешкой, которая не способствовала снижению температуры.

Несмотря на легкость его тона, выглядел он все равно плохо: челюсти сжаты, плечи напряжены.

– С тобой все в порядке? – спросила я.

– Брат Тисл кудахчет надо мной, как курица-наседка. Если он не остановится, мне придётся запереть его в курятнике.

– Он любит тебя.

– И я его тоже люблю.

Его лицо стало серьезным, и я подумала, что он хочет сказать что-то еще. Потом его глаза метнулись к брату Гамуту, который сидел на стуле, счастливо усмехаясь, и, видимо, он передумал говорить.

– Мне очень жаль, Аркус, – сказала я, сжимая пальцами одеяло. – Я не должна была идти в тронный зал без тебя. Если бы я подождала, может быть…

Он покачал головой, опустив брови.

– Это не твоя вина, – он помолчал. – Вчера была небольшая служба. Мы похоронили его в церемониальной одежде с некоторыми вещами, которые он любил в детстве.

Я кивнула. Вероятно, Аркус хотел помнить его именно таким – мальчиком, каким он был когда-то.

– Мы все спаслись благодаря тебе.

– Тогда почему я чувствую себя так, будто потерпела неудачу? – спросила я, глядя в сторону. – Минакс теперь гуляет на свободе и не привязан к трону. Кто знает, какой хаос он может сотворить теперь, когда я освободила его?

Брат Гамут, видимо, чувствуя напряженность, повисшую в воздухе, прочистил горло и встал.

– Мне нужно подобрать травы, чтобы приготовить тебе мой особый чай. Тебе ведь он нравился, правда?

– Очень, – искренне ответила я. – Вы и не представляете, как я по нему скучала.

Монах быстро поклонился Аркусу и вышел из комнаты. Когда дверь за ним захлопнулась, Аркус сел в кресло, все еще держа мою руку в своих.

– Ты не потерпела неудачу, – сказал он. – Ты избавила замок от проклятия.

– Но трон давал силу Ледяному Королю, – я встретилась с ним взглядом. – Без него ты будешь слабее.

Нахмурившись, он обдумал мои слова.

– Трон давал силу королям, но они не всегда правильно использовали ее. Долгое время тьма росла и с правления моего отца начала проявлять себя в полной мере. Мой собственный отец был… ужасно жесток к брату.

– Расмус рассказал мне.

Я накрыла его руку своей и слегка пожала ее.

Он посмотрел на наши руки.

– Поэтому я намерен использовать не только грубую силу, но и силу слова и убеждения.

Я усмехнулась.

– Да, ты любишь поговорить.

Он улыбнулся одной стороной рта, и его шрамы сморщились. Мне вдруг захотелось провести по ним пальцами.

– Раньше мне удавалось уговорить некоторых.

Несколько минут мы сидели молча.

– Почему ты не сказал мне, кто ты на самом деле? – спросила я.

Его губы скривились. Он встретился со мной напряженным взглядом.

– Это было тайной. Если бы кто-нибудь узнал об этом, это значило бы смерть для монахов. Я использовал аббатство в качестве убежища, уединенного и безопасного, пока собирал сторонников и силы. Если бы Расмус узнал, он бы в ярости уничтожил орден. Я не мог рисковать. Я знал, что могу доверять тебе, Руби, и я действительно тебе доверился… Но это было и для твоей безопасности – если бы тебя схватили, ты не смогла бы рассказать то, чего не знала.

– Я понимаю, – сказала я. – Я тоже переживаю за монахов.

Он откинулся назад, погладил мои волосы, затем рукой приподнял подбородок, и наши глаза снова встретились.

– Руби, я хочу, чтобы ты знала, что я передумал. Я хотел сказать брату Тислу, что нам нужно найти другой путь. Но потом… – Его рука сжалась. – Когда я вернулся в аббатство и обнаружил, что тебя схватили, я был в отчаянии. Я бросился в погоню, но тебя уже увели слишком далеко. Как только ты попала в замок, мне нужны были мощные силы, чтобы вступить в бой с солдатами Расмуса.

– И ты сделал это. Ты победил.

– Картина была нерадостной, пока чемпионы не объявили, что они на моей стороне.

Моя симпатия к Браке выросла в десятки раз.

– Хорошо.

– Под моим правлением они навсегда освобождены от рабства, Руби. Сейчас они свободные люди.

Меня накрыла волна радости и гордости за нового короля. Аркус улыбнулся в ответ, и мое сердце затрепетало от его чудесной улыбки.

– Я знал, что тебе это понравится, – сказал он, и его ладони снова накрыли мои руки.

Я набралась храбрости и рассказала Аркусу, как Минакс назвал меня своим «истинным сосудом». Он крепко сжимал мои руки, пока я говорила

– Мы не позволим ему забрать тебя, – сказал он хриплым от волнения голосом. – Я не позволю, Руби. Клянусь.

Я ответила легким пожатием – он хотел успокоить меня. Но как мы сможем сражаться с чем-то столь эфемерным, как тьма?

– Ты выглядишь усталой, – сказал он мягче. – Тебе надо отдохнуть.

С неохотой я выпустила его руку.

– Тебе надо готовиться к коронации. Как бы я хотела тоже пойти.

Он покачал головой, и взгляд его снова посуровел.

– Ты слишком слаба. Когда твой жар спадет, можешь делать все, что пожелаешь. Но до тех пор никаких посетителей и, пожалуйста, не покидай эту комнату.

Я вспомнила, как однажды сказала ему, что он никогда не будет меня контролировать, иначе ему не поздоровится. Но он совсем не был похож на своего брата, который распоряжался людьми ради удовольствия. Аркус повелевал, чтобы защитить. А поскольку я была уставшая и измученная, я легко подчинилась.

– Ты выглядишь очень по-королевски, когда отдаешь приказы, – сказала я, не в силах сдержать улыбку. – Мне так и хочется вступить с тобой в перепалку, просто так.

Его взгляд подернуло льдом.

– Хочешь, чтобы тебя обвинили в государственной измене? Жаждешь вернуться в камеру, Леди Головешка?

Я передразнила его суровый взгляд.

– Это не повод для шуток.

Он усмехнулся и положил руку на грудь.

– Ты прямо испепелила меня взглядом. Как бы мне хотелось, когда я сержусь, быть хотя бы наполовину быть таким же устрашающим, моя маленькая огненная геенна.

– Ты можешь быть устрашающим, когда захочешь.

Его усмешка смягчилась.

– Надеюсь, не для тебя.

Мой пульс среагировал на нежность в его глазах.

– Все так случилось только потому, что я просто представила, что ты пожертвуешь собой ради меня. Как ты мог?

Я опустила взгляд, но затем снова взглянула на него и, борясь с застенчивостью, произнесла.

– Я умру, если я больше не увижу твоего прекрасного лица.

Внезапно он прижал меня к себе, грудь его быстро вздымалась от волнения. А потом он осторожно положил меня на подушки. Его когда-то холодные голубые глаза теперь кипели, встретившись с моими.

– Спасибо, моя Огненная леди, – сказал он срывающимся голосом. – Каждый вечер я буду вспоминать твои слова в постели, чтобы успокоиться.

Я представила себе его голую грудь, прикрытую одеялом, и меня накрыла горячая волна. Он поцеловал меня в лоб и начал подниматься.

– Аркус, – сказала я, все еще удерживая его в объятиях. – Говорят, что дела между огнем и льдом никогда не заканчиваются хорошо.

Я замолчала, но он все равно понял, что я хотела спросить. Неужели наша история закончится так же трагично, как и у Ледяного Короля, который женился на Огнекровной Королеве?

Он молчал, и мое сердце сбилось с ритма. Но затем он сел рядом со мной на кровати, и вид у него был скорее задумчивый, чем обеспокоенный.

– Мне кажется, мы не так долго были вместе, чтобы ответить на этот вопрос. Но я уверен, что трон тоже приложил руку к смерти Огнекровной Королевы. Я не боюсь твоего тепла, а ты не боишься моего холода. И кроме того…

Он наклонился, я придвинулась ближе к нему и подняла подбородок. Он опустил голову и впился в мои губы горячим поцелуем, который грел сильнее, чем мой огонь.

Было не больно, и хотя и горячо, но мне это нравилось. Кровь быстрее побежала по венам, температура подскочила, и во рту пересохло. Все тело затрепетало от поцелуя.

Он был нежным, но в то же время безудержным, словно говоря мне что-то, отдавая частичку себя. Это было новое неизведанное чувство, и я казалась себе другой – настоящей и драгоценной. Я прижалась к нему сильнее, целуя его и касаясь руками его лица и волос, гладя его прекрасные шрамы. Всей душой я стремилась убедить его, что нуждаюсь в нем и больше не боюсь касаться его.

Когда у нас обоих уже перехватило дыхание, он отстранился и улыбнулся. Я улыбнулась в ответ. И тогда он нежно прижал свои губы к моим, а кончиками пальцев погладил мой подбородок.

– Когда дело касается тебя, – прошептал он, – мне хочется быть сожженным.