Тем временем комиссар Фортунато готовился к дню, который обещал быть очень плохим. Он позвонил Фабиану и велел ему быть в его кабинете в девять утра, но инспектор не пришел. Когда Фортунато заглянул в утреннюю газету, на первой странице он увидел набранное крупным шрифтом имя Пелегрини и параллельно с ним фотографию жены Беренски, оплакивающей мужа. Ниже, в боковой колонке, констатировалось: «Пелегрини также имеет отношение к убийству североамериканца». После этого упоминалось ФБР.

Агенты Кастро и Фосби переступили порог, как две штуки материи, с деревянными лицами. Их сопровождал комиссар из центра. Федералы представили это как межведомственное сотрудничество, но Фортунато с первого же рукопожатия знал, что это допрос. Он приказал принести кофе и заставил себя принять привычное выражение спокойной озабоченности.

– Вы впереди нас в этом расследовании, комиссар Фортунато, так что мне хотелось бы задать вам вопросы, на которые вы, вероятно, уже имеете ответы.

– К вашим услугам, – ответил Фортунато.

Они начали с обычных простых вопросов: сколько лет он служит в полиции, в каких подразделениях работал? Элементарные вещи относительно дела, которые можно было узнать, прочитав expediente. Они ничем не выдавали особой заинтересованности, но он знал этот метод. Они хотели видеть, какими жестами и модуляциями голоса сопровождается его поведение, когда он говорит правду. После того как они определили это для себя, вопросы пошли более по существу.

– Потерпевший был найден в наручниках той же модели, какая используется полицией Буэнос-Айреса, – произнес на своем испанском с карибским акцентом агент постарше, Кастро. – Кроме того, смертельная пуля, согласно заключению коронера, была девятимиллиметровой, такими патронами пользуется полиция. Вы в какой-нибудь момент следствия изучали возможность того, что выстрел был произведен полицейским?

– Bien, – начал Фортунато. Он помнил, что не следует подносить руки к лицу или смотреть в сторону. Но вставлять слово-паразит, вроде bien, чтобы потянуть время, тоже промах. Лучше отвечать прямо, не создавая впечатления, что слишком долго думаешь. – Наручники и пуля, естественно, вызвали у нас подозрение, но в то же время и наручники этой модели, и девятимиллиметровые пистолеты вполне доступны лицам, не служащим в полиции. Мы проверили частные охранные компании в столице и обнаружили восемь фирм, которые пользуются этой моделью наручников.

– Я не видел справки об этой проверке в материалах следствия.

Фортунато сделал удивленное лицо:

– Она должна быть там. Если ее нет, я пришлю вам экземпляр.

Федеральный комиссар пришел ему на помощь.

– Иногда такое случается, – пояснил он североамериканцам.

По-видимому, это их не убедило, но они не нажимали, и Фортунато продолжал:

– Нельзя игнорировать, что эти наручники попадают в руки людей, не имеющих отношения к защите правопорядка. Я не думаю, что присутствие наручников обязательно указывает на полицию. – Он откашлялся. – То же самое относительно девятимиллиметрового патрона. Пострадавший был четыре раза ранен пулями тридцать второго калибра из дешевого пистолета, который широко распространен в преступном мире Буэнос-Айреса, и прикончен, как вы справедливо указали, девятимиллиметровой пулей, а этот калибр также широко распространен среди преступного элемента. Девятимиллиметровая «астра», которой воспользовался Энрике Богусо, встречается очень часто, как и пистолеты марки «льяма», «смит-вессон», «ругер», «беретта», «браунинг» и много других. – Североамериканцы слушали с бесстрастными лицами, и Фортунато все больше утверждался в правдивости своей истории. Эту часть доказательств он прикрыл превосходно. – Для того, чтобы снять сомнения, мы провели баллистическую экспертизу, и она показала, что эта пуля выпущена из девятимиллиметровой «астры», на которую подозреваемый Богусо указал как на орудие убийства.

– Я видел акты этой экспертизы, – сказал Кастро, – но с ними не все ясно. Некоторые снимки пули не соответствуют пуле, которая представлена в настоящий момент в качестве вещественного доказательства.

Фортунато сморщил брови. Не обнаружили ли они комплект снимков в какой-нибудь папке или просто блефуют.

– Не может этого быть! Я ничего об этом не слышал.

– Разве не вы руководили расследованием?

На него смотрели, уставившись немигающими глазами, двое опытнейших полицейских, всю жизнь занимавшиеся отделением правды от лжи.

– Конечно. Но нужно учесть, что expediente в порядке. Если бы доказательства были сфальсифицированы, я бы немедленно занялся этим. Но могу вас заверить, что, когда доказательства вышли из стен моего офиса, все было в полном порядке.

Сотрудники ФБР не ответили, они просто смотрели на него. Наконец агент Кастро заговорил:

– В заключении коронера упоминается клочок бумаги в кармане пострадавшего с номером телефона, зарегистрированным за Карло Пелегрини. И все же следствие не предприняло никаких действий, чтобы отработать эту улику. Почему этого не было сделано?

Фортунато почесал лоб. Лишнее движение. Совершенно лишнее.

– Конечно, мы установили его. Но, как вам хорошо известно, всякое убийство окружено целой горой деталей, и большинство из них не имеют к нему никакого отношения. Мы знали о телефонном номере Пелегрини…

– Его нет в expediente, – заметил гринго помоложе.

– Совершенно верно, агент Фосби, и по следующей причине: полиция должна выполнять указания судьи о порядке ведения следствия. Бывает, однако, что мы для экономии времени проводим действия, выходящие за рамки строгих предписаний судьи, и результаты этих действий могут откладываться в наших делах, хотя и не обязательно в самом expediente. В случае с телефонным номером у нас была надежная информация, что преступление совершено Энрике Богусо, и в процессе допроса Богусо сознался. Теперь он переменил показания – и, таким образом, телефонный номер приобрел новый смысл. Поскольку мы углубляем расследование…

Старший из агентов со свойственной ему грубостью остановил его:

– Вы можете предположить, по какой причине Богусо так неожиданно изменил показания?

– Теряюсь в догадках. Это произошло только что, к большому моему удивлению, и у меня просто не было возможности допросить подозреваемого насчет изменения его показаний. Как вы знаете, Сан-Хусто не может пожаловаться на недостаток преступлений, нуждающихся в расследовании, и убийство Уотербери, которое произошло более четырех месяцев тому назад, должно занять место за более свежими. – Он решил сделать ответный ход. – Честно говоря, сеньор Кастро, федералы и ФБР только в последние дни стали проявлять активность по этому делу – по какой причине, для меня остается непонятным.

Кастро не ответил. Собеседование вяло протянулось еще некоторое время и сошло на нет сухими рукопожатиями.

Они лгали, лгал и он, и все знали это, но делали вид, что так и надо. Это был вопрос взаимного профессионального уважения партнеров.

Оставшись один в своем кабинете, Фортунато лихорадочно перебирал в уме десятки стратегий, с помощью которых можно было бы от них отбиться. Нужно быстренько провести проверку частных охранных предприятий в Буэнос-Айресе и сделать справку о проверке телефонного номера Пелегрини, так чтобы на ней стояла дата несколькомесячной давности. Нужно проверить фотографии пуль во всех экземплярах expediente, какие только удастся найти. Но ведь федералы могли без труда выяснить, что проверка и справка произведены в тот же день, так? Есть у них свои экземпляры expediente или нет? Нет, подумал он, поглубже устраиваясь в кресле и потерев руками голову, чтобы привести в порядок мысли. Нет, это невозможно. Как только на дело набросятся журналисты, показания Богусо рассыплются и следствие возобновится заново и с большей интенсивностью. И кто-то заговорит, потому что люди вроде Васкеса или Доминго всегда хвастаются и распускают языки, а молокососы, такие как этот шофер-хиппи Онда, не могут не трепаться. Нет, спасти его теперь может только Бианко. Или Пелегрини.

Он взял газеты и перелистал их до криминальных отделов, где обнаружил последний неприятный сюрприз этого утра. Мелким шрифтом, среди непримечательных сообщений, значилось: «Два грабителя… прошлой ночью… застрелены полицией в Кильмесе…» Для того чтобы восстановить полную картину, ему не нужно было даже читать дальше, достаточно было последней строчки коротенького абзаца: «…при попытке обчистить киоск „Мальвинас“…» Вероятно, контора подпольной лотереи или какое-нибудь другое место, где могли оказаться значительные суммы наличных денег. Дверь вскрыли, заблаговременно договорившись с полицией по стандартному прейскуранту 70/30. Два налетчика засовывают деньги в мешок и громят контору, чтобы было похоже на настоящее ограбление. К их вящему удивлению, появляются трое полицейских, грохочут выстрелы, тупые головки пуль впиваются в тело, потом контрольный выстрел в грудь. Кто-то втискивает пистолет в руку убитого и нажимает курок. Когда Фортунато дочитал до имен, он уже мог спокойно вставить их сам. Среди убитых – Родриго (Онда) Уильямс. Среди участвовавших в операции полицейских – Доминго Фаусто.

Первый репортер позвонил в его офис часом позже. Он не ответил на звонок, но воспринял его как первую каплю надвигающейся грозы, отчего у него снова похолодело внутри. Когда дежурный сказал ему, что на проводе доктор Фаулер, он воспринял это как подарок судьбы, решившей дать ему передышку.

Женская теплота в голосе Афины успокоила его. После смерти Марселы больше ничего не оберегало его от всего этого мужского мира со свойственными ему уловками и западнями. Если она хотела встретиться с ним, что же, он позволит себе маленькое удовольствие принять ее предложение за чистую монету.

Исповедь Афины о ее подвигах он выслушал в кофейне «Шератон». Лучшей истории про Терезу Кастекс было не придумать, и только гринго могло прийти в голову нечто столь кинематографическое. Ничего важного не выяснилось; то, что жена Пелегрини готова подозревать не мужа, а полицию, совершенно естественное человеческое заблуждение. Впрочем, одно новое обстоятельство было любопытным – в лагере Пелегрини считали, что новое расследование стимулируют враги Пелегрини и что кто-то в полиции может стать удобным подозреваемым. И эта новость совершенно не обрадовала его.

– Думаю, я знаю, как найти француженку, – продолжала Афина. – И я уже нашла Пабло Мойю в «АмиБанке», как и утверждал Фабиан.

– Тогда зачем вам понадобился я?

Она вздохнула:

– Мне как-то не с руки пытаться попасть в офис Пабло Мойи. Я думаю, лучше было бы, чтобы со мной пришел какой-нибудь человек, обладающий авторитетом власти, ну вроде вас. – Она умасливала его, притворяясь восхищенной дамочкой. – Вы можете показать бляху, попугать: «Не вешайте мне лапши на уши, я из полиции!»

Фортунато невольно улыбнулся:

– Только, пожалуйста, не прикидывайтесь потерявшей маму маленькой девочкой. Я уже достаточно знаю вас.

– Вот видите, вы же много опытнее, чем я. – Она пожала плечами. – Совершенно не вижу причин, Мигель, по которым вы не могли бы мне помочь. Это же ваша работа – расследовать это преступление. И помимо прочего, я не уверена, что ФБР имеет право отстранить меня от дела. Я отвечаю перед сенатором Брейденом. – Тут она переменила тактику. – Или вы хотите отдать это дело на откуп Фабиану и ФБР?

Он думал над ее словами и отхлебывал слабенький кофе-американо, который она налила ему из термоса на столе. Афина права, есть определенный смысл поработать вместе с ней. Она может откопать что-нибудь полезное, что-нибудь, чем могут воспользоваться Шеф и Пелегрини, чтобы защитить себя и одновременно защитить его.

– И знаете что, Мигель? – продолжала она. – Федералы, Фабиан и ФБР, да все они, вместе взятые… им нет никакого дела до Роберта Уотербери. У них свои соображения. – У нее зазвенел голос. – Я хочу, чтобы люди, убившие Уотербери, заплатили за это! Вы же видели, что они сделали с ним! Я хочу всех, не только Богусо или кого там, кто не сумел договориться. Я хочу всех. До самого верха! И простите, Мигель, мою смелость, но я знаю, что, невзирая на всю ложь, окружающую это расследование, – и моего правительства, и вашего – и несмотря на… все дерьмо, в котором приходится купаться, чтобы быть комиссаром полиции Буэнос-Айреса, вы тоже этого хотите. Разве не так?

Фортунато вздохнул, сказать что-либо в ответ он не мог, только в глазах мелькнула боль и растерянность. Из ее по-детски странной непосредственности, с какой она произнесла следующие слова, он понял, что для нее дело было не просто в том, чтобы довести до конца это расследование, а в чем-то большем.

– Вы мне нужны, Мигель. Теперь я по-настоящему нуждаюсь в вас.

Он посмотрел на ее гладкое молодое лицо, ей, наверное, нет и тридцати. Он мог бы сказать ей, что восстановить справедливость в деле Роберта Уотербери – просто за пределами возможного и что, даже если бы это было возможно, он не то лицо, которому это под силу. Он выпрямился на стуле, вынул пачку сигарет, закурил и стал смотреть, как вьется дымок над головкой потухшей спички. Чуть погодя он взглянул на нее:

– Какой у вас план?