40
– Добрый вечер, слон Грантчестер.
«Что-то не так, совсем, совсем не так, – подумала Мифани, осознавая подозрительное отсутствие свидетелей и не-изменников. – Но раздумывать некогда».
– Застрелите его, – приказала она своим телохранителям.
Те вынули пистолеты, и Мифани зажмурилась, когда выстрелы прогремели с обеих сторон от нее. Когда она открыла глаза, Грантчестер сидел так же, как до этого, невредимый и с насмешливой ухмылкой.
– А ты быстро соображаешь, – признал он.
Она посмотрела на своих телохранителей: оба лежали на полу, застреленные в затылок. А в нескольких футах за ее спиной были два охранника, до этого стоявшие у двери, и держали ее под прицелом. Мифани мысленно протянулась к ним, и они одновременно отвели дула от нее и застрелили друг друга.
– Даже очень быстро, – прокомментировал Грантчестер, и невозмутимая улыбка на его лице стала выглядеть более угрожающей.
Мифани осторожно заглянула в его сознание. Внутри него кипел целый поток ощущений. И пока она за ним наблюдала, глаза Грантчестера изменили цвет и по белкам растеклись чернильные нити. Радужки затянула тьма. Мифани сощурилась и зафиксировала его силой мысли. Его накопители ферментов и химикатов содрогались, пытаясь выпустить содержимое наружу. Имеющиеся поры, мелкие дрожащие отверстия, с этой функцией не справлялись – благодаря ей. Грантчестер открыл рот, и Мифани поняла, что ее рефлексы оказались сильнее его.
И все же система атаки Грантчестера была такой сложной, с таким избытком элементов, что Мифани потребовалось сосредоточить весь свой потенциал, чтобы ее обуздать. Если бы она уступила ему хоть немного контроля, все вокруг тут же наполнилось бы коктейлем из органических химикатов. Мифани не могла выделить лишние силы, чтобы не дать слону двигаться, и он, тяжело дыша, вскочил на ноги.
– Черт, а это неприятно, – проскрежетал Грантчестер. – Думаю, мне стоило принять во внимание твои новые способности. В последний раз… да, в последний раз ты тоже превзошла ожидания. Но это… это просто поразительно.
«Да уж, забавная ситуация. Тупик, – подумала она напряженно. – Никто не может применить свою силу, чтобы уложить другого».
Вспомнив о пистолете, закрепленном у нее на лодыжке, Мифани прикинула, не пора ли его вытащить, даже если отвлечься сейчас представлялось худшим, что можно было предпринять.
И вдруг он закричал:
– Норман, Мириам, зайдите, пожалуйста!
«Еще охрана, чтобы выйти из тупика», – подумала она.
Открылась боковая дверь, и в зал вошли двое. Они оказались вовсе не такими громилами, как ожидала Мифани. Одна даже оказалась ниже ее ростом. Второй же был выше, но страшно худой и нескладный.
«Что это за тайные агенты работают на Грантчестера? – удивилась Мифани, прежде чем ей удалось на них взглянуть. – А… молодые какие».
Та, что пониже, оказалась девочкой лет одиннадцати, а высокий – из тех парней-подростков, которые будто бы состояли только из локтей и кадыка.
«И чешуи», – заметила Мифани.
Оба были вооружены пистолетами, но внимание Мифани привлекло и кое-что еще.
Долговязый парень был весь покрыт чешуей телесного цвета, которая блестела на свету. От уголков рта по лицу тянулись длинные шрамы. У девочки из пальцев торчали здоровенные когти. И оба смотрели на Мифани мертвыми глазами.
«Похоже, выпускники Лагеря Гай, – подумала она с нарастающим страхом. – Так что же мне делать? Если я отпущу Грантчестера, чтобы разобраться с ними, он применит свою силу. Хотя он не станет травить газом собственных подчиненных, правда ведь?» Но затем быстро пришла к мнению, что будет, несомненно будет. «Что же мне делать?» – И в этот момент слон принял решение за нее.
– Взять ее, – приказал он.
Дети улыбнулись и, распахнув челюсти, двинулись на нее. Парень зашипел, показав свой кроваво-красный рот.
– Нет! – в панике вскричала Мифани, отпуская Грантчестера.
Но прежде чем она успела применить свою силу на парне, девочка с нечеловеческой скоростью ринулась вперед и, подпрыгнув, апперкотом ударила ее в челюсть.
Мифани зашаталась и упала на пол. Стараясь оставаться в сознании, она будто издалека услышала голос Грантчестера и заставила себя открыть глаза.
– Она же не умерла, нет? – спросил слон.
– Нет, мой лорд, – ответила девочка. – А вы хотите, чтобы мы ее убили?
Когти у нее на пальцах удлинились и стали сочиться вязкой черной жидкостью. Затем она отогнула губы и сверкнула клыками.
Мифани вяло выставила руки и сосредоточила свои силы, чтобы защититься от девочки, но та была проворнее. Ее сухие пальчики сомкнулись вокруг ее, и Мифани почувствовала, что теряет над собой контроль. Девочка чуть дернулась, но не более того. Мифани почувствовала, что немеет, что у нее притупляется восприятие. Она попыталась стряхнуть с себя это чувство, но ее сила уже не действовала.
«Что за черт?»
Она ощущала свою силу, но не могла ее применить. Либо это ее воображение, либо она действительно чувствовала, что ее синапсы щелкают впустую?
– Что-то дольше обычного, Норман, – беззлобно заметил Грантчестер.
– Она неплохо сопротивлялась, лорд, – ответил чешуйчатый парень, оправдываясь.
– Не скулите, – резко ответил Грантчестер, и оба послушника вытянулись по струнке.
– Есть, мой лорд, – проговорили они хором.
– Усадите ее, – приказал Грантчестер.
Парень крепко взял ее пальцы в свои, а второй рукой помог принять сидячее положение. Она слабо подвигала челюстью и вздрогнула. К ее немалому удивлению, та еще не оторвалась от черепа.
«А у этой мелкой сучки сильная правая», – мелькнула смутная мысль.
– Мифани. – Она подняла взгляд на слона. – Сейчас, когда мы разобрались с формальностями и ты стала сговорчивее, может, перейдем в более комфортную обстановку?
И не дожидаясь ответа, развернулся и вышел. Детки из Лагеря Гай поставили ее на ноги. Ноги оказались почти так же неподатливы, как и ее сила, но Мифани удалось кое-как прошаркать за Грантчестером в боковую дверь, а потом вниз по коридору в его кабинет.
Боль в челюсти понемногу утихала, и она уже с любопытством осматривалась вокруг. Кабинет выглядел приятно – получше, чем ее. Все вокруг просто кричало о своем богатстве. В камине потрескивал огонь. Стены в теплых тонах, обшитые деревянными панелями, были завешены большими портретами, похожими на те, что висели у нее. Огромное окно обрамляли тяжелые шторы, но наибольшее внимание приковывал массивный стол, за который и уселся Грантчестер. По его жесту Мифани посадили на стул, стоявший перед ним. Зрительный контакт им обеспечивал чешуйчатый парень, который держал руку у нее на шее. Девочка заняла свое место за спиной у слона.
– Итак, вот мы и на месте, – произнес Грантчестер. – Нам много о чем предстоит поговорить, но прежде чем начнем, не желаешь ли выпить? Время уже позднее, и день выдался таким тяжелым, что коктейль, несомненно, не помешает. – Он встал и открыл шкафчик, в котором скрывался вполне богатый бар.
«Мы что, будем притворяться, что у нас тут обычная беседа? – спросила себя Мифани. – Ну ладно, если он может изображать любезность, то и у меня получится».
– Очень мило с твоей стороны, но не нужно, – невозмутимо произнесла Мифани.
Она хотела сохранить свой разум предельно ясным. Грантчестер намешал себе коктейль, встряхнул бокал и выпил. Мифани вновь обратила внимание, что он хорош собой. Высокий и статный, с симпатичной прической. Одетый в строгий костюм, надушенный. Как жаль, что оказался изменником.
– Я слышал о том, что произошло в Рединге, – бросил Грантчестер через плечо. – Неужели ситуация действительно требовала участия юного Каллахана?
– На тот момент это выглядело оптимальным выбором, – объяснила она. – Нам просто повезло, что сущность была ликвидирована до того, как он прибыл.
– Как удачно, что ты осталась относительно невредимой, – заметил Грантчестер, возвращаясь в свое кресло. – Впрочем, перейдем к делу. Полагаю, ты уже поняла, что остальное Правление не приедет? Они не получили твой вызов. – У Мифани упало сердце. Она не особо на это надеялась, но многое бы отдала за то, чтобы сейчас в кабинет неожиданно вошел Алрич. Или даже лорд и леди. – Уоттлмен спит в своей защищенной резиденции, Фарриер наблюдает за снами учеников в Имении, а Алрич в Шотландии. И благодаря повышенным мерам безопасности и медосмотрам, Верхний дом сегодня функционирует с неполным штатом.
– Но откуда ты узнал, что я собираюсь объявить предателем именно тебя? – недоуменно спросила Мифани.
– Твой кабинет и приемная прослушиваются, – ответил он небрежно. – Я поставил там жучки еще когда сам там работал. Ты бы была в шоке, если бы узнала, о чем переговариваются люди, пока ждут очереди к тебе на прием. Я уже несколько лет этим не пользовался, но в свете недавних событий посадил человека на постоянную прослушку. – Он улыбнулся и сделал глоток мартини. – Итак, – продолжил Грантчестер, – когда я услышал, что ты знаешь, кто в Правлении двойной агент, я связался с одним из своих людей в Ладейной. Он служил охранником в пункте управления Ладейной, и я приказал ему остановить твоего секретаря и того молодого пешку. В смысле, остановить и пристрелить, – уточнил он. Мифани почувствовала страшную щемящую боль и сморгнула, чтобы не дать собраться слезам. – И вообще, – добавил Грантчестер, – все, кто охраняет тот пункт управления, это мои люди. Тут, знаешь ли, нужно руководствоваться стратегией. А зачем ты таскала за собой того пешку? – спросил он с любопытством. – Если это, конечно, не секрет.
– Его просто втянуло во все это, – приглушенно ответила Мифани. – Он услышал, как я говорила о Правщиках, и я не хотела рисковать тем, что он мог кому-то рассказать.
– Я тебя прекрасно понимаю, – ответил Грантчестер. – Все-таки я и сам не мог допустить, чтобы ты рассказала еще кому-то о моей двойной игре, верно? И это приводит меня к тому же вопросу: как ты узнала?
Мифани подумала предоставить ему весьма креативную инструкцию о том, куда ему следует пойти и что сделать по прибытии, но сдержалась.
«Заговори его, – приказала она себе. – Выиграй себе немного времени. Что-то еще будет, какой-то шанс появится».
Она сделала глубокий вдох.
– Ну, ты наверняка помнишь, что как только стало известно о предательстве Гештальта, я поехала навестить его в Крепости висельников, – начала она.
– Да, но он заверил меня, что не выдал ничего полезного, – сказал Грантчестер, сделав очередной глоток.
«Что? – удивилась Мифани. – Ах, да, у него же есть другие тела. Конечно, они поддерживают связь».
– Вообще-то он сообщил мне пару вещей, которые показались мне крайне любопытными, – сказала Мифани и тут же испытала удовлетворение, увидев, как помрачнело лицо Грантчестера.
– Неужели? – спросил Грантчестер. – И что именно?
– Ну, например, он позволил ускользнуть мелкому факту, что в Правлении есть еще один предатель, – сказала Мифани.
«Может, так я хотя бы доставлю неприятностей Гештальту».
– И я ничуть не усомнилась, что это правда, – добавила она, глядя слону прямо в глаза.
– Не уверен, что понимаю тебя.
– Я наткнулась на пару моментов, которые казались не очень логичными, – продолжила Мифани, откидываясь на спинку и соединяя кончики пальцев. – Для начала, я узнала о существовании секретного тренировочного лагеря частной армии, созданного под эгидой Шахов. Лагерь Гай. – При упоминании названия она почувствовала, как рука чешуйчатого парня у нее на шее шевельнулась, а девочка за спиной Грантчестера беспокойно переступила с ноги на ногу. – Он находится в Уэльсе, немного удаленный, немного спартанский, но с очень неплохим медицинским блоком. И конечно, полностью незаконный. Во-вторых, было совершенно очевидно, что Гештальт никак не потянул бы администрирование такого сложного объекта. Требовалась финансовая хитрость, чтобы выкачивать значительные средства и скрывать это от всех, кроме разве что самых дотошных расследований. И правовое обоснование привлечения детей, напрочь лишенных сверхъестественных способностей, – детей, явно находящихся вне интересов Шахов. Сейчас мы оба знаем, что Гештальта взяли в Правление за выдающееся умение надирать задницы, но не за интеллект. Потом я встретилась тет-а-тет с шишкой из Братства. Он выследил меня, несмотря на то, что я ускользнула из Ладейной тайно, через подземный ход. Кто-то наверняка его навел. И наконец, маленькое обстоятельство нападения на меня. Не сегодняшнее, хотя это то еще было впечатление. Да и восхитительный инцидент в Бате был не сахар. Но я говорю о том нападении, после которого я очнулась в парке, окруженная трупами служащих и не помнящая, кто я такая.
– И ты собиралась рассказать об этом всему Правлению? – спросил Грантчестер.
– Ну, о потере памяти я надеялась не упоминать, – ответила Мифани. – Но если бы это было необходимо, чтобы взять тебя, я бы призналась.
Грантчестер пристально смотрел на нее, не показывая на своем приятном лице никаких эмоций.
– В общем, Гештальт явно не мог тянуть за ниточки, – продолжила она, – а вот ты мог, и легко. Ты много лет проработал ладьей, управлял финансами. Ты, как и я, курировал столько секретных операций, что хорошо знаешь, как это делается. Мог основать школу и потом поддерживать ее, получив повышение до слона. В конце концов, ты отвечал за реструктуризацию финансов всей организации. И при этом как раз можно было скрыть все расходы, связанные со школой.
Грантчестер смотрел на нее спокойно, сложив руки в пирамиду на столе, и Мифани невозмутимо продолжила:
– Еще Гештальт сказал, что меня назначили в Правление намеренно, потому что этого хотели Правщики. Но бьюсь об заклад, это ты предложил. С твоей-то репутацией автора неочевидных кадровых решений это, наверное, выглядело блестящей идеей. Ты же умеешь оценивать преимущества и слабости людей. И ты знал, что я стану отличной ладьей. Что я буду успешно управлять организацией. И что сумею возместить очевидное отсутствие таких способностей у Гештальта. И что я буду слишком занята, чтобы расследовать всякие несостыковки, и что я слишком зажата, чтобы встать у тебя на пути, даже если что-то откопаю. Так вот, когда мне пришлось встретиться с Граафом Гердом де Леувеном, я, признаюсь, думала, это подстроил слон Алрич. Я была в ночном клубе с подругами, и он тоже там был, искал горячие тела, чтобы их осушить. Мы пересеклись, а потом меня окружила кучка здоровых и неуклюжих бельгийцев. Я думала, Алрич выпил кровь своего избранника, и сразу позвонил бельгийцу с мобильного. И может быть, тебе, Конрад, будет интересно узнать, что после того, как на меня напали две недели назад, я пробралась через проход, который ведет из моего кабинета в гараж. И там, страдая от нервного расстройства или что там у меня было, я попала в засаду. А доступ в эти туннели был только у ладей. И ни одного из тел Гештальта в ту ночь в городе не было. Я уверена, у тебя есть несколько отдельных входов и, может даже, ведется наблюдение. В общем, по ним ты пробрался в Ладейную и повредил мне память. Отсюда же, наверное, и узнал, что на прошлой неделе я собиралась ускользнуть, и организовал за мной слежку.
– Ну, все это едва ли что-то доказывает, – сказал Грантчестер. Голос у него был довольный, и Мифани это взбесило.
– Нет, – ответила Мифани. – И поэтому я никому ничего не рассказывала. Но недавно мне понадобилось перелопатить всю переписку – и деловую, и личную, – и я наткнулась на объявление, которое вы с женой разослали, когда усыновили ребенка. – Мифани сделала глубокий вдох, придумывая, как продолжить свой рассказ. – Особенно меня заинтересовал семейный портрет. Видишь ли, твоя жена показалась мне знакомой – но не только потому, что она миссис Грантчестер. Во время разговора с Гештальтом у меня была возможность посмотреть его глазами. Всеми его глазами, – многозначительно добавила она. – Оказывается, у Гештальта есть пятое тело, младшее, и это тело находилось с твоей женой – я тогда увидела ее незабываемые голубые глаза. Кое-что разузнав, я выяснила, что Элиза Гештальт некоторое время назад уходила в длительный отпуск и вернулась прямо перед тем, как ты усыновил ребенка. И это не все. Я знала, что у нее есть шрам поперек живота, а недавно ее вообще отозвали. В общем, я думаю, что ты усыновил ребенка Гештальта. Думаю, твой ребенок – Гештальт. Ты работаешь на Правщиков, верно, Конрад? Неудивительно, что ты требовал, чтобы каждую крупицу новых сведений отсылали в Верхний дом, – тебе нужно было проводить свой стратегический анализ рисков. Хотел быть уверенным, что знаешь все, что знаем мы.
– Что ж, весьма впечатляюще, – признал Грантчестер. И улыбнулся так, что Мифани захотелось сломать ему нос. – Как ты четко все изложила. Вот это я понимаю, хорошая розыскная работа.
– Тебе, наверное, доставляло удовольствие, – холодно ответила она, – наблюдать, как я надрываюсь, как пытаюсь скрыть свою амнезию.
– Ну, на самом деле, – непринужденно произнес он, – мы не знали точно, насколько у тебя повредилась память. Но я рад слышать, что сработало как надо.
«Да ладно, не может быть, – усомнилась Мифани. – Он серьезно не знал?»
– Что сработало? – спросила она.
– О, это долгая история, – ответил Грантчестер. – Уверена, что не хочешь выпить?
Мифани молчала.
– Да не смотри ты на меня волком, я же предлагаю из вежливости. Хотя, по правде сказать, я и виновен в вопиющем нарушении этикета. Прежде чем мы продолжим, позволь мне представить моих протеже. Это Норман, вы с ним уже встречались, но ты, очевидно, этого не помнишь. – Мифани покачала головой. – Ну, тогда он по крайней мере справился. Видишь ли, именно Норман ответственен за твою нынешнюю амнезию. – Мифани бросила взгляд через плечо. – О да, – продолжил Грантчестер. – Он был со мной, вместе с еще несколькими служащими, в Ладейной, когда мы схватили тебя, удалили твою личность и вывезли с территории.
– Зачем? – спросила Мифани.
– Вариантов была масса, – ответил Грантчестер. – Выбирать мне правда было из чего. Ты бы поразилась, если бы узнала, насколько податлив может быть человек без воспоминаний. Если поместить его в правильные условия, он может стать весьма внушаемым.
– Ты собирался отдать меня Правщикам? – спросила она в ужасе.
– Или определить для различных развлекательных функций, – небрежно сказал Грантчестер. Мифани ощутила подступающую тошноту, и это, похоже, отразилось у нее на лице, потому что Грантчестер разразился смехом. – Да шучу я, – сказал он, утирая глаза. – Не глупи. Конечно, нет, мы собирались провести над тобой ряд тестов, а потом вскрыть тело.
– Понятно, – произнесла Мифани, глубоко вдыхая, чтобы успокоиться.
– Ну или что-то в этом роде… это было довольно спонтанное решение.
– И почему ты это вдруг решил? – спросила она. – Не слишком ли велик риск? Неужели думал, что никто не заметит, что меня нет?
– Конечно, расследование было бы неизбежно, – ответил Грантчестер. – Исчезновение члена Правления повлекло бы тщательные поиски. И слон вызвался бы заниматься ими лично, с лично отобранной командой. А оставшийся ладья отнесся бы к такому предложению с благодарностью. Так что могу заверить, любые улики твоего поспешного устранения были бы благополучно скрыты.
Но торопиться было необходимо, потому что в тот вечер я узнал, что ладья Мифани Томас несколькими неделями ранее побывала в Лагере Гай. Одного из охранников нашли с чем-то вроде приступа. Все подобные случаи тщательно исследуются из опасения, что кто-то из сотрудников лагеря может проявить непредвиденное воздействие на окружающих. Анализ крови, томография – и все становится ясно. В итоге нашлось свидетельство того, что ты брала его под контроль, – твои умственные отпечатки, если хочешь. Помнишь те тесты в Имении, которые проводились годами? Вот их результаты были переданы, неофициально, в Гай, и один из сотрудников узнал след твоей силы. Признаюсь, сначала я не поверил. Ведь носик Мифани Томас всегда был уткнут в книжки. Она была так погружена в повседневные операции Шахов, что едва ли нашла бы время заниматься какими-то сторонними исследованиями. Или мы так думали, – добавил Грантчестер. – Потом я вдруг испугался, что нас, возможно, раскрыли. И от полного уничтожения нас удерживала твоя необъяснимая скрытность. К счастью, – тут он самодовольно ухмыльнулся, – я всегда быстро действую в критических ситуациях. И за годы работы я хорошо научился тому, что если кто-то держит у твоего горла нож, то медлить не нужно. Я сразу мобилизовал группу. Здесь, в Верхнем доме, у меня есть несколько выпускников Гая, они служат в качестве телохранителей, и с ними мы прибыли в Ладейную. Как ты догадалась, в здании есть несколько тайных проходов, известных только мне. Один из них ведет в квартиру ладьи. Я дождался, пока ты туда придешь, и поздоровался.
И должен заметить, Мифани, ты отнеслась к этому гораздо спокойнее, чем я предполагал. Едва ли я когда-нибудь забуду тот твой взгляд. Девочка, которая обычно издавала писк, если кто-то неожиданно начинал говорить, которая вздрагивала, если кто-то резко вставал с места. Но не в ту ночь. Ты вошла и увидела меня на своем диване. Сбоку от меня стоял Норман. У тебя расширились глаза, но больше своей реакции ты ничем не выдала.
Потом мои помощники вошли вслед и закрыли дверь. Ты просто пересекла комнату и встала лицом ко мне. Ты была совершенно спокойна и только смотрела ледяным взглядом. – Грантчестер осекся и, горько улыбнувшись, тряхнул головой.
– Я хотел расспросить тебя, выяснить, откуда ты узнала о Гае и почему никому не рассказала. Но ты просто смотрела на меня, и, признаюсь, это несколько сбило меня с толку. Я попытался заговорить, но ты сказала: «Просто заткнись и делай то, зачем пришел, мерзкий предатель». Вот что Мифани Томас, самая жалкая ладья в истории Шахов, сказала мне. – Его голос дрогнул от гнева, но он сдержал себя.
– Так вот, – продолжил он спокойно, – я встал, дал тебе пощечину, а потом, пока ты не успела опомниться, пустил в ход своих служащих. Прия и Марк взяли тебя за плечи и держали, пока тобой занимался Норман. Конечно, они были в перчатках и зафиксировали тебя, но в этот момент, думаю, к тебе вернулось что-то от старых тренировок в Имении. Ты дернулась и сумела вывести их из равновесия. Дотронулась до щеки Марка и он мгновенно ослеп – потом оказалось, ты заставила его зрачки полностью закрыться. Прие повезло еще меньше. Применив такую силу, какой ты никогда не показывала в Имении, ты каким-то образом заставила ее лицевые мышцы обернуться против нее. И они проломили ей череп. – Он пристально посмотрел на Мифани, но та лишь пожала плечами. – К счастью, к тому времени Норман уже взял тебя в свои руки.
Норман – один из продуктов Гая, о котором ты, между прочим, знаешь все. Он в самом деле весьма примечателен. Самого обычного младенца можно кардинально усовершенствовать – если на регулярной основе вскрывать ему череп и кое-что там подправлять. И каждый день вкалывать разные противные препараты. И вшить в него новую систему каналов и резервуаров. И добавить в эпидермис какой-нибудь защитный слой. И вживить кое-какие убеждающие элементы.
Мифани бросила через плечо полный ужаса взгляд – чешуйчатый стоял с невозмутимым видом, просто слушая, как Грантчестер перечислял все его модификации. По телу Мифани пробежала дрожь, и она повернулась обратно к слону.
– Разумеется, о них нужно хорошо заботиться. Они же такие хрупкие. Вот Норман у нас больше не ест, как все, да, Норман? – Дожидаться ответа Грантчестер не стал. – Он просто спит под семью капельницами, по которым получает питательные вещества, гормоны и химикаты, необходимые для поддержания его организма. И все это очень кропотливая работа.
Зато в результате мы имеем солдата с узкоспециализированными способностями. Жаль только, телепатических среди них нет, – вздохнул Грантчестер. – Зато стоит ему установить физический контакт, как Норман получает значительный контроль над мозгом. Конечно, довольно примитивный – он может лишить человека сознания, чтобы тот не применял своих способностей, и все в таком духе. Однако если контакт станет более тесным, то можно добиться куда большего изящества. Можно воздействовать на память.
Мифани неловко поерзала на стуле, подумав о том, как убеждающие элементы Нормана входили в тесный контакт с ней.
– Да, в нашем случае приемы Нормана весьма полезны, – продолжил Грантчестер. – Если бы не его выборочное корректирование, нас бы уже несколько раз раскрыли. Хотя, конечно, редко кто выходил на наш след так опасно, как ты. Если где-нибудь у нескольких человек сразу начинала проявляться амнезия, то тогда да, возникали вопросы. Но иногда ведь бывает, что человек видит или слышит что-то, чего не должен, а убить его нельзя. Тогда-то в дело вступает Норман и стирает компрометирующие нас воспоминания. Очень жаль, что создание такого агента – слишком сложный процесс и нам проще создать нескольких других, чем одного такого. Но Норман показал, что вполне соответствует нашим нуждам – за исключением одного случая. – Грантчестер замолчал и пронизывающе посмотрел на Мифани.
– Тем вечером Норман тоже приступил к своей обязанности и все складывалось как нельзя лучше. Верно, Норман? – Парень кивнул. – Он ликвидировал твою силу и уже стирал личность. Мы считали, что у тебя было меньше шансов на кого-то напасть, если у тебя не останется воспоминаний. Он закончил, и тебя положили на диван, и у тебя дрожали веки (как у всех в таких обстоятельствах). Мы позаботились о пострадавших служащих и уже собирались отправить тебя в лабораторию, как случилось самое непредвиденное.
Ты села и заорала.
Обычно, Мифани, те, кто подвергаются манипуляциям Нормана, больше ни на что не бывают способны. Особенно в случаях полного стирания. Ум слишком занят поиском верной реакции на свое принудительное удаление. Личность исчезает в течение часа, после чего появляется новая, более послушная. Поэтому твоя выходка повергла нас в шок. Крик вообще был… из ряда вон. Но не настолько, как мысленная атака, которая на нас обрушилась. Меня будто молотом огрели по голове. Когда мы с Норманом пришли в себя, тебя уже не было – скорее всего, ты тащилась где-то по коридорам Ладейной.
Разумеется, это никуда не годилось. Шансы, что ты расскажешь кому-то, о чем знала, были малы, но и это было неприемлемо. Мы не могли допустить, чтобы ты наткнулась на кого-нибудь из Шахов, так что я отправил по проходам внутри Ладейной группу верных мне служащих.
Но никто из них не вернулся, – глухо произнес Грантчестер. – Нескольких нашли мертвыми в парке в Пиннере, и мне пришлось послать за ними бригаду чистильщиков. Ах да, кстати, мы нашли твою машину. Еще несколько агентов просто не вышли на связь, и я думаю, ты и их устранила. – Мифани вспомнила гниющие трупы в туннеле, но ничего не сказала. – А потом кошмарное происшествие в банке. Тем бедолагам пришлось пройти серьезное лечение – и физическое, и психиатрическое, – и все из-за твоего нападения. Что очень печально, потому что это была моя самая способная группа внедрения. Они отследили тебя в гостинице, где ты гениальным образом сунула свою карту в банкомат, чтобы проверить баланс. Потом ты поехала по запутанному маршруту, а они прослушивали радио у водителя, чтобы добраться в банк быстрее тебя.
– Я хотела посмотреть кое-какие виды, – объяснила Мифани. – А откуда вы знали, по какому я поеду маршруту?
– Это же Лондон, – сказал Грантчестер. – Стальное кольцо. Камер в Сити хватило бы для составления полной видеозаписи твоей поездки в банк. Правда, когда ты оттуда уехала, мы тебя потеряли. Тогда наше внимание переключилось на тех, кого ты оставила без сознания.
Мы никогда точно не знали, насколько серьезной была твоя потеря памяти. Норман клялся, что сделал свое дело как следует – что твоя личность полностью удалена и ты теперь чистый лист. Ты могла только восстановить свои навыки и кое-какую подготовку, но мысли и воспоминания Мифани Томас исчезли. Норман в этом не сомневался.
Правда, он не сомневался и в том, что после его работы ты будешь полностью недееспособна. Но трупы, разбросанные по всему Лондону, явно это опровергли.
Он вздохнул, вид у него был довольно подавленный.
– В общем, в понедельник ты появилась на работе с таким видом, как будто прошла войну. Признаюсь, я немного запаниковал. Я немедленно активировал прослушивающие устройства у тебя в кабинете и стал вести непрерывное наблюдение. Если бы ты сделала хоть что-то, показывающее, что ты помнишь… если бы ты обвинила… ну, у меня есть экстренный план захвата контроля над Шахами. Это было бы сложно, рискованно, но, думаю, мы бы справились.
Но ты просто делала свою работу и ничего такого не выдавала. Ты была немного растеряна, проявляла неуверенность во всяких повседневных вопросах, и я подумал, что ты потеряла воспоминания только за последние несколько дней, а то и часов. Ведь ты знала, кто ты, и вполне сносно выполняла свои обязанности. Гештальт, который не знал о твоей модификации памяти, понятия не имел, что происходит, но и он заметил, что ты стала более решительной, чем обычно.
– Ты не рассказал Гештальту?
– Чем меньше людей знает секрет, тем легче его сохранить, – ответил Грантчестер. – К тому же, я не был уверен. Но благодаря твоему описанию того вечера теперь я знаю, что Норман был прав: ты – не она. И в кого бы ты ни выросла – ты уже показала, что знаешь слишком много. – Мифани снова подумала о длинных пальцах у себя на шее. – В каком-то смысле даже жалко. Мы бы с удовольствием разузнали всю историю, но сейчас я намерен исправить свою ошибку.
– Собираетесь меня стереть? – дрожащим голосом спросила Мифани. – Как стерли личность Томас?
– Или ее отсутствие, – ответил Грантчестер. – И да, собираемся. Но, разумеется, не так, как в прошлый раз. До этого мы хотели, чтобы твой разум стал послушным и готовым к сотрудничеству. Такой, который был бы способен на эффективное взаимодействие и принес бы пользу. Сейчас мы, конечно, не можем пойти на такой риск. В этот раз Норман очистит твой мозг полностью. Следующий, кто посмотрит на мир этими глазами, будет совершенным новорожденным. Мы оставим тебя в живых для кое-каких тестов – будем отслеживать импульсы, посмотрим на реакции в лабораторных условиях. А потом тебя распилят на кусочки, подходящие для изучения под микроскопом.
– Что-что? – переспросила Мифани.
– Мы всегда хотели тебя хорошенько изучить, – заявил слон. – Ты вообще пугаешь Правщиков. Женщина, которая умеет управлять живой материей. Их преимущество в том, что они все биологические создания, – это оружие, которым они могут победить Шахов. Они не смогут стрелять из своих пистолетов, если ты решишь им запретить. Какими бы улучшениями ни обладали агенты, под твоим контролем они готовы были себя разорвать. Ты, дорогая, – их самый страшный кошмар. И – величайшая возможность. Ты – наш уран. Если нам удастся разобрать тебя на части, то нас уже ничто не остановит.
– Ученые из Имения не смогли, – заметила Мифани напряженно. Пальцы Нормана опустились вниз, забравшись под комбинезон и остановившись на плечах.
– По сравнению с этими людьми ученые из Имения – дети, играющие в конструктор. – Грантчестер презрительно фыркнул. – Правщики занимаются этим уже много веков. Они разобрали геном человека еще при королеве Виктории. Они исследовали территорию человеческого тела и возвели в нем небоскребы! – Он посмотрел куда-то за ее спину. – О, наверное, ты захочешь пообщаться с другими моими гостями, прежде чем мы тебя ликвидируем? – Краем глаза Мифани увидела, что вдоль стола Грантчестера прошагали две фигуры и встали по бокам от слона.
На Мифани смотрели Элиза и Алекс Гештальт, и их взгляды излучали крайнее отвращение.
– Конечно, Элизе могут не понравиться некоторые твои замечания о ее послеродовой депрессии, но, возможно, ты захочешь поздравить родителей моего ребенка, – произнес Грантчестер с довольным видом. – Я же вас сейчас покину, однако Гештальт изъявил желание понаблюдать за тем, как Норман делает свою работу. Приятного вам вечера, – заключил он, вставая.
Мифани услышала, как он прошагал по комнате, открыл портрет и поднялся по скрытой за ним лестнице.
– Итак, сучка Томас, – проговорили брат и сестра Гештальт в унисон. – Не могу выразить словами, как приятно видеть тебя скованной. О, это зрелище станет для меня настоящим удовольствием после этой недели, когда мне приходилось прятаться у Грантчестера.
– Ты хоть знаешь, каково это было? – с вызовом спросила сестра-Гештальт. – Бояться заглянуть в другие свои тела из опасения, что их уже калечат мучители из Крепости? Или что я открою глаза, а их в этот момент выколят? – Она наклонилась над столом и неловко ударила Мифани сбоку по голове.
– О, зато как сейчас будет приятно, – проговорил брат.
Мифани ничего не отвечала – не стала даже врать о том, что случилось с другими телами. На самом-то деле с Тедди и Робертом не случилось ничего. Их держали скованными, с завязанными глазами, в звукоизолированных помещениях. Алрич с учеными и мучителями пытались выработать способ, который позволил бы воспользоваться преимуществом коллективного разума Гештальта и пытать все четыре тела одновременно. Мифани тогда лишь улыбнулась их восторженным идеям, но решила в этом не участвовать. Сейчас, однако, об этом пожалела.
Норман, не отводя руки от Мифани, развернул ее кресло к себе, а затем поставил ее на ноги. Он впился в нее взглядом, и она отвернулась. Там, где он прикасался, у нее онемела кожа. Он притянул ее ближе. Когда он схватил ее за плечи, так, что она не могла сопротивляться, по ним тоже разлился холод. А если бы она пнула его ногой, это был бы всего лишь удар по голени – как ударил бы ребенок, впавший в истерику. Когда он открыл рот и наклонился над ней, Мифани едва сдержала крик. Ощутив его дыхание у себя на лице, она поморщилась. Это был химический запах, похожий на тот, которым пах тот Правщик в клубе.
Бледно-фиолетовый язык Нормана вдруг ощетинился длинными белыми ворсинками. Усики, похожие на волоски, прижались к ее губам, как в полузабытом кошмаре. Его губы потерлись о ее, и он просунул свой язык ей в рот. Она стала давиться, и язык принялся скрести по ее горлу.
У Мифани округлились глаза. В память добавились образы, которым, она знала, было суждено вскоре развеяться. С одной стороны была девочка – она равнодушно наблюдала за ними. За ней – брат и сестра Гештальт, они стояли и дышали в унисон. Чешуйчатые щеки ее палача слегка соприкасались с ее лицом, а сам он жадно изучал ее сознание.
«Вот он, – подумала Мифани. – Мой конец».
Она сосредоточилась до предела, каждая деталь приобрела значение. Тепло ее обуви, трение кобуры на лодыжке, гладкость комбинезона, приятное ощущение куртки. Она погладила пальцами мягкую одежду.
«Все это скоро исчезнет», – подумала она и вдруг что-то нащупала.
Она залезла правой рукой в карман куртки, схватила что-то и вынула.
«Давай! – отчаянно приказала она себе. – Борись! Попробовать стоит!»
Она почувствовала, как парень отклонился назад, готовясь ударить ее со всей мощью своей злодейской силы. Она судорожно пошевелила рукой, чтобы получше ухватиться за предмет, который в ней сжимала. Норман заметил ее движение и замешкался. Мифани сжала кулак, пристально глядя ему в глаза, и вонзила ему в бедро шприц-ручку с эпинефрином – одну из тех, что Томас положила во все свои куртки на случай, если ее укусит пчела.
Послышался щелчок.
Игла прошла сквозь мембрану на кончике шприца и проткнула ткань брюк Нормана. И, вонзившись в кожу, ввела ему в организм 0,3 миллиграмма эпинефрина.
Вещество ворвалось в кровеносную систему Нормана, и это отразилось на его органах чувств. Мифани увидела, как у него расширились зрачки. Услышала, как участился ритм сердца. Искусственные добавки в его теле истошно закричали. Его мысленная хватка на Мифани ослабла, а затем он и вовсе ее выпустил. Она коснулась его сознания и преодолела защиту. Оба стояли неподвижно, соединенные ужасным поцелуем, и Мифани почувствовала, что он умирает. Все те изящные системы, что вшили в него Правщики, теперь распадались, хрупкий баланс был полностью нарушен.
«Пока рано», – подумала она и приказала его сердцу биться, а ногам стоять.
Его язык, со всеми своими ворсинками, втянулся в рот, но их губы при этом оставались сомкнутыми.
«Не надо пока себя выдавать. Всему свое время».
Девочка подняла пистолет и, против своей воли, выстрелила в брата и сестру Гештальт. Алекса ранило в плечо, и он с криком упал; Элизе досталось в голову и шею – она, зашатавшись, оперлась о стекло. Вокруг расползлись трещины, и в следующий миг она исчезла, вывалившись в темноту ночи. Ее брат, дергавшийся на полу, испустил страшный вопль.
Девочка тупо смотрела на пистолет у себя в руке, когда Алекс, оставшееся тело Гештальта, яростно крича и цепляясь ногтями, приподнялся над столом. Он достал пистолет и выпустил в девочку всю обойму. Та рухнула на пол. Гештальт слабо цеплялся за стол, но, кажется, впадал в шок и все же упал. Мифани убедилась, что он не встанет, и переключила внимание дальше.
«Ладно, теперь можешь умереть», – подумала она и позволила сердцу Нормана остановиться.
– Ох, – выдохнула Мифани, и тело Нормана отпало от нее.
Она потерла рот тыльной стороной ладони – на руке остались кровавые разводы. Она чувствовала, как опухала и темнела кожа вокруг глаз.
«Как знакомо», – устало подумала она и оперлась на стол Грантчестера, чтобы перевести дыхание.
– Ах ты сука, – послышался бессильный голос, и Мифани заглянула через стол.
– О, привет, Гештальт, – сказала она.
– Ты гребаная сука, ты понимаешь, что натворила? – спросил он. – Она была единственной, кто мог выносить ребенка, а теперь и я умираю.
– Что? – спросила она в недоумении, глубоко дыша.
– У меня больше не будет новых тел! Чтобы ребенок стал частью меня, нужно, чтобы обоими родителями были мои тела, а теперь… – Он разрыдался. – Теперь единственное тело, которое могло его выносить, погибло, и я тоже умру!
Мифани в ужасе уставилась на Гештальта, осознавая смысл его слов. Ее взгляд упал на семейное фото, стоявшее у Грантчестера на столе. Мало того, что ребенок обладал разумом Гештальта, так он еще был порождением инцеста и был соединен общим разумом с обоими родителями! От этой мысли к горлу Мифани подступила тошнота.
«Господи, Гештальт мог стать бессмертным… мог стать целой армией».
Она смотрела на рыдающее и истекающее кровью тело и не знала, что и чувствовать.
«Я должна рассказать о ребенке, и пусть Правление решает, что с ним делать. А Гештальт не знает об амнезии… Но черт! Грантчестер!»
Она подняла пистолет Нормана и глянула на портреты, а потом схватила телефон, чтобы вызвать помощь.
– Мифани, – послышался на линии голос Грантчестера.
– Конрад, – выдохнула она.
– Я все видел на видео, – сказал слон. – Весьма впечатлен… Ты определенно способнее своей предшественницы. Полагаю, присоединиться ко мне ты не пожелаешь? – От его нахальства у Мифани захватило дух, и она не решилась ответить. – Нет? Что ж, это предсказуемо. Но как бы то ни было, очевидно, что я оказался бит и в этом сражении. Соответственно, я покидаю Верхний дом и направляюсь в зону более комфортного климата. Я предусмотрел такую возможность много лет назад.
«Похоже, Томас была не единственной помешанной на приготовлениях», – подумала Мифани.
– Но будь уверена, ладья Мифани Томас или кем ты там себя мнишь, – тут его голос посуровел, – за годы службы в Шахах я проложил надежный путь для пришествия Правщиков. Они придут и одержат верх, тогда-то мы с тобой и поговорим. – На другом конце линии раздался щелчок, и связь оборвалась.
Мифани положила телефон – руки у нее дрожали. Через минуту она свяжется с охраной, и Гештальта (или то, что от него осталось) арестуют. Затем она узнает, как прошел рейд Экхарта, и созовет Правление, чтобы рассказать о том, что случилось. Она проверит, как дела у Бронвин, и передаст новости Шонте. И оплачет гибель Ингрид и малыша Алана.
Она обязательно всем этим займется, но сначала ей требовалась минута, чтобы привести в порядок разум, который совсем недавно едва не был потерян навсегда.