Эпилог
Год спустя
Когда автобус остановился, молодая женщина снова расправила листок, который сжимала в руках. Еще было не поздно вернуться, уехать обратно в Париж.
Нет. Нужно идти до конца и освободиться от боли. Она сложила листок с написанным на нем адресом и положила в карман.
Выйдя из автобуса, она подняла воротник куртки, быстро надела шапку и пошла по широким улицам Бреста. Ледяной соленый океанский ветер холодил ее лицо.
Наконец показалось нужное здание. Длинный черный корабль, мраморный фасад, широкие затемненные окна. Женщина склонила голову, прочитала вывеску и решилась войти.
– Я ищу Давида Миллера, – сказала она у стойки регистрации.
Мужчина внимательно посмотрел на нее и ответил, что это невозможно. Миллер занят, а кроме персонала, в лабораторию никого не пускают.
– Это очень важно, – настаивала она. – Я приехала из Парижа.
– Вы его?..
– Подруга…
Короткая пауза.
– Зрелище не для слабонервных, вы же понимаете?
– Я видела хуже, – ответила она. – В сто раз хуже…
– В таком случае… Следуйте за мной.
Они спустились в подвал. Где-то шумела вентиляция. И стоял этот запах. Отвратительный запах антисептика.
– Вы уверены? – еще раз спросил сотрудник, заметив, что эта худощавая женщина с впалыми щеками и короткой стрижкой почти теряет сознание.
– Уверена… Я сама, можно?
Он удалился. Оставшись одна, она подошла вплотную к двери и застыла перед ней, не осмеливаясь войти.
* * *
Давид сделал точный продольный разрез на горле. Труп, лежащий на каталке, привезли около полудня из раздевалки боксерского клуба, разрыв аневризмы. Еще чувствовался тяжелый запах пота, такой же, какой иногда был у Кэти, когда она возвращалась с тренировки; как давно это было.
Этого паренька смерть забрала просто так. Ему не было и двадцати.
Что тут понимать?
Вечером после работы Давид сходит в кино, решено. Настоящее приключение – высунуть нос из своей квартирки, погулять в свете уличных фонарей и на некоторое часов вырваться из ежедневной рутины. Быть может, в последний момент он передумает и вернется, но, по крайней мере, попробует.
Нужно попробовать.
Из-за металлической двери за его спиной подул сквозняк. Он обернулся, его редко беспокоили во время работы.
Испачканный скальпель, который он держал в руке, упал на пол.
У него подкосились ноги, так что он схватился за угол стола. Губы его чуть раздвинулись и снова сжались.
Она изменилась. Огненная шевелюра уступила место спортивной стрижке с длинными прядями цвета красного дерева на висках. На ней был кремовый костюм, очень строгий, и длинная тонкая кожаная куртка.
Оглушенный, Давид снял зеленую хирургическую маску.
– А… Аделина?
Он с трудом произнес ее имя, время как будто остановилось. Аделина… Имя, связанное с болью. Обнажающее едва зажившую рану.
Молодая женщина задержала дыхание. Она знала, что может в любой момент потерять самообладание. Убежать, скрыться в городской суете.
Взяв себя в руки, она наконец приблизилась к Давиду, постояла немного, она почти плакала, потом сжала его в объятиях. Сжала изо всех сил.
– Давид, Давид… – прошептала она ему на ухо.
Давид глубоко вдохнул. Тепло человеческого тела, совсем рядом. Как давно он его не чувствовал…
– Как вы меня нашли? – спросил он дрожащим голосом по-прежнему обнимавшую его женщину.
– Я почти не сомневалась, что вы не оставите свою профессию, даже несмотря на…
Она чуть отступила.
– Ваш… ваш бывший директор сказал мне, что вы уехали в Бретань. Тогда я стала обзванивать десятки похоронных бюро…
Давид, прихрамывая, направился к металлическому столу и прикрыл лицо умершего. В горле у него стоял ком.
– Но зачем? Год спустя?
Он стоял к ней спиной, взгляд у него блуждал. Он безуспешно старался чем-нибудь занять себе руки.
– Вы знали, Давид… Знали и ничего мне не сказали…
Он подошел к мусорному ведру в другом конце лаборатории и выбросил туда бумажное полотенце. У него на лбу выступили капельки пота.
– Вам… не сказал чего? О том, что произошло, мне сказать больше нечего. Они умерли, и все это… в прошлом.
Он уперся ладонями в стену, опустил голову.
– Вы не должны были дойти до дороги… Не должны были вызвать полицию… нужно было оставить меня… Оставить меня с ними… Меня… меня вернули к жизни, а их больше нет.
Он тряхнул головой:
– Аделина… Возвращайтесь домой. Забудьте все… Не ворошите прошлое… Так будет лучше для нас обоих.
Когда он обернулся, Аделина теребила перчатки, она была очень серьезна.
– Слишком поздно, Давид… Слишком поздно! – крикнула она.
– О нет, не может быть! – воскликнул Давид и кинулся к ней.
Они снова обнялись. Аделина схватила его за руку и положила себе на затылок:
– Он тут… 98101… Номер замка от кейса Дофра, который я тогда открыла… Этот номер… Татуировка совсем маленькая, ее едва видно…
Она тяжело задышала, она была на грани срыва.
– Вы поэтому… поэтому не хотели видеть меня, когда я пришла к вам в больницу после случившегося. И поэтому… так внезапно исчезли, не оставив даже адреса. Вы хотели уберечь меня! Вы все поняли и хотели меня уберечь!
Давид гладил ее по спине. Она с трудом продолжала:
– Когда они нашли… обгоревшие тела, когда вы рассказали им свою версию событий… о том, что Эмма была сумасшедшей, о… о ее отношениях с Дофром, о том, что все закончилось… настоящей бойней… полиция решила, что вас заманили в ловушку… которую эти двое расставили для вас и вашей семьи, потому что оба были невменяемыми. И это… это правда. Мы просто сказали правду, да? Да, Давид?
– Только правду…
– Я ведь ничего не поняла тогда! Я наивно верила, что они были просто свихнувшейся парочкой… Меня ударили по голове, заперли, потом… потом мы сбежали… Но я даже представить себе не могла, кем на самом деле был Артур Дофр. А вы… вы… – Аделина резко отстранилась от Давида. – Дофр был Палачом-125! А мы – детьми его жертв! Я имела право знать это, Давид!
– Но зачем? Чтобы он и вашу жизнь разрушил? Все сгорело, его личное дело, фотографии! Нам нужно было просто забыть обо всем! Почему вы не остановились? Откуда вы узнали?
– Я никак не могла понять: по какой причине Дофр взял меня с собой? Все пыталась вспомнить, что я забыла в этой истории, которая как будто меня не касалась? Я не могла быть простым зрителем!.. Тогда я решила, что нас с вами что-то должно объединять. Я месяцами думала и думала. В детстве и вы, и я очень часто переезжали с семьями. И наши ночные кошмары… И наш возраст, мы практически ровесники… Но… я все-таки не могла понять… Потом… потом я вспомнила одну из его фраз, когда он рассказывал мне об умирающем дереве. Одну-единственную фразу, и мне все стало ясно.
Она вытащила из кармана носовой платок и вытерла потекшую тушь:
– В ту ночь, в постели, он рассказывал мне о некоем результате. Говорил, что я там для того, чтобы увидеть, как «прорастают его собственные семена…».
– Аделина…
– Это же было очевидно! Мы были его семенами, Давид! Нас объединяло Зло! Вы с вашими мертвецами, с вашими жуткими рассказами. Вы забальзамировали собственную мать… Эмма Шильд, которая еще в юности была крайне несдержанной, а потом и вовсе стала шизофреничкой, опасной маньячкой! И я. Я любила убивать животных, меня привлекало оружие, я ничего не сказала, когда Дакари умер у меня на глазах…
Задыхаясь, Давид дотронулся до ее волос:
– Ваших родителей звали Пьер и Жанин Прюво… Моих…
– …Кристоф и Жаклин Обер… Палач украл наши жизни, Давид. Изменил нашу судьбу… И теперь мы… сироты…
Она порылась в кармане, взволнованная, дрожащая, и вытащила небольшой пластмассовый предмет, который протянула Давиду:
– Я… я хотела вам ее отдать…
Он грустно улыбнулся, нежно взял соску Клары. Поднес ее к лицу, потом сжал в кулаке.
– Уйдем отсюда, – прошептал он. – Думаю, нам обоим нужно немного времени…
