25
– На самом деле я рада, что не попала на похороны. Я ненавидела бабулю… Она всегда говорила, что мать меня… нагуляла. Что… забеременела от другого мужчины, не от отца. Злая была женщина. Умерла в одиночестве, как Ratte какая-нибудь. Если я когда-нибудь еще раз приеду в Пфорцхайм, то только для того, чтобы плюнуть ей на могилу.
Эмма разговаривала сама с собой, сидя в пиджаке у камина. Иногда она подносила пальцы ко рту, как будто затягивалась несуществующей сигаретой.
Она сидела спиной к Кэти, которая ее не слушала. Так, уловила из ее реплики пару-тройку слов. Бабуля… забеременела… злая женщина…
Молодая мать рассеянно теребила в руках соску, погрызенную Гринчем. Пластмассовая вещица мелькала между нервными пальцами Кэти, но женщина словно не замечала этого. Представив Гринча в маленьком загоне, который она соорудит для него дома, рядом с террасой, как только наступят теплые деньки, она с силой сжала соску в кулаке. Кэти была уверена, что поросенок сразу понравится Симеону и Тупи.
Да, Гринч уедет с ними. А эта сволочь Дофр пусть отправляется ко всем чертям.
«Теперь я с тобой поиграю, старый дурак», – подумала она, стиснув зубы.
Прошло немало времени, прежде чем эти желчные мысли отпустили ее и Кэти обнаружила, что в комнате нет Эммы с Кларой.
Паника.
Первое, что пришло Кэти в голову, – образ дочери, повешенной рядом со свиными тушами, с распоротым животом и кишками наружу. Она бросилась в коридор, оглушительно выкрикивая имя своего ребенка.
Дверь в комнату Эммы была открыта… Клара спокойно сидела на кровати, наблюдая за тем, как молодая немка старалась получше приладить простынь, служившую ей занавеской и скрывавшую ужасное зрелище за окном. На полу валялся скальпель из лаборатории, с помощью которого она только что отрезала лишнюю ткань.
«Я уже совсем с катушек слетела!» – подумала Кэти.
– Крошка моя! Иди быстро ко мне!
Комната полностью преобразилась. Теперь кровать стояла напротив своего прежнего места, а комод был пододвинут к двери.
– Можете оставить девочку здесь, она мне не мешает, – сказала Эмма, поднимая острый инструмент и собираясь положить его на подоконник. – Клара такая чудесная!
– Я предпочитаю, когда она со мной. Дети иногда могут что-нибудь неожиданно выкинуть.
– Как и некоторые взрослые… Раз уж вы здесь, поможете мне? Подержите простыню, пока я ее режу.
Губа Эммы была по-прежнему опухшей, из-за чего некоторые звуки у нее выходили тяжеловесными и вязкими.
– Вы так мило об этом попросили, – сухо ответила Кэти.
Она взяла за углы протянутую ей простыню.
– Да, чуть правее, прекрасно… Знаете… насчет Давида…
– Я не хочу об этом говорить.
– Он сам открыл дверь и вошел ко мне в комнату. Не знаю, что он вам там нарассказывал, но, когда я проснулась, он меня Streicheln… э-э-э… гладил. Я думаю… думаю, он не ожидал, что… что я проснусь…
Кэти покраснела:
– Вы несете совершеннейший абсурд! Давид никогда бы не сделал ничего подобного! Что это еще за игры?
– Какие игры?! Я вам правду говорю. Не я же к нему в спальню ночью пришла…
Эмма выпрямилась и отошла к двери:
– У вас есть пара минут? Схожу в laboratorium заиголками.
– Только побыстрее!
– Знаете, мы с вами свернули куда-то не туда. Я готова простить вам то, что вы сделали с моей Lippe. Потому что понимаю ваши… чувства. Нормальная реакция женщины, которая любит своего мужа.
Кэти не успела ответить.
Дверь захлопнулась. В замке повернулся ключ.
Женщина кинулась к двери, вытянув руки перед собой, и заорала:
– Не-е-ет!
Потом заколотила кулаками в запертую дверь.
Испуганная Клара инстинктивно стала звать Гринча. Без передышки.
– Гринч! Гринч! Гринч! Гринч!
В коридоре раздались шаги, шепот, потом звук инвалидного кресла Артура, выезжавшего из своего логова.
Там, с другой стороны, в десяти сантиметрах от Кэти с Кларой.
Он остановился.
– Артур! Прошу вас! Нет! Пожалуйста! – Сердце у Кэти ужасно колотилось.
Ответа не последовало, из-за двери слышалось лишь дыхание старика.
– Артур! Откройте! Откройте эту дверь!
Потом снова зашуршали колеса инвалидного кресла. Звуки удалялись в сторону гостиной.
Кэти как сумасшедшая замолотила в дверь, потом обернулась, закусив прядь волос. Открыла шкаф. Пустой! Нечем бросить!
Она разбежалась, выставив ногу вперед. Дверь не поддалась.
Тогда Кэти сорвала с окна простыню. Увидела отвратительные туши. Забарабанила по стеклу. Не разбить. Плексиглас. Привинчено намертво.
Ее спрятали в шале… Шале спрятано в лесу… Лес спрятан в снегу… Ловушка-матрешка…
Выхода нет.
Испуганная Клара всхлипывала на полу. На ее круглом личике читалось: «Мама, что происходит?»
Кэти крепко обняла дочку. Потом села в угол, положила малышку к себе на колени и начала гладить девочку по голове.
Гринч умрет… И они ничего не смогут поделать…
