24
Кэти наблюдала за Кларой, сидевшей рядом с Гринчем в углу гостиной, и чувствовала все нарастающую внутри ярость. Она даже представить себе не могла, как поведет себя Клара, если поросенок исчезнет.
Когда она услышала, что Дофр въехал на кухню, то постаралась посильнее закусить губу, чтобы не выйти из себя. За ним стояла Аделина и взглядом молила Кэти молчать.
Ни Давид, ни Аделина не решатся убить Гринча. Что же касается самого старого инвалида, он просто не сможет сделать это без чьей-либо помощи.
Оставалась Эмма Шильд. Убить поросенка за четыре тысячи евро? Эта дура способна согласиться. Но уж ей-то Кэти сможет помешать, да хоть в комнате запрет.
«Вы еще пожалеете об этом», – все вертелись у Кэти слова Эммы, брошенные той с совершенно отстраненным видом. Именно это и пугало Кэти больше всего. Бесстрастные, пустые, почти прозрачные глаза, способные в секунду испепелить человека.
– У вас тяжелая рука, – сказал ей Артур, пока Аделина устраивала его за столом. – Эмма только что приходила жаловаться на ваше поведение.
– На мое поведение? На мое поведение? Это я сплю голой, предварительно открыв дверь нараспашку? Я переставляю мебель в девять утра? Мое поведение… Отличная шутка!
Артур чуть ослабил узел галстука и аккуратно заправил в ворот своей белой рубашки салфетку:
– Я искренне надеюсь, что ваше небольшое недопонимание пройдет. Мне было бы неприятно осознавать, что вам здесь некомфортно… Я бы не хотел, чтобы приятная атмосфера нашей компании испортилась. Чтобы эти стычки мешали Давиду работать над книгой.
Он проглотил кусочек круассана, затем манерно вытер губы и добавил:
– Вам надо быть помягче с этой женщиной. Вы достаточно умны, чтобы понимать, какую травму она получила…
Кэти кипела. Если она так и будет стоять напротив него, то свернет ему шею. Она не раздумывая бросилась к кофейнику, налила себе полную чашку кофе и выпила залпом. Вот во что она превратилась – пьет напиток, который ненавидит больше всего на свете.
– И каковы планы на сегодня? – спросила она, морщась. – Передвигаем во всех комнатах мебель?
– Не иронизируйте, – ответил Артур, поглаживая пальцами фаянсовую чашку. – Эмма просто переместила кровать и комод. Некоторые люди не могут спать головой на север. Все дело в магнитной чувствительности.
Он спокойно продолжал завтракать, как будто не видел в сложившемся положении ничего необычного. Кэти резко поставила чашку на стол, пронзив Дофра взглядом. Она уже собиралась уйти из комнаты, когда появился Давид, на нем была застегнутая куртка, шапка и сапоги, в руках он держал шарф. Первым делом – к кофейнику.
– Если ты снова решил поиграть в Рэмбо, об этом не может быть и речи! – сразу напала на него Кэти. – Тебе мало вчерашнего?
Давид молча посмотрел на нее. Под глазами у него темнели ужасные круги. Он повернулся к Дофру:
– Лачуга Франца ведь находится за поленницей?
– Именно. До нее где-то с километр, если верить энтомологам. Нужно подняться вверх по ручью.
– Так… Пойду посмотрю. Я буду осторожен, не волнуйтесь.
Он направился в кухонный чулан и взял бутылку виски.
– Наша очередь вручить ему подарок.
– Прекрасная мысль! – воскликнул Артур.
Кэти взорвалась:
– Ты никуда не пойдешь!
– Успокойся! Не видишь, мы тут все с ума сойдем, если так будет продолжаться и дальше? Гнойник надо вскрыть! Я уверен, что Франц тут ни при чем и он точно сможет объяснить, что происходит!
Кэти схватила мужа за плечо:
– Но почему тебе хочется пойти к нему? Может быть, нам стоит подготовиться к вылазке на трассу? Давай закроемся сегодня в шале, а завтра рано утром отправимся туда! Должна же пройти хоть одна машина по этой чертовой дороге!
– Ночью шел сильный снег! Больше тридцати сантиметров выпало! Не думаю, что здесь каждый день расчищают и посыпают песком лесные дороги!
Он обратился к Артуру:
– Хочу взять с собой Эмму, раз она по-немецки говорит.
– Пойдешь, и я тебя бросаю! – заорала Кэти.
– Эмма еще очень утомлена, – ответил Дофр слащавым голосом, который Кэти уже на дух не переносила. – Тебе составит компанию Аделина, она тоже разбирается в немецком.
– Может, она сама решит? – вышла из себя Кэти. Затем повернулась к Давиду и спросила: – Ты действительно хочешь пойти к Францу? Тогда я пойду с тобой! – Она бросилась к вешалке, не переставая орать: – Да, чуть не забыла! Снаружи рыси! Три чудные рыси, которые пришли позабавиться с нашим дроздом, так что от него только клюв остался! И потом, кто-то следил за нами всю ночь! Какой-то псих с самого нашего приезда пытается нас напугать! Но полагаю, вам всем на это наплевать?!
– Рыси, в общем, не проблема, – попытался урезонить разъяренную женщину Артур. – Они охотятся по…
– По ночам, знаю! Но чувствую, для нас они готовы сделать небольшое исключение!
Кэти, не останавливаясь, все бросала и бросала горькие слова. Давид, и сам готовый взорваться, уже даже не старался извинить ее. Кэти стала такой. Дежурной стервой.
– Я согласна пойти с вами, – произнесла Аделина, обращаясь к Давиду и Кэти. – Сейчас, только оденусь. Но предупреждаю, по-немецки я говорю ужасно. Скажем так, жестами объясниться сможем…
– Отлично! Идите втроем, так даже лучше, – подтвердил Артур.
– Конечно, втроем намного лучше! – подхватила Кэти. Но стоило ей увидеть входившую в гостиную Эмму, как она тут же вдруг поняла, какую совершает ошибку. Она медленно сняла только что надетую куртку и проговорила: – А нет! Идите-ка вдвоем!
– Можно узнать, почему вы передумали? – спросил у нее старик.
– Клара же не сама будет за собой смотреть! – резко ответила ему Кэти.
Дофр чуть прищурился, его губы растянулись в отвратительной усмешке. Давид грустно вздохнул, испытывая неловкость за поведение жены.
– Я могу присмотреть за ней, – мягко предложила Эмма. – По крайней мере, буду чем-то полезна. Я всегда любила Kinder.
– А вы убирайтесь к себе в комнату мебель переставлять и оставьте нас в покое! – выпалила Кэти. – Kinder она любит, как же! Я в жизни не оставлю с вами дочь! Никогда в жизни, ясно?
– Dreckskerl!
Артур отвернулся, чтобы никто не увидел улыбку на его лице.
Кэти обратилась к Аделине:
– Что она сказала?
Рыжеволосая женщина только пожала плечами.
– Хватит, черт возьми! – Давид стукнул кулаком по столу. – Как подростки в летнем лагере! Кэти, всё!.. Идем, Аделина!
Он пересек гостиную, подошел к камину, осторожно снял ружье и убедился, что оно заряжено.
– Пользоваться им не будем, – объяснил он, предвосхищая вопросы остальных обитателей шале. – Я спрячу его за каким-нибудь деревом рядом с лачугой Франца. На всякий случай…
– На какой такой всякий случай? – вышла из себя Аделина. – Не будете пользоваться?! Так оставьте ружье тут! Если возьмете его, я никуда не пойду!
– Да что с вами такое?! – сухо ответил Давид, не в состоянии больше сдерживаться. Переводя взгляд с Эммы на Дофра, с Дофра – на Аделину, с Аделины – на Кэти, он долго сомневался, не лучше ли отказаться от идеи с ружьем. Он уже собрался было повесить «Weatherby Mark» обратно, как вдруг резко остановился.
Интуиция.
Он поднес ружье к глазам и тщательно осмотрел его. Дуло, спусковую скобу, цевье, прицел и…
Сердце у него забилось.
Справа на прикладе он обнаружил крохотную оловянную пластинку с гравировкой.
Серийный номер.
Такой же, как пять цифр, навечно отложившихся у него в подкорке. 9–8-1–0-1.
Номер, вытатуированный черной тушью на черепе четвертого ребенка.
Мертвенно-бледный, Давид пристально посмотрел на Артура, но не увидел никакой реакции на его морщинистом лице.
Тогда, крепко сжав ружье в одной руке и бутылку виски – в другой, он направился к выходу.
– Идем, нужно вскрыть гнойник… – повторил он.
