Как мы уже сказали, «Деяния Павла» был протоортодоксальный текст, оформившийся не раньше 160–190-х гг. н. э., когда кафолическая церковь уже существовала и боролась, по крайней мере, с некоторыми видами гностицизма. Но некоторые эпизоды этих «Деяний», и прежде всего история Феклы, имеют в своей основе откровенно гностический сюжет.

Павел был новым Христом. Христос являлся перед Феклой в облике Павла. Женщинам было разрешено проповедовать и крестить. А сама фигура Феклы, Славы Божией, спутницы Павла, слишком явно напоминала нам фигуру Мудрости Божией, спутницы Симона Волхва.

Как же такой откровенно гностический сюжет попал в «Деяния Павла», написанные в конце II в. в лоне римской церкви в рамках борьбы с гностицизмом?

Ответ на этот вопрос, возможно, и дает нам фигура царицы Трифены: той самой, которая изображается как покровительница Феклы.

Как мы уже говорили, одним из главных конкурентов будущих ортодоксов начиная с 130-х гг. были маркиониты. Причем речь шла о соперничестве даже не идеологическом, а куда более серьезном – административном.

Глава понтийских христиан Маркион пытался в 130-х гг. сделаться епископом Рима и, после того как потерпел поражение, создал свою собственную церковь, то есть альтернативную административную структуру со своими епископами, дьяконами и доходами.

Мы даже можем заподозрить, что борьба с гностицизмом в Риме в 130-х гг. началась именно вследствие борьбы с Маркионом. Это была не идеологическая борьба. Это была политическая и административная борьба, проходившая в идеологическом измерении. Точно так же, как Сталин в 1930-х гг. боролся не с «правым» и «левым» уклоном, а со своими политическими соперниками Троцким и Бухариным, точно так же папы Гигин и Анаклет, административно восторжествовав над Маркионом, были заинтересованы в том, чтобы разгромить его идеологически.

Маркион был богатый человек: его отец был не только глава синопской христианской общины, но и самый богатый судовладелец Синопа. Это вряд ли могло произойти без попустительства властей: и здесь нам на память снова приходит вся та же царица Антония Трифена, дочь правителя Босфора, Понта, Киликии и Каппадокии и марионеточная римская царица Фракии. В 38 г. н. э. Трифена по вежливому приглашению императора Калигулы отреклась от трона и поселилась на правах частного лица в Кизике. Несмотря на это, влияние ее в Понте продолжало быть значительным, а дочь ее и сын стали, соответственно, правителями Фракии и Малой Армении.

В «Деяниях Феклы» Антония Трифена изображена как последовательница и покровительница апостола Феклы. Это не единственное, что связывает ее с христианством.

Как мы знаем из «Деяний апостолов», одним из собеседников Павла был не кто иной, как царь Иудеи Агриппа II. Он весьма дружески беседовал с Павлом и даже подшучивал над ним: «Ты немного не убеждаешь меня сделаться христианином» (Деян. 26:28).

Фактической соправительницей (и, как поговаривали, сожительницей Агриппы) была в это время его сестра Береника, которая спустя несколько лет вышла замуж за брата Антонии Трифены понтийского царя Полемона. Конечно, верующей иудейке в это время было нелегко выйти замуж за необрезанного чужака. Но у Береники был перед глазами хороший пример ее сестры, Друзиллы, которая как раз в это время вышла замуж за необрезанного прокуратора Иудеи Антония Феликса.

По странному совпадению, Иосиф Флавий сообщает, что Друзиллу уговорил выйти замуж за Феликса некий иудей Симон. А «Деяния апостолов» подтверждают эти сведения Иосифа Флавия, сообщая, что Феликс и Друзилла приходили к Павлу, чтобы побеседовать с ним о вере (Деян. 24:24).

Таким образом, все эти весьма высокопоставленные персонажи – иудейка Друзилла и ее римский супруг Феликс, ее сестра Береника, ее понтийский супруг Полемон и его сестра Антония Трифена – были довольно тесно связаны между собой, и в центре этих связей действительно вполне мог находиться могущественный проповедник Симон Волхв/апостол Павел, который разрешал порнейю, то есть сексуальные связи с необрезанными, и даже сам практиковал их.

Очень трудно вообразить, чтобы в 160-х гг. н. э. римский или эфесский автор был осведомлен о существовании царицы Трифены, оставившей след в основном на монетах и в виде дарственных надписей в далеком для них Кизике.

Другое дело – сама провинция Вифиния и Понт, перешедшая в прямое ведение римлян в 62 г. Понятно, что в ней фигуры Трифены и ее сына имели огромное значение.

И, более того, само процветание понтийской общины последователей Павла (напоминаю, процветание это было таково, что к началу II в. в провинции, по утверждению Плиния Младшего, опустели храмы, и люди не приносили жертвы богам) легко объяснить покровительством, которое оказывали новому суеверию Трифена и Полемон. Религиозному сектанту очень трудно стать крупнейшим судовладельцем города без ведома его царя.