– Как твоя нога? – спросила Рикке.

– Болит. – Изерн, наморщив нос, поковыряла ногтем швы. – И все еще немного жесткая.

Она со вздохом выпрямилась.

– Но это очень даже неплохо, когда речь идет о стреляной ране.

Засунув два пальца в свой кошель, она принялась намазывать что-то на розовую, сморщенную кожу вокруг раны. Теперь настал черед Рикке морщить нос: запах у мази был совершенно неописуемый.

– Клянусь мертвыми, – выговорила она, пытаясь не дышать, – что это?

– Лучше тебе не знать, – отозвалась Изерн, принимаясь заново перебинтовывать свое бедро. – Когда-нибудь, если в тебя попадет стрела, мне может понадобиться намазать и тебя тоже, и мне бы хотелось обойтись без возражений.

Она застегнула повязку булавкой и встала. Морщась, потерла бедро большим пальцем, согнула и разогнула колено, попробовала перенести на него вес.

– Знание – не всегда подарок, видишь ли. Порой лучше оставаться окутанным уютной темнотой неведения.

Изерн затолкала катышек чагги за губу, потом скатала двумя пальцами еще один и протянула Рикке. Та надкусила его, наслаждаясь кислым, земляным вкусом, который казался ей таким отвратительным, когда она только начинала жевать, но от которого теперь не могла отказаться ни за какие деньги, и тоже сунула за губу.

Было холодно. Огня они не разжигали, чтобы Стуровы разведчики не увидели их и не разгадали ловушку. Рикке почти не спала, все тело у нее болело, она чувствовала голод и одновременно тошноту – и черт побери, как же она нервничала! Постоянно вертела пальцами, мусолила языком катышек чагги, теребила руны на шее, трогала кольцо у себя в носу…

– Кончай ерзать, – сказала Изерн. – Никто из нас не будет драться.

– Я могу беспокоиться за тех, кто будет, верно?

– В смысле за твоего Молодого Льва? – Изерн ухмыльнулась, показав кончик языка через дырку в зубах. – Нельзя же всю жизнь только и делать, что трахаться!

– Это так. – Рикке выдохнула клуб морозного пара. – Но можно к этому стремиться.

– Мне случалось слышать и о менее благородных целях, тут ничего не скажешь.

Молчание затягивалось. Молчание, нервозность, и к тому же кто-то еще затянул песню глубоким басом. Ту, старую, о Битве в Высокогорье, где ее отец одолел Бетода. Старые битвы… Старые победы… Может быть, когда-нибудь в будущем люди будут слагать песни о Битве при Красном холме? Но если так, кого в них будут славить, а кого оплакивать?

– Когда они наконец явятся? – в сотый раз спросила Рикке.

Изерн оперлась на копье и нахмурилась, глядя на восток. Там, над холмами, сияющим полумесяцем поднималось солнце, поджигая краешки облаков. Долина внизу все еще лежала в тени, то здесь, то там взблескивал поток, туман цеплялся за лесные массивы, уходящие к северу.

– Может быть, скоро, – задумчиво произнесла Изерн. – А может быть, попозже. Может, они передумали и вообще не придут.

– Другими словами, ты не знаешь.

Изерн искоса взглянула на нее.

– Вот если бы кто-нибудь заглянул в будущее и сказал нам, как все обернется. То-то было бы удачно.

– Верно. – Рикке положила подбородок на руки и расслабилась. – Было бы.

– Храбрость, – проговорил Гловард, мрачно глядя в огонь. – Дерзость, преданность – да. Но мне даже в голову не приходило, что самым важным достоинством солдата может быть терпение.

Барнива потер кончиком пальца свой шрам.

– Быть солдатом и сражаться в битвах – далеко не одно и то же.

Лео начинало казаться, что это прямо противоположные вещи. Сдвинув брови, он поглядел на солнце – а точнее, на едва заметный розовый мазок над восточным горизонтом, где оно собиралось появиться. Лео мог поклясться, что треклятое светило выкатывалось вдесятеро медленнее, чем обычно. Без сомнения, каким-то образом сговорившись с его матерью.

– «Терпение – прародитель успеха», – тихо проговорил Юранд, так легко коснувшись плеча Лео, что тот почти ничего не почувствовал. – Столикус.

– Ха!

Обычно на восходе Лео тренировался. Он слышал, что Бремер дан Горст, которому было уже далеко за пятьдесят, до сих пор упражнялся по три часа каждый день, так что он решил поступать таким же образом. Но какой смысл тренироваться, если в конечном счете ты сидишь на собственном заду в какой-то занюханной деревушке в нескольких милях от места битвы? Он набрал полную грудь воздуха и выдохнул облако морозного пара. Уже тысячное за это утро.

– Нам ничего не остается, только ждать. – Белая Вода Йин осторожно потыкал на сковородке свои сосиски, так, что они зашипели. Вилка казалась крошечной в его здоровенной лапище. – Ждать и есть.

От запаха у Лео заурчало в желудке, но он сейчас не мог думать о еде. Он слишком нервничал. Был слишком охвачен нетерпением. Слишком раздосадован.

– Клянусь мертвыми! – Он выбросил руку в сторону рассыпанных вокруг деревушки людей, уже в доспехах: инглийская кавалерия, лучшие из лучших, сидят без дела. – Она должна была позволить нам драться! О чем она только думала?

– Я видел в Стирии, что значит плохое управление армией, – заметил Барнива. – Оно выглядит совсем не так.

– Если хочешь знать мое мнение, леди-губернаторша чертовски хороший военачальник, – подтвердил Юранд.

– Никто не спрашивал твоего мнения! – отрезал Лео, хотя сам только что спросил.

Юранд испустил тяжелый вздох, Барнива потуже обмотал плечи одеялом, и они вновь уставились на скворчащие сосиски.

Лео нахмурился, заслышав стук копыт. Одинокий всадник ехал рысью по изборожденной колеями дороге, которая вела к мосту. Антауп, как всегда небрежно сидящий в седле.

– Доброе утро! – окликнул он, сметая свой черный чубчик со лба кончиками пальцев.

– Есть новости? – Лео не смог удержать возбужденной дрожи в своем голосе, хотя было совершенно ясно, что никаких новостей нет. Он, словно брошенный любовник, выпрашивал подачки и не мог перестать сетовать, сколько бы раз ему ни указывали на дверь.

– Никаких новостей, – сказал Антауп, спрыгивая с седла. Он глянул через могучее плечо Йина на сковородку. – У вас, ребята, не найдется лишней сосисочки?

Барнива ухмыльнулся, подняв лицо.

– Для паренька с такой милой улыбкой? Уж как-нибудь разыщем.

– Неужели это необходимо? – рявкнул Лео, кривя губы от отвращения. – Что сказала мать?

Он сразу же пожалел о том, что так спросил – но какой выбор слов может быть хорошим для человека, принимающего приказания от собственной матери?

– Сказала сидеть и не дергаться. – Антауп оперся на плечо Йина, заставив его повернуться, потом протянул руку у него за спиной и ловко стащил вилку с его тарелки. – Сказала, что даст тебе знать, если что-нибудь изменится.

И он, протянув вилку к сковородке, наколол на нее одну из сосисок.

– Эй! – вскрикнул Йин, отпихивая его локтем.

Лео хмуро смотрел в сторону красноверхого холма, выступавшего черным горбом на фоне розовеющего неба. То тут, то там виднелись взблески металла: люди готовились к битве. Или просто к еще одному дню ожидания.

Ожидание, ожидание, черт бы его драл! Бесконечное ожидание. Лео поистине был худшей кандидатурой в мире для того, чтобы ничего не делать.

– Я поднимаюсь туда!

Лео схватил свой шлем и шагнул к лошади.

– А она сказала, чтобы мы туда не ходили! – крикнул ему вслед Антауп с набитым ртом.

Лео на мгновение застыл, яростно стиснув челюсти. Потом двинулся дальше.

– Я все равно пойду, черт побери!

– Съезжу с тобой, – сказал Юранд. – Приберегите для меня одну сосиску!

– Для паренька с такими нежными чертами лица у меня всегда найдется сосиска, – отозвался Барнива со смехом в голосе.

– Клянусь мертвыми! – проворчал Лео, горбя плечи.

– У меня предчувствие насчет сегодня, – сказала Чудесница.

Клевер был предельно сосредоточен на подрезании мозоли на большом пальце своей ноги.

– Хорошее или плохое?

– Просто предчувствие. Что-то произойдет.

– Ну, что-то каждый день происходит.

– Что-то серьезное, дурачок!

– А-а, – отозвался Клевер. – Ну, будем надеяться, меня пронесет. Мне больше нравятся маленькие вещи.

– В таком случае ты, должно быть, в восторге от своего члена! – Это был Магвир. Он насмешливо ухмылялся сверху вниз со своей лошади; восходящее солнце светило ему в спину.

Клевер не видел настоятельной необходимости отводить взгляд от своей ноги.

– Член не для того, чтобы самому от него тащиться, сынок. Он для того, чтобы доставлять удовольствие другим. Может быть, как раз в этом твоя ошибка.

Магвир ощетинился. Те, кто сыплет оскорблениями, почему-то бывают наиболее к ним восприимчивы.

– Ты больше времени уделяешь своим мозолям, чем своему оружию!

– Мои мозоли важнее, – отозвался Клевер.

Непривлекательное лицо Магвира непонимающе насупилось.

– Если тебе повезет, ты можешь всю кампанию прошагать, ни разу не вытащив меча. – Клевер в последний раз чиркнул по мозоли кончиком своего миниатюрного ножичка и откинулся назад, чтобы полюбоваться на результат. – Но ноги тебе понадобятся точно, без вопросов.

– Ты знаешь, он в чем-то прав, – заметила Чудесница.

Магвир сплюнул.

– Хрен его знает почему, но Стур хочет видеть вас двоих рядом с собой.

– Вот как? – спросил Клевер. – Неужто ему недостаточно мудрых советов, которые он получает от вас, героев?

– Ты что, старик, насмехаешься надо мной?

Клевер испустил усталый вздох. По-видимому, парень был решительно настроен бодаться с ним. С большинством людей, если ты отпускаешь вожжи, они тоже отпускают. Но некоторые просто не могут перестать оскорбляться.

– Что ты, Магвир, как я смею, – ответил он. – Но война довольно унылое дело, что бы там ни пели в песнях. Так что нужно повышать себе настроение где только можно, верно, Чудесница?

– Я никогда не упускаю возможности посмеяться, – откликнулась она с каменным лицом.

Магвир перевел взгляд с одного на другую, презрительно зашипел, еще раз сплюнул на удачу и резко развернул свою лошадь обратно к западу.

– Давайте добирайтесь дотуда вместе с разведчиками как можно скорее, не то у вас будут проблемы.

И он рванул прочь. Комья земли разлетались от копыт его лошади, и он едва не переехал какую-то бедную женщину, набиравшую воду в реке, так что она уронила ведра в грязь.

– Мне ужасно нравится этот парень. Напоминает мне меня в молодости. – Клевер покачал головой. – Я был абсолютным подонком.

– Ты был абсолютным подонком, – подтвердила Чудесница. – И я не наблюдаю никаких значительных изменений в этом смысле.

– Да и в любом другом, если на то пошло. – Клевер принялся натягивать сапог.

Чудесница озабоченно поскребла свой бритый затылок, нахмуренно озирая дорогу к западу.

– Однако, черт подери, – сказала она, – у меня определенно есть предчувствие насчет сегодня.

– Никаких признаков, – сказал отец Рикке, протягивая ей свою видавшую виды подзорную трубу.

– Если ты говоришь, что нет, значит, нет, – отозвалась она. – Ты у нас военный вождь, а я… даже не знаю. Видящая, может быть?

Это показалось ей самой чертовски претенциозным титулом.

– Просто… очень дерьмовая.

– Рано или поздно тебе придется перестать скрывать свои таланты, девочка. Твой Долгий Взгляд, может быть, далек от совершенства, но и короткие пока что гораздо острее, чем у меня.

Рикке вздохнула, взяла подзорную трубу и принялась смотреть поверх заросшей бурьяном стены старого укрепления, на всякий случай стараясь не высовываться. Поросший утесником склон холма. Быстрый прозрачный ручей. Пятнышки овец на желто-зеленой траве. Солнечный свет и тени, сменяющие друг друга на дне долины по мере того, как порывистый ветер гнал по небу крутые облачка. Около двух сотен союзных солдат собралось вокруг моста, поперек которого была установлена повозка, с расчетом на то, чтобы это выглядело, словно она буквально только что сломала ось и блокирует проход остальным.

Это была их наживка. Сейчас трюк казался до смешного очевидным, но так часто бывает с трюками, когда знаешь, как они устроены. Рыба, тем не менее, продолжает клевать.

– Никаких признаков. – Рикке отдала отцу подзорную трубу, хлопнула его по плечу и скользнула вниз по ступеням.

Во дворе разрушенного укрепления теснились карлы Окселя и Красной Шляпы – поправляли амуницию, передавали друг другу еду, вполголоса переговаривались. Можно подумать, что перед боем люди должны распаляться, но гораздо чаще они становятся сентиментальными. Когда чувствуешь на затылке холодную тень Великого Уравнителя, на ум в первую очередь приходят не надежды, а сожаления.

Изерн угнездила свою костлявую задницу на груде каменных обломков, некогда составлявших северную стену крепости. Она положила свое копье поперек коленей и водила оселком вдоль лезвия.

– Никаких признаков? – спросила она, даже не поднимая головы.

Рикке показалось, что она уловила блеск металла среди деревьев у подножия склона, но сейчас там уже ничего не было.

– Никаких признаков. – Она взгромоздилась на разрушенную стену и принялась ерзать, пока не нашла достаточно уютное местечко, потом занялась раскладыванием листьев растущего из нее неожиданно красивого папоротника. – В песнях не так уж много говорится о том времени, которое мы проводим, сидя на одном месте, а?

Изерн с гримасой вытянула раненую ногу.

– Скальды уделяют непропорционально много внимания мечам, это точно. На самом деле битвы чаще выигрываются лопатами, чем клинками. Дороги, канавы, окопы, приличные выгребные ямы… Дорогу к победе нужно выкопать, как всегда говорил мой папаша.

– Мне казалось, ты ненавидела своего папашу?

– То, что он был полный мудак, не значит, что он не прав. Совсем наоборот, если речь идет о сражениях.

– Печальная истина состоит в том… – начала Рикке, но осеклась.

Из-за деревьев внизу вышел человек. Высокий, с бесцветными бровями и бесцветными спутанными патлами, сгорбленными плечами, широко расставленными локтями и торчащей вперед короткой бородкой. В одной руке он держал меч, в другой – боевой топор. Человек хмуро разглядывал склон; он смотрел не на нее, а на башню у нее за спиной.

– Кто это? – спросила Рикке.

– Кто – кто?

Бесцветный приглашающе взмахнул топором, и Рикке, раскрыв рот, увидела, как из-за соседних деревьев выскользнула пара дюжин других, все хорошо вооруженные. Она вскочила, едва не зацепившись ногой за тот красивый папоротник.

– Там люди среди деревьев! – завопила она, яростно тыча пальцем.

Несколько карлов вскарабкались на разрушенную стену и уставились вниз. Один из них был Оксель. Рикке ждала, что он закричит, призывая к себе людей, но он всего лишь повернул к ней свою хитрую насмешливую рожу и сплюнул.

– О чем ты толкуешь, черт побери, девчонка? – прорычал он. – Там никого нет!

– Гребаная сука совсем спятила, – услышала она бормотание другого.

И они не спеша вернулись обратно в развалины, покачивая головами.

Неужели она действительно спятила? Или, по крайней мере, спятила больше чем обычно? Те ублюдки уже перли из леса сплошным потоком, сотни и сотни вооруженных людей.

– Ты же их видишь, да? – жалобно спросила она у Изерн.

Горянка оперлась на свое копье, продолжая спокойно жевать.

– Они выразились грубо, но они правы. Там никого нет. – Она больно ткнула Рикке в бок острым локтем. – Но может быть, через какое-то время появится.

– О нет! – Рикке прикрыла глаза ладонью и ощутила, что левый раскалился как уголь. – Меня сейчас вырвет.

Она согнулась вперед и выкашляла едкий сгусток, но когда она вновь подняла голову, люди были по-прежнему там – освещенные слишком ярко, при том, что солнце стояло еще низко. Посередине реял большой штандарт, хлопая на ветру, хотя ветер как раз улегся.

– У них даже есть знамя…

– Какое?

– Черное, с красным кругом.

Изерн нахмурилась сильнее.

– Это бывшее знамя Бетода. Теперь оно перешло к Кальдеру.

Рикке снова вырвало – на этот раз всего лишь тоненькой струйкой слюны. Она сплюнула и утерла рот.

– Я думала… он дальше к северу.

– Долгий Взгляд тяжело раскрыть, – проворчала Изерн. – Но когда он раскрывается сам по себе, нужно быть глупцом, чтобы не видеть.

Она повернулась и поспешно захромала через усеянный обломками двор крепости, проталкиваясь мимо ворчащих людей.

– У Черного Кальдера всегда было дурное свойство оказываться там, где его не должно быть.

– Что ты собираешься делать?

– Предупредить твоего отца.

– Ты уверена? – вполголоса спросила Рикке, следуя за Изерн вверх по разрушенным ступеням. Она все еще могла видеть тех людей краем глаза. Там набралась уже целая армия. – В смысле, что, если они появятся здесь на следующей неделе или через месяц? А может, они были здесь много лет назад!

– В таком случае мы выставим себя парой полных идиотов, – ухмыльнулась Изерн, продолжая хромать уже по крыше башни. – Но по крайней мере мы не будем парой трупов среди большой кучи других трупов. Ищейка!

– Изерн-и-Фейл, – буркнул отец Рикке, искоса взглянув на нее. – Надеюсь, у тебя что-то важное, у меня битва на…

– Черный Кальдер здесь, в этих лесах. – Она кивнула в северном направлении. – Похоже, собирается провести тайком своих людей и окружить тебя.

– Ты их видела?

– Честно говоря, нет. Но их видела твоя дочь. – Она шлепнула Рикке по плечу тяжелой ладонью. – Луна благоволит нам всем. Она наградила ее редким даром Долгого Взгляда. Нам следует приготовиться к кровопролитию.

– Похоже, ты не шутишь. – Отец Рикке указал в противоположном направлении. – Стур Сумрак может появиться на этой дороге в любую чертову минуту, и леди Брок рассчитывает, что мы сыграем роль одной половины расставленного на него капкана! Если нас не окажется на месте, весь план угодит в нужник!

Изерн ухмыльнулась, словно все это было очень веселой шуткой:

– Но все же не настолько глубокий, как если Черный Кальдер подберется к нашей заднице, пока мы будем смотреть в другую сторону, как ты думаешь?

Отец Рикке сжал ладонями виски.

– Клянусь мертвыми… Я не могу сделать полный разворот по одному твоему слову, Рикке. Просто не могу!

– Знаю, – отозвалась она, вжимая голову в плечи. – Я бы тоже не стала.

– Но ты их видела, верно? – прохрипел Трясучка.

Рикке глянула вбок: они по-прежнему были там, выстроившись длинной линией вдоль самой опушки. Сотни карлов, щиты словно яркие сгустки цвета, собравшиеся вокруг знамени Кальдера Черного.

– Я вижу их прямо сейчас. Тот, что впереди, улыбается прямо мне в лицо.

– Опиши его.

– Длинный, тощий, с бесцветными волосами, у него топор и меч. Такой как бы сгорбленный, локти торчат. Уф-ф!

И Рикке снова перегнулась вперед, упершись ладонями в колени. Ее голова кружилась.

– Звучит очень похоже на Гвоздя, – сказал Трясучка, хмурясь в направлении леса. – Если Черный Кальдер действительно послал кого-то в обход, Гвоздь – как раз тот человек, которого он мог послать.

Отец Рикке тихо хмыкнул.

– Может, и так.

– Дай мне нескольких карлов, – сказал Трясучка. – Пройдемся по этому лесу. Если ничего не найдем, ничего не потеряем.

Отец Рикке перевел взгляд с Трясучки на Изерн, потом на Рикке, потом снова на Трясучку.

– Ну хорошо. Пройдитесь, только быстро. Если в нас будет нужда, медлить будет нельзя.

Трясучка кивнул и скользнул вниз по осыпающимся ступеням. Солнце поднялось выше, и внизу, в долине, на бурой полоске дороги, показались люди. Несколько человек, двигающихся с опаской.

– Ох, клянусь мертвыми! – Рикке прикрыла рукой левый глаз и ощутила, как он по-прежнему горячо пульсирует под ладонью. – Скажи мне, что ты их видишь!

– Ну конечно. Стуровы разведчики, так я думаю. – Изерн сплюнула. – Этих-то я отлично вижу.

Мутно-серый рассвет превратился в мутно-серое утро к тому времени, как Лео поднялся через заросли рыжего папоротника на вершину склона. Инглийские солдаты сидели на земле тесными рядами, скрытые от долины, вооруженные и готовые к бою. Увидев его верхом на коне, некоторые встали, чтобы отсалютовать, несколько других подняли вверх мечи. Раздались возгласы: «Молодой Лев!», вопреки указаниям соблюдать тишину. По-видимому, солдаты одобряли его гораздо больше, чем его мать.

Она стояла на коленях в зарослях папоротника возле самой вершины, направив подзорную трубу на долину. Ее окружала группа разведчиков и офицеров, переговаривавшихся шепотом. Лео, спешившись и пригнувшись к земле, подобрался к ним, и она покачала головой:

– Мне казалось, я дала Антаупу распоряжение, чтобы ты не поднимался сюда?

– Ну да. Но я все равно пришел…

Он замолчал на полуслове. В долине были люди. Верховые, рассыпавшиеся широким веером, они наблюдали за маленьким спектаклем, который они разыграли на мосту, чтобы показать свою некомпетентность. Северяне, без сомнения.

– Разведчики Стура? – спросил он возбужденным шепотом.

Мать передала ему подзорную трубу.

– И основные силы движутся по пятам. Голова колонны вон там, возле фермы.

Лео направил трубу на несколько бесцветных строений выше по долине. На бурой ленте дороги поблескивал металл: кольчуги и острия копий. Колонна вооруженных людей двигалась к мосту. Карлы, судя по ярким цветным пятнышкам, которые, очевидно, были их щитами. Точно так же, как, увидев в траве одного муравья, внезапно начинаешь видеть сразу десятки, Лео вдруг понял, что по долине движется еще одна колонна и еще одна.

– Проклятье! – пискнул он. От возбуждения у него перехватило горло так, что он едва не задохнулся. – Они клюнули! Клюнули на наживку!

Он прищурился сильнее. Рядом с фермой что-то колыхалось. Высокий серый флаг, и хотя на таком расстоянии было трудно быть уверенным, Лео подозревал, что на нем изображен черный волк.

– Знамя Сумрака! – прошептал он.

– Да. – Его мать вытащила подзорную трубу из его ослабевшей руки и поднесла ее к своему глазу. – И у меня нет сомнений, что на этот раз Большой Волк явился собственной персоной.

– Что тут устроили эти ублюдки? – спросил Клевер, хмуро разглядывая тела.

– Эти фермеры были на стороне Ищейки, – объяснил Гринуэй, благосклонно кивая, словно семейство, повешенное на суку, можно было считать хорошо сделанной работой.

Парочка бондов вытащила из дома буфет, повалила в грязь и принялась рубить его топорами. Клевер озадаченно прищурился.

– Что они надеются там найти при помощи топоров, чего нельзя было найти, просто открыв дверцы?

– Вдруг там что-нибудь спрятано. Золото, например.

– Золото? Ты смеешься.

Гринуэй обиженно насупился – помимо высокомерной усмешки, это было единственное выражение, на которое он был способен.

– Ну, серебро.

– Серебро? Если бы у этих бедолаг было серебро, не говоря уже о золоте, за каким чертом им понадобилось бы крестьянствовать здесь за жалкие гроши? Они были бы в городе, пропивали бы свои денежки. Клянусь всеми чертями, я бы и сам предпочел это занятие!

– Все же лучше проверить, – сказал один из подручных.

– Ну еще бы, – отозвался Клевер. – Ты и дом небось спалишь, после того, как ничего там не найдешь, просто потому, что огонь красиво горит!

Тот несколько стыдливо покосился на Гринуэя и поскреб в затылке. Похоже, именно это он и планировал.

– А если Стур захочет сегодня где-нибудь переночевать, он всегда может свернуться клубочком в теплой золе, верно?

Клевер пошел дальше, качая головой. Что за бездарная трата! Трата людей, трата вещей, трата усилий… Но такова уж война. Ничего такого, чего бы он не видел уже десятки раз. Если Большой Волк желал украсить свои новые владения трупами и наслаждаться скрипом веревок вместо музыки, кто он такой, чтобы жаловаться?

Будущий король был немного впереди вместе с Чудесницей, разглядывая пейзаж и жуя краденое яблоко.

– Мне не нравится, как это выглядит, – сказал Клевер, складывая руки на груди. – Совсем не нравится.

– Точно, – подтвердила Чудесница. – Выглядит дерьмово.

Дорога впереди спускалась в заросшую травой долину с крутыми холмами по обеим сторонам. На скалистой вершине одного торчала какая-то древняя развалина, другой был больше размером и более плоским. Заросли красно-рыжего папоротника придавали его вершине цвет запекшейся крови, от чего Клевер тоже был не в восторге.

Между двумя возвышенностями по дну долины бежал ручей с переброшенным через него небольшим мостом. По обе стороны от него копошились люди – похоже, союзные солдаты, которых что-то задержало. Глаза у Клевера были уже не те, что прежде, но ему показалось, что над ними колыхается какой-то флаг.

Взгляд Стура был более острым. Он задумчиво сощурился, глядя в том направлении.

– Чей это штандарт там виднеется? Уж не Лео ли дан Брока?

У Клевера упало сердце. Он уже начал привыкать к этому чувству, находясь рядом с Кальдеровым отпрыском.

– Может, чей-нибудь еще? – с надеждой спросил он. – Мало ли, чей он.

– Не-ет, это его! – Стур пожевал губами и сказал, как выплюнул: – Молодой Лев! Что это за имя вообще?

– Действительно, просто смешно. – Клевер поднял обе ладони и пошевелил пальцами в воздухе: – То ли дело Большой Волк! Вот это имя так имя!

Чудесница тихо пискнула. Ее губы были крепко стиснуты, словно она изо всех сил сдерживалась, чтобы не обгадиться. Стур, сдвинув брови, глянул на нее, потом на Клевера.

– Ты что, мудило старый, решил меня подколоть?

Клевер выглядел потрясенным.

– Такой человек, как я? Подколоть такого человека, как ты? Что ты, я бы никогда не осмелился! Я абсолютно согласен, Молодой Лев – ужасно глупое имя для человека. Начать с того, что он не лев, верно? И к тому же, сколько ему лет? Двадцать с чем-то?

– Что-то около того, – сказала Чудесница.

– Ну вот… А если поглядеть, сколько живут львы… – Клевер прищурился в серое небо: он понятия не имел, сколько живут львы. – Я бы сказал… получается… что он уже довольно старый лев, верно?

Он говорил все это с лицом бесстрастным, как свежевыпавший снег, рассчитывая на то, что великие воины редко бывают способны удержать что-либо в голове надолго. И действительно, Большой Волк довольно быстро позабыл о случившемся инциденте, полностью отдавшись сердитому разглядыванию долины и моста. И штандарта.

– Давайте-ка расшевелим этих говнюков, – наконец произнес он, потянув ноздрями воздух.

Внезапно у Чудесницы сделался такой вид, будто она может обгадиться по совершенно другим причинам.

– Даже не знаю, вождь. Ты уверен?

– Я когда-нибудь бываю не уверен?

По опыту Клевера, только идиоты бывают всегда во всем уверены. Он кивнул в направлении той развалившейся башни над мостом и красноверхого холма по другую сторону:

– Может быть ловушка. Если они поставили людей в засаде на этих холмах, мы загоним себя в очень неприятную ситуацию.

– Это точно, – подтвердила Чудесница, выдвинув челюсть.

Стур раздраженно зашипел.

– Для вас двоих куда ни плюнь, везде ловушки!

– Поступай так, и тебя никто не застанет врасплох, – сказал Клевер.

– Но и ты никого никогда не застанешь врасплох! Чудесница, собери-ка пару сотен карлов. – И Стур сжал кулаки так, что побелели костяшки, словно ему не терпелось начать раздавать удары. – Пошевелим этих говнюков.

Она повернула свой обширный лоб к Клеверу, но тот мог лишь пожать плечами, так что Чудесница повернулась и заорала на одного из разведчиков, чтобы тот собирал людей. А что еще ей оставалось? Заставлять людей делать то, что сказал вождь – это именно то, зачем нужен второй. Мудак твой вождь или нет – к делу не относится.

Рикке стояла на крыше разрушенной башни, подергиваясь, кусая губы, теребя пальцы, нервничая еще больше, чем прежде. Почти невыносимо нервничая.

Сперва союзных солдат загнали обратно за мост, потом появились новые союзные солдаты и отогнали за мост северян, потом появились новые северяне, и теперь воины образовывали огромную пробку, забившую дорогу по обе стороны от реки, а по дороге прибывали все новые карлы Сумрака, устремляясь к общей свалке. Снизу всплывали странные звуки, искаженные ветром и расстоянием.

– Этот чертов идиот влез прямо в самую середку!

Ее отец довольно облизывался, но Рикке не могла разделить его радости. Не могла стряхнуть с себя ощущение, что это они влезли туда, куда лучше бы не влезать. Она снова взглянула в сторону леса: люди, которых она видела Долгим Взглядом, рассеялись в воздухе. Может, они были здесь раньше, и она уловила их призрачные контуры. А может, и вообще ничего не было.

– Мы не можем дольше ждать. Красная Шляпа!

– Да, вождь?

– Пошли людей к Окселю и Черствому, скажи…

– Погоди! – прошипела Рикке.

В лесу что-то двигалось. Хлестали ветки, сквозь листья взблескивал металл.

– Скажи, что ты это видишь!

Лицо ее отца помрачнело.

– Я это вижу.

Трясучка вырвался из-за деревьев, во весь опор несясь к крепости. Несколько его разведчиков выбежали из леса вслед за ним и принялись взбираться вверх по травянистому склону холма. Один оглядывался.

– Все на стены! – заревел Трясучка. – В лесу полно этих ублюдков!

Из-за деревьев засвистели стрелы, чиркая вокруг него. Один из его людей получил стрелу в спину, споткнулся, заскользил, но продолжил бежать с торчащим из плеча древком. Отец Рикке выпрямился во весь рост на полуразрушенном парапете и заорал вниз, во двор:

– Все на стены! Черный Кальдер идет с Севера!

А потом Рикке увидела, как тот бесцветный тип выходит из-за деревьев, в точности на то самое место, где она уже его видела. Он приглашающе взмахнул топором, в точности так, как в ее видении, и из леса по обе стороны от него повалили люди.

– Это Гвоздь! – взревел Красная Шляпа.

Он махнул мечом, и воины толпой ринулись к разрушенным стенам, толкая друг друга в спешке добежать от южной стороны крепости к северной.

А вот появилось и знамя: черное, с красным кругом. Штандарт Бетода. Штандарт Черного Кальдера. Опушка леса внезапно вскипела людьми.

– Вот в чем проблема, когда ищешь драки, – вздохнула Изерн, стаскивая чехол из оленьей кожи с блестящего наконечника своего копья. – Бывает так, что получаешь больше, чем искал.

Теперь Гвоздь улыбался, действительно глядя прямо на Рикке – той самой улыбкой, которую она уже видела.

Не отрывая взгляда от долины, мать Лео подняла палец вверх.

– Скажите войскам приготовиться.

Лео слышал выкрики офицеров, распространяющиеся вдоль тыльной стороны холма. Отовсюду доносился скрип и лязг: люди поднимались с земли, вынимали оружие, строились в боевые порядки.

Долина уже кишела северянами. Их были сотни, тысячи. Железная чума неуклонно расползалась вдоль дороги по направлению к мосту. Лео чувствовал себя совершенно бесполезным. Все, что он мог, – это стоять на коленях в грязи, чувствуя, как усиливающаяся морось просачивается сквозь кольчугу, и наблюдать.

– Люди готовы, леди Финри, – доложил офицер. – Сигнал к наступлению?

Она покачала головой.

– Еще чуточку, капитан. Еще чуточку.

Время тянулось – медленно, молчаливо, в невыносимом напряжении. Высоко в небе парила птица, взъерошив перья на ветру, готовая упасть на жертву.

– Выждать нужный момент. – Взгляд леди Финри быстро скользнул от беспорядочной свалки возле моста мимо колонн северян, входящих в долину, вверх к ферме и тут же обратно. – Мой отец всегда говорил, что в этом состоит половина работы главнокомандующего.

– А вторая половина? – спросил Лео.

– Выглядеть так, словно ты знаешь, когда нужный момент наступит.

Она встала в полный рост и отряхнула грязь со своей юбки.

– Риттер!

Конопатый мальчуган выступил вперед, крепко сжимая в одном кулаке горн.

– Ваша светлость!

– Труби наступление.

Сигнал, пронзительно громкий, полетел над долиной, и за ним последовал великий лязг, когда несколько тысяч людей в доспехах двинулись вперед.

– Ч-черт! – пробормотала Чудесница, хмурясь в направлении Красного холма.

Клевер проследил за ее взглядом и ощутил знакомое падающее чувство в груди. Чувство, которое посещало его по меньшей мере один раз в каждой битве, где ему доводилось сражаться. Над гребнем холма, на фоне брызжущего дождем неба, появились острия копий, потом шлемы, потом люди. Ряды за рядами. Союзная пехота, хорошо вооруженная и организованная, спускалась с возвышенности им во фланг.

Впрочем, Большого Волка они, похоже, вовсе не взволновали. Совсем наоборот.

– Прелестно, – промурлыкал он, улыбаясь во весь рот, словно нетерпеливый жених, наблюдающий, как в зал вводят невесту. – Черт побери, просто прелестно! Выстройте щиты в стену напротив этого холма, и мы сразимся с этими союзными ублюдками!

– Прелестно? Мы до сих пор не знаем, где Ищейка! – Клевер ткнул пальцем в разрушенную крепость. Даже его старые глаза могли разглядеть фигуры на ее вершине. – Что, если там его люди? Мы повернемся к ним своими голыми задами!

– Может, и так.

Стур перевел взгляд обратно на мост, без особой спешки. Там внизу происходила настоящая свалка: наваленные трупы, свистящие стрелы, спутанные копья, люди, сражающиеся уже в воде. Стур смотрел, постукивая кончиком пальца по сжатым губам, словно повар, размышляющий, стоит ли бросить в котел еще щепотку соли, а не военачальник, посылающий людей на смерть. Но может быть, именно такое беззаботное отношение к чужим жизням и требуется военному вождю.

– Созывай людей. Думается мне, я возьму этот мост.

Чудесница выглядела ошеломленной – а скорее всего, и была.

– Ты играешь в их чертову игру! – воскликнула она. – Это гребаная западня!

Влажные глаза Стура обратились к ней.

– Ну разумеется. Вот только кто в нее попался?

– Мы, конечно, – отрезал Клевер. – Спотыкаясь о собственные члены, так мы в нее спешили. Что скажет на это твой отец?

– Он будет просто в восторге! – По лицу Стура расплылась волчья ухмылка. – Все это была его идея.

Клевер захлопал глазами:

– Что?!

Стур кивнул в направлении крепости:

– Он по ту сторону этого холма, готовый к нападению. Эти глупцы думают, что застали нас со спущенными штанами. – Он наклонился ближе к Клеверу. – А застанем их мы!

Он вытащил свой меч и крутанул его в пальцах, легко, словно хлебный ножик:

– Вперед, сопливое старичье! Пора выиграть эту гребаную битву!

Рикке впервые видела сражение – и надеялась никогда не увидеть другого.

Люди Черного Кальдера наседали со всех сторон. Масса сражающихся воинов облепила развалины стены – сплошное месиво щитов и скребущих, скользящих, тычущих копий. У одного на копье был флажок, и он намотался на руку одному из карлов; тот в ярости вопил, пытаясь высвободиться, но только запутывался еще больше. Рикке увидела, как острие копья ткнулось ему в щеку, он извернулся и заорал, но его не было слышно, он не мог двинуться с места из-за тесноты, а потом масса людей за его спиной постепенно насадила его на копье, и струйка крови превратилась в клокочущий фонтан, и Рикке отвернулась, чувствуя, как в глотке перехватывает дыхание.

Она увидела на ступенях башни своего отца: на его шее натянулись жилы, он что-то ревел, но она не слышала слов за воплями боли и воплями ярости. Как кто-то мог надеяться упорядочить этот хаос? С тем же успехом можно приказывать буре перестать бушевать.

Она увидела кудрявого мальчишку, который просто стоял, глядя во все глаза, явно не зная, что делать. Он шагнул в одну сторону, потом в другую, его лицо было белее мела, рот раскрыт буквой «О». Суждено ли ему погибнуть здесь? Суждено ли ей погибнуть здесь?

А дождь все усиливался, его нес на себе холодный ветер, капли усеивали оружие и доспехи, облепляли волосами искаженные лица, превращали землю в липкую грязь, перемешанную сапогами и телами людей.

– Держись!

Стена щитов была не дальше чем в десяти шагах, она изгибалась и пучилась, щиты скрежетали и визжали, ноги скользили по грязи в отчаянных попытках людей отпихнуть нападающих. Один высунулся над щитами, чтобы размахнуться топором. Ударил, высунулся еще раз – и вражеское копье угодило ему под ободок шлема. Он упал назад, вопя, метаясь, зажимая рукой лицо; кровь текла между пальцев.

– Глаз! Мой глаз!

Стрелы резали воздух, чиркали по земле, отскакивали от камней вокруг потухшего костра. Один из воинов упал на колени, опираясь на палицу, с искаженным лицом, хрипя и пуская слюни; из его спины торчало древко.

– Осторожно, – проговорила Изерн, затаскивая Рикке за обломок колонны с обомшелыми лицами древних демонов, вырезанными вокруг капители. – Осторожно, – повторила она, и Рикке почувствовала, как в ее ладонь скользнуло что-то холодное. Она поняла, что Изерн сунула ей в руку нож, и уставилась на него, словно никогда не видела ничего подобного.

Она увидела человека, сидящего на земле: чертыхаясь, он возился со своим окровавленным рукавом, в бороде у него была кровь, с одного запястья свисал боевой топор. Она увидела человека, топчущего чью-то голову, его безумно искаженное лицо было забрызгано кровью, он поднимал сапог и впечатывал его вниз, поднимал и впечатывал. «Ты можешь спасти мою ногу?» Парень с соломенно-желтыми волосами, потемневшими от мороси; его штаны превратились в лохмотья и покрыты сочащейся черной слизью. Еще один человек бормотал что-то нечленораздельное, задрав свою кольчугу – под ней была узкая прорезь, набухавшая кровью, целительница вытирала ее, и она набухала снова, та опять вытирала, но кровь натекала слишком быстро, чтобы ее остановить, слишком быстро…

Послышалось что-то вроде стона; возле разрушенной стены, где рос тот красивый папоротник, стена щитов заколебалась, подалась, и под ошеломленным взглядом Рикке люди Кальдера Черного ворвались в крепость.

Сперва горстка, в блестящих от дождя и заляпанных грязью кольчугах. Потом клин, ощетинившийся острой сталью. Потом вонзающееся лезвие, с воплями и боевыми кличами; впереди всех – человек с золотом на шлеме и зеленым деревом на щите, исцарапанном и помятом. Он несся прямо на Рикке, высоко подняв топор.

Сейчас был неплохой момент для того, чтобы сбежать, но, возможно, она слишком много бегала в последнее время. А может быть, общее безумие оказалось заразительным. Без единой мысли Рикке пригнулась, встречая его оскаленными зубами и поднятым ножом.

Послышался безумный визг, человек обернулся, и Изерн прыгнула на него на одной ноге с разрушенных ступеней, острие ее копья метнулось под окантовку его щита, зацепив его под челюсть и широко распоров ему глотку. Он сделал еще пару нетвердых шагов, заливая кровью свое зеленое дерево, так что оно стало красным, потом его колени подогнулись и он упал лицом вперед, инкрустированный золотом шлем слетел с его головы и покатился прямо к ногам Рикке.

Она увидела Трясучку – он оскаливался и рубил, оскаливался и рубил, блестя металлическим глазом. Она увидела Красную Шляпу – тот пускал стрелу за стрелой в гущу толпы. Она увидела других, все они были ей знакомы, некоторые были ближайшими друзьями ее отца; хорошие люди, вежливые люди, они визжали от ненависти, пихали противника щитами, рубили мечами и топорами.

Клин воинов Черного Кальдера был отрезан от основной массы, потом окружен, потом их перебили одного за другим – одних закололи копьями, других выпихнули со стен щитами, кого-то втоптали в землю. Остался лишь один гигантских размеров воин в избитых доспехах, он описывал вокруг себя небрежные круги огромным топором, грохоча по остриям тычущих в него копий.

Потом какой-то оскалившийся бонд прыгнул ему на спину, обхватил рукой его шею и раскромсал ее ножом. Еще один метнулся и рубанул его по ноге; гигант пошатнулся и упал на одно колено. Потом они все набросились на него скопом, Оксель орудовал мечом, словно кайлом, держа его обеими руками и долбя шлем, долбя череп под ним.

Она увидела Изерн: высунув кончик языка в дырку между зубами, она колола копьем одного пораженного ужасом воина за другим. Один пополз к Рикке, что-то крича, с лицом, покрытым коркой грязи, и Трясучка наступил ему на шею и взмахом меча откромсал ему полголовы.

Атака захлебнулась в груде мертвых тел, вся их храбрость ни к чему не привела, но люди Черного Кальдера продолжали напирать со всех сторон. Через частокол колышущихся копий она увидела Гвоздя: он стоял на стене, потрясая топором, его забрызганное кровью лицо было искажено яростью и смехом. Он орал:

– Бей! Бей мерзавцев!

Стрелы сыпались дождем, шум сражения напоминал грохот града по жестяной крыше. Рикке теперь видела и призраков среди сражающихся, среди убивающих и среди убитых. Призраки сражающихся, убивающих и убитых… Может быть, в битвах давно прошедших дней или в битвах еще предстоящих. Она соскользнула вдоль колонны, ударившись задом о землю, и нож выпал из ее руки в грязь. Она сидела, дрожа с головы до ног, крепко стиснув саднящие веки.

Лео стоял на вершине холма, беспомощно сжимая и разжимая кулаки.

Это была величайшая битва из всех, которые он когда-либо видел. Величайшая из всех, что видел Север со времен Битвы при Осрунге, где, как часто упоминала его мать, он был зачат.

Выстроенная Сумраком стена щитов дрогнула под первой атакой инглийцев. Прогнулась, вот-вот готовая поддаться напору, но все же выстояла. Все больше северян прибывало по дороге, чтобы укрепить ее и оттеснить инглийские войска обратно к подножию Красного холма. Теперь по всей длине долины кипели схватки, сумасшедший грохот отдавался от ее склонов, а в одном конце, возле моста, происходила настоящая бойня.

Если бы Ищейка сейчас навалился с другой стороны долины, все было бы кончено. Сумрак был бы окружен, разгромлен, они могли бы захватить его людей всех до последнего. Возможно, им даже удалось бы взять в плен самого Большого Волка и поставить этого ублюдка на колени.

Но Ищейка не появлялся, и радость военачальников на вершине холма сменилась сперва озабоченностью, а потом мрачной тревогой.

– Где же Ищейка, черт возьми? – пробормотала мать Лео. Развалина на дальнем склоне долины маячила, словно призрак, за завесой усиливающегося дождя. – Он должен атаковать!

– Да, – отозвался Лео.

Он не мог сказать ничего больше. У него слишком пересохло во рту.

– Я ничего не вижу из-за этого чертова дождя! – посетовала она.

– Да, – повторил Лео.

Он привык действовать. Сидеть без дела, пока другие сражаются, было для него пыткой.

– Если он не придет в ближайшее время…

Они все это видели. Струйка бондов Сумрака продолжала просачиваться на поле боя. Если Ищейка не придет в ближайшее время, они смогут обойти Союз с фланга, и линия защиты союзников будет смята.

На тыльном склоне появился всадник, изо всех сил нахлестывая свою спотыкающуся лошадь. Северянин, возбужденный и заляпанный грязью. Мать Лео поспешно подошла к нему, пока он соскальзывал с седла.

– Что случилось? Где Ищейка?

– Черный Кальдер вылез на нас из леса, – ответил, тяжело дыша, северянин. – Мы еле удерживаем развалину. Помочь с атакой никак не сможем.

Один из офицеров громко сглотнул. Другой уставился вниз, в долину. Третий, казалось, сдулся, словно проколотый бурдюк.

– Черный Кальдер должен быть в дне пути отсюда! – выдохнула мать Лео, округлив глаза.

– Он нас надул, – буркнул Лео.

Они попались в собственную ловушку, и теперь перед ними превосходящий их числом противник и несомненный разгром. Лео обратил невидящий взгляд к мосту. Вон там его место – там, где завоевываются имена и пишутся завтрашние песни! Он мог бы все изменить, он знал это!

Стратегические трюки не помогли. Настало время драться.

– Мы должны послать им подкрепление. – Он шагнул к матери, больше не хныча, ничего не выпрашивая. Только очевидная истина. – У нас нет другого выхода. Мы обязаны это сделать.

Она, хмурясь, посмотрела на долину, не переставая дергать мускулом сбоку головы, но ничего не ответила.

– Если мы отступим, то оставим Ищейку в руках Черного Кальдера. Мы должны драться!

Она прикрыла глаза, вытянув рот в жесткую прямую линию, и продолжала молчать.

– Мама! – Лео мягко положил ладонь ей на плечо. – Может быть, войны в самом деле выигрывают те, кто умнее, но в битвах должны сражаться храбрые. Пора действовать!

Его мать открыла глаза, тяжело вздохнула и струйкой выпустила воздух.

– Иди, – сказала она.

Это единственное тихое слово словно бы зажгло огонь у Лео в животе; все его тело защипало от корней волос до кончиков пальцев ног. Он ощутил, как по его лицу расплывается гигантская улыбка.

– Юранд! – поворачиваясь, гаркнул он. Его голос дрожал от возбуждения. – Мы выступаем!

Юранд вскочил с земли.

– Да, сэр!

И он бросился к своей лошади.

– Лео…

Он обернулся. Мать стояла черным силуэтом на фоне серого неба, ее кулаки были крепко сжаты.

– Всыпь этим ублюдкам как следует! – рявкнула она.

– Вперед! – вопил Стур.

Он не позаботился надеть шлем, что казалось Клеверу образцом идиотизма, но если люди не видят твое лицо, как они потом смогут рассказать всем, кто совершил все эти героические деяния?

– Я хочу этот мост! – ревел Большой Волк. Его мокрые волосы налипли на лоб, зубы были оскалены, как и полагается волчьим зубам. – Это мой гребаный мост!

В долине уже царила сплошная неразбериха. Стуровы карлы едва сдержали Союз у подножия того красного холма, их стена щитов прогнулась и едва не прорвалась. Но они выстояли, и теперь по всей долине кипела безумная схватка, и самый яростный очаг был в одном ее конце, возле моста. Над сражающимися реял золотой штандарт Лео дан Брока. Это было искушение, которому Стур не мог противостоять.

– Пустите меня к этому ублюдку! – Из его рта только что не шла пена. – Я распорю этого Молодого Льва от глотки до мошонки!

Клеверу этот мост не казался стоящим таких усилий. Если бы не дожди, шедшие всю прошлую неделю, через треклятую речку можно было бы просто переступить, даже не замочив ног. Он начал понемногу отставать. Пускай Стур со своими жеребцами рвутся в бой, он-то повидал достаточно сражений. Пускай молодые получают свою долю приключений, и платят за них цену, и выучивают уроки.

Он остановился, уперся ладонями в колени – и едва не полетел вперед, когда кто-то пихнул его в спину. Клевер повернулся, готовый разразиться проклятиями, но широко улыбнулся, когда увидел виновника:

– Магвир! – У воина на лице была еще более свирепая гримаса, чем обычно. Словно Клевер у него на глазах трахал его мать, а не просто остановился передохнуть. – Я-то думал, ты будешь впереди всех, вместе с остальными горячими пирожками, жаждущими начинить свое имя славой.

– Похоже на то, что я больше нужен здесь! – рявкнул Магвир. – Проследить за тем, чтобы ты дрался, гребаный старый трус!

– Трус – это всего лишь человек, питающий должное уважение к острому металлу, – отозвался Клевер, взмахом руки приглашая его спешиться. – Хорошему воину в сражении нечего делать.

– Что за хрень ты несешь? – фыркнул Магвир. У него даже оружие задрожало от негодования.

– Слишком мало места, чтобы размахнуться. Больше людей убивают по несчастной случайности, чем благодаря боевому искусству. Сплошное пыхтение и пихание, и все по вине решений, принятых за много миль отсюда и за много часов до этого, людьми, которых ты никогда не увидишь. Понимаешь, в чем твоя проблема: ты вбил себе в голову идею о том, какой должна быть жизнь, – но жизнь-то совсем не такая!

Магвир скривил рот, собираясь что-то возразить, но Клевер остановил его, нагнувшись к земле, чтобы выудить из травы арбалетную стрелу. Кошмарная штука, с зазубренным наконечником, блестящим от дождя.

– Позволь мне продемонстрировать, что я имею в виду. Представь себе, что один из этих ублюдков на тебя напал.

Голос Магвира стал пронзительным от ярости:

– Битвы не бывает без…

Он выпучил глаза: Клевер ухватил его за плечо и всадил стрелу ему в глотку, с такой силой и неожиданностью, что острие проткнуло шею насквозь и показалось сзади.

Клевер поддержал его, когда у него подогнулись колени, и мягко уложил на землю. Взглянул в одну сторону, потом в другую, но на них никто не смотрел. В конце концов, люди, умирающие на поле боя, не внушают подозрений. Магвир попытался нашарить один из своих многочисленных кинжалов, но Клевер поймал его руку и крепко сжал.

– Я тебя предупреждал. – Он грустно покачал головой. Магвир глядел на него снизу, в его ноздрях пузырилась кровь. – В сражении может быть опасно.

Клевер сгреб в кулак окровавленную кольчугу и взвалил Магвира на плечо. Нацепил на лицо озабоченно-потрясенное выражение, потом быстрым шагом припустился в тыл. Шаг был не особенно быстрый, по чести говоря. Давненько ему не приходилось носить на себе человека. Несколько шагов, и он уже начал пыхтеть подо всеми этими свисающими с Магвира железяками. Все это показуха; неважно, сколько мечей ты при себе носишь, если кто-то успевает ударить первым.

Он тащился все дальше по грязной дороге, прочь от моста, где все ожесточеннее кипело сражение, прочь от длинной стены щитов, протянувшейся вдоль долины, мимо потока угрюмых карлов, текущего ему навстречу. С возвышенностей летели все новые арбалетные стрелы, усеивая траву.

Клевер скрипнул зубами и взгромоздил Магвира повыше, чувствуя, как сквозь рубашку просачивается теплая кровь. Он взбирался все выше, мимо боевого вождя, убеждающего своих людей держаться крепче, мимо пары людей с носилками, на которых завывал раненый бонд. Шел все вперед, словно для него не было ничего более важного, чем спасти этого несчастного парня, раненного стрелой. Во имя мертвых, работенка была не из легких, но он продолжал идти, взбираясь все выше к той ферме и дереву, с которого все еще свисали четверо повешенных.

Раненых складывали возле дома. Они стенали, хныкали, визжали, требуя кто воды, кто милосердия, кто маму – всех тех вещей, о которых обычно вопят раненые. В этом отношении они чрезвычайно предсказуемы. Песнями об их славных деяниях в данный момент пока что и не пахло. Клевер пожалел, что не смог показать это Магвиру, пока тот был жив. Может быть, тогда он бы что-то понял. Впрочем, Клевер сомневался в этом – чаще всего люди видят только то, что хотят увидеть.

Он сбросил Магвира с плеча на мокрую траву рядом с одной из целительниц – та работала с окровавленными по локоть руками. Ей было достаточно одного быстрого взгляда:

– Он мертв.

Для Клевера это не стало таким уж откровением. Когда он решал кого-то проткнуть, то старался делать это таким образом, чтобы тому не понадобилась вторая порция, и с практикой весьма поднаторел в этом искусстве. Тем не менее, он изобразил на лице выражение печального удивления.

– Какая жалость! – Он положил ладони на бедра и покачал головой, как бы осознавая бессмысленность случившегося. – Какая потеря!

Впрочем, как сказать. Ничего такого, чего бы он не видел сотню раз до этого.

Он распрямил ноющую спину и нахмурился, глядя в том направлении, откуда пришел. Битва все еще кипела вовсю, в дымке моросящего дождя; дно долины превратилось в огромный бурлящий кровавый котел.

– Черт. – Он утер потный лоб. – Похоже, к тому времени, как я дотуда доберусь, все веселье уже закончится.

Целительница не ответила: она была занята следующим в очереди. У раненого был вырван кусок мяса на плече, кровь набухала в ране и струйками стекала вдоль безвольно повисшей руки. Клевер нашел камень поудобнее и сел, положив рядом с собой меч, так и не вынутый из ножен.

– Пожалуй, будет лучше, если я просто посижу здесь.