Глава семнадцатая
Привет всей Москве от Прекрасного Царя Обезьян!
А в это самое время в доме в Маленьком Гнезде Глаша Красивая, торопливо стуча каблучками новых сапожек, спускалась по лестнице, выходя из подъезда. Она посильнее натянула шапку на брови, но уже через минуту шапка снова сползла вверх по скользкому волшебному обручу. Девушка остановилась и бессильно зарычала, бросив сумку на скамейку.
Без шапки было холодно. Да и обруч этот дурацкий, чего доброго, ещё примёрзнет ко лбу, заледенев на морозе. Что же делать? Глаша расстегнула дублёнку, сняла шарф и, набросив его на голову, как капюшон, побежала к метро.
– Ай, молодая, красивая, дай погадаю! – ухватила её сзади за рукав толстая цыганка, плотно закутанная в павловопосадский платок и сверкающая длинной красной юбкой из-под короткого полушубка.
– Отстаньте! – Глаша вырвалась и ускорила шаг.
– Ай, девушка милая, нельзя так старшим грубить! Лучше ручку позолоти, я тебе сразу скажу, чем твоё сердце успокоится! – Цыганка не отставала, подобрав юбки и переходя на бег.
– Да нечем мне ручки ваши золотить! Денег нет! И не дам!
– Куда же ты денешься?! – Наглая цыганка перегородила ей дорогу, раскинув руки. Внезапно рядом с ней возникли три маленьких цыганёнка, которые согласно кивали и с упрёком смотрели на Глашу, одновременно окружая её и пресекая пути к бегству.
– Ай, такая красавица, а неправду говорит! – поцокал языком самый старший цыганёнок. – Ручку, говорит, позолотить нечем, а сама золото на голове носит!
– Да-да, на голове у неё золото! Вон сколько золота! Вон как блестит! Через шарф блестит на солнце, сверкает! – поддержал цыганёнок помладше.
Самый маленький просто кивал и угукал, подпрыгивая на месте. Глаше показалось, что он ещё даже не научился говорить, но уже помогал маме и старшим братьям с бизнесом.
– Ай, как блестит твоя корона, красавица! Такую драгоценность так просто не спрячешь! Отдай корону! Я ж мать, мне нужнее! Снимай давай! А я тебе про твою жизнь всю правду расскажу! – быстро затараторила цыганка, засучивая рукава.
– Да не снимается она!
– Ай, опять обманываешь! – пристыдила её цыганка. – Как это не снимается! Должна сниматься, раз ты её надеть смогла! Щас всё снимем!
Она потянулась рукой к Глаше, пытаясь ухватиться за обруч. Глаша попятилась, но, оглянувшись, увидела за своей спиной ещё трёх подоспевших цыганок с совершенно бандитскими выражениями лиц.
– Ну вот и попалась, красавица! – зловеще улыбнулась толстая цыганка. – Будет тебе урок – нехорошо старших обманывать!
– Давай, Ляля, снимай с неё золото, и пошли, холодно! – донеслось сзади.
Цыганка снова потянулась к обручу, но, как только её пальцы дотронулись до блестящего металла, она с воплем отлетела в сторону. Зажмурившаяся Глаша даже не сразу поняла, что произошло, и только потом почувствовала, как нагрелся обруч. Она осторожно открыла один глаз и увидела валяющуюся в сугробе цыганку, ногами вверх, в окружении перепуганных детей.
– Током бьётся! Не снимается! – пояснила толстая Ляля, отплёвываясь снегом.
– Я же сказала, что не снимается!
– Снимается, красавица, снимается! Снимем!
Пока толстуха вылезала из сугроба, все остальные цыгане словно по команде дружно бросились на Красивую. Та невольно зажмурилась, но над её головой громыхнул компактный взрыв, и тёток в цветастых юбках раскидало по периметру.
– Не подходи, хуже будет, – честно пискнула Глаша.
Толстуха Ляля встала и, заискивающе улыбаясь, ухватилась за ремешок Глашиной сумки, но остальные цыганки и маленькие цыганята уже опасливо стояли в сторонке.
– Ай, резвая девушка, мы сейчас с тобой в табор поедем, все вместе, там снимем! У меня сын знаешь какой мастер?! Кузнец! Он всё снимет! Клещами разрежет, пилой распилит, в печи расплавит! А тебя, красавицу, замуж возьмёт!
– Отстаньте уже! – грозно рявкнула Глафира, выпрямляясь во весь рост. – Или ещё раз хотите током получить?!
– Ай нет, красавица, не хочу! – замотала головой цыганка. – Но хоть что-нибудь дай, голодным детям на молоко, а?
Красивая-младшая молча вырвала сумку из рук толстой Ляли и решительно пошла в сторону метро. Цыгане свистели вслед, стыдили, уговаривали, но преследовать уже не рискнули. У любой станции всегда дежурит полиция, которая с такими вымогателями особо не церемонится.
Девушка спокойно доехала до нужной станции, забившись в угол полупустого вагона, ей даже удалось почти не привлекать к себе внимание по дороге от метро до института, так что Глаша уже расслабилась и надеялась, что все неприятности закончились.
Но, увы, они только начинались, ведь, войдя в институт, ей пришлось снять спасительный шарф с головы, и чудесный обруч Сунь Укуна ярко заблестел, освещаемый зимним солнцем из высоких институтских окон.
– О, Красивая, а ты чего это сегодня, в короне, что ли?
– Зазналась наша Глаша, корону напялила!
– А дай поносить, может, я тоже весь из себя король?
Глаша забежала в женский туалет и прилипла к зеркалу. Ужас! Вся растрепанная, ведь волосы под волшебным обручем расчесать нельзя. Девушка попыталась кое-как поправить причёску руками. Не особо вышло, но хоть что-то, уф…
– Ну что, Красивая, совсем звезду словила? – В зеркале за спиной показалась ехидно улыбающаяся стерва Алёна. – Совсем ты, Глашенька, страх потеряла-а…
Старшая сестра Егора подняла глаза к потолку, раздражённо буркнув:
– Алёна, отстань, у меня голова болит.
– Неужели? А корона у тебя что, лечебная? Магнитная, как браслет у моей бабушки? Ты не забыла, к кому мы сейчас на консультацию пойдём? К Петрову. А Петров у нас кто? За-ну-да-а-а… – счастливо протянула девушка. – Ох и устроит же он тебе за твою корону! Прынцесса… Ха!
– Отстань!
– А то что? – хищно осклабилась блондинка Алёна. – Опять натравишь на меня своего маленького человечка из сумки?
– Нет у меня никакого маленького человечка, – стараясь сохранять спокойствие, ответила Глаша Красивая. – И не было. Никогда.
– Конечно, не было, – согласилась её одногруппница. – Загипнотизировала меня и думала, я поведусь, да, Красивая? Любой дурак знает, что маленьких человечков не бывает! Где ты этим дешёвым фокусам научилась? У цыган?
Глаша поморщилась, вспомнив недавнюю встречу с цыганками, и, резко развернувшись, прорычала:
– От-ва-ли!
Она набросила ремень сумки на плечо и вышла в коридор. Её доставучая подруга что-то ещё кричала вслед, но девушка просто махнула рукой и пошла в аудиторию. Надо сказать, Алёна была, конечно, дурой и стервой, но преподавательский состав знала неплохо. В общем, всё пошло как по сценарию…
– Глафира Красивая, вам… э-э-э… корона не жмёт? – встретил её вопросом экзаменатор Пётр Петрович Петров.
В напряжённой аудитории сразу послышались смешки. Глаша, скрипя зубами, села за стол.
– А она у нас теперь принцесса! – крикнул кто-то с заднего ряда. – Нет, королевна!
– Принцесс тут нет, – возразил преподаватель. – Снимайте это с себя… э-э-э… немедленно!
– Я не могу это снять, извините, – покраснев как свёкла, ответила Глаша.
– Что значит… э-э-э… не можете?! – удивился Пётр Петрович, широко раскрыв глаза. – Вы срываете мне консультацию, Глафира. Немедленно снимайте ваше… э-э-э… украшение, и давайте приступим к консультации и обсудим предстоящий экзамен.
– Пётр Петрович, я не могу снять эту штуку, правда!
– Какие-то отговорки у вас… э-э-э… бессмысленные, студентка Красивая. А вот я не могу позволить студентам на моём занятии сидеть… э-э-э… в короне. А то что же это получается? Сегодня вы… э-э-э… у нас принцесса, а завтра вон, может, даже… э-э-э… Михаил Богатов в короне придёт и объявит себя царём?
Экзаменатор взглядом указал на Мишку, конопатого широкоплечего парня, посапывающего на заднем ряду. Услышав своё имя, студент Богатов мигом проснулся, озадаченно оглядываясь по сторонам и делая вид, что не спал. Нипочём не спал, просто вдруг уронил голову…
– Доброе утро, Михаил. Видимо, э-э-э… у вас по каким-то причинам была бессонная ночь, и вы не удосужились подготовиться… э-э-э… к консультации по моему предмету. Кстати, какой предмет я у вас преподаю?
Парень растерянно хлопал глазами.
– Не знаете, – уверенно сказал Пётр Петрович, поправляя галстук. – А может быть, тогда вы знаете, почему… э-э-э… ваша коллега-студентка пришла ко мне на консультацию… э-э-э… в короне?
Но Мишка конечно же этого тем более не знал, хотя на всякий случай для вида достал какую-то тетрадку из своего рюкзака. Типа вот, я же готовился!
– И этого вы, Михаил, очевидно… э-э-э… тоже не знаете. Ну что ж, я не удивлён! Вот сейчас Глафира… э-э-э… Красивая снимет корону, снизойдя до нас, и мы послушаем, какие у вас… э-э-э… Михаил, есть вопросы по предстоящему экзамену. Снимайте корону, Глафира!
Глаша с возмущением вскочила на ноги.
– Пётр Петрович, при всём уважении, я не в состоянии снять эту штуку со своей головы. Я бы этого ОЧЕНЬ хотела, но она НЕ СНИМАЕТСЯ!
– Вот как? Не снимается? А позвольте спросить, э-э-э… зачем вы вообще её надели? – не унимался придирчивый преподаватель. – Монархия пала, государыня!
Аудитория взорвалась хохотом.
– Возможно, вы, Глафира, э-э-э… зазнались. Вероятно, из-за фамилии вашей. Мне сразу не понравилась ваша фамилия. Что значит… э-э-э… Красивая? Как можно называть человека красивым не за его красоту, а просто потому, что… э-э-э… у него фамилия такая? Вам, Глафира, нужна другая фамилия. Тогда и корона ваша сразу… э-э-э… снимется. Замуж вам надо, вот! За фермера, поднимать сельское хозяйство. Хотите вы… э-э-э… поднимать сельское хозяйство?
– Нет, – сухо ответила Глаша.
– Как это нет? У нас экономика какая? Сырьевая. Производства нет? Нет. Сельского хозяйства… э-э-э… нет? Нет. Кто его будет поднимать? Кто, если не вы, Красивая? Вот выйдете вы замуж за какого-нибудь фермера… э-э-э… Свинаренко, уедете в деревню и будете там… э-э-э… заниматься свинством.
Щёки Глаши вспыхнули. Аудитория тоже притихла, потому что препод явно зарвался.
– Свиноводством, может? – уточнил кто-то.
– А я… э-э-э… говорю: свинством! – упрямо ответил Пётр Петрович. – Но для этого вам нужно снять… э-э-э… корону, ни один фермер вас в короне… э-э-э… замуж не возьмёт. Снимайте корону, Красивая, снимайте!
– Не сниму, – холодно сказала обиженная девушка.
– Ну а раз не снимете, в таком случае покиньте… э-э-э… аудиторию. И имейте в виду, послезавтра на экзамене вам поблажек не будет. Раз корону… э-э-э… решились надеть, то и знания ваши должны этой короне соответствовать. Э-э-э… так вот!
Глаша схватила сумку и выбежала вон из аудитории. Её душила незаслуженная обида, но она не хотела, чтобы хоть кто-то видел её слёзы. А из аудитории тем временем раздавался возмущённый студенческий свист и топанье ногами! Преподаватель был вынужден позорно бежать к ректору за защитой, он явно перегнул палку со своим занудством, и до него впервые это дошло.
