Книга: Книга о радости и страдании
Назад: Любовь, семья, свобода личности
Дальше: О смерти и бессмертии

Время жизни – старость

Вечер жизни приносит с собой свою лампу.
Жозеф Жубер
Молодость не думает, что когда-нибудь станет старостью, и поэтому искренне ее не замечает, хотя незаметно для себя переезжает в страну старости со всем своим скарбом. И не только молодость, но и детство, и зрелость не понимают, что это за явление такое. Поэтому чаще всего отношение к старикам как к «беженцам из прошлого». Для того чтобы выглядеть цивилизованным, общество «вынуждено» с ними делиться пространством, ресурсами, вниманием. И это большой прогресс по сравнению с традициями наших давних предков, когда от стариков избавлялись физически, как от лишних ртов, уже бесполезных для охоты, войны и выживания племени.
Более того, во всем мире признаком цивилизованного и нравственно здорового общества является достойное, равноправное и даже благоговейное отношение к старости и инвалидам. Отношение к ним со стороны окружающих людей и государства – визитная карточка истинного уровня культуры общества, когда социальные усилия и затраты по уходу и заботе о слабых и немощных организуются не по остаточному принципу досадной необходимости, а как результат внутреннего человеческого закона. Тот, кто сегодня молод и крепок, пришел в мир благодаря сегодняшней старости. Грустен и забавен парадокс молодости. Встречаясь с немощной старостью, она не воспринимает старость как свое будущее, в то же время хочет жить долго – но не быть беспомощными занудными стариками. Существует один секрет ими не стать: «Кто сохраняет способность видеть прекрасное, тот не стареет» (Кафка).
Старость знает, что уже никогда не будет молодостью, и поэтому частенько вздыхает по ее быстротечности и крепости. Кто жалеет, что не успел насладиться сладкой горячностью юности, а кто, напротив, понимает, что, отдавшись этому стремлению, растратил внутреннее богатство на алчность плоти. А можно с высоты последнего этапа жизни смиренно принять прожитое в меру тогдашнего понимания смысла жизни. Но если оставаться в прошлом с тоской о лучшем времени, то упускаешь мудрость и красоту настоящего. Екклесиаст напоминает: Не говори «отчего это прежние дни были лучшие нынешних?», потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом (Еккл. 7: 10).
У каждого возраста свое предназначение и неповторимые преимущества. Детская беспомощность, юношеская возвышенная мечтательность, горячая, самоутверждающаяся молодость, осмысляющая «набитые шишки» зрелость, пожинающая плоды старость.
Каждое время созидает характер и путь личности и должно быть прожито в максимально возможной глубине, не забегая вперед и не оставаясь в прошлом. И то и другое чревато потерей себя и самообманом.
В реальности только младенчество и раннее детство живут своим возрастом, потому что еще не перестали принимать себя как они есть. Затем человек, обманывая себя, стремится наполнить текущий день событиями завтрашнего, теряя и тот и другой. Добегает до старости и понимает, что слишком торопился стать взрослее своего времени. Достигнув последней остановки, понимает, что напрасно спешил, дверь обратно, чтобы начать сначала, закрыта, переписать черновик молодости нельзя. Оказывается, тайна счастья каждого времени в настоящем, и в нем же ключ к будущему.
Любой период нашей жизни уникален. Но если на первых этапах из-за бьющей через край энергии и надежд мы не замечаем, что живем неглубоко и поверхностно, то в старости неизбежна остановка для встречи с самим собой. Этот этап, последний, имеет итоговое предназначение. Он требует особого искусства, умения жить, а не доживать в тоске и унынии свой век. К нему человек не готов, как и ко всем предыдущим, но ответственность здесь гораздо серьезнее.
Мудрость понимания жизни как бытия, а не быта сама собой в старости не обретается. Соломон призывает стремиться к ней, не дожидаясь последних своих дней: С раннего утра ищущий ее (премудрость) не утомится, ибо найдет ее сидящую у дверей своих (Прем. 6: 14).
Но чаще всего молодости некогда становиться мудрой, она торопится жить и, как ей кажется, уже все знает. Поэтому и старость опаздывает к мудрости, пребывая в распылении и озабоченности по мелочам, тем более если время, в котором начинается поиск главного смысла, упущено. Этот поиск, как сила, устремленная вверх, созидает в каждом возрасте цельное миропонимание, задуманную Богом иерархию ценностей.
Жизнь человека по естественным причинам имеет возрастные периоды. С одной стороны, в эти периоды от младенчества до старости как бы появляется каждый раз новый человек. Многое становится иным – организм, психология, ответственность, опыт, мироощущение, вкусы. С другой стороны, уникальная личность одна – одно имя, один образ Божий, одна душа. Но раз творение Божие от рождения до смерти и после нее одно, то каждый этап его жизни должен рождаться из предыдущего, реализуя гармоничную цельность Божьего замысла.
В действительности происходит иначе. Новорожденный младенец не готов к началу жизни, потому что его мать не знает ни своего младенца, ни себя, ни жизни, в которую он входит. А далее детство, юность, молодость, зрелость, попадая в поток педагогических и мировоззренческих экспериментов и традиций, выстраивают последний период жизни. В нем обнаруживается и действует истинная внутренняя сущность человека, все то, что было накоплено или упущено с младенчества. Внешние сдерживающие мотивы слабеют или исчезают, и старость открывает истинное лицо. Оно бывает разным, но чаще всего неприглядным и даже пугающим. То недостойное, что человек не захотел увидеть в себе с детства до зрелости и порвать с этим, а припудривал необходимостью казаться, в старости расцветает пышным цветом.
Наблюдая такую картину, люди боятся старости своей и чужой. Прячутся от нее, не хотят ее видеть и о ней слышать, хотя и стараются всеми силами подольше пожить. Как говорит архиепископ Иоанн Сан-Францисский: «Самое грустное в мире – боящаяся себя старость».
Но нельзя долго жить и оставаться молодым.
Дожив до старости, люди зачастую становятся недовольными и сердитыми. Оказывается, теперь больше хлопот – и телесных, и душевных. Мы боимся немощи и обременительности для родных. Страх ненужности и одиночества, унизительной беспомощности и зависимости рождает в нас легкомысленную фантазию умереть до наступления этого периода жизни. Пока старость еще только в пути, в памяти мелькают щемящие сердце картинки. Увиденные и услышанные сюжеты мы дорисовываем жалостью к себе. Старость в семье, в больнице или в доме для престарелых, на улице и в транспорте, на дачных огородах и дворовых скамейках. Где бы мы ее ни примеряли на себя, она прежде всего видится одинокой и забытой. Она практически везде лишняя и неуместная, портит картину беззаботной и бодрой радости.
Старости очень трудно найти общий язык с молодостью и ужиться с ней, хотя она ищет общения с молодыми и готова им помогать, а те в ней нуждаются.
Что это за загадочное время нашей жизни, в которое большинство из нас рано или поздно вступит? Можно ли к нему приготовиться? Как наполнить это время тем особым смыслом, к которому старость призвана?
К сожалению, люди редко успевают созреть к своему возрасту. Когда же человек не умеет жить в меру своих лет, годы всегда опережают мудрость. Юность не ценит себя и торопится носить одежду с чужого плеча: человек старается соответствовать выбранной роли, подгоняет свою жизнь под чужую, обманывая себя в главном. И вот полвека прожито – а нас несет поток событий, нам неподвластный. Стремительно приближается пора, призванная быть временем мудрости и ценного опыта побед и поражений, «тихого мирного света», но вместо этого – мрак, разочарование, страхи, обидчивость, занудство и одиночество. Мы начинаем учить, наставлять, упрекать, требовать к себе внимания и уважения, любви, не заслужив их. Потому что уважают и ценят не возраст, а смиренную мудрость, обретенную за годы. Она приходит к человеку, умеющему видеть и принимать ценность каждой минуты как незаслуженный дар Божий. К тому, кто учится смотреть на мир глазами удивления и благодарности перед Премудростью и величием Творца. Мудрость – это дар различать и слышать волю и Промысл Божий во всем происходящем и умение видеть за частным общее и отделять зерна от плевел. Для этого мало природного ума, знаний или мастерства: чтобы видеть перспективу, нужно смотреть, поднимая взор от земли к небу.
Сосредоточенный, замкнутый на себе, завистливый и скупой человек, не знающий, что такое великодушие и щедрость, много лет загонял внутрь себя мрак, который в старости начнет бурно выходить наружу. Атмосфера озлобленности и унылого недовольства отравляет и всех вокруг. Такой человек сам обрекает себя на одиночество и сужает жизненное пространство до телевизора, дивана, холодильника, а круг интересов – до осуждения всех, кто окажется в поле зрения и памяти.
Разумные родители готовятся к младенческому возрасту своих будущих детей. Читают книги о младенчестве, детстве, отрочестве, трудном переходном возрасте, о психологии юношества. В острые периоды или на рубеже возрастных изменений вновь читают пособия, ходят к психологам, ищут совета, как склеить разбитое. Казалось бы, люди готовятся к тому, что их ждет, но ожидаемое обычно приходит вдруг и совсем не так, как предполагалось. Проблемы приходится решать в рабочем порядке, по мере поступления.
Никто не желает ни себе, ни близким старости тяжелой, одинокой, мучительной, обидчивой и пустой. Но может ли она, немощная и беспомощная, полуслепая и полуглухая, быть красивой, полезной, счастливой, интересной, осмысленной, светлой? Оказывается, может. Для этого всего лишь, начиная с детства и дальше, надо входить в мир благодарности и щедрости сердца, понять очень важный закон жизни – никто тебе ничем не обязан, только ты всем готов служить.
В любом возрасте человек не должен забывать, что он хоть физиологически и близок к животному миру, но гораздо выше самого высокоразвитого животного по определению и принципиально другой по сути. С первого до последнего дня он должен пользоваться этим преимуществом, развивая свое отличие от животного мира. Именно это отличие в разуме и духе, творчестве и любви делает любой возраст осмысленным и красивым в служении истине. Если человек не развил эту сферу личности до преклонных лет и, более того, отрицает ее необходимость, его старость будет печальна. Угаснут возможности плоти, но останутся ее неуправляемые желания и страсти, которые делаются капризным деспотом собственного и окружающего мира.
Мы боимся старости, потому что чаще всего видим и воспринимаем ее как закат дряхлеющей бездуховной плоти, в которой с безудержной силой идут в бой все ранее припудренные страсти. Тут, конечно, есть чего бояться. Но чтобы такое, на беду нашу и наших близких, не случилось, посмотрим, какой красивой и достойной может быть старость.
Она предназначена для великой миссии осмысления той области бытия, которая постигается только через молчаливое и мирное созерцание; мы очень редко занимаемся этим в молодости и даже в зрелости. Конечно, эта миссия начинается с детства, а не с уходом на пенсию, но детству и юности с этим не справиться. Софокл дарит нам свою мысль: «Старости нет у мудрецов – тех, кому присущ ум, вскормленный божественной юностью».
Сила старости в понимании ценности настоящей минуты, в стремлении бережно и умело распоряжаться оставшимся временем, в видении себя и окружающего мира со смиренной высоты своей немощи. Сила – в мужественном взгляде на приближающуюся смерть. А если человек в течение жизни «сеял щедро, а не скупо», не для наслаждения плоти, а для восхождения в духе, то в старости он увидит иными глазами проходящую жизнь и близкую смерть. И тогда может уйти страх перед смертью, потому что откроется правда вечности. Сила старости рождается если не всегда через сознательный выбор, то через вынужденную школу: зависимости, послушания, неторопливости, ограниченных возможностей, созерцания, переосмысления.
Красота и достоинство старости открываются в принятии своей физической немощи, а часто и детской беспомощности. Человек в любом возрасте, особенно в старости, красив внутренней свободой и щедростью души. Легко давать милостыню, будучи богатым, легко улыбаться, когда ты молод и здоров, быть независимым, самостоятельным, когда силен и крепок. Но Господь похвалил и порадовался двум лептам бедной вдовы, положившей от скудости своей. Так же вызывает чувство гордости и благодарности старость, умеющая быть щедрой и самозабвенной, преодолевающей и побеждающей себя, благодарной и смиренной. Величественен взгляд старика, наполненный пониманием, добродушием и внутренним миром, когда в нем свет и глубина вечности. Красива старость умением покрывать неустройство мира достоинством кротости и благородства.
В чем очевидная польза старости? В свидетельстве о правде жизни, которая не кончается с наступлением преклонного возраста. В торжестве и красоте духа, побеждающего немощную, дряхлеющую плоть. В призыве к миру не забыть о слабых и беспомощных и явить к ним милость. В уроках человеческого достоинства, мужества, благородства, страдания и любви. В умении быть слабым и зависимым, в победе над гордыней через принятие заботы и помощи.
Старость – единственный этап жизни, который успевает прожить все предыдущие этапы и вобрать в себя их смысл, ценность, пройти переоценку ценностей и объединить собой все возрастные рубежи в цельность единой уникальной личности.
И конечно, нельзя не сказать о мудрости. Она не есть естественное и бесплатное приложение к старости и не приходит сама собой с достижением определенного возраста. Старость может быть и опытной, и умной, и богатой, и счастливой, и интересной, но не обязательно при этом мудрой. Мудрость – умение видеть в хаосе событий, мыслей и чувств главное, что являет присутствие высшей воли. Мудрость понимает соотношение жизни и смерти, земного и небесного, временного и вечного. Мудрость – дар свыше человеку, живущему щедро и самозабвенно, ценя свое и чужое достоинство, ценя по высшей шкале ценностей внутреннюю свободу, истину и любовь. Семя мудрости сеется с первых дней жизни незаметными на первый взгляд семенами – сочувствием, добротой, готовностью служить, прощать, молчать, умением видеть главное и отсеивать мелкое, независимым и самостоятельным мышлением, потребностью в большем, чем требует плоть. Из этого семени вырастает духовная жизнь и тяга к Богу.
Вспоминается герой одного западного фильма: ему за семьдесят, он отправляется на своей маленькой газонокосилке по автобанам Америки за 300 миль к брату, с которым они двадцать лет в ссоре и не разговаривают. Он хочет проделать этот путь один, своими силами, чтобы увидеться с братом и примириться. Теперь он видит уникальную ценность каждого периода своей жизни. Он принимает свою старость с негнущимися коленками и медлительностью. Он понимает, что этот темп естественен и по-особому красив. Он осознает, что старость – прекрасный период, который может стать временем, свободным от страхов. Мелкое не застит глаза, особенно когда есть высокая цель. Размышляя в поездке о жизни, он понимает, что прощать обиды – это значит стать сильным и свободным. Горе и ужас потери близких уже знакомы ему, смерть больше не пугает его. Со встречными людьми герой приветлив, добродушен, участлив, необидчив, внимателен к собеседнику. Он проявляет к людям открытость, заботу и доверие. Люди отвечают ему тем же. Трудности пути не страшат его, он хочет преодолеть их своими силами не из гордости, а из верности идее и целеустремленности. Он хочет снять с души камень обиды и гнева, чтобы они с братом снова стали друг другу опорой, ищет примирения и прощения. Братья соединились, и им не страшна старость.
Послушаем, что говорит нам о старости Монтень: «Жизнь сама по себе – ни благо, ни зло: она вместилище и блага и зла, смотря по тому, что вы сами из нее сделали».
Назад: Любовь, семья, свобода личности
Дальше: О смерти и бессмертии