На часах почти девять вечера, когда мы подъезжаем к красному домику Берит Сунд. В окнах горит свет. Дым плавно поднимается из трубы и рассеивается в морозном воздухе.

Всю дорогу из Гнесты мы разговаривали – об Эсме, о войне в Боснии, о Нермине. И пытались понять, как ее медальон попал к Ханне. Если, конечно, это тот самый медальон.

Увидев его на фото дома у Эсмы, я так решила, но сейчас уже ни в чем не уверена.

По пути к дому снег скрипит под ботинками.

Андреас стучит в дверь. Мы ждем, но никто не открывает. Слышно только собачий лай.

– Думаю, Берит плохо слышит. Может, тебе…

Андреас кивает и, не давая мне договорить, принимается стучать кулаком в дверь. Через пару секунд раздаются шаги, и Берит открывает. На голове у нее бигуди, поверх которых повязан платок. Теперь собака прекратила лаять, но высунула нос в дверь и принюхивается.

– Малин? – растерянно спрашивает она. Потом переводит взгляд на Андреаса. Моргает пару раз и раскрывает рот, как рыба, вытащенная из воды.

– Простите, что мы так поздно, – извиняюсь я. – Это мой коллега Андреас из Эребру. Нам нужно поговорить с Ханне.

– Вы его нашли? – шепчет Берит.

– Нет, мы по другому поводу.

Берит пожимает плечами.

– Тогда вам лучше войти.

Прихрамывая, Берит идет в кухню.

– Мы пьем чай, – говорит она, не оборачиваясь.

Мы снимаем куртки и ботинки. Пожухлые, вялые пеларгонии на подоконнике выглядят еще хуже, чем раньше. Вокруг горшка валяются желтые сухие листья.

В кухне тепло и уютно. В печке потрескивают поленья. На столе горит масляная лампа. Соломенная рождественская звезда украшает окно, которое выходит на запад. Ханне сидит с чашкой в руках. На плечах у нее шаль. Она поднимается и неуверенно смотрит на нас.

– Здравствуйте, – говорю я.

Ханне смотрит на меня с вопросом в глазах. Она протягивает руку, и я понимаю, что она снова меня не узнает. Мне стоило бы уже к этому привыкнуть, но почему-то я думала, что ей стало лучше и теперь она меня вспомнит.

– Здравствуйте, Ханне. Меня зовут Малин. Я коллега Манфреда.

– Вот как, – робко улыбается она. – Как у него дела?

– Хорошо, – отвечаю я.

Ханне хмурит лоб и спрашивает:

– А Петер?

Я беру ее руку в свою.

– Мы пока еще не нашли Петера, – поясняю я. – Мы приехали по другому поводу. Нам надо поговорить с вами об одной вещи.

Берит убирает свою чашку и обращается к нам:

– Мне надо выгулять Йоппе. Подкиньте поленьев минут через пять, хорошо?

Я киваю и смотрю на Берит в бигудях. Царапины на ее левом предплечье ярко-красные, воспаленные.

– Вам бы показаться врачу, – предлагаю я.

Берит накрывает рану рукой.

– Само заживет, – отвечает она и идет в прихожую. Собака тащится следом.

Мы с Андреасом присаживаемся напротив Ханне.

– Как вы? – спрашиваю я.

Ханне пожимает плечами.

– Хорошо. Раны зажили. Но я по-прежнему не помню, что произошло в лесу, если вы за этим приехали.

– Нет. Мы хотим поговорить о другом. А именно о вашем украшении.

– Украшении?

Ханне недоуменно смотрит на нас. Рука тянется к шее под шалью. Что-то поблескивает у нее на груди.

– Можно взглянуть? – просит Андреас.

– Конечно.

Она снимает медальон и протягивает нам.

Он тяжелый, нагрет теплом ее тела. Я внимательно изучаю украшение. Зеленая эмаль, а в центре камушки, поблескивающие в свете лампы.

– Это он! – восклицает Андреас.

Я молча киваю. Он прав. Медальон выглядит точно так же, как на фотографии из альбома Эсмы.

– В чем дело? – спрашивает Ханне, переводя взгляд с меня на Андреаса.

– Вы с Петером принимали участие в расследовании в Урмберге, – говорю я. – Помните?

Ханне опускает взгляд.

– Да. Нет. Я мало что помню. В голове все перепуталось…

– Девочку убили в начале девяностых. Это украшение принадлежало ее матери, – поясняет Андреас. – Ее зовут Азра Малкоц.

У Ханне на лице ужас.

– Я понятия не имела.

– Помните, откуда у вас этот медальон?

– Нет, простите, – качает она головой.

На секунду мне кажется, что она сейчас заплачет, но ей удается сделать глубокий вдох и успокоиться.

Андреас достает блокнот. Открывает и достает фотографию Азры, которую нам одолжила Эсма.

– Узнаете ее? – спрашивает он.

Ханне берет снимок, кладет на стол перед собой и тянется за очками, лежащими рядом с чашкой. Надев их, она долго изучает фото молодой женщины в цветастой блузке, щурящейся от солнца.

– Нет, не узнаю. Но я узнаю медальон у нее на шее.

– Ханне, – спрашиваю я. – Можно нам одолжить украшение?

– Оно даже не мое, – тихо шепчет она. – Конечно, берите.

Я беру ее руку. Она тонкая и холодная, несмотря на то, что в доме тепло.

– Если вы что-то вспомните, что угодно, запишите. Сможете? И звоните нам в любое время.

Ханне молча кивает.

Мы сидим в темной машине, припаркованной перед домом Берит.

– Ты была права, – говорит Андреас, разглядывая в руке медальон.

– Лучше бы я ошиблась, – вздыхаю я. – Теперь очевидно, что исчезновение Петера не несчастный случай.

– Да, они с Ханне явно вышли на след преступника. Поехали куда-то в пятницу, и там…

Он умолкает на середине фразы.

– Но почему они ничего нам не сказали?

На это ответа у нас нет. Несмотря на эту потрясающую находку, я не чувствую радости. Только безнадежность. Меня гнетет осознание того, что с Петером случилось что-то ужасное, что Ханне ничего не может вспомнить и что все это связано с Нерминой Малкоц, чей череп я когда-то обнаружила среди поросших мхом камней.

И еще эта женщина без лица, которая выглядит в точности, как…

Не успев закончить свою мысль, я чувствую, как меня бросает в холодный пот.

Зачем я только согласилась на это ужасное задание? Надо было оставаться в Катринехольме и продолжать заниматься кражей велосипедов, драками и написанием рапортов.

Андреас вертит медальон в руках, пытается понять, как он открывается. Еще мгновение – и он что-то нажимает, раздается щелчок, и медальон раскрывается, как устрица. И тут я вспоминаю, что сказала Эсма. Что в медальоне Азра хранила фото Нермины.

– Включи свет, – командует Андреас, и я подчиняюсь. Шарю по потолку в поисках переключателя. Еще через секунду яркий свет заливает салон автомобиля, и от неожиданности я щурю глаза. Когда через пару секунд я их открываю, то вижу на лице Андреаса отвращение.

– А это что еще такое?

Перевожу взгляд на медальон и вижу фото и что-то еще. Сперва принимаю предмет за клочок пыли и осторожно трогаю кончиком пальца. Тонкие и шелковистые нити.

– Волосы! – выдыхаю я. – Это прядь волос!

К девяти мы подъезжаем к участку. Мы решили заехать и оставить медальон, чтобы утром послать криминалистам. Мне еще нужно забрать свою машину, оставленную перед магазином и теперь всю засыпанную снегом.

Холодный ветер пробирается под куртку, пока мы идем сквозь сугробы к двери.

Ветер свистит за углом.

Мужчина бежит по направлению к нам из красной «ауди», припаркованной в отдалении. Через секунду слышен звук еще одной открываемой дверцы.

– Четвертая власть на месте, – цедит сквозь зубы Андреас и ускоряет шаг. Я тоже ускоряюсь – не хочу общаться с журналистами.

Поднимаю глаза на витрину бывшего магазина и к своему удивлению вижу, как свет, просачивающийся из конторы, освещает пол в торговом помещении.

– Почему внутри горит свет? – интересуюсь я.

Сейчас вечер пятницы. Мы с Андреасом собираемся работать в выходные, но Манфред говорил, что поедет домой, к семье, в Стокгольм. Он должен был выехать еще пару часов назад.

– Может, забыл погасить свет, – предполагает Андреас, открывая дверь.

Мы входим, игнорируя крики журналистов за спиной, и стряхиваем снег с обуви.

Обогреватель тоже работает. От его шума создается ощущение, что в конторе жужжат сотни насекомых.

Манфред сидит за столом. Ноутбук выключен. Бумаги аккуратно сложены в стопку рядом с портфелем. Все выглядит так, словно он собирается уходить. Поверх бумаг – мобильный.

– Ты еще тут?

Манфред не отвечает. Даже не смотрит на нас, хотя мы стоим прямо перед ним. Снег тает на куртках и капает на пол.

– Мы встречались с Эсмой, – начинает Андреас. – У Ханне оказался медальон, принадлежавший Эсме.

Манфред отстраненно кивает. Мысли его явно далеко. Взгляд устремлен в невидимую точку на стене.

– Тут много чего произошло.

Мы ждем продолжения, но он только медленно кивает головой. Потом прокашливается и поясняет:

– Во-первых, к нам поступила информация от подростков из Вингокера. Они утверждают, что видели темный «вольво» старой модели на обочине шоссе между могильником и заброшенным заводом в тот вечер, когда исчез Петер и была убита неизвестная женщина.

– Эта информация достоверна? – спрашивает Андреас.

Манфред смотрит на свои обветренные руки. Кожа вокруг ногтей ободрана. Признак нервозности.

– Они утверждают, что ехали на мопеде сюда из Вингокера.

Андреас недоуменно смотрит на него:

– И?

Я тайком толкаю его в бок.

– Они вели машину, – поясняю я. – Без водительских прав. И потому не позвонили раньше, да?

Манфред кивает.

– Скорее всего, да. Они видели темный «вольво». В машине сидел лысый мужчина.

У меня перехватывает дыхание.

– Стефан Ульссон, – выдыхаю я. – Под описание подходит. У него темно-синий «вольво».

– Заберем его на допрос завтра, – командует Манфред. – Я позвоню прокурору, но, думаю, у нас достаточно оснований для задержания.

Манфред тяжело поднимается. Идет к стене и встает перед фотографией женщины без лица в снегу. Поднимает руку, тычет жирным пальцем в глянцевый снимок и произносит:

– Еще кое-что. Звонили судмедэксперты. Готов ДНК-анализ убитой женщины.

– Уже? – удивляется Андреас. – Но обычно это занимает…

– Это дело приоритетное, – перебивает Манфред. – Они отложили все другие вещи на потом.

– И? – спрашиваю я.

Манфред медленно качает головой.

– ДНК-профиль поразительно близок ДНК Нермины Малкоц.

– И что это означает? – все еще недоумевает Андреас.

Мне достаточно секунды, чтобы провести логическую связь.

Комната начинает кружиться у меня перед глазами, шум обогревателя превращается в невыносимое жужжание у меня в ушах. Оно звучит так, словно огромное облако навозных мух с блестящими ядовито-зелеными тельцами и фасеточными глазами вот-вот ворвется в наш маленький участок.

Я опускаюсь на стул и хватаюсь руками за край стола. Мне кажется, что я сейчас хлопнусь в обморок.

– Боже мой, – шепчу я, – это ее мама, не так ли? Женщина без лица в могильнике – Азра Малкоц, да?

– Близкая родственная связь, – отвечает Манфред. – Это единственное, что они могут сказать наверняка. Но да. Специалист, с которым я говорил, подтвердил, что, скорее всего, это Азра Малкоц.