Гвардии рядовой Кантемиров после года службы на войсковом стрельбище Помсен совершил головокружительную армейскую карьеру и стал самым молодым прапорщиком не только в мотострелковом полку, но и во всей дивизии. А «молодому» завсегда непросто, кем бы он там ни был — солдатом, прапорщиком или офицером. В свои двадцать лет Тимур, кроме должности начальника войскового стрельбище Помсен и возможности командовать солдатами полигона, получил ещё и ответственность за дисциплину, быт и здоровье своих бойцов. Ибо, согласно уставу, солдат должен быть сыт, одет и обут по сезону, чист и здоров. А также весел и всегда готов «стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы».

Гвардии прапорщик Кантемиров был обязан один раз в неделю выезжать с солдатами в полк, менять бельё в прачечной части, а также получать на складах продукты и сигареты. Табачное довольствие у солдат Советской Армии было только в группах войск, служивших за границей. Солдаты получали по восемнадцать пачек в месяц, плюс им полагалось по два коробка спичек. Это были сигареты самого низкого класса: «Северные», «Охотничьи», «Гуцульские» и «Донские». В большинстве эти сигареты почему-то были на складах всегда сырыми. Но, хорошо просушенные, курились на ура. Кто не курил, могли взамен сигарет получать сахар-рафинад. На территории частей и гарнизона в магазинах и солдатских чайных можно было купить практически любые ходовые советские сигареты и папиросы, цена была в среднем от полутора марок. Также продавались недорогие немецкие сигареты «Duet», «F6», «Juwel» и «Cabinet», которые стоили от двух и до трёх марок ГДР. Можно было ещё у поляков-спекулянтов купить американские сигареты, но получалось вдвое дороже.

В дни осенней итоговой проверки график стрельб сбился из-за позднего прибытия проверяющих офицеров. Поэтому в полк за продуктами и сменой белья выехали поздно на дежурной машине от Центральной вышки стрельбища. В этой суматохе армейских экзаменов начальник стрельбища с трудом нашёл начальников продовольственного и вещевого складов. Пока получали продукты и меняли бельё, дежурная машина выехала обратно к началу ночных стрельб. Без бойцов полигонной команды. Так как был приказ после 21:00 машины из парка не выпускать, Тимур, оставив своих солдат с продуктами и бельём у склада, метался по территории части в поисках любой военной техники, направляющейся в сторону полигона. И тут армейская фортуна улыбнулась молодому прапорщику! Возле штаба полка Тимур наткнулся на взводного разведроты старшего лейтенанта с боевой фамилией Тимербулатов и с русским именем Валерий. Молодой офицер весело спросил у пробегающего мимо задёрганного армейским бытом прапорщика:

— Куда спешим, «тёзка» Тимур? Война давно закончилась. Мы победили!

— Война войной, а ужин по расписанию! Время уже десятый час, а мои операторы сидят голодные на ночной стрельбе.

А молодой молодому должен завсегда помогать. Кем бы он ни был — солдатом, прапорщиком или офицером. Ибо так всегда легче переносить всякие там тяготы и лишения армейской жизни. Тимербулатов улыбнулся во всю ширину своих кавказских усов:

— Камрад прапорщик, с тебя русская баня с веником! Мой БРДМ (бронированная разведывательно-дозорная машина) стоит на всех парах возле первого батальона в направлении твоего стрельбища. Сегодня для проверяющих будет ночная стрельба с показухой: проникновение в тыл условного противника. Вот мы и проникнем под покровом ночи. Где твои бойцы с продуктами?

Загрузились быстро. Выехали с КПП полка ещё быстрей. Ехали в кромешной темноте. Дорогу освещали только фары броневика. Прапорщик с офицером удобно уселись верхом на башне. Два сержанта-разведчика расположились рядом на броне. Была на удивление тихая, безветренная осенняя ночь. Слышен был только ровный гул мощного двигателя боевой машины и шелест шин по асфальту. В те времена немцы редко ездили в столь поздний для них час. Да и владельцев частных автомобилей в ГДР было не так густо, как сейчас в объединённой Германии. Шоссе было пустынным и прямым. Вдруг вдалеке показался дальний свет. Тимур определил по низкой посадке фар, что им навстречу едет легковая машина. Было видно, что автомобиль петляет по дороге и иногда заезжает на встречную полосу. Водитель, старослужащий солдат, тут же сбросил скорость и переключил дальний свет на ближний. Со стороны легковушки никакой реакции. Наш водитель моргнул ещё пару раз. В ответ полное игнорирование правил дорожного движения. Машины быстро сближались, встречный дальний свет уже слепил не только водителя боевой машины, но и всех усевшихся верхом на броне.

И тут командир разведвзвода быстро принимает волевое решение — сдёргивает чехол со специальной отдельной большой фары-искателя с поэтическим названием «Луна», расположенной на башне. Одновременно командует водителю включить самый дальний свет и рукой направляет этот сильный луч прямо на встречный автомобиль. Это надо было видеть! Легковушка дёрнулась влево-вправо, затем с визгом затормозила и резко съехала с дороги. БРДМ плавно подъехала к месту ДТП. В кювете, уткнувшись фарами в ров, крутил задними колесами в воздухе «трабант» (марка восточногерманских микролитражных автомобилей). Из салона, чертыхаясь по-своему, пытались выйти два молодых немца. Было видно, что оба пьяны. Водитель сам смог на четвереньках выкарабкаться на дорогу и теперь тщетно пытался помочь своему пассажиру, который постоянно съезжал обратно в грязь кювета. Офицер разведроты спокойно оценил состояние автомобиля и неуверенные движения парней и скомандовал:

— Разведка, к машине!

И объяснил Тимуру:

— Вытаскивать будем. Не оставлять же на ночь немцев в этой яме.

Лейтенант с прапорщиком спрыгнули с брони. Тимур помог молодому водителю вытащить своего приятеля. Оба немца тяжело дышали и стояли перед взводным, как провинившиеся школьники. Тимербулатов с прямотой советского офицера и с лёгким кавказским акцентом задал конкретный вопрос:

— Юнге, шнапс тринкен? — и добавил с горечью на чистом русском: — И что мне с вами делать, засранцы?

Прапорщик перевёл фразу офицера, но без последнего слова. Просто он ещё только начинал изучение языка страны своего пребывания и пока не знал синонима на немецком, подходящего такому ёмкому русскому слову — «засранцы». В ответ «юнге» наперебой заговорили, что всё хорошо, у них «кайн проблем» и что они сами смогут добраться до города. А водитель очень просил не вызывать дорожную полицию. Видимо, молодой немец предполагал, что у разведроты налажена постоянная прямая связь по рации с местными стражами правопорядка.

Командир взвода скомандовал своим разведчикам:

— Так, бойцы, двое с одной стороны машины, двое с другой! Я с прапорщиком спереди. Выталкиваем этот агрегат на асфальт, — и попросил коллегу:

— Скажи аборигенам, чтобы не мешали.

Начальник стрельбища попросил немцев отойти в сторону. «Трабант» в два приёма не только вытолкнули на дорогу, но и поставили в нужном направлении. Ещё бы! Вес его составлял всего шестьсот двадцать килограмм. Прапорщику совсем недавно уже доводилось видеть ДТП с участием этого чуда местного автопрома и машины марки «Мерседес-Бенц». Был сильный туман, Тимур ехал на рейсовом автобусе в город. Автобус шёл медленно, и вдруг все пассажиры стали замечать на проезжей части разбросанные останки какой-то автотехники. Вначале Тимур подумал, что это был мотоцикл. Затем он увидел на середине дороги половину «трабанта» и «мерседес» с разбитой фарой. И прапорщик сейчас даже не мог представить себе, что бы произошло при столкновении этого большей частью пластмассового автомобиля с бронёй военной машины весом около семи тонн. Старший лейтенант поправил портупею с кобурой, стукнул ладонью по капоту вытащенной машины и весело сказал:

— Вот теперь действительно «кайн проблем», алкоголики и тунеядцы! Я запомнил ваш номер машины. Ещё раз увижу на дороге за рулём в таком состоянии — раздавлю БРДМ. Лучше так, чем пьяному водителю пешехода сбить. И не дай бог, ребёнка. Переведи, прапорщик.

Кантемиров быстро сказал:

— Das viele Trinken führt zum Hinken.

Офицер спросил удивлённо:

— Так быстро? Я этим горе-водителям целую речь произнёс на тему вечного вопроса: «Пить или не пить!» А ты, толмач, в одно короткое предложение уложился?

Прапорщик усмехнулся:

— Это пословица! Означает дословно: «Это большое питие приводит к хромающей походке» или по-нашему: «Много пить — себе вредить».

Разведчик присвистнул:

— Краткость — сестра таланта. Ну ты, прапорщик, — могём!

— Товарищ старший лейтенант, не могЁм, а мОгем!

Оба громко рассмеялись на всю округу. Вслед за ними развеселились и солдаты. А водитель БРДМ подошёл к своему немецкому коллеге, легонько хлопнул его но плечу и протянул ему пачку сигарет «Северные», Немцы с удивлением смотрели на отношение советских военнослужащих к виновникам происшествия. В понимании уже отрезвевших молодых бюргеров после такого случая их давно должны были сдать в полицейский участок. А эти странные парни не только вытащили их из ямы, но ещё и сигаретами угощают. И, похоже, получают от этого огромное удовольствие и не собираются никого тащить в полицию. Офицер вдруг, как и его водитель, легонько хлопнул прапорщика по плечу и весело предложил:

— А теперь на скорость — кто первый на башню?

Они встали по обе стороны боевой машины и по команде водителя и под ободряющие крики разведчиков буквально вбежали на башню. Тимур отстал на доли секунды. Победила разведка! На то она и разведка, чтобы побеждать. Следом запрыгнули остальные бойцы. БРДМ обдала изумлённых немцев облаком отработанного топлива и резво рванула в ночь...

Наш полк только что сдал итоговую проверку. Между постоянными стрельбами днём и ночью наступил большой перерыв, так называемый «рабочий период». По договору с местной администрацией, эту мирную паузу на полях советского полигона паслись немецкие овцы из ближайшей саксонской деревни Помсен. Но только в тех районах, где пехота отрабатывала наступление. Дальше, куда ложились снаряды и мины, пастись было запрещено. Ходить по грибы и ягоды тоже. «Ферботтен», понимаешь ли! «Хальт», «цурюк» и «их верде шиссен!»! («запрещено», «стой», «назад» и «я буду стрелять!») Пишем, сохраняя орфографию и прочее, всё как написано обязанностях часового по Уставу караульной службы.

Пас немецкую отару один пастух по имени Отто с тройкой выученных собак специальной пастушьей породы из ближайшей саксонской деревни Помсен. Таких умных псин Тимур ещё не встречал! Пастух свистнет потихоньку (прапорщик рядом стоит, еле слышит) что-то своё немецкое — одна собачка тут же вскакивает, но остаётся на месте, вторая огибает стадо, третья несётся прямо на овец. И стадо перебирается на новое место пастбища, а собаки вновь ложатся с трёх сторон. Отто был мужик здоровый, под два метра ростом, добродушный и весьма словоохотливый немец лет под шестьдесят. Это был один из первых немцев, с которым прапорщик Кантемиров начал постоянно практиковать свои знания немецкого языка. В общем и целом, они даже подружились. И вот сидят они как-то в один из воскресных погожих дней прямо под Центральной вышкой войскового стрельбища Помсен. Собачки за стадом смотрят, а интернациональные друзья в тенёчке той самой вышки за жизнь разговаривают. Выходной день. Лепота! Отто захватил из дома свежие булочки от своей супруги для солдат стрельбища и начал разговор с неожиданного вопроса, мол — знает ли его камрад Тимур, почему его жена постоянно печёт для его солдат булочки? И сам же ответил: «Мы все хорошо помним, как после войны ели кашу с советских полевых кухонь». Второй вопрос тоже был неожиданным: «Почему русские не хотят учить немецкий язык, раз долгое время находятся в Германии? Вот ты, Тимур, как хорошо говоришь по-немецки, и у нас сразу к тебе тёплое отношение. А практически все русские могут только в гаштетах пиво заказать с сарделькой...» И в ходе этой глубокомысленной беседы немецкий друг показывает на сапоги советского прапорщика и говорит, что было бы совсем здорово, если бы мы, его советские друзья, подогнали ему пару таких же Ѕтіеfеl (нем. — сапоги), а он бы заплатил нам за это целых сто марок.

Тут мимо центральной вышки как раз идут бойцы стрельбища из чипка (солдатская чайная) соседнего батальона. Естественно, старослужащие! Последний период службы. Ибо так просто, целой группой, на глазах у своего командира ходить в батальон даже в выходной день имели право только старики. Прапорщик подзывает бойцов и популярно объясняет просьбу нашего камрада. У солдат стрельбища сразу глаза загорелись! Вот она, заветная сотня марок, которая составляет две зарплаты военного специалиста или четыре месячных оклада рядового пехотинца, рядом ходит! Один из них тут же, забыв про свой почтенный возраст (всё-таки, дед ГСВГ, как ни крути), подорвался бегом до казармы стрельбища и быстро притащил из каптёрки пару сапог сорок третьего размера — самые большие, которые были в запасе. Немец даже примерять не стал, только взглянул и произнёс печально: «Кляйн! Зер кляйн!» И показал солдатам свою ногу, примерно размера так сорок пятого — сорок шестого. Старики ГСВГ, видя, что желанная сотня просто ускользает из рук, попросили своего командира завтра, в понедельник, взять их всех с собой в полк получать продукты и менять бельё. Мол, сами справимся и без молодых, тряхнём, как говорится, стариной! С явным намерением рассыпаться затем по полку, по своим ротам и землякам в поисках нужного размера требуемой обуви. Обеспечить нашего пастуха сапогами — это уже было делом чести полигонной команды стрельбища Помсен! И, опять же, целая сотня в твёрдой социалистической валюте. Ничего бойцы не нашли! Как ни старались.

Только Тимур через начальника вещевой службы отыскал-таки пару офицерских сапог сорок пятого размера, за которые остался должен тыловикам полка два листа фанеры. За каждый сапог по одному листу. И прапорщик Кантемиров великодушно отдал эти сапоги солдатам. Так они приплюсовали к этой паре сапог ещё три банки ваксы и в итоге получили не только заветную и обговоренную сотню марок, но и бутылку водки в придачу и пару килограмм домашнего творога. На том основании, что даже их командир (прапорщик Кантемиров) ходит по стрельбищу в «зольдатен штиффель», а они (бойцы) смогли достать для нашего лучшего камрада Отто «официрен штиффель», да ещё и вместе с самой лучшей в мире ваксой! Солдаты потом рассказали всё Тимуру, да ещё и, творогом угостили. А водку выпили сами, и, конечно же, втайне от своего боевого командира. Вот такой вот, понимаешь ли, был произведен четверть века назад маркетинговый ход! А наши офицерские «штиффель» у немецкого пастуха прослужили верой и правдой ещё много сезонов...

В те былинные времена наш Гвардейский шестьдесят седьмой мотострелковый полк стрелял практически днём и ночью, особенно перед итоговыми проверками. В один из таких осенних напряжённых дней прапорщик Кантемиров зашёл на обед в свой двор расположения полигонной команды, состоящий из домика солдатской казармы с небольшой столовой и кухней, складов, ремонтных мастерских и отдельного офицерского домика, где он сам и жил. Навстречу выбежал дежурный по стрельбищу, механик-водитель одной из БМП, и радостно доложил:

— Товарищ прапорщик, приходил «эти жёлтые ботинки» и просил вам передать, что у них сегодня ночная — кумулятивными! И чтобы мы больше мишеней готовили.

— Не понял, боец! Кто приходил? — удивился Тимур.

— Так вы ещё не знаете! — заулыбался солдат и с гордостью за своего второго командира (первым был Кантемиров) продолжил: — Это же наш командир девятой роты старший лейтенант Чубарев. Он уже третий день рассекает по полку в неуставных фирменных жёлтых сапожках. Вот мы и прозвали его «Эти жёлтые ботинки».

— Это как в песне у Жанны Агузаровой? — задумчиво уточнил Тимур.

— Ну да! — засмеялся довольный механик и важно добавил: — Ну а чё? У Чубарева отец — генерал, ему всё и на всех похер.

«А у меня отец — шахтёр! И я передвигаюсь по стрельбищу в солдатских сапогах», — подумал прапорщик. Командира девятой МСР старшего лейтенанта Михаила Чубарева начальник стрельбища Тимур считал своим другом. Они познакомились, когда молодой взводный приехал на стрельбище принимать стоявшие на качалках БМП взвода, а новый начальник стрельбища только получил прапорщицкие погоны. Тимур пригласил взводного отобедать у себя в домике, чем армейский бог послал. А Михаил, едва переступив порог, тут же потянулся к книжной полке прапорщика. Так на основе любви к чтению завязалась их дружба. Вскоре молодой взводный стал самым молодым ротным в полку. Девятая МСР была в то время отличной, поэтому дневала и ночевала на стрельбище. Именно эта рота должна была по решению отцов-командиров проводить ротные учения с ночной стрельбой во время итоговой проверки.

Прапорщик Кантемиров был удивлён и разочарован поступком офицера Чубарева. Ни для кого не было секретом, что отец Михаила служит в штабе бронетанковых войск и дружит ещё с курсантских времён с нашим комдивом генералом Головнёвым.

Тимура только сильно злило, что именно Миша Чубарев, молодой, умный, спортивный и весёлый офицер, которого он считал своим другом и даже гордился этой дружбой, вдруг так решил показать своё положение в полку.

«Ну и щеголял бы в своих ботинках по плацу, раз ему, генеральскому сынку, никто не указ. Так нет же, блин, на МОЁ стрельбище припёрся! Выёживаться тут будет! Перед кем? Надо поговорить с ним и послать его куда подальше...» — обедая вместе со своими операторами, зло рассуждал про себя Тимур. И тут же на ум почему-то пришли слова классика:

Тимур знал, что Миша Чубарев по устоявшейся между ними традиции обязательно зайдёт к нему на ужин перед ночной стрельбой, и решил этот тяжёлый разговор отложить до вечера. И вот, как обычно, командир девятой роты с пакетом в руке вошёл во двор расположения стрельбища ровно в 19:00. Он был одет в новый зимний танковый комбинезон (высший шик в пехоте!) и обут в ярко-жёлтые кожаные сапожки. Офицер немного прихрамывал.

«Жмут-с новые сапожки генеральскому сынку», злорадно подумал прапорщик и хмуро сказал:

— С обновочкой вас, офицер.

— И ты, Брут? — вдруг устало произнёс ротный и протянул пакет с бутылками пива. — Накорми вначале, потом поговорим.

Законы армейского гостеприимства ещё никто не отменял. Оба зашли в офицерский домик. Михаил аккуратно разулся. Тимур взял в руки сапог и внимательно разглядел обувку. Он видел эти кожаные сапожки фирмы «Саламандра» стоимостью триста девяносто марок (при зарплате прапорщика в пятьсот марок) в городе, в самом дорогом немецком магазине «Экскьюзит».

«Да уж, да уж! Куда нам до китайских Дауш!» — Тимур опять вспомнил слова из песни Владимира Семёновича. Миша сел за стол, открыл одну бутылку, разлил пиво по кружкам и залпом выпил свою. Затем пододвинул тарелку жареной картошки с тушенкой, начал жадно есть и одновременно говорить:

— Блин, достали все с этими сапогами. Уже прозвище дали! Знаешь, в городе есть бассейн?

Тимур согласно кивнул, а Чубарев продолжил:

— Я в кои-то веки из-за этой грёбанной постоянной боевой подготовки в свой первый за весь месяц выходной вырвался там поплавать. И ударился пальцем ноги о лестницу под водой. Попала инфекция! Палец стал сильно болеть и распух. И вот, Тимур, хорошо помня ещё с училища: «Бойся трёх ВВ: военного врача, военного водителя и взрывчатого вещества», — пошёл сдаваться к капитану Пташке в наш полковой медицинский пункт. И этот эскулап недолго думая удалил ноготь с пальца! А в роте перед итоговой проверкой всего три офицера: я, Климов и замполит. Поэтому вопрос о больничном даже не стоял. На следующий день, когда я припрыгал на одной ноге в штаб, командир полка тут же приказал взять его уазик и достать себе любую обувь, в которой я смогу ходить и командовать ротой. И ты представляешь, я нормально шагаю вот только в этих «саламандрах». И ещё! В «Экскьюзите» продавщица (блин, такая немочка!) втюхала мне специальный крем для этих сапог по цене двадцать девять марок!

Миша сделал паузу, глотнул ещё пива и перевёл потраченную сумму в жидкую валюту:

— Представляешь, Тимур, я купил себе один тюбик немецкой ваксы стоимостью в две бутылки водки «Лунникофф» (каждая — 0,7 литра)! С ума сойти!

— А ты почему не ешь и не пьешь моего пива, товарисч прапорщик?

А товарищ прапорщик только слушал и улыбался. Жизнь входила в своё нормальное русло. С души камень упал! И Тимур просто предложил:

— Слушай, ротный, а почему мы с тобой, два нормальных парня, сидим и пивом давимся? А не махануть ли нам по стопарю весьма кстати упомянутой водочки «Лунникофф»? У меня пол фуфырчика в холодильнике стоит. А пиво взводному оставим!

И они маханули по сто! Потом ещё раз — по сто. Да под такую закуску! Через часик начальник стрельбища с командиром роты, сытые и довольные, вышли из домика. Была на удивление чёрная ночь с яркими звёздами на небосклоне. И сразу стало хорошо слышно, как из динамиков громкоговорителя директрисы на всё стрельбище раздает команды своим расчетам БМП взводный девятой МСР лейтенант Сергей Климов. Ещё недавно, весной, бойцы выстраивались прямо под окном директрисы и выслушивали команды и рекомендации по стрельбе из бокового окна вышки, которое надо было ведущему стрельбу офицеру постоянно открывать. Летом это окно было постоянно открыто, если не стреляли боевыми из орудия БМП. Зимой же окно закрывали от холода, а расчёты каждый раз бегали по металлической лестнице за приказом прямо на второй этаж вышки.

И вот в один прекрасный весенний день офицер после боевого заезда открыл окно, коротко и ёмко сказал всё, что думает по поводу только что проведенной стрельбы, и слишком резко (в сердцах сказал, болея за дело ратное!) закрыл окно. А стёкла в наших окошках были непростыми. Простые стёкла просто разлетались бы от боевых стрельб! И вот тяжёлое специальное стекло не выдерживает постоянных толчков, вылетает из рамы и падает прямо на голову одного из бойцов расчёта, построенных внизу вышки. В общем, солдата спас шлемофон на голове и твёрдая черепная коробка (и первое, и второе — самые лучшие в мире!). Стекло вдребезги, у солдата шишка и лёгкая временная контузия, даже в санчасть не обращался. И даже получил краткосрочный отпуск на Родину, видимо в качестве моральной компенсации за свою голову.

При смене всего оборудования на стрельбище заместитель командира полка по боевой подготовке майор Тасоев Ярослав Яковлевич приказал установить на центральной вышке и на вышке директрисы БМП по два мощных громкоговорителя, и сейчас офицер, ведущий стрельбу, подавал свои команды через микрофон (прям как конферансье на сцене). Слышно было далеко, и если днём офицеры ещё воздерживались от резких, но по-своему справедливых высказываний, то на ночных стрельбах все отрывались от души, и можно было услышать много витиеватых фраз, разносившихся эхом по всей округе. Иногда был высший пилотаж — заслушаешься...

Офицер с прапорщиком с удовольствием выслушали очередную тираду взводного, и пошли в темноту, каждый на своё служебное место: Тимур — на Центральную вышку, менять старшего оператора, а Михаил захромал на вышку директрисы БМП, заменить своего взводного. Ночь была тёмная... А жизнь была прекрасна и светла!

В отдельном небольшом и отдалённом гарнизоне группы советских войск в Германии, войсковом стрельбище Помсен, не было своего водопровода. Это была самая большая проблема солдат полигонной команды, так как вода была только привозной. Воду привозили в бочке из соседнего отдельного противотанкового батальона. Обычно одной бочки хватало на два-три дня. А в пятницу, перед баней и выходными днями, надо было обязательно успеть привезти эти две бочки. Процедура была отработана годами страданий без своей воды. Уже с самого утра дежурный по стрельбищу искал машину и договаривался с офицерами. Обычно брали дежурную машину с центральной вышки стрельбища. Было хорошо, если воду успевали привезти днём, так как бочка не была оборудована никакими специальными сигналами.

Однажды поздним осенним вечером гвардии прапорщик Кантемиров сам решил съездить старшим машины за водой. В те далёкие времена рядом с водителем на дорогах Германии обязательно должен был находиться старший машины — офицер или прапорщик. В кочегарке батальона бочку набрали быстро. И так же быстро вдвоём с водителем промокли насквозь от старого шланга. Только выехали за ворота части, как армейский автомобиль ГАЗ-66 заглох! Дорога была пустынной, водитель выставил в метрах тридцати от машины знак аварийной остановки, поднял кабину, дал прапорщику фонарь и сказал: «Щас поедем!»

В этот момент из соседней деревни Оттервиш ехал на своём мопеде «Симсон» местный пожилой учитель русского языка. И, как оказалось впоследствии, учитель этот был немного подслеповатый. Педагог катился медленно, удачно проехал по выставленному на асфальте знаку, чуть не сбил Тимура, который уже успел спрыгнуть с машины и пытался остановить мопед, размахивая перед ним руками и фонарём, и протаранил нашу бочку. Удар был несильный, но всё же немец упал и испугался. Прапорщик уже хорошо знал основы немецкого языка и, показывая на раздавленный знак (военное имущество!) и помогая пожилому человеку подняться, попытался объяснить немцу, что лучше для всех обойтись без дорожной полиции:

— Кайне полицай, камрад!

И, кроме того, пообещал потерпевшему в возмещение морального вреда (материального не было; мопед на ходу, а немец цел и невредим) привезти завтра прямо к нему домой несколько банок рыбных консервов:

— Фишь консерв. Зер гут!

Немец оказался тёртым калачом и попросил консервы прямо сейчас, не отходя от места ДТП. Он для убедительности показал три пальца и вдруг сказал на хорошем русском языке: «Три штуки, пожалуйста». Пока Тимур с немцем познакомились и повели оживлённый торг на пустой дороге, водитель завёл машину. Прапорщик показал на мерцающие недалеко огни вышек стрельбища и объяснил немцу, как проехать за ним прямо к казарме. Так и подкатили к домику казармы полигонной команды: ГАЗ-66 с прицепленной бочкой и почётным эскортом в виде одного мопеда «Симсон». Из казармы высыпались солдаты стрельбища, весело и с матом закатили бочку с драгоценной водой к себе во двор и стали с удивлением разглядывать незваного гостя. Пожилой немец по-хозяйски загнал свой мопед за ворота, поставил прямо возле крыльца домика казармы и, улыбнувшись, сказал на прекрасном русском:

— Здравствуйте, товарищи!

— Тамбовский волк тебе товарищ, — хмуро ответил оператор директрисы БМП и земляк Тимура, рядовой Басалаев Виталий, и спросил у подошедшего прапорщика: — Откуда этот немец взялся на нашем «секретном» военном объекте?

— Он теперь наш почётный военнопленный. Пытался с ходу совершить ночной таран нашей бочки. Не получилось. Вот пусть теперь фриц знает, что наши бочки — самые мощные в мире! Да шучу я, мы заглохли, а камрад просто ударился на своём мопеде о бочку. Немец вроде нормальный, особых претензий не предъявляет. Вон как по-русски шпрехает! Говорит — местный учитель. Скажи механикам, пусть его мопед посмотрят. И напоите пока его чаем, я сейчас переоденусь и подойду. Вымок весь, пока воду набирал.

— А я печенья напёк! — радостно доложил повар стрельбища Расим.

— Вот и покажи немцу своё азербайджанское гостеприимство, — улыбнулся прапорщик и пошёл свой отдельный домик переодеваться.

У начальника стрельбища всегда был свой запас рыбных консервов, которые он постоянно пополнял за счёт натурального обмена на доски и фанеру с начальниками складов или со старшинами рот. Наши рыбные консервы очень ценились у немцев, особенно килька в томате. Как говорили советские военнослужащие: «Это наша красная рыба». Начальник стрельбища в основном расплачивался этой рыбной валютой за расточку пил для пилорамы стрельбища. Да и что греха таить! Если набиралась целая коробка килек в томате, можно было всегда продать упаковку оптом по три марки за банку. А если поторговаться, то и по пять!

Тимур не спеша переоделся, вынул из коробки пять консервных банок вместо обещанных трёх и зашёл в столовую стрельбища. Столовая была небольшая, всего четыре столика, где разом могли поесть шестнадцать солдат. Но одновременный приём пищи всеми бойцами стрельбища в количестве двадцати человек получался только в выходные и праздничные дни. Для чего все столы просто ставились в один ряд. В этот раз гостя посадили одного в самый центр. На столе стояла единственная на кухне ваза с горкой печенья, сахар на блюдце, большой армейский чайник с кипятком и гордость Расима — маленький фаянсовый заварной чайник. Солдаты полигонной команды расселись вокруг гостя и о чём-то жарко с ним спорили. Прапорщик вошёл, жестом указал всем оставаться на местах и с интересом прислушался к разговору.

Оказалось, что солдаты уже успели познакомиться с немцем, звали его Франц и он хорошо запомнил всех бойцов по именам. А спор возник вокруг названия «Лада» наших отечественных машин марки «Жигули». Старый немецкий учитель, показывая хорошее знание русской истории, доказывал советским солдатам, что это название возникло от слова «ладья». Молодые бойцы отстаивали свою версию названия: Лада — это красивая и стройная девушка. А рядовой Басалаев в запарке этого глубокомысленного и принципиального спора даже спел:

И, чтобы окончательно убедить оппонента в своей правоте, закончил своё короткое выступление энергичным похлопыванием по груди и ногам. Немец, оказавшись в самом центре всеобщего внимания, с удовольствием пил крепкий свежезаваренный чай с печеньем, внимательно слушал советскую молодёжь и, похоже, совсем забыл про свои консервы. А прапорщик, глядя на этот весёлый диспут, немного задумался о странных взаимоотношениях местного жителя и наших военнослужащих. Тут к нему обратился земляк Виталий:

— Товарищ прапорщик, отойдёмте на минутку? Разговор есть.

Вышли, на крыльцо втроём: прапорщик Кантемиров, оператор директрисы БМП Басалаев и пилорамщик Драугялис. Солдаты закурили и начали многозначительно переглядываться друг с другом. Тимур чуть отстранился от облака дыма и спросил:

— Колитесь, бойцы, что опять удумали? Или уже успели чегой-то натворить, пока ваш боевой командир для вас же воду добывал?

— Товарищ прапорщик, за время вашего отсутствия никаких происшествий не случилось. Отвечаем за базар! Да шутим мы, товарищ прапорщик, — сержант улыбнулся и продолжил. — Тут такое дело, у нас в каптёрке есть три пары новых солдатских сапог, обменяли на доски на вещевом складе. Может, одну пару фрицу подарим?

— А с какого это хрена? — резонно заметил начальник стрельбища. — Хватит ему и кильки в томате.

— Товарищ прапорщик, мы же их победили! А он ещё вдобавок на мопеде ночью о нашу бочку шмякнулся. Дедок-то вроде хороший, вон как русский знает. Чай попил у нас и всё печенье съел.

— Логика, конечно, в ваших словах железная. Вы мне тут ещё про Женевскую конвенцию о военнопленных расскажите.

И тут в разговор включился флегматичный Ромас Драугялис:

— Франц воевал и был у нас в плену. В Ленинграде дома строил.

— Ну, если в Ленинграде дома восстанавливал — будь тогда по вашему: дарите свои сапоги фрицу!

— Его зовут Франц, — протянул Ромас.

Когда зашли обратно в столовую, интернациональный разговор уже переключился на тему поговорки: «Тамбовский волк тебе товарищ». И опять спор назревал жаркий и долгий. Начальник стрельбища был вынужден прервать эту глубоко филологическую беседу: подходило время ночной стрельбы. Провожать немецкого учителя по имени Франц Шильд вышли практически все солдаты полигонной команды. Виталий помог пожилому немцу накинуть на плечи армейский вещевой мешок, подаренный солдатами вдобавок к полученным консервам и сапогам. Немец уселся на свой мопед и жестом подозвал Тимура к себе поближе. Учитель вполголоса попросил разрешения у начальника стрельбища подъехать завтра ровно в 18:00, после чего добавил на своём родном: «Еіn kleinesn Gechenk» (нем. — небольшой подарок). На следующий вечер немецкий учитель привёз солдатам полигонной команды большой кусок ветчины и банку домашнего варенья.

Через месяц по приказу заместителя командира полка майора Тасоева и по договоренности с немцами на войсковое стрельбище Помсен была доставлена буровая установка с двумя местными специалистами. И буквально через неделю проблема с доставкой воды для полигонной команды войскового стрельбища Помсен была закрыта навсегда. Во дворе расположения солдат стрельбища заработала скважина с питьевой водой, а легендарная бочка отбыла в полк на место постоянной дислокации...

В гвардейском мотострелковом полку ГСВГ началась подготовка к итоговой проверке. В Советской армии год делился на два периода обучения — летний и зимний. Каждый период завершался итоговой проверкой, которая начиналась со строевого смотра, а дальше по графику. Если планировались тактические учения, то выводилась комплексная оценка за учение. Если же нет, то сдавали практически все основные дисциплины: тактику, огневую, строевую, техническую подготовку. Кроме того, отдельно проверяли состояние техники и вооружения, казарм, столовой и складов. Затем по определенной схеме выводилась общая оценка каждому подразделению и части в целом. Как говорил наш мудрый старшина стрельбища: «Неделя позора и полгода спокойной жизни».

Но нам позора не надо, наш полк отличный. Гвардейцы 67 мотострелкового полка в течение полугода чему-то учились в процессе постоянной боевой готовности, и воинской части «полевая почта 35145» нужно обязательно подтвердить своё высокое звание. Прапорщик Кантемиров метался по всему полигону практически без сна и отдыха и контролировал своих бойцов по работе с электрооборудованием стрельбища. Также по всему полигону шла глобальная перепокраска всего и вся в один благородный серый цвет. Только мишени оставались зелёными.

В этот раз ожидалась проверка со штаба Группы войск. В мотострелковом полку началось броуновское движение: первым делом писарями в канцеляриях рот и батальонов срочно заполняется большое количество всевозможных журналов; офицеры не отстают, что-то пишут в своих конспектах, переписывая друг у друга. По большому счёту эти конспекты вообще были на хрен не нужны. Проверяемые брали с собой на полигон эти тетрадки только для проверяющих. И если во время итоговой проверки любой проверяющий офицер заметит, что у командира роты отсутствует конспект именно с сегодняшней датой проведения стрельб — всё, кранты! Роту отстраняют от занятий, ротного тут же заставят писать новые конспекты и потом на совещаниях ещё месяц будут склонять в разных позах за этот непотребный для советского офицера проступок.

У рядового и сержантского состава появляется возможность показать себя во всей армейской красе и даже получить за успешную сдачу итоговой проверки благодарность или грамоту. Или сфотографироваться у развёрнутого знамени части. Или даже съездить в краткосрочный отпуск на Родину-Мать. Все приводят в порядок оружие, амуницию и форму. До блеска вылизываются полы и окна казармы. В части повсюду красится боевая техника, стены казарм, стволы деревьев и бордюры (поребрики) дорожек.

В первые три дня итоговой проверки в полку запланированы сдача общевойсковых предметов и политической подготовки. «Призрак коммунизма» в виде проверяющих майоров — замполитов бродил по брусчатке части прямо в центре Европы. Страх и ужас! На четвёртый день планируются выезды на стрельбище и танкодром — стрельба и вождение. И тут начинается вырисовываться общая картина: только один Третий МСБ уверенно идёт на отлично. Второй МСБ пока не тянет. Система проста как солдатский сапог — для отличного полка нужно два отличных батальона и один хороший. У Второго МСБ был шанс выйти на «отлично» на показных ротных тактических учениях с боевой стрельбой. Что и произошло по намеченному плану на войсковом стрельбище Помсен. Четвёртая МСР занимала оборону по краю стрельбища. В глубине обороны, в тылу полигона, на тактическом поле готовилась к атаке сводная рота из состава Пятой и Шестой МСР.

По сигналу с Центральной вышки началась огневая подготовка. Замаскированные боевые машины пехоты вели огонь с места кумулятивными снарядами по старым САУ которые использовались в качестве мишеней и были начинены бочками с отходами ГСМ. По этим бронированным мишеням долбили боевыми выстрелами и стрелки РПГ. При попадании происходил огромный огненный взрыв, а потом долгое горение. Велся огонь из всего стрелкового оружия, патронов с трассирующими пулями никто не жалел. Кругом гремели взрывы. Когда огневая подготовка закончилась, из глубины обороны на БМП выдвинулась сводная рота, спешилась, перешла через передний край обороняющейся роты и повела атаку в глубину войскового стрельбища. Из-за сильного дыма ее действия практически не были видны. Зато было хорошо слышны автоматные очереди, уверенные команды офицеров и радостные крики «Ура» солдат.

Шоу получилось на загляденье, и Второй МСБ заслуженно получил твердую пятерку. А гвардейский Шестьдесят Седьмой Мотострелковый полк по итогам проверки вновь сохранил своё высокое звание Отличника боевой и политической подготовки. Проверка прошла успешно, полк выдохнул, а у прапорщика Кантемирова наконец то появилось немного времени и для личной жизни...