Эти слова плыли по ветру. Пересекая облака и поляну, они тянулись из воображаемого мира в реальный.

Миссис Кайзер стояла посреди поляны. В тумане ей мерещился ее муж.

– Прошу тебя, – взмолилась она, – скажи, какая у меня была девичья фамилия? Я не могу жить, не зная своего подлинного имени.

– Ты твердо решила больше не зваться миссис КайЗер? – спросил голос.

– Да! – выкрикнула она.

Муж с улыбкой остановился и щелкнул пальцами.

– Ладно. Ты больше не миссиС КайЗер.

Он тотчас же забрал фамилию Кайзер и оставил жену бесфамильной. Она так и не вышла замуж. Не произвела на свет красавицу-дочку Кэти. Тело ее усохло. Пальцы скрючил артрит, бедро скособочилось от перелома. Казалось, она постарела на пятьдесят лет за какие-то пятьдесят секунд. Слух начал слабеть. И ум. И память. Миссис Кайзер стояла посреди поляны. В тумане ей мерещился ее муж.

– Прошу тебя, – взмолилась она, – скажи, какая у меня была девичья фамилия? Я не могу жить, не зная своего подлинного имени.

– Ты твердо решила больше не зваться миссиС КайЗер? – спросил голос.

Но в этот раз миссис Кайзер не услышала вопроса. Зато услышала кое-что другое. Слова на ветру. Или у себя в голове?

«Теперь ты свободна».

Миссис Кайзер остановилась. Уж очень знакомым был момент. По ее убеждению, она проделала то же самое буквально пять минут назад. Сказала «Да», и муж отобрал у нее фамилию Кайзер. Она так и не вышла замуж. Не произвела на свет красавицу-дочку Кэти.

– Ты твердо решила больше не зваться миссиС КайЗер? – повторил муж.

Миссис Кайзер обернулась. И посмотрела через поляну на свою доченьку, мерзнущую на заднем дворе.

– Да. Отныне я буду зваться именно миссис Кайзер, – заявила она. – Моя дочка мерзнет.

С этими словами она сошла с места и пошла назад, к своей Кэти.

– чтО? толькО попробуЙ впуститЬ еЕ в кухнЮ – я тебЕ шеЮ свернУ, линН, мерзавкА!

Миссис Кайзер не слушала мужа. Пусть сегодня лупит ее хоть целый день. Она его больше не боится. У нее дочка мерзнет на заднем дворе. Ее дочка никогда больше не будет мерзнуть.

– толькО попробуЙ впуститЬ еЕ в кухнЮ – тЫ у менЯ живО вылетишЬ иЗ этогО домА. хочешЬ житЬ каК тупаЯ подзаборнаЯ сучкА – я тебЕ этО устроЮ, линН…

– Уилкинсон, – громогласно объявила она. – Линн Уилкинсон – вот как меня звали.

Она отперла дверь и привела свою окоченевшую дочку в теплую кухню.

– Кэти, – сказала она ей. – Теперь ты свободна.

Миссис Коллинз оглянулась на мать. Она вдруг снова почувствовала себя маленькой девочкой. Вспомнила, как мама после ванны укутывала ее в полотенце. Пар от душа оседал на зеркале, как туман. Миссис Коллинз больше не мерзла. Но кто-то другой мерз. У нее на заднем дворе.

Обернувшись, она увидела своего сына Брэйди, который съежился в собачьей конуре, дрожа от холода. Она отперла дверь и привела своего окоченевшего сына в теплую кухню. Муж был с нею заодно. Они снова стали семьей.

– Прости меня, Брэйди, – сказала она. – Ты теперь свободен.

Эта весть разнеслась по всей поляне. Миссис Хендерсон выронила нож и обняла мужа. Миз Ласко отодвинула стакан. Джерри перестал давать волю рукам и наносить себе увечья.

Дженни Херцог услышала сладостный мамин голос.

– Погоди, Дженни! Не надо его топить!

Дженни перестала ублажать своего сводного брата и нашла лучшее применение своим рукам: распорола швы на губах и выдернула нитки. У нее с языка тут же слетела правда и обрушилась потопом на ее отца. Отец снял швы со своих век. Молчание закончилось. Началось исцеление.

Эта весть разнеслась далеко за пределы поляны: от Тормоза Эда к Мэтту и Майку, к их родителям и ко всем горожанам. Вначале освободили умы. Следом – тела. Температура не поднималась выше нормы. Зуд прекратился. Температура больше не зашкаливала. Страх растаял вместе с безумием. Каждая лягушка обходилась котелком воды, который носила под кожей. Грипп больше не возвращался.

«Теперь вы свободны».