Тормоз Эд проснулся. Почесал локоть и посмотрел на дерево за окном своей комнаты. Дерево было все в снегу. Снег пригибал ветви к земле, из-за чего они смахивали на нездоровую улыбку.

Так говаривала бабушка, прежде чем иссохла и умерла. Он не знал, почему сейчас о ней вспомнил. Как будто она сейчас находилась рядом с ним в комнате. Пахла старым платьем. И шептала:

Тормоз Эд вылез из кровати.

Холодный деревянный пол не чувствовался под ногами. Он подошел к окну. Открыл его и посмотрел на мокрый снег, лежащий на водоотливе. Набрал в руку и слепил снежок. Идеально круглый. Идеально гладкий. Как Земля. Руки почему-то не чувствовали холод. Наоборот, было приятно. Как вынутая из морозилки сахарная вата из парка аттракционов «Кеннивуд».

Тормоз Эд закрыл окно. Он не ощущал, как морозный воздух охлаждает его лицо. Но теперь щеки покраснели, и хотелось пить. Не из-под крана. Из фильтра. Тормоз Эд прошел по коридору. Миновал гостевую спальню, где спал отец. Снежок таял у него в руке, маленькие капельки приземлялись на паркет, и получался будто след из хлебных крошек. Тормоз Эд миновал хозяйскую спальню, где спала мать.

– Почему вы спите в разных комнатах? – как-то спросил он у матери.

– Потому что твой отец храпит, детка, – ответила мать, и он поверил.

Тормоз Эд спустился по лестнице. Зашел в кухню, налил себе воды из фильтра. В свой любимый стакан. Халк… пить! Он проглотил воду за десять секунд. Жажда не проходила. Выпил еще стакан. И еще. Казалось, что у него температура. Но чувствовал он себя нормально. Просто немного разгорячился. Просто в кухне очень душно.

Тормоз Эд открыл прозрачную раздвижную дверь.

Он стоял, наполняя легкие холодным воздухом с привкусом замороженного сока. На миг духота рассеялась. Он перестал ощущать себя, как бабушка, с трубками в носу, заставляющая его пообещать, что он не повторит ее ошибок и никогда не начнет курить. Интересно, а вдруг бабушку похоронили заживо и ей нечем было дышать в гробу? Вдруг она и сейчас пытается сдвинуть крышку? Он прошел на задний дворик и уселся на качели, свисающие со старого дуба, как рождественское украшение. А как там бабушка называла украшения? Каким-то словом из своей любимой старой песни.

Тормоз Эд сидел и думал о бабушке, а сам сжимал свой снежок все крепче и крепче. Положил его к корням дуба. И слепил еще один. И еще. И еще. Может быть, пригодятся, чтобы защищать Кристофера и домик на дереве. Потому что люди падки на чужое. Плохие люди, вроде Брэйди Коллинза.

Закончив лепить последний снежок, Тормоз Эд глянул под ноги и понял, что освободил у дуба небольшую полянку. С зеленой, хрустящей от мороза травой. А рядом – груда снежков, сложенных, как пушечные ядра, которые он видел на реконструкции Войны за независимость.

Он не помнил, где это слышал, но точно знал, что пехота иначе называется «инфантерия» и название это происходит от слова «инфант», то бишь юный принц. Каждый пехотинец для своей матери – инфант.

Это логично.

Тормоз Эд вернулся в дом. Затворил прозрачную дверь, оставив холод снаружи. Окинул взглядом кухню и заметил, что один из шкафов приоткрыт. Так всегда было? Или кто-то его только что приоткрыл? Совсем чуть-чуть? Как крышку гроба, чтобы выглянуть и посмотреть на живых. Мертвец, пытающийся вспомнить вкус еды – ведь у скелетов нет языков. Он вспомнил, что у бабушки отняли язык из-за рака. Бабушка не могла говорить. И вместо этого писала на бумажках.

Тормоз Эд подошел к холодильнику. Отрезал большой кусок яблочного пирога. Посмотрел на пакет молока с фотографией пропавшей девочки. Эмили Бертович. Закрыл холодильник и посмотрел на листок со своей контрольной, распятый на дверце четырьмя магнитами, прямо как Иисус на кресте. Впервые оценка за контрольную оказалось достаточно высока, чтобы листок перекочевал из корзины для бумаг на видное место. Его первая пятерка. Тормоз Эд улыбнулся и захлопнул дверцу.

Прежде чем вернуться в кровать, Эд подошел к логову своего отца. Открыл дверь и втянул запах табака и виски, за много лет въевшийся в стены. Подошел к отцовскому деревянному столу. Второй ящик был закрыт на ключ, поэтому он вытащил верхний. Запустил руку и достал кожаный чехол, пахнущий, как новая бейсбольная перчатка. Осторожно положил его на стол и открыл. Заглянул внутрь и улыбнулся, когда наконец увидел.

«Ремингтон-магнум».

Тормоз Эд взвесил его на руке: револьвер тяжело оттягивал ладонь. Молча открыл и увидел, что в барабане осталась одна пуля. Тормоз Эд держал револьвер, как герои его любимых фильмов. Луна, подмигивая, отражалась от его металлического корпуса.

Он пошел наверх и какое-то время постоял у двери хозяйской спальни, где спала его мать. Прошел мимо гостевой, где спал отец. И кстати, отметил Тормоз Эд, совсем не храпел. Непонятно тогда, почему ему сказали неправду.

Тормоз Эд вернулся к себе в комнату. Посмотрел на дуб во дворе. Тот самый, с болезненной улыбкой. Потом сел на кровать и принялся за яблочный пирог. Доев, стряхнул крошки на пол. Потом спрятал револьвер под подушку и лег в кровать. Посмотрел на часы. 02.17. Закрыл глаза и вспомнил первый фильм о Мстителях. Как все Мстители стали в круг и победили в войне. Потому что они – хорошие парни. Только хорошие парни и побеждают в войнах.