Глава девятая
ИСПЫТАНИЕ ОГНЁМ
Сезган долго молча смотрел на Вальду, потом помотал головой.
— Нет. И ты не пойдёшь, и девка твоя не пойдёт. Это дело грубое, мужицкое. Да и лес знать надо, а ты его не знаешь, заплутаешь вместе с ряжеными — и кто тогда посулы колдуну исполнит? И не проси больше, всё равно не возьму.
И он посмотрел на неё так, что Вальда поняла твёрдо — нет, не возьмёт.
Откуда Сезган знал, что сегодня вечером большая ватага ряженых во главе с поддельным Черномором будет возвращаться в Аруши, Вальда не спрашивала, и так было ясно — птички на хвостах принесли. Все последние ночи появлялись в лагере какие-то незнакомые люди, потом незаметно исчезали…
— И стражей моих не возьмёшь?
— И стражей. Бесполезны они в этом деле, уж не обижайся…
— Не обижаюсь я.
— Корожа оставляю за старшего тут. Слушайся его во всём, не своеволь.
— Не до своеволия мне, дядя. Бесполезной тяжело себя чувствовать.
— Потерпи. Очистим округу, домой поедешь. За камушками… Наберёшь, что Лесовик затребовал?
— Конечно. Если чего в доме нет, докуплю.
— Вот и славно. Всё, иди. Помоги Карге клей варить, клей у нас кончился, недосмотрели…
Старая Карга поворчала для приличия, но нашла Вальде занятие: поддерживать под котлами ровный огонёк, чтобы дико вонючее варево из жил и мездры и не пригорало, и не остывало. Это требовало сосредоточения, поэтому Вальда на время смогла выбросить из головы все свои тревоги и сомнения…
Заглядывала Сюмерге. Последние дни она делала стрелы — к этому у неё обнаружились немалые способности. Бывалые охотники брали её стрелы, одобрительно цокали языками. Считалось, что искусство сделать хорошую стрелу нарабатывается многими годами, а тут поди ж ты — совсем молодая девка, а как у неё получается… Но вот — кончился клей, и Сюмерге прибегала, чтобы спросить — когда же будет готов новый? Ускорить уваривание было нельзя, подгорит — и начинай сначала. Поэтому Карга бранилась на непоседу и прогоняла её, но непоседа через полчаса возникала вновь.
Наконец один котёл уварился достаточно, в четыре руки они процедили его через шкуру с множеством пробитых дырочек в котёл поменьше, и ещё с полчаса бурая масса, постоянно помешиваемая, булькала на огне. Наконец Карга сняла котёл с огня и прикрыла крышкой.
— Ну и где эта твоя егоза? — проворчала она. — Отнеси-ка ей сама, что ли. Я за огнём послежу. Да можешь и не возвращаться, работы тебе больше нет…
Вальда продела в проушины котла крепкую верёвку и выбралась из землянки. Воздух, чуть морозный, показался необыкновенно сладким. Она постояла, опасаясь, что закружится голова, и понесла котёл на другой край лагеря, где под длинным навесом расположилась стрельная мастерская.
Всё вокруг было усыпано тонкой стружкой и негодными лучинами. Сюмерге сидела спиной к приближающейся Вальде и тщательно точила на плоском камне костяной наконечник. Подняла его на вытянутой руке, посмотрела на свет — и тут заметила Вальду.
— Ой, матушка! Готово уже?
— Готово, доченька. Куда поставить?
— Пока сюда, я сейчас угли раздую…
Потом, когда котёл аккуратно поставили в ямку с углями и обложили тёплыми шкурами — клею нельзя было дать застыть в котле, а то не отодрать будет, пропадёт и клей, и котёл, — Сюмерге отчерпнула немного варева в горшочек, потом подцепила лучинкой несколько капель, посмотрела на просвет, сняла капли пальцами и немного подождала. Попробовала разлепить пальцы. Это получилось не сразу.
— Годно, — сказала она. — Хотя и жидковат немного.
— Сама же торопила, — сказала Вальда.
Сюмерге кивнула, нахмурилась. Незаметно для себя потрогала перстень.
— Тревожно мне, — сказала она. — Боюсь, не беда ли с Фрияном.
— Опять сны?
— Нет. Как у Камня побывала — никаких больше снов… Но тревожно. Сегодня с утра прямо как змея сердце сосёт.
— Охотники наши на бой идут, — сказала Вальда. — Конечно, тревожно.
— И это тоже…
— Давай я тебе буду помогать. Карга сказала, что мне там больше нечего делать, за одним котлом она сама уследит.
— Да мне тоже нечем помочь, я уже всё приготовила, теперь только собрать…
— Ну тогда я просто так посижу.
Она сидела и смотрела, как Сюмерге ловко и быстро насаживает на древка наконечники, костяные и железные, как приклеивает расщеплённые вороньи маховые перья, заранее отобранные и сложенные по три, приматывает льняной ниткой стержни перьев спереди и сзади, проклеивает эти аккуратные мотки, откладывает одной рукой готовую стрелу в сторону, а другой уже берётся за новое древко…
Эти стрелы вонзятся в людей. Пусть безумных и злых, кем-то околдованных, но людей. Многие из них — родня им, Вальде и Сюмерге, тут все, если начать разматывать клубки, родственники — даже яри и веси, не вечная же у них вражда. Но вот сейчас Вальда подумала об этом — и не ощутила ничего.
Встреча с Сенди выжгла у неё что-то внутри. Есть враги. Их нужно убивать. Сожалеть и оплакивать — когда-нибудь потом.
Она задумалась глубоко — и только неясное оживление в лагере заставило её поднять взгляд.
Охотники выходили из разбросанных по лесу домов и землянок, надевали лыжи, подпрыгивали на месте, чтобы ноша на плечах и поясах улеглась правильно. Длинные луки, косо торчащие над плечами, делали их странно одинаковыми.
Быстрыми шагами, почти бегом, приблизился Пиче. Показал на готовые стрелы:
— Это можно забирать?
— Можно, — сказала Сюмерге. — Уже всё?
— Да. Лесовик прислал дятла. Выходим.
Он аккуратно собрал стрелы в пук и побежал обратно.
После ухода охотников становище сделалось печальным и пустым. Скоро почти все собрались в одной большой землянке — семь женщин и столько же мужчин; лишь сам Корож и шаман где-то бродили. После нападения ряженых Сезган караулы отменил — они оказались бессмысленными, люди не увидели и не услышали подкрадывающихся врагов. Теперь шаман Кавал развесил вокруг какие-то шаманские ловушки…
Вальда видела, как он их мастерил. Даже полуготовые — просто пучки сухих веток и перьев, — они пугали.
После пленения и смерти Сенди — родной тётки Кавала — шаман стал мрачен, задумчив и как-то не по-человечески устремлён в запредел; при разговоре он смотрел не на человека, а сквозь него и немного выше… Вальда помнила его только мальчишкой, похожим на толстого щенка. Сейчас он был скорее молодым вороном.
Впрочем, все шаманы немного птицы…
— Хозяйка…
Это был Эхир, старший из её стражей.
— Да?
— Позвольте держать караул снаружи.
— Там всё равно темно.
— Хорошо слышно.
— Прошлый раз не услышали.
— Снег не скрипел. Сегодня скрипит.
— Тебе виднее. Только я вот что скажу. Если на нас снова нападут, мы не отобьёмся. Нас слишком мало. И не убежим. Так что будьте лучше здесь, чтобы в случае чего они женщин в плен не взяли. Другой задачи для вас я не вижу.
Эхир думал долго.
— Для этого хватит двоих, — сказал он. — А двое пусть будут снаружи.
— Пусть так, — согласилась Вальда.
— Сот и Ашман, — распорядился Эхир, — идите наружу и слушайте ночь. При малейшей тревоге — кричите громко.
Молодые стражи поднялись со скамьи, но тут тяжёлый полог из шкур откинулся, и в облаке морозного пара ввалились Корож и Кавал.
— Уходим все, — сказал Корож. — Быстро за мной.
— Что-то случилось? — спросила Сюмерге.
— Ещё нет, — сказал Корож.
— Здесь будет ловушка для врага, — сказал Кавал. — А вас Корож проведёт в другое зимовье, там переждёте.
— Ты остаёшься? — сразу поняла Вальда.
— Э-э… — шаман вдруг смутился. — Не совсем. Не могу рассказывать.
Вальда только кивнула.
— Идём тихо, не разговариваем, — сказал Корож. — Я впереди, Меш замыкает. Ничего не берём. Всем всё понятно?
Меш, старый охотник, которого не взяли в набег из-за сильно пораненной руки, спросил:
— Не к Саю ли пойдём? Если к Саю, то…
— Не к Саю, — отрезал Корож. — Повторяю: идём молча след в след. Если что, кричать сычом. Всё, вперёд.
Сначала в ночи не было видно ничего, потом глаза попривыкли. Вальда шла, держась вплотную за Каргой, и слышала, как сзади с лёгким присвистом дышит Сюмерге. Корож вёл их сначала по следу ушедших в набег охотников, потом резко свернул вправо. Вскоре ровный лес сменился нагромождением огромных, с дом, валунов. Непонятно как, но сам Корож легко находил дорогу между ними. Несколько раз Вальда падала, сильно разбила локоть, но это был пустяк. Потом начался довольно крутой подъём, и только тогда Вальда сообразила, куда они направляются. Это место называлось горой Мертвецов, находилось оно часах в двух пути от Яри, и на плоской вершине горы были развалины чего-то совсем древнего, сложенного как раз из таких вот валунов в два человеческих роста… Вальда была здесь всего один раз, совсем крохой, летом, когда они с отцом приезжали в гости к родне. Камни, обросшие мхом, хранили на себе выбитые письмена на неизвестном языке. Отец срисовывал их, а потом, спустя годы, Акболат увидел у него эти рисунки и даже изменился в лице. Он сказал тогда, что точно такие же были выбиты на скалах возле того ушедшего под воду города, где он учился у старого мудреца…
И ещё Вальда знала, что на горе Мертвецов нельзя появляться ночью и нельзя жечь огонь. Поэтому она даже сквозь тупость, вызванную усталостью, смутилась, когда впереди сквозь ветви возникло багровое зарево.
Но это оказалась просто луна — огромная, красная, дрожащая, окутанная светящейся дымкой…
Остановились внезапно. Корож прошёл вдоль цепочки, вглядываясь в лица, задержался в конце, потом вернулся обратно. Снова тронулись, очень медленно, протиснулись по совсем уж тесному проходу между валунами, снова остановились. Вальда увидела, что те, кто впереди, снимают лыжи. Она тоже сняла.
— Сюда, — донеслись слова Корожа. — Сюда. Сюда…
Те, кто был перед Вальдой, исчезали. Она видела только Корожа, который стоял боком и пропускал людей куда-то мимо себя.
Там была косая щель — между валуном и каменной плитой. Увидеть её можно было только в упор. Вальда наклонилась и, ощупывая пространство перед собой свободной рукой, двинулась вперёд. Кто-то подхватил её, придержал, она ногой нащупала каменную приступку, сумела не споткнуться и прошла дальше.
В кромешной темноте высеклись искры — и тут же затлел трут. Раздуваемый огонёк рисовал странные маски на месте склонившихся над ним лиц. Потом загорелись лучины — сразу несколько пучков.
— Карга, ты знаешь это место, — сказал из темноты Корож. — Веди женщин. Впрочем… Вальда, Сюмерге — можете остаться здесь. Кавал, ты где, не вижу?
— Тут я… — раздался знакомый голос.
Как же так, подумала Вальда, он же остался… Впрочем, это шаман. С шаманами никогда ничего точно не знаешь…
Кавал затеплил пучок лучин, подошёл к Корожу. Теперь Вальда видела всех восьмерых мужчин… Всех?
— А где Меш?
Корож молча посмотрел на неё, отвернулся.
— Дрова вон там, под стеной. Вальда, сделай самый маленький огонёк, а то угорим. Теперь вот что… — Корож внимательно всмотрелся в лица стоящих перед ним, потом резко повернулся к Вальде: — Вальда, ты не слышала, что я сказал? Складывай костерок! Прогорят же лучины…
— Долго ещё не прогорят, — сказал Кавал. Он держал пучок почти вертикально, и огоньки ползли вниз едва-едва.
— Кавал, я просто жду, когда ты освободишь свои руки.
— Понял, дядя. Сейчас всё сделаем…
Через лепту шалашик из веток и с берёстой внутри загорелся ровным пламенем. Вальда подложила сучки потолще.
— Так вот, — продолжал Корож. — Кто-то из тех, кто сейчас здесь стоит, посылал весточки ряженым. Не думаю, что это наши женщины. Впрочем, их мы тоже проверим… Не думаю, что это наши гостьи, и не думаю, что это стражи госпожи Вальды. Остаюсь я, Кемонце, Башка и Кавал. Я ни в ком из нас не сомневаюсь, но проверить надо…
— А Меш? — спросил одноглазый Башка.
— Меш торит ложный след, — сказал Корож. — Но я видел, как он бился. Это не он.
— Мы тоже бились, — сказал Кемонце.
— Вас я не видел. Только слышал. Так вот, сейчас…
— А сам шаман? Нас он будет проверять, да? Этот племянник рыжей суки?
— Помолчи, Кемонце. Есть многое, чего ты не знаешь.
— В главном Кемонце прав, — сказал Кавал. — Доверять нельзя никому. И мне нельзя, и Корожу нельзя. Но здесь особое место. Если вызвать здешних духов и попросить показать на того, кто скрывает свои мысли… Они не просто покажут. Они его убьют. И я не могу этим духам приказывать и указывать, я просто могу их позвать. Думайте. Если предатель не откроется перед нами, он умрёт. Но и мы не так чтобы совсем в безопасности — скрытые мысли есть у всех… Все согласны на такое испытание?
Кемонце пожал плечами.
— Мне скрывать нечего.
— Мне тоже, — сказал Башка немного растерянно. — Разве что…
— Это не то, чего следует опасаться, — сказал Кавал. — Значит, никто не против?
— Я крал лошадей, — сказал Ашман. — Никому не говорил.
— У меня? — спросила Вальда.
— Нет, госпожа. Давно.
— Ты сказал, и скрытых мыслей у тебя больше нет… — произнёс Кавал со странной интонацией — будто задавал вопрос самому себе. Потом добавил: — Тебе нечего бояться.
— Я лгала отцу и ничего не сказала жениху, — почти прошептала Сюмерге. — Я не девушка…
Кавал кивнул.
Вальда встала, подошла к ней, обняла за плечо.
— Я им не скажу.
— Всё равно, — сказала Сюмерге. — Вряд ли я их увижу.
Наступило молчание.
— Если больше никто не имеет скрытых помыслов… — начал Кавал.
— Я жду возвращения мужа, но люблю другого человека, — сказала Вальда. — И он любит меня. И моё сердце рвётся…
Шаман снова кивнул. Посмотрел по сторонам. Потом сказал:
— Отойдите туда, к огню.
Вальда послушно отошла, за нею двинулись и остальные. Она подумала было подкормить огонёк, но он, похоже, не нуждался в подкормке: охватив свои несколько сучков, горел светло, высоко и спокойно.
Шаман отступил на шаг и стал невидим. Потом донеслось шуршание, тихие глухие удары — наверное, ладонь в ладонь. Так длилось сколько-то лепт, удары сыпались всё чаще, и наконец шаман запел.
Вальда много раз слышала пение шаманов, но никогда не слышала такого. Так, наверное, мог бы петь волк.
Продрало холодом, и дыбом поднялась несуществующая шерсть на спине…
Огонь стал выше.
Вальда поняла вдруг, что у неё исчезли ноги, она висит над полом пещеры и покачивается в такт этому пению.
Огонь достиг свода и стал разливаться по нему. Над головой образовалась огненная лужица, а огонь всё тёк, и тёк, и тёк вверх, и скоро лужица превратилась в озеро, по которому расходились волны — тоже в такт пению.
Вальда подняла голову и уже не могла оторвать взгляда от опрокинутого огненного моря. Что-то происходило на его поверхности — пока непонятно, что.
С огромным трудом она скосила глаза — голова не поворачивалась — и увидела выхваченные из темноты лица Сюмерге и Кемонце, плоские, неподвижные, отдельные от невидимых тел.
На тёмном огненном море светлые волны сошлись в одной точке — и вдруг выплеснулись скрученным столбом. Столб постоял неподвижно и начал изгибаться наподобие змеи.
Раздалось шипение.
Покачиваясь, змея развернулась к Вальде. У неё была широкая голова и один глаз — просто чёрный провал в никуда. Из закрытой пасти стремительно высовывались и скрывались длинные язычки.
Голова приблизилась и замерла, как бы прислушиваясь к чему-то. Глаз смотрел сквозь Вальду, прожигая навылет невыносимым равнодушием.
Внезапно змея распахнула пасть. Та раскрылась, как бутон цветка — пятью лепестками. В лицо пахнуло смрадом — как от горячей золы, залитой помоями.
Вальда поняла, что сейчас умрёт. Умирать было не страшно — страшно было то, что она скрыла от духов какие-то потаённые мысли, а какие — не знала и сама… Понимание сделанной некогда ошибки — глупой, нечаянной, забытой, но потому совершенно непростительной — было хуже смерти.
Что-то делали с её зубами, а потом в рот полилась вода. Вальда глотнула — у воды был привкус крови — и тут же закашлялась, приподнялась, открыла глаза…
Над ней склонялась Сюмерге. Тревога и горе на её лице моментально сменились радостью. Сюмерге обхватила Вальду руками и принялась целовать, плача и смеясь одновременно.
— Матушка… матушка… Боги, ты жива! Ты жива!
Вальда хотела что-то сказать, но язык не шевелился. Он был толстый, неживой и едва помещался во рту. Тогда она просто похлопала Сюмерге по плечу и дала понять, что хочет сесть.
Её подложили под спину что-то плотное. И снова дали воды. Теперь она смогла напиться.
— Что… было?..
— Припадок у тебя был, — сказал Кавал. — Колотило тебя. Кричала… разное. А потом вдруг дышать перестала.
Вальда кивнула. Голова была пустая и гудела. Где-то в затылке собиралась боль.
— Духи из тебя что-то вытащили, — продолжал Кавал. — Но я не смог понять, что.
Вальда снова кивнула. Её казалось, что из неё вытащили вообще всё.
— Постой-ка, Кавал, — сказал Корож. — Раз мы все живые… хотя да, бабы ещё…
— Нет — сказал шаман. — Женщин можно не проверять. Предатель — Меш. Он ведёт ряженых. Они уже прошли поворот и сейчас будут здесь. Делайте огонь ярче…
Пока Корож расставлял бойцов по местам, Вальда продолжала сидеть и смотреть на всё совершенно отвлечённо, словно её это не касалось. Словно её самой тут и не было вовсе.
Какой-то шум обозначился за чёрной прорехой выхода. Шум, удары и вскрики.
Охотники, стоя полукругом, подняли луки; стражники занесли топоры.
Но ничего не происходило пока, а вскоре стих и шум.
Потом послышались тяжёлые медленные шаги. Из мрака показался наконечник копья с насаженной на острие рукавицей.
— Здесь свои! — крикнули снаружи.
— Какие ещё свои? — не поверил Корож, натягивая тетиву.
— С вами ли госпожа Вальда из Тикра?
— Во как…
Корож слегка ослабил тетиву, приопустил лук.
— А вы кто?
— Я Исаак, сын Гамлиэля! Отец отправил нас на поиск!
Вальда встала. Ноги держали едва.
— Спроси… как зовут… сокола.
— Что? — не расслышал или не понял Корож.
— Сокола… его сокола…
— Тут спрашивают — как зовут твоего сокола?
— Гордец! Моего сокола зовут Гордец!
— Это правда свои, — сказала Вальда и, чтобы не упасть, схватилась за Корожа.
