Они поели в какой-то забегаловке, где цены были выше потолка, на окнах лежал толстый слой сажи, и тарелки были не намного чище. Огарок за пару приемов заглотил свое мясо с подливкой и принялся смотреть, как Вик ест свою порцию, только что не пуская слюни, словно голодный пес. Ей совсем не нравилось есть под взглядом этих больших печальных глаз, однако, несмотря на это, она не торопилась. Еще одна привычка, усвоенная в лагерях, – привычка, рожденная постоянным недостатком еды.

Наслаждайся каждым глотком. Тогда будет казаться, что он больше насыщает.

Они дождались сумерек, хотя дым висел над Вальбеком такой густой пеленой, что вечер здесь был не намного темнее дня, а жара казалась еще сильнее. Солнце село в яростное пятно цвета расплавленного металла позади огромных труб, возводимых на западной окраине. После этого они нырнули, словно крысы в мусорную кучу, в переполненные людьми и смогом боковые улочки, задавая окольные вопросы, пытаясь выудить какие-то намеки относительно того, где можно найти ломателей.

Вик сотню раз прогнала в голове свою легенду, а также легенду мальчика, до тех пор, пока ложь не стала для нее второй кожей, более знакомой, чем истина. У нее были наготове ответы на любые вопросы, рассказы, чтобы отвести любые подозрения, набор оправданий, позволявших ей выглядеть хорошо, но не слишком хорошо. Единственное, к чему она не подготовилась – это к тому, что они обнаружили.

– Ломатели? – переспросил продажный мальчишка, даже не пытаясь понизить голос. – Сейчас у них, наверное, опять встреча в этом их переулке за улицей Рамнард.

Он крикнул продажной девчонке, кропотливо поправлявшей завязки своего платья на голом, покрытом оспинами плече:

– Эй, как называется этот переулок, где собираются ломатели?

– Даже не знала, что он как-то называется.

И она снова вернулась к своему делу, зазывно улыбаясь потенциальным клиентам.

Все это с такой небрежностью, словно ломатели – какой-то кружок кройки и шитья, а не банда мятежников, рвущих ткань общества! Костлявый называл наставника Ризинау глупым толстяком, лишенным воображения, но зато абсолютно преданным. Однако, судя по тому, с какой легкостью здесь люди говорили об измене, он позволил делам в Вальбеке слишком отбиться от рук.

Шлюхи кивками указали им на самодовольно улыбающегося сутенера. Сутенер после недолгой торговли направил их к нищему однорукому попрошайке. Нищий за несколько монет познакомил их с безработным кузнецом, продававшим спички с прилавка на колесах. Кузнец кивнул в сторону небольшого проулка, ведущего к старому складскому помещению. Перед дверьми склада стоял человек могучего телосложения; свет из окошка наверху отражался в паре круглых глазных стекол, казавшихся крошечными на его здоровенном черепе.

Вик сразу поняла, что с этим человеком могут быть проблемы. Дело было даже не в размерах, хотя он был на добрую голову выше нее, а ткань его поношенной куртки натягивалась на могучих плечах. Но ее больше беспокоил взгляд, который он бросил при их приближении – неловкий, почти извиняющийся. Ничего похожего на петушью повадку людей, считающих, что они занимают в этом мире бог весть какое место. Отблеск скрытого чувства вины, свойственного действительно опасным людям.

Что-то похожее она видела в зеркале в плохие дни.

И, чтобы окончательно развеять сомнения Вик, на его кулаке имелась татуировка, хотя он сразу же прикрыл ее рукавом. Топор и молния, перекрещенные над разбитыми воротами. Синие звездочки на костяшках – на всех костяшках. Значит, он был лестничником. Первым, взобравшимся на стену при осаде. Передовым штурмового отряда. Пять раз он проделывал это – и остался в живых, чтобы рассказать свою историю. А скорее, чтобы никогда об этом не рассказывать.

В лагерях Вик усвоила привычку при встрече с человеком заранее думать о том, как можно его уложить. В данном случае следовало просто иметь его на своей стороне – или бежать от него, бежать со всех ног. Вся эта затея внезапно показалась ей ловушкой. Однако здесь все казалось ловушкой – и это даже хорошо, сказала она себе. Именно в тот момент, когда ты решишь, что ты в безопасности, ты сделаешь свою роковую ошибку.

– Меня зовут Вик. А это Огарок. – Ломатели, как правило, ограничивались только именами.

Здоровяк оглядел их. Его виноватые глаза казались маленькими из-за стекол.

– Я Гуннар.

– Мы пришли из Адуи. – Она наклонилась ближе и вполголоса добавила: – Мы были друзьями Коллема Сибальта.

– Ладно.

Он казался скорее озадаченным, чем подозрительным, словно все это его мало касалось.

– Разве ты не охраняешь вход?

– Да нет, просто вышел подышать воздухом. Там внутри для меня становится жарковато.

Здоровяк потянул за воротник своей куртки.

– Эта женщина, Судья, у меня от нее… – Он замолчал с полуоткрытым ртом, словно не мог решить, какую реакцию у него вызывает женщина-Судья. – В общем, я не могу сказать, чтобы мне все нравилось, иначе я не был бы здесь. Но непохоже, чтобы от нее что-то стало лучше.

Вик наклонилась к нему и понизила голос:

– Разве тебя не беспокоит инквизиция?

– Честно сказать, беспокоит. Но похоже, что я такой один.

Он протянул татуированную руку, распахнул дверь и отступил, давая им пройти.

– Черт…

Вик никогда не говорила много, но это был сознательный выбор. Ей редко доводилось по-настоящему терять дар речи. Сейчас, однако, когда она переступила порог этого склада, это было единственное, что она смогла вымолвить.

– Черт… – эхом отозвался Огарок, расширив глаза еще больше, чем прежде.

В помещении склада сбилось в кучу, должно быть, не меньше пяти сотен человек. Тут было жарко, как в печи, шумно, как на бойне, и стоял запах застарелого дегтя, немытых тел и ярости. Склад был тускло освещен факелами, и их мечущийся свет придавал всему оттенок безумия. Вдоль одной стены кто-то растянул огромный плакат, сделанный из старых простыней, с небрежно намалеванными на нем словами: «ТЕПЕРЬ ИЛИ НИКОГДА!»

Какие-то детишки, взобравшись наверх, сидели на стропилах под крышей, болтая ногами. На мгновение Вик показалось, что под ними болтается ряд повешенных. Затем она разглядела, что это были соломенные куклы с нарисованными ухмыляющимися лицами. Король и королева с надвинутыми на глаза деревянными коронами. Толстый лорд-канцлер Городец, скрюченный архилектор Глокта. Лысый, с палкой в руке – это, должно быть, Байяз, Первый из магов. Первые люди правительства, великие люди, прилюдно выставленные на посмешище.

Они вытащили старую повозку, служившую помостом, и теперь на ней стояла женщина, давая им представление не хуже любой актрисы. Одна тонкая рука сжимала поручень повозки, другой она яростно рубила воздух.

Видимо, Судья, решила Вик – и у нее явно было призвание к театру. На ней была старая помятая кираса с проржавевшими заклепками, надетая поверх рваного красного платья, которое некогда могло служить свадебной одеждой какой-нибудь аристократке. Масса ее огненно-рыжих волос была вся заплетена в косички, беспорядочно уложенные и заколотые, так что получилось какое-то безумное гнездо. Ее выпученные глаза казались огромными на костистом, покрытом пятнами лице – черные и пустые, они отражали пламя факелов, так что создавалось впечатление, будто внутри ее черепа пылает огонь. Возможно, так оно и было.

– Время для разговоров осталось далеко в прошлом!

Ее дикий, пронзительный голос заставил Вик вздрогнуть.

– Разговоры никогда не могли дать ничего… – женщина на мгновение остановилась, склонив голову к одному плечу, с тонкой усмешкой, блуждающей на губах, – …что не могло быть добыто с помощью огня!

– Жги их! – заорал кто-то в толпе.

– Жги фабрики!

– Жги фабрикантов!

– Жги все подряд! – завизжал какой-то мальчишка со стропил, настолько возбужденный, что едва не свалился вниз.

Толпа подхватила призыв:

– Жги! Жги! Жги!

Кулаки молотили воздух, на обнаженных предплечьях мелькали татуировки. Такие же, какие бывали у бунтовщиков в Старикланде: изменнические лозунги, горделиво выставленные напоказ. Было и оружие, вздымаемое из толпы в такт выкрикам, и это были не только обычные ремесленные орудия, заостренные к случаю. Секиры. Мечи. По меньшей мере один арбалет. Солдатское оружие, предназначенное для убийства.

– Ну, что я тебе говорил?

Человек по имени Гуннар стоял рядом с ней и качал головой, глядя, как Судья мечется взад-вперед по сцене, подбадривая толпу, чтобы кричали громче.

– Если бы я знала, что надо приходить в костюмах, то постаралась бы принарядиться получше, – вполголоса отозвалась Вик.

Она могла при необходимости найти меткую реплику, но говоря по правде, она чувствовала себя выбитой из колеи. Вик ожидала найти в Вальбеке дюжину хвастливых глупцов наподобие Гриз, прячущихся по подвалам и спорящих о том, в какой цвет раскрасить прекрасный новый мир, который никогда не наступит. Вместо этого здешние ломатели оказались вооруженной и организованной массой, исповедующей открытый бунт. Она была выбита из колеи, и это состояние было для нее непривычным. Ее ум изо всех сил старался справиться с происходящим.

– Ну-ка, постойте! – На повозку взобрался пожилой человек и встал рядом с Судьей. – Погодите-ка!

– Малмер, – пояснил Гуннар, наклоняясь к уху Вик. – Он хороший человек.

Малмер был полной противоположностью Судье. Большой, плотный, одетый в простую рабочую одежду, с лицом, изборожденным морщинами от многолетнего труда, стальная седина на лысеющей голове, весь как ушат ледяного спокойствия, вылитый на ее пылающую ярость.

– Всегда можно найти тех, кому не терпится что-нибудь поджечь, – проговорил он, поворачиваясь к изнемогающему от духоты складу. – Найти тех, кто будет потом строить на пожарище, гораздо сложнее.

Судья скрестила руки на груди поверх своей мятой кирасы, окидывая Малмера высокомерно-насмешливым взглядом, но остальная толпа приутихла, чтобы послушать, что он скажет.

– Все вы пришли сюда, потому что вам не по душе, как идут дела в городе, – продолжал Малмер. – А кому они по душе?

Гуннар хмыкнул и задумчиво кивнул.

– Я родился здесь. Жил в этом городе всю свою жизнь. Думаете, мне нравится, как тут все переменилось? Нравится, что в реке течет дерьмо, да и на улицах дерьма по колено?

С каждой фразой его голос набирал силу, и с каждой фразой в толпе слышался ответный рокот.

– Думаете, мне нравится смотреть, как добрых людей лишают работы из-за прихоти каких-то ублюдков, рожденных на высоком месте? Как у нас отбирают наши права, чтобы они могли утолить свою жадность? Как с добрыми людьми обращаются словно со скотом?

– Бей фабрикантов! – завопила Судья, и толпа заорала и заулюлюкала, завыла и засвистела в ответ.

– Здесь есть люди, которые выдают по нескольку миль ткани в день, но не могут купить себе даже рубашку! Женщины, вся надежда которых состоит в том, чтобы убедить инспектора, что их сыновья достаточно взрослые, чтобы работать! У скольких людей здесь недостает пальцев? А ладоней? А рук?

Из толпы к нему потянулись культи, костыли, забинтованные обрубки – не ветераны войн, но ветераны бесконечных смен за станком.

– Люди умирают с голоду в какой-то миле от дворцов на горе! Мальчишки, которые едва могут дышать из-за пыли в легких! Девчонки, на которых упал взгляд владельца, и потом их принуждают работать по ночам. Вы знаете, о какой работе я говорю!

– Бей фабрикантов! – снова завизжала Судья, и ярость толпы плеснула еще громче, чем прежде.

– Мы с ними посчитаемся! – Малмер, сжав кулаки, обвел толпу суровым взглядом. Его гнев, медленный как жернов, внушал не меньше беспокойства, чем кинжальная ярость Судьи. – Обещаю вам это. Но тут нужно подумать. Тут нужен план. Когда мы начнем проливать свою кровь – а она прольется, можете не сомневаться, – нам нужно быть уверенными, что мы за нее что-то получим.

– Мы получим! Мы получим весь мир, ни больше и ни меньше!

Певучий, звонкий голос, культурный голос. Толпа очень быстро притихла. Воцарилась атмосфера ожидания, люди едва осмеливались дышать.

Судья с широкой улыбкой протянула руку и втащила говорившего на повозку. Это был пухлый человек в темном, хорошего покроя костюме, мягкий, бледный, удивительно неуместный в этой грубой компании.

– А вот и он, – пробормотал Гуннар, скрещивая руки на груди.

– Кто – он? – шепнула Вик, хотя по наступившей тишине уже угадала ответ.

– Ткач.

– Друзья! – воззвал пухлый, мягко поглаживая воздух толстыми пальцами. – Братья и сестры! Ломатели и сжигатели! Честные люди Вальбека! Кому-то из вас я знаком как наставник Ризинау из инквизиции его величества. – Он с виноватой улыбкой воздел вверх розовые ладони. – За это я могу только принести свои извинения.

Вик воззрилась на него в немом изумлении. Если до этого она чувствовала себя выбитой из колеи, то это опрокинуло ее навзничь.

– Мать-перемать, – выдохнул Огарок за ее плечом.

– Другие же знают меня как Ткача!

Толпа отвечала неровным гудением, в котором слышался и гнев, и любовь, и ожидание, как если бы они пришли посмотреть на соревнование, и вот в кругу появился боец-чемпион.

Глупый толстяк – так описывал его Глокта. Лишенный воображения, но зато абсолютно преданный. Впервые на памяти Вик его преосвященство, похоже, серьезно недооценил противника.

– Несколько недель назад я написал королю письмо, – продолжал Ризинау, – в котором изложил наши претензии. Анонимно, разумеется – мне показалось неуместным использовать собственное имя.

В толпе послышался смех.

– Плата за труд все больше снижается. Цена проживания все больше увеличивается. Отвратительное качество жилищ. Испорченный воздух и вода. Болезни, нищета и голод. Обман рабочих при помощи поддельных средств измерения и тайных вычетов из жалованья. Угнетение со стороны владельцев фабрик.

– Бей фабрикантов! – взвизгнула Судья, брызгая слюной.

Ризинау поднял колышущийся листок бумаги.

– Этим утром я получил ответ. Не от его глупейшего величества, разумеется.

– Петух Агрионта! – презрительно выкрикнула Судья, ухватив себя за промежность к вящей веселости толпы. Детишки запрыгали на стропилах, заставляя кукольного короля плясать на его веревке.

– И не от его стирийской королевы, – продолжал Ризинау.

– Дворцовая шлюха! – завопила Судья.

Кто-то потянул за нитку, поднимавшую юбки у кукольной королевы, открыв приделанную у нее между ног большую ворсистую муфту. Толпа взвыла от восторга.

– И не от их распутного сыночка, принца Орсо.

Ризинау перевел ожидающий взгляд на Судью. Та только пожала костлявыми плечами.

– Об этом никчемном куске гребаного мяса вообще нечего сказать.

По толпе прокатилась волна возгласов, недовольных вперемежку с одобрительными.

– Мне не ответил ни один из номинальных капитанов, – продолжал Ризинау, – но зато ответил кормчий корабля! Сам старик Костлявый, архилектор Глокта!

Ярость, вспыхнувшая при звуках этого имени, превосходила все, что видела Вик за этот вечер. Старик с согнутой спиной, стоявший впереди нее, в отвращении скривил губы и плюнул в скрюченную куклу Глокты.

– Как ни удивительно, он не предлагает нам своей помощи! – Ризинау заглянул в свой листок. – Он лишь предостерегает нас от мятежных настроений и предупреждает о строгих наказаниях за измену.

– Пусть засунет в жопу свои наказания! – рявкнула Судья.

– Он пишет, что рынок должен быть свободным для любых предприятий. Мир должен быть свободным для прогресса. А прогресс, по его словам, невозможно заковать в кандалы. Кто бы подумал, что его преосвященство имеет такое сильное предубеждение против оков?

В толпе опять послышались смешки.

– Когда один человек по своей воле лишает жизни другого, это называют убийством! Но когда общество убивает тысячи человек, они пожимают плечами и называют это жизненной необходимостью! – Под одобрительный гул Ризинау скомкал письмо в кулаке и отшвырнул в сторону. – Время разговоров окончено, друзья мои! Нас никто не слышит. Нам никто не ответит. Пора нам сбросить ярмо и подняться в полный рост, как свободным людям! Если нам не хотят давать то, что нам причитается, мы встанем и возьмем это силой! Мы осуществим Великую Перемену!

– Да! – завопила Судья. Малмер угрюмо кивнул. Люди принялись потрясать оружием.

Ризинау поднял обе ладони, призывая к спокойствию.

– Мы захватим Вальбек! Но не для того, чтобы сжечь город, – он укоризненно покачал пальцем в направлении Судьи, которая в ответ высунула язык и плюнула в толпу, – но для того, чтобы его освободить! Вернуть город его горожанам! Послужим примером для всего остального Союза!

Аудитория одобрительно заревела.

– Хорошо бы это было так просто. – Гуннар медленно покачал головой. – Но я что-то сомневаюсь.

– Да уж, – пробормотала Вик.

Стиснув руку Огарка так сильно, что тот сморщился, она подтащила его к стене и зашипела ему в ухо:

– Выбирайся из города сейчас же, слышишь? Возвращайся в Адую.

– Но…

Она вложила в его безвольную руку кошелек.

– Так быстро, как только сможешь. Найди моего работодателя – ты знаешь, о ком я говорю. Расскажи ему все, что видел сегодня вечером. Скажи ему… – она огляделась, но люди были слишком заняты, выкрикивая свое одобрение безумной речи Ризинау, чтобы обращать на нее внимание. – Скажи ему, кто такой Ткач. Это очень важно! Я во всем полагаюсь на тебя.

Она отпустила его, но парнишка не двигался, продолжая глядеть на нее своими большими круглыми глазами, так похожими на глаза ее брата.

– А ты не поедешь?

– Кто-то должен остаться, чтобы разобраться с этим бардаком. Ступай!

Она пихнула его прочь и проводила взглядом, когда он, спотыкаясь, побрел к двери. Ей хотелось пойти вслед за ним. Ужасно хотелось. Но нужно было как можно скорее подняться на гору и отыскать Савин дан Глокту; может быть, еще было время, чтобы предупредить…

– А это, должно быть, Виктарина дан Тойфель! – Она застыла, услышав этот необычно культурный голос. – Я слышал, что вы где-то здесь, в Вальбеке.

Ризинау, улыбаясь, шел к ней через толпу, промокая блестящее от пота лицо носовым платком, Судья за одним плечом, Малмер за другим.

В животе Вик образовалась сосущая пустота, когда десятки пар суровых глаз повернулись в ее направлении. Совсем как тогда, в шахте, в темноте – в день, когда утонула ее сестра. После того, как она сказала «Тссс!» и услышала вдалеке грохот несущейся воды.

Она попалась. С ней кончено.

Ризинау погрозил ей пухлым пальцем:

– Коллем Сибальт все мне о вас рассказал!

Ее сердце билось так сильно, что она едва могла дышать. Или видеть. Дети стащили вниз куклу Байяза и молотили по ней ее же собственным посохом. В воздухе летала солома. Вик сама не верила, что ее голос может звучать так спокойно. Словно он принадлежал другому человеку. Человеку, который в точности знал, что делает.

– Надеюсь, что-нибудь хорошее?

– Только хорошее! Он говорил, что вы женщина с твердым сердцем и трезвой головой. Женщина, преданная нашему делу больше многих других. Женщина, способная сохранить ясность мысли даже на тонущем корабле!

И Ризинау, шагнув вперед, заключил ее в удушающие объятия. Вик стояла вся в холодном поту, покрывшись мурашками.

– Коллем Сибальт был моим дорогим другом, – продолжал Ризинау. – Его друзья, кто бы они ни были, – мои друзья.

Судья смотрела на нее своими черными пустыми глазами, склонив голову к одному плечу. Вик никак не могла определить, разыгрывает ли она чертовски талантливое представление или действительно так безумна, как выглядит.

– Я ей не верю, – проскрежетала Судья.

– Ты никому не веришь, – хмыкнул Малмер.

– И тем не менее до сих пор находятся люди, которые меня разочаровывают.

Ризинау, улыбаясь, отвел от себя Вик, по-прежнему держа ее обеими руками.

– Ты появилась в самый нужный момент, сестра!

– Почему? – спросила Вик. – Мы на тонущем корабле?

– Ни в коем случае! – Наставник-революционер обнял ее одной рукой за плечи. – Наш корабль отправляется к берегам процветания, равенства, свободы! Великая Перемена – вот порт нашего назначения! Однако путешествие будет нелегким. Завтра пополудни нашему прекрасному городу предстоит перенести серьезную бурю. Да, друзья мои!

Он повернулся к переполненному складу, подняв обе руки над головой:

– Завтра – наш день!

Ломатели со сжигателями ответили ему громоподобной овацией.