Эта кумранско-гностическая идея вознесения к Богу тесно связана с другой идеей – лицезрения Бога. В ортодоксальном иудаизме смертный не мог видеть лица Бога и не умереть: Жреческий Кодекс весьма категоричен на этот счет.

«Лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых», – говорит Бог Моисею (Исх. 33:20).

Когда Моисей все-таки настаивает на том, чтобы посмотреть на Бога, Бог идет ему навстречу: «Стань на этой скале; когда же будет проходить слава Моя, Я поставлю тебя в расселине скалы и покрою тебя рукою Моею, доколе не пройду; и когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лице Мое не будет видимо» (Исх. 33:21–23). Так Моисей и делает: он становится в расселину скалы, и Слава (кавод) Господа проходит перед ним. Но даже этого краткого эпизода контакта с Богом хватает, чтобы лицо Моисея стало излучать свет, так что при беседе с народом ему приходилось закрывать его покрывалом (Исх. 34:35).

Однако Жреческий Документ – это еще не вся сумма древних еврейских верований. Другие тексты, входящие в Тору, сохранили для нас другие традиции древнего яхвизма: традиции, которые называли весь еврейский народ царством священников и народом святым (Исх. 19:6).

В этих традициях Бога видел не только Моисей, но и все вожди израильского народа. Более того, они не просто видели Бога, но и пили и ели вместе с ним, как пили и ели в цикле Баала члены Совета Богов. «Они видели бога, и ели и пили» (Исх. 27:11).

Именно носителями этой древней яхвистской традиции, контрабандой пробравшимися в Девтерономическую историю, были пророк Елисей, лично видевший колесницы небесного войска, и его учитель, пророк Илия, взошедший в одной из таких колесниц живьем на небо. Эти пророки обладали властью творить чудеса: они насылали засуху и вызывали дождь, воскрешали мертвых, излечивали от проказы в реке Иордан и поражали своих врагов по воле Божией.

Именно носителем этой древней яхвистской традиции был Хоний Рисовальщик Кругов, потомок Моисея, который жил в I в. до н. э. и умел вызывать своими кругами дождь. Согласно Талмуду даже глава Синедриона однажды назвал Хония сыном Бога. Хоний усоп после разрушения Первого Храма и восстал ото сна/смерти после постройки Второго.

Те же магические способности были свойственны и первым последователям Иисуса: «Они имеют власть затворить небо, чтобы не шел дождь на землю во дни пророчествования их, и имеют власть над водами, превращать их в кровь» (Откр. 11:6).

Монотеистическая реформа VII–V вв. до н. э. в значительной степени была направлена именно против этой шаманской традиции – традиции, позволявшей смертному видеть Яхве и даже быть его воплощением. Эта традиция была почти совершенно уничтожена в ортодоксальном иудаизме, однако она сохранялась и развивалась в других местах, в том числе в Египте, вдалеке от саддукеев Второго Храма.

Так, Филон Александрийский утверждает, что Моисей был Преображен и стал Богом после того, как он увидел и познал Бога: «Он был назван Богом и Царем всего народа. И он, как говорят, вошел в тьму, где был Бог, то есть в бесформенное и невидимое и безвещное прасуществование существующих вещей, постигнув вещи невидимые смертному существу».

Представление о том, что увидевший Бога не только не умирает, а, наоборот, становится богом/ангелом, вовсе не было личным мнением Филона. Это было мнением, если не общепринятым, то, по крайней мере, очень распространенным среди александрийских иудеев. Во всяком случае, именно такое положение дел было отражено в написанной на потребу широкой публике светской пьесе Езекииля Драматурга, – единственного дошедшего до нас иудейского драматурга, писавшего на греческом языке пьесы по образцу Софокла и Еврипида.

В пьесе Езекииля «Исход» момент преображения Моисея в Бога является кульминацией всей истории: Моисей поднимается на гору Синай, и Бог уступает ему свой престол:

Это превращение, происходящее в египетской традиции с Моисеем, помогает понять нам причины одного из самых устойчивых раннегностических тропов: а именно, истории о том, что человек, поднявшийся на небо и увидевший Господа, совлекает с себя смертные одежды (т. е. тело), облекается в одежды бессмертия (т. е. становится ангелом) и начинает сиять.

Этот мотив мы видим, к примеру, в «Вознесении Исайи». По мере того, как Исайя возносится вверх с неба на небо, его лицо Преображается и начинает сиять. В «Апокалипсисе Петра» сияют лица Илии и Моисея, которых на горе Фавор видит Петр.

Точно так же описан этот процесс превращения в «Притчах Еноха» и 2 Еноха – в двух текстах, один из которых дошел до нас на эфиопском, а другой – на древнерусском. Оригиналы обоих, вероятно, были написаны в Египте около I в. н. э.

В обеих этих книгах смертный Енох предстает перед Господом, и лицезрение Господа превращает его в ангела.

«И Господь устами своими воззвал ко мне: «Дерзай, Енох, не бойся! Встань и стань перед лицом моим во веки». И поднял меня Михаил, великий архангел Господень, и привел меня пред лицо Господа. И испытал Господь слуг своих, сказав им: «Да вступит Енох, чтобы стоять перед лицом моим во веки». Славные же поклонились [Господу] и сказали: «Да вступит» (2 Енох 22: 5–7).

Перед нами – тот самый «венец славы и одеяние величия в бесконечном свете» (IQS IV, 7–8), который обещает кумранитам «Устав Общины». Это тот самый «венец святости и многоцветные одежды» (4Q 11611–5 fr.10), который в Кумране обещан Мессии, а в «Гимне жемчужины» из «Деяний Фомы» – каждому, кто станет духовным двойником Мессии и освободится от уз жизни.

Это устойчивый зилотско-гностический троп. Смертные, вознесенные на небо, совлекают с себя земные одежды (т. е. плоть) и надевают на себя одежды ангелов (т. е. астральное тело).

Именно в этом смысле стоит понимать изречение Иисуса в «Евангелии от Фомы»: «Его ученики спросили: когда ты будешь явлен нам и когда мы узрим тебя? Иисус ответил: когда вы совлечете с себя одежды, не стыдясь, и снимете одежду, и положите ее под ноги, как маленькие дети, и растопчете их, тогда вы увидите Сына Живаго, и не будете бояться».

Это новое астральное тело, полученное вместо «снятых одежд», сияет, как сияло лицо Моисея после встречи с Богом – и так же сияют приверженцы Иисуса во время молитвы, то есть тогда, когда они видят и сливаются с Богом.

В «Деяниях Петра» комната, где молятся верующие, сияет «неизреченным, невидимым светом, который никто не может описать». Тем же светом сияет тюрьма, в которой молится паства Фомы. В «Деяниях Филиппа» Преображается Филипп. Преображается и Мариамна, когда ее пытается схватить стража. Ее тело окутывает огненное облако, и она становится как «стеклянный сосуд, полный дыма и огня». Для гностиков именно в таком «огненном облаке» обитали эоны.

Заметим, что во всех вышеописанных случаях речь идет не о преображении Христа. Речь идет о преображении тех, кто совершенно точно был рожден человеком.