Глава 4. Жизнь и необыкновенные приключения апостола Иоанна

Все четыре канонических Евангелия повествуют о жизни, смерти и воскресении Иисуса Христа. Они не содержат никаких подробностей его посмертного существования. Относительно любого другого персонажа мировой истории это было бы весьма логично. Нелепо выглядела бы, например, биография, содержавшая посмертные высказывания Льва Толстого.

Но с Иисусом Христом было другое дело. Его ученики утверждали, что он воскрес. Было бы странно ожидать, что этот воскресший Иисус воздержится от наставления последователей. Более того – его посмертные наставления даже более важны, чем прижизненные.

Для начала, эти посмертные наставления могли были быть даны куда более широкому кругу людей. При жизни Иисус учил только двенадцать апостолов, которым посчастливилось родиться в одно время и в одном месте с ним. После смерти Иисус мог явиться любому продвинутому пользователю и рассказать подробности об устройстве Бога.

Большинство гностических Евангелий и представляют из себя именно такие наставления: это поучения Иисуса, которые он давал своим ученикам после смерти.

Одно из таких Евангелий – это «Апокрифон Иоанна», написанный во II в. н. э., в 140–180-х гг. В ортодоксальном христианстве слово «апокриф» обрело уничижающий характер. Апокрифами были книги, не входящие в Канон – одобренный церковью и единственно разрешенный список книг для священного чтения. Однако в раннем христианстве ἀπόκρυφος значило всего лишь «тайный», «спрятанный».

Гностики использовали это слово исключительно в положительном значении. «Апокрифами» были тайные книги, предназначенные не для глупой публики, а для посвященных. С этой точки зрения «Курс теоретической физики» Ландау и Лившица является апокрифом для филологов. Сверхсекретный доклад военной разведки – это тоже апокриф.

«Апокрифон Иоанна», то есть «Тайное Евангелие от Иоанна», был один из текстов того самого кодекса, который был куплен в Каире в 1896 г. египтологом Карлом Рейнхардтом. Кроме этого три копии Апокрифона нашлись в Наг-Хаммади. Таким образом, мы имеем целых четыре копии этой книги, датируемые серединой IV века. Для сравнения: мы имеем всего лишь две копии канонического Нового Завета, датируемые IV веком. Это Codex Vaticanus и Codex Sinaiticus.

Несмотря на века гонений, эта тайная книга, принадлежавшая к тем богомерзким сочинениям, которые, согласно указанию папы Льва Великого, данному еще в V в., «должны были быть не только запрещены, но и полностью уничтожены и сожжены огнем», дошла до нас в большем количестве экземпляров, чем канонический Новый Завет.

«Апокрифон Иоанна» выглядит еще необычней, чем «Евангелие от Фомы». Он начинается с того, чем обычно заканчивается любая история – со смерти ее главного героя, то есть Христа.

Его автор ведет повествование с того момента, в который любимый ученик Иисуса Иоанн после казни учителя удаляется в пустыню. Сердце его разбито, и душа уязвлена насмешками фарисеев, издевающихся над его учителем, который рассказывал им ложь, но не мог спасти сам себя.

В этот-то наивысший момент отчаяния небеса разверзаются, и Иоанн видит Христа – сначала в облике ребенка, потом старика, а потом молодого человека.

Эта переменчивость не случайна. В канонических Евангелиях Христос воскресает во плоти: как мы только что видели, чтобы удостовериться в этом, в «Евангелии от Иоанна» не кто иной, как апостол Фома, даже тычет свои негигиеничные пальцы в его раны.

Но в гностических текстах воскресший Христос постоянно меняет облик. В гностическом «Евангелии от Петра» в сцене воскресения Христа от гробницы отваливают камень, и из нее показываются два человека, головы которых достигают небес. Они поддерживают третьего, голова которого выше небес. За этими тремя выходит крест. В этот момент раздается громовый Голос с Неба – персонаж, который в талмудической традиции известен как Бат Кол. «Проповедовал ли ты усопшим?» – спрашивает Бат Кол. «Да», – отвечает крест.

В гностических «Деяниях Петра» Иисус излечивает от слепоты нескольких женщин. Одна из них тут же заявляет, что ее излечил старик, а другая – что это сделал юноша. Третья считает, что ее излечил мальчик. В другом месте «Деяний Петра» об Иисусе говорится: «Он и велик и мал, и прекрасен и безобразен, и молод и стар, он виден во времени и совершенно невидим в вечности».

В «Деяниях Петра и двенадцати апостолов», найденных в Наг-Хаммади, Христос является апостолам сначала под личиной купца Литаргоэля, предлагающего людям чудесную жемчужину, а потом – под личиной лекаря. Апостолы не узнают его, пока он не принимает привычный вид.

В гностических «Деяниях Филиппа» Иисус предстает Филиппу в виде дерева и орла на нем, а потом «в подобии красивого молодого человека с тремя лицами: первое лицо было подобие безбородого юноши, среднее было подобием женщины, одетой в платье славы и третье было лицом старца».

В гностических «Деяниях Иоанна» Иоанн, ловящий рыбу на Генисаретском озере, сразу замечает, что имеет дело с кем-то необыкновенным, потому что он видит Иисуса как взрослого человека. Брат его в это же время видит Иисуса как ребенка.

Эти изменения облика Иисуса удивительно напоминают изменения облика самого Яхве.

«Рабби Леви сказал: Бог принимает многие обличья. Одному он предстал стоящим, другому – восседающим, одному как юный муж, другому – как старец». В другом месте читаем: «У моря он предстал им как юный муж, воин… На Синае он предстал им как старец, полный милосердия».

В «Апокрифоне» Иоанн тоже видит Христа, который меняет обличья точно так же, как Яхве: он то юный муж, то старец. Тем самым Иисус показывает, что он неподвластен законам вещного мира и провозглашает свое тождество с Богом.

Успокоив обрадованного его воскресением Иоанна, Христос объясняет ему устройство космоса. Первым делом он называет себя, то есть Бога, Троицей.

«Я Отец, и Мать, и Сын, – говорит Христос, – я – нетленная чистота».

Позднейшая Троица состояла из Отца, Сына и Святого Духа. Но в «Апокрифоне Иоанна» Христос называет себя «Отцом, Сыном и Матерью». На первый взгляд это совсем другая Троица. Но это только на первый взгляд.

Дело в том, что греческое слово «пневма», «дух» – среднего рода. Таким образом, греческая Троица связана исключительно нетрадиционными сексуальными отношениями. В ней состоят два существа мужского рода и одно – среднего.

Однако древнееврейское «дух» («руах», по-арамейски – «руха») – женского рода. Для грамматического благозвучия его лучше перевести на русский словом «духовность». Такая Троица выглядит вполне логично с точки зрения теологической генетики: Бог-Отец, Мать-Духовность и их Сын, Спаситель Мессия. Именно поэтому в «Евангелии от евреев» в переводе на греческий Иисус говорит о «моей матери, Пневме».

Мать-Духовность женского рода есть важная примета гностических текстов, прежде всего сирийских, но в том числе и греческих.

В уже упоминавшихся «Деяниях Фомы» апостол Иуда Фома при причастии поет гимн, в котором, в частности, есть следующие строки: «Приди, милосердная Матерь, приди Та, которая Открывает скрытые Тайны, Приди, Матерь Семи Домов, дабы твой отдых мог стать в Восьмом Доме, Приди, Святая Руха». В гностическом «Гимне Жемчужины» в тех же «Деяниях» говорится о родителях души –  Отце и Матери.

Автор гностического «Евангелия от Филиппа» высмеивает тех примитивных простаков, которые все понимают буквально и считают, что Иисус родился от девы. По Филиппу, Иисус был зачат девственницей в том смысле, что его мать, Пневма – девственница. «Некоторые говорят, что Мария забеременела от Святого Духа. Они не правы и не понимают, что говорят. Когда это женщина беременела от женщины?» В гностических «Деяниях Петра» Петр говорит об Иисусе: «Ты мой отец, и ты моя мать». В гностических «Деяниях Иоанна» Иисус учит Иоанна гимну, в котором есть следующие строки: «Я буду рожден, и я рожу».

Эта гностическая Триада – Бог-Отец, Богиня-Мать и Бог-Сын – до степени смешения напоминает нам классическую западносемитскую божественную триаду и заставляет предполагать сильное семитское (а вовсе не греческое) влияние на развитие именно этой детали гностицизма.

Несложно заметить, что в греческом языке арамейское «руах», очевидно, ассоциировалось со св. Софией, Мудростью Божией.

Представившись Иоанну, Христос переходит к описанию устройства мира.

Поскольку «Апокрифон Иоанна» написан достаточно поздно – на 50–100 лет позднее канонических Евангелий, – устройство это довольно сложное. Гностические системы усложнялись, как ракетные двигатели, и с каждым десятилетием обрастали все новыми и новыми деталями.

Тертуллиан саркастически сравнивал универсум, описываемый гностиками, с гигантским римским доходным домом: «с комнатами одна над другой, с балкончиками, отведенными каждому богу с помощью бесчисленных, как лестницы в таком доме, ересей: вселенная превратилась в доходный дом».

Если бы Тертуллиан жил сейчас, он бы сравнил гностическую вселенную с гигантским торговым моллом, в котором разным богам сданы в аренду разные бутики. Тем не менее главный гностический принцип, как принцип, по которому движется ракета, оставался достаточно прост.

Верховным божественным принципом являлся Бог, – объясняет Иоанну Иисус. – Он управляет всем. Он вечен и совершенен. Он не знает границ. Все существует внутри него. Ничто не существует вовне его и не ограничивает его. Он за пределами измерения, понимания и описания. Он свет, порождающий свет, жизнь, порождающая жизнь, благословение, порождающее благословение, знание, порождающее знание, и благо, порождающее благо.

Из мысли своей этот Бог, Монада, божественная Единица, породила Барбело. Барбело – это точный образ (эйкон) Монады и его первая мысль, но, будучи точным образом, Барбело тем не менее женского рода.

Язычник назвал бы Барбело богиней. Ведь она была порождена Монадой, как Афина – Зевсом. Но гностики, будучи строгими монотеистами, называли божественные сущности, порожденные Монадой, эонами, то есть «вечностями» или «вечными царствами». «Эон» был одним из самых любимых технических терминов гностиков; он позволял избежать упреков в многобожии.

Барбело просит Монаду дать ей Предвидение и тем самым создает Предвидение. Барбело просит Монаду дать ей Нетленность, и возникшая Нетленность встает рядом с Мыслью и Предвидением. Таким же образом порождаются Вечная Жизнь и Истина, и эти пять эонов составляют Царство Отца: это Барбело, она же первый человек и образ невидимого духа, предмысль и мысль, и с нею Предвидение, Нетленность, Вечная Жизнь и Истина (Алетейя).

Вместе Отец и Барбело зачинают дитя: это – Христос, помазанный Благом и достигший поэтому Совершенства. «Апокрифон Иоанна» называет Христа «аутогеном», то есть самопорожденным. Христос, сын Бога и Барбело, создает своим словом весь мир. Из себя и Нетленности Христос создает три сущности и четыре силы. Три сущности – это Воля, Мысль и Жизнь. Четыре силы – это Понимание, Милость, Восприятие, Разумность.

Милость обитает в царстве светоносного эона Гармозеля. Это царство Гармозеля подразделяется на три царства: Милости, Истины и Формы. Столь же сложное устройство у царств Ороэля и Давитая, и, наконец, четвертое царство светоносного Элелета включает в себя царства Совершенства, Мира и Софии.

Собственно, с появлением Софии эта божественная генеалогия получает новую актуальность, потому что доселе все эоны существовали парами, в дополняющей друг друга сизигии – Божественном браке начал, создающем целостность, то есть Плерому. (Вообще в гностицизме – в отличие от ортодоксального иудаизма и ортодоксального христианства – женское начало играет важнейшую роль.)

София первая изменила этому правилу и, не спросясь, родила внебрачного ребенка Ильдабаофа – первого среди неполных демонических сущностей, которые по-гречески называются уже не эоны, а архоны: то есть не Вечные Царства, а Власти.

Ильдабаоф злобен и несовершенен. Он ни в чем не напоминает мать, ибо родился вне божественного брака. У него голова льва и туловище змеи, и когда София увидела, что она наделала, она спрятала его от Монады в сверкающем облаке, что имело трагические последствия не только для космоса, но и для самого Ильдабаофа, ибо, отрезанный от всех источников сущего, этот вздорный и несовершенный архон вообразил себя единственным богом.

С этого момента нарратив «Апокрифона Иоанна» начинает совпадать с Книгой Бытия, только с оценками, развернутыми на 180 градусов.

Ильдабаоф и созданные им архоны творят несовершенный мир и человека Адама. Адам, однако, остается бездыханным и неподвижным. София, увидев это, решает прибегнуть к уловке. По ее подсказке Ильдабаоф оживляет Адама, вдохнув в него Душу-Эпинойю, полученную им от Софии. Адам оживает, а Ильдабаоф, напротив, лишается божественной Эпинойи, которая переходит в Адама.

Таким образом – согласно «Апокрифону» – человек, сотворенный невежественным и ограниченным демиургом, оказывается выше этого демиурга. Способность к гнозису ставит его не только выше животных, но и выше создателя вещного мира.

Это обстоятельство не остается незамеченным ревнивым Ильдабаофом, и тот в бешенстве заключает превзошедшее его творение в узилище из земли, воды, огня и ветра, – то есть в темницу плоти, – и запирает его в Эдеме, который, таким образом, суть вовсе не рай, а тюрьма, созданная специально для Адама.

Из Эдема Адама вызволяет Христос, приняв облик змея. Он побуждает его вкусить от древа познания Добра и Зла.

Тогда Ильдабаоф замысливает новую пакость: он пытается извлечь из Адама дух-Эпинойю. Дело опять кончается неудачей, и при попытке экстракции Эпинойи рождается Ева. Когда Адам видит ее, он видит в ней отражение своей сути и тем самым освобождается из-под тиранической власти Ильдабаофа.

В отчаянии Ильдабаоф насилует Еву, и она рождает Каина и Авеля. Их рождение – это намеренное преступление демиурга, желающего погрузить мир в пучину похоти и тлена – именно от Каина будут рождаться все новые и новые дети, в которых Ильдабаоф будет вдыхать свой искусственный дух и которые будут служить ему в темноте и невежестве.

Но от Адама у Евы рождается третий сын, Сиф. Именно его потомки являются обладателями настоящего духа – Эпинойи. Именно для них возможно истинное просветление, и это так злит Ильдабаофа, что он продолжает устраивать новые пакости. Сначала он дает людям напиться забвения, а потом он напускает на потомков Сифа потоп, от которого они спасаются в сверкающем облаке.

Эта история со спасением Сифа объясняет нам ход мысли тех гностиков, которые считали себя просветленных носителей духовности, потомками Сифа. Это было невозможно с точки зрения иудейской ортодоксии, для которой все современные люди являлись потомками сыновей Ноя – Сима, Хама и Яфета. Но с точки зрения «Апокрифона Иоанна», это было вполне обычное дело, потому как Ильдабаоф напустил потоп именно на потомков Сифа, а потомков Каина он не тронул.

Наконец, когда и потоп не помог, – Ильдабаоф послал на землю архонов, чтобы они совокуплялись с дочерями человеческими.

«Они принесли золото, серебро, дары, медь, железо, металлы и все прочие вещи. Они принесли великие беспокойства людям, которые следовали за ними… Люди старились, не испытывая удовольствия, и умирали, не найдя истины и не познав бога истины. Так было порабощено все творение, от начала мира и до нынешнего дня».

Эту печальную ситуацию исправил только, явившись в мир, Христос, сын Отца и Барбело, и, разумеется, он явился не затем, чтобы устроить в мире революцию, освободить евреев от власти римлян и даже создать Царство на земле. Спасти этот мир нельзя, потому что этот мир сам есть зло, тленное порождение невежественного демиурга.

Что можно спасти – так это потомков Сифа, обладателей Эпинойи. Потомки Каина при этом обречены – они являются пожизненными пленниками устроенной Ильдабаофом Матрицы.

Спасать надо не мир – спасаться надо от мира.