Глава 12 Ум, который убивает

Глава 12
Ум, который убивает

Все было очень тщательно обдумано Шварцем. Раз он не хотел умирать, необходимо покинуть ферму. Если он останется здесь, то будет Проверка, а вместе с ней смерть. Итак, надо покинуть ферму. Но куда идти?

Он вспомнил, что это было, – госпиталь? – в Чике. Там о нем заботились. Но почему? Потому, что он был для них объектом научного опыта. Но разве не остался он им и теперь? Он может разговаривать, может описать им симптомы, чего прежде сделать не мог. Он может даже рассказать им о мысленном контакте.

А что, если мысленным контактом обладали все люди? Может ли он знать, так это или нет?.. Ни у Арбина, ни у Ло, ни у Гро его не было. Это он знал. Не слыша и не видя его, они не знали, где он находится. Да и не выигрывал бы он у Гро в шахматы, если бы тот мог…

Стоп, ведь шахматы – популярная игра. А если бы люди обладали мысленным контактом, играть в эту игру было бы невозможно.

Эти размышления привели Шварца к мысли, что он обладает особым психологическим складом ума. Возможно, роль подопытного предполагала не особенно приятную жизнь.

А если предположить, что верна новая пришедшая ему в голову гипотеза? Что, если он не болен амнезией, а прибыл из прошлого? Значит, он представляет ценность для историков, археологов. При очередной Проверке можно все рассказать, и, значит, ему не грозит смерть.

Если ему поверят, конечно.

Вот доктор должен ему поверить. Он был небрит в то утро, когда Арбин отвез его в Чику. Он прекрасно помнит это. Позже волосы на лице расти перестали, значит, они что-то сделали с ним. Тогда доктор должен помнить, что он – Шварц – имел на лице волосы. Разве этого мало? Гро и Арбин никогда не брились. Как-то Гро сказал ему, что волосы на лице имеют только звери.

Итак, нужно найти доктора.

Как его звали? Шект?.. Да, Шект.

Но он так плохо знал этот ужасный мир! Если он уйдет ночью, ему трудно будет ориентироваться в пути, он может попасть в радиоактивные ловушки, о которых ничего не знает. Поэтому с отчаянием человека, не имеющего выбора, рано утром он вышел на шоссе.

До ужина его ждать не будут, а за это время он успеет уйти далеко.

Первые полчаса у него было приподнятое настроение, впервые с того времени, как все это началось. Наконец он что-то делает, пытается бороться с окружающим его миром. И на этот раз перед ним стояла цель! Это был не просто бессмысленный побег, как тот раз в Чике.

Для старика он – в неплохой форме. Он им еще покажет!

И тут Шварц замер. Он остановился посередине шоссе потому, что вдруг напомнило о себе что-то, о чем он забыл.

Это был тот странный сигнал, неизвестный мысленный сигнал, который он почувствовал, когда пытался достичь светящегося горизонта, но был задержан Арбином, сигнал с министерской земли.

Сейчас он почувствовал, что этот кто-то – сзади и следит за ним.

Он внимательно прислушался или, по крайней мере, сделал то, что было эквивалентом этого действия по отношению к мысленному контакту.

Он не приближался, но усиливался. Он содержал осторожность и враждебность, но не отчаяние.

Стало ясно и другое. Целью преследователя было не выпускать его из виду, к тому же он был вооружен.

Осторожно, почти бессознательно, Шварц повернулся, пристально вглядываясь в горизонт. И сигнал, полученный им, мгновенно изменился. Он стал осторожным, неуверенным в собственной безопасности и в успехе своих планов, в чем бы они ни состояли. Еще яснее стал факт наличия у преследователя оружия, как будто тот размышлял о возможности его применения в случае необходимости.

Шварц понимал, что сам он был безоружен и беззащитен. Он знал, что преследователь скорее убьет его, чем позволит скрыться, убьет при первом же подозрительном движении… Этот невидимый преследователь…

И Шварц продолжал идти, зная, что преследователь где-то достаточно близко и готов при случае убить его. Его спина застыла от ожидания неизвестности. Как выглядит смерть?

Шварц держался за мысленный сигнал преследователя, как за спасение. Он должен уловить миг усиления интенсивности, означающий, что оружие направлено на него, спуск нажат и смерть близка. В этот момент он упадет на землю, убежит…

Но зачем? Раз существовали Шестьдесят, не лучше ли встретить смерть сразу?

Теория прыжка во времени вновь ускользнула из его сознания, скорее это все-таки амнезия. Возможно, он опасный преступник, за которым нужно следить. Возможно, его подсознание защищается амнезией от признания какой-то огромной вины.

Так он шел по пустому шоссе навстречу неизвестной судьбе, преследуемый смертью.

Было темно, и дул пронизывающий ветер. По подсчетам Шварца, был декабрь, что подтверждало и время восхода солнца, однако в прохладе ветра не чувствовалось холода зимы.

Шварц давно решил, что источником постоянного тепла этой планеты (Земли?) было не только Солнце. Радиоактивная почва сама излучала энергию, незаметную на квадратном футе, но гигантскую в масштабе миллионов квадратных миль.

Мысленный контакт невидимого в темноте преследователя приблизился. По-прежнему пристальный и настороженный. Следить в темноте было трудно. Возможно, он не хотел рисковать?

– Эй! Эй, послушайте! – раздался тонкий и гнусавый голос. Шварц замер и медленно повернулся.

Маленькая фигура, с трудом различимая в темноте, не спеша приближалась к нему.

– Эй! Хорошо, что я вас встретил. Не очень весело идти одному. Не возражаете, если я пойду с вами?

– Здравствуйте, – вяло ответил Шварц. Это была материализация того самого мысленного контакта преследователя. И лицо мужчины было ему знакомо. Оно относилось к его туманным воспоминаниям о Чике.

И тут преследователь проявил все признаки распознания.

– Слушайте, я вас знаю. Точно!.. А вы меня помните?

Поверил бы он в искренность говорившего в другое время и при других условиях, Шварц не знал. Однако сейчас он не мог не заметить, что этот тонкий слой деланого распознания не мог скрыть мысленного сигнала, который говорил, кричал ему, что этот маленький человек с пронзительными глазами знал его с самого начала. Знал и готов был в случае необходимости использовать против него оружие.

Шварц покачал головой.

– Ну как же, – настаивал маленький человек. – Помните магазин? Я забрал вас тогда из толпы. – Он делано рассмеялся. – Они еще думали, что у вас радиационная горячка. Вы должны помнить.

Шварц действительно помнил, смутно и неопределенно. Человек, похожий на этого, и толпа, которая сначала закрыла им дорогу, а затем расступилась перед ними.

– Да, – сказал он. – Рад вас встретить. – Ответ не был особенно остроумным, но Шварц на лучшее способен не был, и маленький человек, по-видимому, не имел ничего против.

– Меня зовут Наттер, – проговорил он, протягивая маленькую руку. – В тот раз я не имел возможности с вами поговорить, но я рад, что представился еще один случай… Давайте познакомимся.

– Шварц, – и он обменялся с маленьким человеком кратким рукопожатием.

– Как вы здесь оказались? – спросил Наттер. – Идете куда-нибудь?

Шварц пожал плечами.

– Просто гуляю.

– Любите ходить пешком? Я тоже. Свежий воздух и так далее. Но всегда приятно иметь спутника. Куда вы идете?

Второй раз Наттер задал этот вопрос, и мысленный сигнал явно говорил, сколь важно для него это. Шварц засомневался, что ему удастся избежать этой темы. Он чувствовал беспокойство в уме преследователя. Никакая ложь не могла ему помочь. И Шварц не знал этот новый мир настолько, чтобы лгать.

– Я иду в больницу, – сказал он.

– Больницу? Какую больницу?

– Ту, в которой я был в Чике.

– Вы имеете в виду институт. Не так ли? Тот, в который я отвел вас тогда из магазина.

Беспокойство и растущая напряженность.

– К доктору Шекту, – сказал Шварц. – Вы его знаете?

– Я о нем слышал. Большой человек. Вы больны?

– Нет, но я должен время от времени навещать его.

Звучит ли это убедительно?

– Пешком? – проговорил Наттер. – Разве он не присылает за вами машину? – По-видимому, его слова прозвучали неубедительно.

Шварц промолчал. Наступила натянутая тишина.

Однако Наттер был общителен.

– Слушайте, скоро будет стоп-пункт. Я закажу такси из города. Оно встретит нас на дороге.

– Стоп-пункт?

– Конечно. Они разбросаны вдоль всего шоссе. Видите, вот и он.

Он шагнул в сторону от Шварца, и тот вдруг понял, что кричит:

– Стойте! Ни с места!

Наттер остановился. Когда он повернулся, на его лице не было прежней любезности.

– Что с вами?

Шварц почувствовал, что его знания языка едва хватает для той скорости, с которой у него вырвались слова.

– Я устал от этого притворства. Я знаю вас и знаю, что вы собираетесь делать. Вы хотите сообщить кому-то, что я иду к доктору Шекту. Они будут ждать меня в городе и пришлют за мной машину. А если я попытаюсь убежать, вы меня убьете.

На лице Наттера появились морщины.

– Ты чертовски прав насчет последнего, – пробормотал он. Это не было предназначено для ушей Шварца и не достигло их, но слова мягко появились на самом краю мысленного сигнала.

Вслух он сказал:

– Господи, вы меня удивляете. – В то же время его рука двигалась по направлению к бедру.

И Шварц утратил контроль над собой. В диком бешенстве он замахал руками.

– Оставьте меня в покое, слышите, вы! Что я вам сделал? Убирайтесь!

Его голос перешел в хриплый крик, лоб напрягся от ненависти и страха перед существом, стоящим перед ним, ум которого источал такую враждебность. Его собственные эмоции сконцентрировались в давлении на мысленный контакт, пытаясь избежать его навязчивости, освободиться от него…

И все исчезло. Исчезло неожиданно и сразу. На мгновение он почувствовал невыносимую боль, не в себе, а в противнике, и потом – пустота. Мысленного контакта больше не было.

Наттер медленно осел на землю и повалился лицом вниз.

Шварц нагнулся над ним. Наттер был маленьким человеком, и повернуть его не составляло особого труда. На его лице застыло выражение непередаваемого страдания. Шварц приложил руку к его груди. Сердце не билось.

Он выпрямился, чувствуя наполнявший его ужас перед самим собой.

Он убил человека!

Затем пришло изумление.

Не дотронувшись до него! Он убил этого человека одной ненавистью, ударяя каким-то образом по мысленному контакту.

Какими силами он обладал еще?

Шварц быстро принял решение. Обыскав карманы Наттера, он нашел деньги. Отлично! Это ему пригодится. Покончив с этим, он оттащил труп в поле, где его скрыла высокая трава.

Он шел еще два часа. Другие мысленные контакты не появлялись. Вскоре он достиг границ Чики.

Чика для Шварца была всего лишь деревней, и по сравнению с Чикаго, каким он его помнил, численность населения была абсолютно ничтожной. И все же в первое время мысленных контактов было невыносимо много. Они изумляли и смущали его.

Так много! Одни неопределенные и рассеянные, другие ясные и отчетливые. Его миновали люди, ум которых, казалось, обладал взрывной интенсивностью, и другие, мысли которых не содержали ничего, кроме ленивого пережевывания только что съеденного завтрака.

Сначала Шварц воспринимал каждый контакт как персональное обращение, однако менее чем за час научился не обращать на это внимания.

Теперь он слышал слова, даже когда их не произносили вслух. Это было нечто новое, и он почувствовал, что прислушивается к ним. Это были тихие, возникающие непонятно откуда словосочетания, как далекий, далекий шорох ветра… А с ними появились живые, трепещущие эмоции и другие тонкие, неуловимые ощущения, которые невозможно было описать – так, что весь мир был лишь панорамой кипящей жизни внутри его.

Проходя мимо зданий, он почувствовал, что может проникнуть внутрь их, просто направляя туда свое сознание, как вещь, которую он держит на привязи и которая способна проникать сквозь невидимые для глаза отверстия.

Он остановился перед большим зданием с белокаменным фасадом и задумался. Они (кем бы они ни были) искали его. Он убил преследователя, но должны были быть другие, те, с которыми он хотел связаться. Лучшим выходом для него было бы скрыться на несколько дней, но как это сделать?.. Может быть, работа?..

Он мысленно проник в стоящий перед ним дом. Где-то в его глубине он почувствовал мысленный контакт, который мог означать работу для него. Здесь нужны были текстильные рабочие, а он когда-то был портным.

Шварц вошел внутрь, однако никто не обращал на него внимания. Он тронул чье-то плечо.

– Извините, где я могу узнать насчет работы?

– В эту дверь! – Донесшийся до него мысленный контакт был полон раздражения и подозрительности.

За узкой дверью худой мужчина с острым подбородком быстро задал ему несколько вопросов и указал на классификационную машину, на которой нужно было набрать ответы.

С одинаковой неуверенностью Шварц отвечал правду и неправду.

Наконец мужчина с явной незаинтересованностью обратился к нему. Вопросы следовали один за другим. Возраст?.. Пятьдесят два? Хм. Состояние здоровья?.. Квалификация?.. Работали с текстилем? С каким сортом?.. Термопластик?.. Эластомерик?.. У кого работали последний раз?.. Его имя… Вы не из Чики?.. Где ваши документы?.. Вы должны были взять их с собой, раз собирались устраиваться на работу… Ваш регистрационный номер?..

Такого поворота дел Шварц не предвидел. И мысленный контакт сидящего перед ним человека начал меняться, становясь подозрительным и осторожным.

– Мне кажется, – нервно проговорил Шварц, – что я не подойду для этой работы.

– Нет, нет, подождите, – мужчина кивнул ему. – У нас есть кое-что для вас. Минутку. – Он улыбнулся, но мысленный контакт стал отчетливее и еще враждебнее.

Он нажал кнопку вызова на столе…

Охваченный неожиданным страхом, Шварц бросился к двери.

– Держите его! – тут же закричал мужчина, выскакивая из-за стола.

Шварц ударил по мысленному контакту, яростно атакуя его своей волей, и услышал стон позади. Он быстро оглянулся. Мужчина сидел на полу, сжав лицо руками. Какой-то человек нагнулся над ним, а затем направился к Шварцу. Шварц не ждал ни минуты.

Он выбежал на улицу, полностью сознавая, что теперь его начнут искать, имея его полное описание, и что по крайней мере этот мужчина его узнает.

Он наугад бежал по улицам, привлекая к себе внимание все большего числа людей. Подозрение, подозрение отовсюду, подозрение потому, что он не мог понять, где настоящие враги, те, которые излучали не только подозрение, но и уверенность, и поэтому неожиданный удар нейрохлыста он предугадать не смог.

Шварц почувствовал неожиданно возникшую невыносимую боль, как от удара плети, боль, сжавшую его в стальных объятиях. Затем он провалился в темноту.

Глава 13
Паучья сеть в Вашене

Отличительной чертой парка при здании Собрания Старейших в Вашене было царящее здесь спокойствие. Суровый аскетизм, так можно было бы определить ту неподдельную степенность, с которой группы новичков совершали свою прогулку среди деревьев Квадрата, где не имел права появляться никто, кроме Старейших. Время от времени мимо проходил кто-нибудь из высокопоставленных Старейших, одетый в зеленую мантию, величественно принимая приветствия.

Изредка здесь появлялся премьер-министр.

И вот сегодня премьер-министр почти бежал, не обращая внимания на почтительные жесты рук, чувствуя за спиной осторожные взгляды, непонимающие переглядывания и слегка поднятые в удивлении брови.

Он ворвался в Зал Собраний через служебный вход и побежал по пустому коридору, затем забарабанил в дверь, открывшуюся при нажатии ноги сидящего в комнате, и вошел.

Секретарь искоса взглянул на него из-за своего маленького стола, на котором был установлен миниатюрный телевизор с экранируемым приемом, и продолжал внимательно слушать сообщения.

Премьер-министр резко стукнул по столу.

– Что это такое? Что происходит?

Секретарь холодно посмотрел на него и отодвинул телевизор в сторону.

– Мое почтение, ваша светлость.

– Не нужно церемоний! – нетерпеливо прокричал премьер-министр. – Я хочу знать, что происходит.

– Если в двух словах, то наш подопечный сбежал.

– Вы хотите сказать, что человек, которого Шект подверг обработке Синапсайфером – чужак-шпион, – тот, который был на ферме…

Неизвестно, как много определений произнес бы еще обеспокоенный премьер-министр, если бы секретарь не прервал его безразлично:

– Именно.

– И почему мне не сообщили? Почему мне ничего не сообщили?

– Необходимо было действовать немедленно, а вы были заняты. Поэтому я надеялся на свои силы.

– Да, вас очень беспокоит моя занятость, когда вы хотите обойтись без меня. Но я не позволю обходить меня стороной. Я не…

– Мы зря теряем время, – невозмутимо произнес секретарь, и премьер-министр запнулся посреди начатой фразы. Он закашлялся, не зная, что сказать, и мягко проговорил:

– Расскажите подробности, Балкис.

– Подробностей почти нет. После двух месяцев терпеливого ожидания этот Шварц покидает ферму, за ним следят, но он уходит от слежки.

– Как уходит?

– Точно мы не знаем, но факты следующие. Наш агент, Наттер, прошлой ночью пропустил три сеанса связи. По шоссе, по направлению к Чике, был послан его напарник, который и нашел его у обочины шоссе мертвого.

Премьер-министр побледнел.

– Его убил чужак?

– Вероятно, хотя мы не можем утверждать наверняка. Не было обнаружено никаких признаков насилия, кроме выражения боли на его лице. Конечно, будет произведено вскрытие. Он мог умереть и от инфаркта в самый неподходящий момент.

– Это было бы невероятным совпадением.

– Я тоже так думаю, – холодно ответил секретарь. – Однако если его убил Шварц, то события становятся еще более загадочными. Видите ли, из того, о чем мы говорили раньше, вполне определенно следует, что Шварц должен был отправиться в Чику, чтобы встретиться с Шектом, да и Наттер был найден на дороге между фермой Марена и Чикой. Поэтому три часа назад мы объявили в городе розыск, и человек был схвачен.

– Шварц? – недоверчиво спросил премьер-министр.

– Именно он.

– Почему вы этого не сказали сразу?

Балкис пожал плечами.

– Ваша светлость, у нас есть более важные дела. Я сказал, что Шварц в наших руках. Но он был схвачен легко и быстро, и мне трудно соотнести это со смертью Наттера. Как может быть он одновременно столь умным, чтобы обнаружить и убить Наттера, одного из наших людей, и столь глупым, чтобы открыто искать работу?

– Он искал работу?

– Да… Это дает возможность выдвинуть две версии. Или он уже передал имеющиеся у него сведения Шекту или Авардану, или же он позволил себя схватить с целью отвлечь внимание; не исключено, что действуют и другие агенты, которых мы не обнаружили и которых он прикрывает. В любом случае мы не должны быть чересчур спокойными.

– Не знаю, – беспомощно сказал премьер-министр, красивое лицо которого выражало беспокойство. – Все это слишком сложно для меня.

Балкис усмехнулся с почти нескрываемым презрением и объявил:

– Через четыре часа у вас назначена встреча с профессором Белом Аварданом.

– У меня? Зачем? Что мне ему говорить? Я не хочу его видеть.

– Успокойтесь. Вы должны видеть его, ваше сиятельство. Это кажется мне необходимым, потому что близится время начала этой фиктивной экспедиции, и он должен сыграть свою роль, спрашивая вашего разрешения на исследование запретных зон. Об этом предупредил нас Энус, а уж он должен знать подробности этой комедии. Вы должны воздать ему тем же и сделать вид, что принимаете все всерьез.

– Хорошо, я попробую, – кивнул премьер-министр.

Бел Авардан прибыл вовремя и имел возможность оглядеться вокруг. Для человека, хорошо знакомого с лучшими произведениями архитектуры Галактики, здание Собрания Старейших выглядело не более чем примитивная коробочка из гранита и стали, выполненная в архаическом стиле. Для того, кто был к тому же археологом, оно своим мрачным, почти диким аскетизмом могло олицетворять жилище, соответствующее мрачному, почти дикому образу жизни. Эта примитивность у него ассоциировалась с далеким прошлым.

Мысленно Авардан вновь вернулся назад. Его двухмесячное путешествие по западному континенту оказалось не совсем приятным. Все испортил тот первый день. Воспоминание о событиях того дня мгновенно его разозлило. Эта девушка была груба, неблагодарна, настоящая землянка. Почему он должен чувствовать себя виноватым? И все же…

Учитывал ли он, каким потрясением для нее было узнать, что он чужак? Он вспомнил и оскорбившего ее офицера, которому он отплатил сломанной рукой за высокомерие и жестокость. Да и мог ли он знать, сколько ей уже довелось претерпеть от чужаков. Неужели он оказался для нее одним из них?

Если бы он был более терпеливым… Он даже не помнил точно ее имени. Пола, а дальше? Странно. Обычно он не жаловался на память. Была ли это подсознательная попытка все забыть?

Что же, это совсем неглупо. Забыть! Собственно говоря, о чем ему помнить? Землянка. Обыкновенная землянка.

К радости Авардана, появился премьер-министр. Это означало конец воспоминаниям о том дне в Чике. Однако он чувствовал, что они еще вернутся. И эти мысли возвращались к нему все время.

Что касается премьер-министра, то он был облачен в новую блестящую мантию. Его лицо было спокойно и невозмутимо.

Разговор между ними прошел по-дружески. Авардану пришлось передать добрые пожелания людям Земли от некоторых высокопоставленных политиков Империи. Затем речь зашла о важности археологии для граждан Империи, о вкладе, который она вносит в великое положение, о том, что люди всех планет – братья. Премьер-министр заметил, что земляне с этим согласны и надеются, что вскоре наступит время, когда остальная часть Галактики перейдет в этом отношении от теории к практике.

– Именно с этой целью, – слегка усмехнувшись, сказал Авардан, – я пришел к вам, ваше превосходительство. Различия между Землей и некоторыми находящимися по соседству провинциями Империи, возможно, в большей степени обусловлены несходством образа мыслей проживающих людей. И все же множество разногласий можно было бы устранить, доказав, что земляне не отличаются в расовом отношении от других граждан Галактики.

– И как вы намереваетесь это сделать?

– Трудно объяснить это словами. Возможно, вам известны два основных направления в археологии, называемых теорией Мергера и теорией расселения.

– Я знаком с ними в общих чертах.

– Великолепно. Так вот, теория Мергера утверждает, что различные части человечества, развивающиеся независимо друг от друга, на определенном этапе смешались в результате межвидовых браков. Подобная концепция основывается на сегодняшней схожести людей.

– Да, – сухо ответил премьер-министр, – и кроме того, из этой концепции следует, что существует несколько сотен или тысяч самостоятельно развившихся существ человеческого типа, обладающих столь близким химическим и биологическим родством, что возможны взаимные браки между ними.

– Действительно, – с удивлением проговорил Авардан. – Вы коснулись самого слабого ее места. И все же большинство археологов не обращают на это внимания, упорно придерживаясь теории, что в изолированных частях Галактики могут существовать подвиды человечества, не смешавшиеся с остальными и сохранившие свои отличия.

– Вы имеете в виду Землю, – заметил премьер-министр.

– Земля берется как пример. С другой стороны, теория расселения…

– Считает всех нас потомками одной планетарной группы людей.

– Именно.

– Мой народ, – сказал премьер-министр, – основываясь на доказательствах из нашей истории и определенных источниках, которые священны и потому не могут быть показаны чужаку, верит, что Земля является первоначальной родиной человечества.

– В это же верю и я и прошу вас помочь мне доказать это всей Галактике.

– И на чем основан ваш оптимизм?

– На моем убеждении, что многие примитивные артефакты и архитектурные памятники могут быть расположены в тех зонах вашей планеты, которые, к несчастью, радиоактивны. Их возраст может быть точно определен.

Однако премьер-министр, не дослушав, отрицательно покачал головой.

– Об этом не может быть и речи.

– Почему? – удивился Авардан.

– Прежде всего, – произнес премьер-министр, – чего вы надеетесь добиться? Если вы докажете свою правоту, даже если на всех планетах согласятся с вами, что изменит тот факт, что миллион лет назад все мы были землянами? В конце концов, миллион лет назад все мы были обезьянами, и все же никто не называет их своими родственниками.

– Вы приводите доказательства в пользу своих противников, – неохотно произнес Авардан, закусив нижнюю губу.

– Потому что я спрашиваю себя, что скажут по этому поводу мои противники. Таким образом, вы не достигнете ничего, за исключением, быть может, дальнейшего обострения ненависти к нам.

– Но существуют еще интересы чистой науки, расширения наших знаний…

Премьер-министр кивнул.

– Я искренне огорчен, что мне приходится этому препятствовать. Я бы с радостью помог вам, но земляне – упрямый и гордый народ, которому столетиями приходилось проявлять смирение из-за… отношения к ним в определенных частях Галактики, достойного сожаления. У них есть определенные табу, определенные обычаи, которые даже я не посмею нарушить.

– И радиоактивные зоны…

– Да, они являются одним из наиболее серьезных запретов. Даже если бы я дал вам свое разрешение, а я сделал бы это с величайшим удовольствием, это вызвало бы лишь беспорядки, которые не только подвергнут опасности вас и членов вашей экспедиции, но и спровоцируют враждебные действия против Земли со стороны Империи. Допустив это, я потеряю доверие моего народа.

– Но я собираюсь принять все возможные предосторожности. Если вы хотите, можете послать со мной наблюдателей… Или же я могу дать обещание не публиковать никаких полученных результатов без предварительной консультации с вами.

– Вы искушаете меня. Ваш замысел очень интересен. Но вы переоцениваете мои возможности, даже если мы оставим в стороне вопрос о чувствах моего народа. Я не обладаю абсолютной властью. Собственно говоря, моя власть весьма ограничена, и все вопросы должны передаваться на рассмотрение Совета Старейших, прежде чем по ним будет принято окончательное решение.

Авардан покачал головой.

– Очень жаль. Наместник предупреждал меня о трудностях, но я все же надеялся… Когда вы проконсультируетесь со своим Советом?

– Президиум Совета соберется через три дня. Не в моих силах изменить повестку дня, так что, возможно, пройдет несколько дней, прежде чем будет обсужден ваш вопрос. Скажем, неделя.

Авардан рассеянно кивнул.

– Хорошо. Между прочим, ваше превосходительство…

– Да?

– Я хотел бы встретиться с одним ученым, живущим на вашей планете. Доктор Шект из Чики. Поскольку я уверен, что он человек занятой, не могу ли я попросить у вас сопроводительное письмо?

Премьер-министр заметно сосредоточился и некоторое время молчал.

– Могу ли я спросить, с какой целью вы желаете его видеть? – проговорил он наконец.

– Конечно. Я читал об изобретенном им приборе, который он, кажется, назвал Синапсайфером. Дело касается нейрохимии мозга и может оказаться весьма интересным для одного моего замысла. Я занимался работой по разбиению человечества на энцефалогические группы, знаете, по различным типам мозговых токов.

– Ухм… Я кое-что слышал об этом изобретении. Кажется, ему не удалось добиться успеха.

– Что же, возможно, вы правы, но он специалист в этой области и может быть мне очень полезен.

– Понимаю. В таком случае письмо для вас будет приготовлено. Конечно, вы не должны упоминать о своих намерениях в связи с запретными зонами.

– Разумеется, ваше превосходительство. – Авардан встал. – Благодарю вас за любезность и могу лишь выразить надежду, что Совет Старейших будет благосклонен к моим замыслам.

Секретарь появился сразу после ухода Авардана. На его губах застыла свойственная ему холодная злобная улыбка.

– Отлично, – проговорил он. – Вы держались отлично, ваша светлость.

Премьер-министр мрачно посмотрел на него.

– Зачем он хочет встретиться с Шектом?

– Вы удивлены? Не стоит. Все прекрасно согласуется. Вы заметили его холодность, когда вы отказали в его просьбе? Была ли это реакция ученого, переживающего, что нечто без всякой причины ускользает из его рук? Или же это была реакция человека, сыгравшего свою роль и довольного, что дело уже сделано? И снова странное совпадение. Шварц убегает и пробирается в Чику. На следующий день здесь появляется Авардан и после равнодушной болтовни о своей экспедиции между прочим упоминает, что направляется в Чику, чтобы встретиться с Шектом.

– Но почему он сказал об этом, Балкис? Это выглядит безрассудно.

– Потому что вы прямолинейны. Представьте себя на его месте. Он считает, что мы ничего не подозреваем. В подобных случаях победу приносит искренность. Он отправляется на встречу с Шектом. Отлично! Он откровенно говорит об этом. Он даже просит письмо. Что может быть лучшей гарантией его честных и откровенных намерений? И это поднимает другой вопрос. Шварц мог обнаружить, что за ним следят. Но у него не было времени предупредить сообщников, иначе перед нами не разыгралась бы эта комедия.

Секретарь прищурил глаза, закончив плести свою словесную сеть.

– Трудно сказать, сколько времени пройдет, прежде чем отсутствие Шварца покажется им подозрительным, но, по крайней мере, Авардан за это время успеет встретиться с Шектом. Мы схватим их вместе, и они не смогут выкрутиться.

– Сколько у нас есть времени? – спросил премьер-министр.

Балкис задумчиво посмотрел на него.

– Пока точно ответить нельзя, а с тех пор, как стало известно об измене Шекта, мы утроили скорость приготовлений, и все идет хорошо. Мы ждем лишь математические расчеты необходимых орбит. Несовершенство наших компьютеров задержит нас. Что же… Теперь это вопрос всего нескольких дней.

– Дней?! – Это было сказано тоном, в котором странно смешались торжество и ужас.

– Дней! – повторил секретарь. – Но помните, что всего одной бомбы за две секунды до нулевого времени будет достаточно, чтобы остановить нас. И даже после этого будет период от одного до шести месяцев, в течение которого возможен ответный удар. Так что мы еще не в полной безопасности.

Несколько дней! И начнется небывалая в истории Галактики битва, и Земля атакует всю Империю.

Руки премьер-министра слегка дрожали.

Глава 14
Вторая встреча

За два месяца, прошедшие со дня, когда Синапсайфер Шекта был испытан на Шварце, физик неузнаваемо изменился.

Он похудел, стал больше сутулиться, изменилось его поведение – он стал рассеянным, напуганным. Он замкнулся в себе, начал избегать даже ближайших сотрудников, которых сторонился столь явно, что это было заметно всем.

Лишь с дочерью Шект был откровенен, возможно, потому, что и она как-то ушла в себя. Старалась быть незаметной на работе.

– Они следят за мной, – говорил он. – Я это чувствую. Я ни на минуту не могу оставаться один. Всегда кто-нибудь рядом. Они не хотят даже, чтобы я писал отчеты.

И Пола это чувствовала, но, чтобы подбодрить отца, вновь и вновь повторяла:

– Но в чем они могут обвинить тебя? Даже если ты и провел эксперимент на Шварце, не такое уж страшное это преступление. Они бы просто вызвали тебя «на ковер» за это.

Однако он бормотал с бледным лицом:

– Они не разрешат мне жить. Приближаются мои Шестьдесят, и они не разрешат мне жить.

– После всего, что ты сделал? Чепуха!

– Я слишком много знаю, Пола, и они мне не верят.

– Слишком много знаешь о чем?

Он слишком устал и не мог больше нести эту тяжесть. И он рассказал ей. Сначала она не поверила ему, но потом, когда поняла, что все это правда, застыла, охваченная ужасом.

На следующий день Пола с другого конца города позвонила в посольство. Говоря через платок, она спросила доктора Бела Авардана.

Его не было. Они думали, что он может быть в Бонере, шесть тысяч миль отсюда, но не были уверены. Да, но он скоро должен вернуться в Чику, но когда – они сказать не могут. Может быть, она назовет свое имя? Они попытаются с ним связаться.

Тут Пола прервала связь и прижалась щекой к стеклянной стенке кабины, с радостью ощущая ее прохладу. Глаза ее были полны слез.

Дура, дура!

Он помог ей, а она так себя вела. Он подставил себя под нейрохлыст, чтобы защитить от чужака достоинство маленькой землянки, и чем она ему отплатила?!

Сто кредитов, отправленные ею на следующее после происшествия утро, вернулись назад. Она хотела использовать их, чтобы прийти и извиниться перед ним, но не решалась. И как бы она проникла в посольство, куда могли входить лишь чужаки?

Только он мог помочь ей теперь. Он, чужак, который мог разговаривать с землянином как с равным. Она никогда бы не догадалась, что он – чужак, не скажи он об этом. Он был такой сильный и уверенный в себе. Он должен знать, что делать. Он должен помочь, ибо на гибель обречена вся Галактика. У Полы промелькнула злорадная мысль о том, что чужаки заслужили такую участь своим пренебрежительным отношением к землянам. Но касалось ли это их всех? Женщин и детей, больных и стариков? Таких, как Авардан? Тех, которые никогда не слышали о Земле? И в конце концов, все они были людьми. Столь страшная месть топила в море крови ту справедливость, которой служила Земля.

И вдруг, совершенно неожиданно, – звонок от Авардана. Шект покачал головой.

– Я не могу ему этого сказать.

– Ты должен, – жестко сказала Пола.

– Здесь? Это невозможно, это погубит нас обоих.

– Тогда прогони его. Я позабочусь обо всем. – Ее сердце бешено стучало. Конечно, причиной была лишь эта потребность спасти бесчисленные миллиарды человеческих жизней.

Бел Авардан поможет что-нибудь предпринять!

Авардан был в полном неведении относительно происходящего. Поведение Шекта он воспринял так, как оно выглядело (как ничем не спровоцированную грубость, что так свойственна землянам).

Авардан тщательно подбирал слова:

– Мне не хотелось бы обременять вас своим посещением, доктор, не будь я профессионально заинтересован в вашем Синапсайфере. И мне говорили, что в отличие от многих землян вы не настроены враждебно к людям с других планет.

По-видимому, он сказал что-то не то, потому что доктора Шекта буквально передернуло от его слов.

– Кем бы ни был ваш информатор, он весьма ошибается, приписывая мне особое дружелюбие к подобным гостям. У меня нет симпатий и антипатий. Я – землянин…

Авардан стиснул зубы.

– Поймите, доктор Авардан, – послышался поспешный шепот, – мне очень жаль, что я выгляжу невежливым, но я действительно не могу…

– Я все понимаю, – холодно прервал археолог, хотя он не понимал абсолютно ничего. – Прощайте, сэр.

Шект слабо усмехнулся.

– Моя занятость…

– Я тоже очень занят, доктор Шект.

Он повернулся к двери, проклиная всех землян и невольно вспоминая некоторые пословицы, столь часто повторяемые его согражданами. Например, такие: «Вежливость на Земле подобна сухости в океане» или «Землянин дает тебе что угодно, пока это не стоит ему ничего или меньше того».

Его рука уже пересекла фотоэлектрический луч, открывающий входную дверь, когда он услышал сзади чьи-то быстрые шаги и предостерегающий шепот. В его руке оказался лист бумаги. Повернувшись, он успел заметить лишь промелькнувшую фигуру в красном.

Только сев в нанятый им наземный автомобиль, Авардан развернул бумагу и прочитал:

«Сегодня в восемь часов вечера будьте у дома игр. Убедитесь, что за вами не следят».

Авардан нахмурился, раз пять перечитал записку и даже просмотрел ее на свет, как будто ожидая увидеть невидимые слова. Невольно он оглянулся. Улица была пуста. Он сделал движение, чтобы выбросить бумагу в окно, но, поколебавшись, сунул ее в карман.

Несомненно, что, если бы он вечером не сделал того, к чему призывала записка, все было бы кончено, и, возможно, нескольким триллионам людей не удалось бы избежать смерти. Но этого не случилось.

По дороге он раздумывал, была ли отправителем записки…

К восьми часам вечера его машина скользила среди длинного потока машин по извивающейся дороге, ведущей к дому игр. Лишь раз он спросил путь, и прохожий, с подозрением оглядев его (очевидно, ни один землянин никогда не был свободен от этой всеобъемлющей подозрительности), коротко ответил:

– Вам нужно просто следовать за другими машинами.

Похоже, действительно все машины направлялись в дом игр, потому что он увидел, что все они, одна за другой, исчезают в отверстии въезда на подземную стоянку. Вырвавшись из потока, он объехал дом игр и стал ждать, сам не зная чего.

Стройная девушка отделилась от толпы прохожих и нагнулась к окну его автомобиля. Он удивленно посмотрел на нее, но она одним движением открыла дверь и оказалась внутри салона.

– Извините, – проговорил он, – но…

– Тсс! – Девушка пригнулась к сиденью. – За вами следили?

– А должны были?

– Не смейтесь. Поезжайте прямо вперед. Свернете, когда я скажу… Чего вы ждете?

Он узнал голос. Капюшон соскользнул на плечи, открыв каштановые волосы. Темные глаза пристально смотрели на него.

– Будет лучше, если вы поедете, – мягко сказала она.

Он подчинился, и за следующие пятнадцать минут она не сказала ему ничего, если не считать тихих указаний относительно направления движения.

Авардан украдкой взглянул на нее и с неожиданным удовольствием подумал, что она еще красивее, чем он ее помнил. Странно, что на этот раз он не чувствовал никакого негодования.

Они остановились в безлюдном районе. После небольшой паузы Пола, посмотрев на него, сказала:

– Доктор Авардан, я сожалею, что мне пришлось проделать все это, чтобы поговорить с вами с глазу на глаз. Я знаю, что мне нечего терять в ваших глазах…

– Не думайте так, – проговорил он.

– Я не могу так не думать. Я хочу, чтобы вы знали, что я полностью понимаю, как низко и неблагодарно я вела себя той ночью.

– Не надо, пожалуйста, – он посмотрел в сторону. – Я мог бы быть более дипломатичным.

– Что же… – Пола на минуту замолчала, чтобы немного прийти в себя. – Но не для этого мы приехали сюда. Вы – единственный чужак, которого я встретила, способный быть вежливым и благородным, и я нуждаюсь в вашей помощи.

Авардан подумал недовольно: «Неужели только это было причиной?» И он спросил холодно:

– Да?

– Нет, – закричала она в ответ. – Нет, не я, доктор Авардан, вся Галактика. Мне не надо ничего. Ничего!

– В чем дело?

– Во-первых… Я не думаю, чтобы кто-нибудь следил за нами, но если вы услышите какой-нибудь шум, то вы… то вы, – она замерла, – обнимите меня, и… и… вы знаете.

Он кивнул и сухо произнес:

– Я думаю, что это я смогу сымпровизировать легко. Стоит ли ждать шума?

Пола покраснела.

– Пожалуйста, не шутите и поймите правильно мои намерения. Это лишь для того, чтобы отвести подозрения от нас. Это единственное, что будет выглядеть убедительно.

– Все настолько серьезно? – мягко проговорил Авардан.

Он с любопытством посмотрел на нее. Она казалась такой юной и беззащитной. Всю свою жизнь он руководствовался здравым смыслом. И гордился этим. Он был человеком сильных страстей, но умел их усмирять. И вот только потому, что девушка выглядела слабой, он испытывал иррациональную потребность защищать ее.

– Да, это серьезно, – сказала она. – Я кое-что вам расскажу, но знаю, что сначала вы мне не поверите. Но я попытаюсь убедить вас. Я хочу, чтобы вы поняли, что я откровенна с вами. Но в первую очередь вы должны решить, останетесь ли вы с нами после того, как я вам все расскажу и вы обдумаете услышанное. Я даю вам пятнадцать минут, и, если я не внушаю вам доверия, я уйду, и на этом все закончится.

– Пятнадцать минут? – Он невольно усмехнулся, затем снял свои часы и положил их перед собой. – Хорошо.

Она сжала руками колени, глядя через стекло вперед.

Авардан почувствовал, что она искоса посмотрела на него, и поспешно отвел взгляд.

– В чем дело? – спросил он.

Пола повернулась к нему и закусила нижнюю губу.

– Я смотрела на вас.

– Да, я это заметил. У меня пятно на носу?

– Нет, – она слегка улыбнулась, первый раз после того, как села в машину. – Просто я все время удивляюсь, почему вы не носите свинцовую одежду, если вы чужак. Именно это обмануло меня в тот раз. Чужаки обычно напоминают мешок с картошкой.

– А я не напоминаю?

– О нет, – в ее голосе неожиданно появился оттенок восхищения, – вы напоминаете… вы очень похожи на древнюю мраморную статую, за исключением того, что вы живой и теплый… Извините. Я веду себя дерзко.

– Вы говорите обо мне так, будто я считаю вас землянкой, которая забыла свое место. Вам придется прекратить думать обо мне подобным образом, или мы не сможем быть друзьями… Я не верю в предрассудки радиоактивности. Я измерил радиоактивность атмосферы Земли, провел опыты на животных в лаборатории и вполне убежден, что эта радиация не может мне повредить. Я здесь уже два месяца и не ощущаю никаких болезненных симптомов. Хотя, признаюсь, небольшие предосторожности я все же принял. Однако пропитанной свинцом одежды я не ношу.

Все это было сказано серьезным тоном, и она вновь улыбнулась.

– По-моему, вы немного сумасшедший.

– Вы так думаете? Вы удивились бы, если бы знали, как много умных и знаменитых археологов говорили то же самое, причем в длинных речах.

– Так вы будете меня слушать? – неожиданно спросила она. – Пятнадцать минут прошло.

– А вы как думаете?

– Я думаю, что это вполне возможно. В противном случае вы не сидели бы здесь. Особенно после всего, что я сделала.

– Разве у вас создалось впечатление, что я заставляю себя сидеть рядом с вами? – мягко проговорил он. – Если да, то вы ошибаетесь. Знаете, Пола, я никогда не видел девушки такой красивой, как вы.

Она со страхом посмотрела на него.

– Пожалуйста, не надо. Я стремлюсь вовсе не к этому. Вы мне верите?

– Конечно, Пола. Расскажите мне свою историю. Я поверю и помогу. – Он безоговорочно верил в то, о чем говорил. В этот момент Авардан с готовностью взялся бы даже свергнуть Императора. Он не бывал прежде влюблен, и на этом он мысленно заставил себя остановиться.

Любовь? К землянке?

– Вы встречались с моим отцом, доктор Авардан?

– Доктор Шект – ваш отец? Зовите меня, пожалуйста, Белом. Я буду звать вас Полой.

– Если вы этого хотите, я постараюсь. Я думаю, вы очень злы на него.

– Он не был особенно вежлив.

– Он не мог иначе. За ним следят. Собственно говоря, мы договорились с ним заранее, что он отправит вас ни с чем, после чего с вами встречусь я. Видите, это наш дом… Дело в том, – ее голос перешел в быстрый шепот, – на Земле готовится восстание.

Авардан не смог сдержать удивления.

– Не может быть! – проговорил он, широко открыв глаза. – В самом деле?

Однако Пола тут же разозлилась.

– Не смейтесь. Вы обещали выслушать и поверить мне. На Земле готовится восстание, и это серьезно, потому что Земля может уничтожить всю Империю.

– Земля в силах сделать это? – Авардан подавил желание рассмеяться. – Пола, насколько хорошо вы знаете галактографию? – мягко спросил он.

– Не хуже любого другого, учитель, но какое это имеет отношение к тому, о чем я говорю?

– Прямое. Объем Галактики – несколько миллионов кубических световых лет. Это включает двести миллионов населенных планет и приблизительно пятьсот квадриллионов человек населения. Правильно?

– Думаю, что да, раз вы так говорите.

– Это именно так, поверьте мне. Земля же – одна планета с населением в двадцать миллионов, лишенная всех материальных ресурсов. Другими словами, на каждого землянина приходится двадцать пять биллионов граждан Галактики. Что может сделать Земля при соотношении сил двадцать пять биллионов к одному?

Пола преодолела сомнение, на мгновение овладевшее ею.

– Бел, – твердо ответила она, – я не знаю, но мой отец может ответить на этот вопрос. Он не посвятил меня в детали, потому что боится подвергать опасности мою жизнь. Однако если вы пойдете со мной, то все узнаете. Он сказал, что Земля может уничтожить всю жизнь в Галактике, и он знает это наверняка. Он никогда не ошибался.

Ее щеки порозовели от нетерпения, и Авардан почувствовал страстное желание прикоснуться к ним. (Как мог он раньше чувствовать ужас от прикосновения к ней?)

– Уже есть десять часов? – спросила Пола.

– Да, – ответил он.

– Тогда он должен ждать нас наверху, если они его не арестовали. – Она невольно вздрогнула. – Мы поднимемся в дом, и если вы пойдете со мной…

Она положила руку на кнопку, контролирующую двери, и неожиданно замерла. Затем хрипло прошептала:

– Кто-то идет… Ох, быстрее…

Остальное прошло гладко. Авардан без труда вспомнил ее первоначальные наставления. Его руки легким движением обняли ее, и он почувствовал, как их губы встретились…

Прошло немало времени, прежде чем он заговорил.

– Должно быть, это был уличный шум.

– Нет, – прошептала она, – я не слышала никакого шума.

Он удивленно посмотрел на нее, но она не отвела глаз.

– Серьезно? Ты – само коварство.

Глаза Полы вспыхнули.

– Я хотела, чтобы ты поцеловал меня, и не жалею об этом.

– Думаешь, я жалею? Поцелуй меня еще раз, только теперь потому, что этого хочу я.

Еще одна длинная пауза, потом она отстранилась от него, поправляя волосы и разглаживая воротник платья.

– Я думаю, сейчас нам лучше будет подняться в дом. Выключи свет. У меня есть фонарь.

Авардан вышел за ней из машины.

– Возьми меня за руку, – сказала она. – Здесь ступеньки.

– Я люблю тебя, Пола, – прошептал он за ее спиной. Это получилось так просто и звучало так правдиво. – Я люблю тебя, Пола, – повторил он.

– Ты почти не знаешь меня, – мягко проговорила она.

– Нет. Клянусь, я знаю тебя всю жизнь. Всю мою жизнь, Пола, два месяца я мечтал о тебе.

– Я всего лишь землянка, сэр.

– Тогда и я буду землянином. Испытай меня.

Он остановил ее и мягко поднял ее руку, пока свет фонарика не осветил ей лицо.

– Почему ты плачешь?

– Потому что, когда отец расскажет то, что он знает, вы поймете, что не можете любить землянку.

– Испытай меня и в этом.

Глава 15
Потерянное преимущество

Авардан встретился с Шектом в задней комнате на втором этаже дома, окна которой были тщательно поляризованы до полной непроницаемости. Пола осталась внизу, настороженно ожидая в кресле и следя за погруженной в темноту улицей.

Сутулая фигура Шекта производила несколько иное впечатление, чем несколько часов назад.

Лицо физика, по-прежнему изможденное и усталое, теперь, вместо прежнего колебания, выражало почти отчаянную решимость.

– Доктор Авардан, – сказал он, и голос его был тверд, – я должен извиниться за мое сегодняшнее поведение. Я надеюсь, что вы поймете…

– Признаюсь, что мне это не удавалось, но думаю, теперь все будет иначе.

Шект сел за стол и кивнул на бутылку с вином. Авардан сделал отрицательный жест.

– Если вы не возражаете, я попробую фрукты… Что это? В жизни не видел ничего подобного.

– Это один из сортов апельсинов, – ответил Шект, – которые растут только на Земле. Кожура легко снимается. – Он показал, и Авардан с любопытством надкусил сочный плод.

– Это изумительно, – воскликнул он. – Земля никогда не пробовала экспортировать их?

– Старейшие, – мрачно проговорил физик, – не особенно склонны к торговле с внешним миром. Да и наши соседи не стремятся торговать с нами. Это всего лишь один из аспектов наших трудностей.

Авардан неожиданно почувствовал приступ раздражения.

– Ничего не может быть глупее. Уверяю вас, иногда меня охватывает отчаяние, когда я вижу, что может существовать в сознании людей.

Шект пожал плечами со снисходительностью человека с жизненным опытом.

– Боюсь, что это часть антиземной политики, которую разрешить невозможно.

– Но эту проблему делает неразрешимой именно то, что никто по-настоящему не желает ее решения, – воскликнул археолог. – Сколько землян способствуют этому, ненавидя подряд всех жителей Галактики. Действительно ли ваш народ стремится к равенству, взаимному уважению? Нет! Большинство из них желает лишь, в свою очередь, занять место наверху.

– Возможно, в том, что вы сказали, немало правды, – грустно проговорил Шект. – Этого я не отрицаю. Но это не вся правда. Дайте нам только возможность, и новое поколение землян достигнет зрелости без самовыделения, всем сердцем веря в единство всех людей. Ассимиляционисты с их терпимостью и верой в возможность компромисса не раз имели сильные позиции на Земле. Я – один из них. Или, по крайней мере, я им был. Однако Землей сейчас правят Зелоты. Это крайние националисты, верящие в прошлое и будущее величие Земли. Это от них должна быть защищена Империя.

Авардан нахмурился.

– Вы имеете в виду восстание, о котором говорила Пола?

– Доктор Авардан, – мрачно проговорил Шект, – нелегко убедить кого-либо в столь нелегкой перспективе, как покорение Землей всей Галактики, но это правда. Я не обладаю особой храбростью и ужасно хочу жить. Поэтому вы можете представить, сколь опасным должен быть кризис, заставивший меня пойти на предательство в то время, когда местные власти не спускают с меня глаз.

– Что же, – сказал Авардан, – если это так серьезно, то я должен сразу предупредить вас. Я помогу вам всем, сделаю все, что в моих силах, но только как гражданин Империи. Я не обладаю здесь никаким официальным статусом и не имею особого влияния ни на Совет, ни на Наместника. Я именно тот, за кого себя выдаю, – археолог, прибывший сюда только с научными целями. Поскольку вы готовы на все, не лучше ли вам встретиться с Наместником? Он действительно сможет что-то предпринять.

– Именно этого я и не могу сделать, доктор Авардан. За мной поэтому и следят, чтобы не допустить этого. Когда вы пришли сегодня утром, я подумал даже, что, возможно, вас прислал Энус. Я считал, что он что-то подозревает.

– Возможно, он и подозревает, этого нельзя отрицать. Если вы пожелаете, я смогу все ему передать.

– Благодарю. Именно этого я и хочу. Используйте свои возможности, доктор, чтобы отвести от Земли слишком суровое возмездие.

– Конечно. – Авардан чувствовал беспокойство. Он был убежден, что имеет дело со стариком, возможно, безвредным, но явно ненормальным. Однако единственное, что он мог, – это дослушать и попытаться успокоить его – ради Полы.

– Из сказанного вами сегодня утром я понял, что вы слышали о Синапсайфере, – проговорил Шект.

– Да, действительно. Я читал вашу статью в «Физическом обозрении». Я говорил о вашем изобретении с Наместником и премьер-министром.

– С премьер-министром?

– Да. Когда просил у него письмо, которое вы, боюсь, так и не прочитали.

– Сожалею. Но лучше бы вы не говорили… Что вы знаете о Синапсайфере?

– Это довольно интересная неудача. Он предназначен для улучшения способностей к обучению. Он был до некоторой степени удачно испытан на крысах, но оказался непригоден для людей.

– Да, из этой статьи вы большего узнать и не могли, – кивнул Шект. – Эксперимент был представлен неудавшимся, а наиболее интересные результаты намеренно не опубликованы.

– Хм. Несколько необычное трактование научной этики, доктор Шект.

– Согласен с вами. Но мне пятьдесят пять, а если вы знакомы с законами Земли, то знаете, что мне осталось недолго жить.

– Шестьдесят. Да, я слышал об этом даже больше, чем мне того хотелось бы. – И он с горечью вспомнил свое первое путешествие. – Насколько я знаю, для выдающихся ученых делают исключения.

– Вы правы. Но это решает премьер-министр и Совет Старейших, и их решение не изменит даже Император. Мне поставили условие: держать в секрете все, что касается Синапсайфера, в обмен на мою жизнь. – Он беспомощно развел руками. – Мог ли я тогда знать о последствиях, о том, как машина будет использована?

– И как же ее использовали? – достав сигареты, Авардан предложил Шекту, но тот отказался.

– Я подхожу к этому… Одного за другим, после того, как мои эксперименты показали безопасность использования Синапсайфера на человеке, обработке подвергли некоторых биологов Земли. Все они остались живы, кстати, все эти люди, как я знал, симпатизировали Зелотам. Однако через некоторое время стали проявляться побочные эффекты, и один из них был подвергнут вторичной обработке. Я не смог спасти его. Но из его предсмертного бреда я узнал обо всем.

Время приближалось к полуночи. День был длинным и полным событий. Однако что-то не давало покоя Авардану.

– Давайте перейдем к сути, – сказал он.

– Немного терпения. Я должен объяснить все подробности, чтобы вы мне поверили. Вы, конечно, знаете о радиоактивности Земли…

– Да, я хорошо знаком с этим вопросом.

– И о том, как она влияет на жизнь землян?

– Да.

– Тогда я не буду об этом говорить. Хочу только сказать, что процент мутаций на Земле больше, чем в любой другой части Галактики. Поэтому утверждения наших противников, что земляне отличны от других людей, имеют долю правды. Собственно говоря, число мутаций очень мало, и большинство из них не обладает жизненной стойкостью. Если в землянах и произошли какие-то устойчивые изменения, то это те изменения химического состава их тел, которые дали им большую сопротивляемость окружающей среде. Так, они обладают большим сопротивлением к воздействию радиации…

– Доктор Шект, это мне знакомо.

– Тогда приходило ли вам когда-нибудь в голову, что процессы мутаций происходят и у других живущих на Земле существ?

После короткой паузы Авардан ответил:

– Нет, но, конечно же, это неизбежно.

– Так оно и есть. У нас гораздо больше разновидностей домашних животных, чем на любой другой обитаемой планете. Апельсин, который вы ели, – продукт мутации. Между прочим, это – одна из причин, делающих их экспорт невозможным. Чужаки не доверяют нашим продуктам, как и нам. И конечно, то, что относится к растениям и животным, применимо также к микромиру.

И тут Авардан действительно почувствовал страх.

– Вы имеете в виду бактерии? – спросил он.

– Я имею в виду все формы примитивной жизни. Микробы, бактерии и самовоспроизводящиеся протеины, которые называют вирусами.

– И к чему вы ведете?

– Я думаю, что вы догадываетесь. Неожиданно вы проявили интерес. Видите ли, среди ваших сограждан существует мнение, что земляне – носители смерти, что земляне приносят неудачи…

– Все это я знаю. Обыкновенные предрассудки.

– Не совсем. Это-то самое страшное. В предрассудке есть доля истины. Видите ли, иногда землянин носит в себе некоторые мутированные формы микроскопических паразитов, подобных которым нет ни на какой другой планете. А чужаки не обладают особой сопротивляемостью к их действию. Последствия – вопрос простой биологии, доктор Авардан.

Авардан молчал.

– Конечно, иногда они атакуют и нас, – продолжал Шект. – Но у нас поколениями вырабатывается иммунитет против новых вирусов и микробов. Чужаки же его не имеют.

– Вы хотите сказать, – проговорил Авардан со странным чувством, – что контакт с вами сейчас…

Он отодвинул свой стул назад, думая о вечерних поцелуях.

Шект покачал головой.

– Конечно же, нет. Мы не распространяем болезнь, мы просто носим ее в себе, если она есть, что, кстати, случается редко. Если бы я жил на вашей планете, то носил бы в себе не больше микробов, чем вы. У меня нет особой предрасположенности к этому. Даже здесь существует лишь один из квадриллиона квадриллионов, представляющий действительную опасность. Вероятность того, что вы заразитесь сейчас, не больше, чем то, что метеорит пробьет крышу этого дома и попадет в вас. Если же, конечно, упомянутые микробы специально не выбраны, изолированы и сосредоточены для вас.

После продолжительной паузы Авардан спросил сдавленным голосом:

– Земляне это сделали? – Он перестал думать о ненормальности Шекта и готов был поверить ему.

– Да. Сначала из абсолютно невинных побуждений. Наши биологи, конечно, были заинтересованы в особенностях земной жизни и недавно получили вирус обычной горячки.

– Что такое обычная горячка?

– Слабая эпидемическая земная болезнь. Она всегда у нас существовала. Большинство землян перенесли ее в детстве, и симптомы ее известны. Болезнь длится четыре-шесть дней, после чего человек приобретает иммунитет. И я, и Пола перенесли ее. Время от времени встречается более сильная форма этой болезни, вызванная несколько отличным вирусом, называемая радиационной горячкой.

– Я о ней слышал, – сказал Авардан.

– В самом деле? Ее название происходит из-за ошибочного мнения, что заболевание вызывается облучением в радиоактивных зонах. Действительно, после облучения часты заболевания, потому что в этих зонах вирус наиболее способен мутировать в опасные формы. Однако причина болезни – вирус, а не радиация. После заражения симптомы болезни появляются через два часа. Губы поражаются настолько сильно, что человек почти не может разговаривать, смерть может наступить в течение нескольких дней.

Но главное то, что земляне адаптировались к обычной горячке, а чужаки – нет. Иногда ею заболевает кто-нибудь из имперского гарнизона, и в этом случае он реагирует точно так же, как землянин на радиационную горячку. Обычно он умирает в течение двенадцати часов. Затем его сжигают. Это делают земляне, поскольку солдаты гарнизона рискуют смертельно заболеть при приближении к нему.

Как я сказал, вирус был получен десять лет назад. Это нуклеопротеин, как и большинство выделяемых вирусов, содержащий необычайно высокий процент радиоактивных углерода, фосфора и серы. Говоря «необычайно высокий», я подразумеваю, что пятьдесят процентов его углерода, серы и фосфора – радиоактивны. Предполагаю, что воздействие на организм, в котором он находится, обусловлено не столько отравляющим действием вируса, сколько его радиоактивностью. Естественно, выглядит логичным, что земляне, адаптировавшиеся к гамма-радиации, переносят болезнь легко. Как вы знаете, изотопы нельзя разделить. Только полученный нами вирус может это сделать. Но затем исследования стали вестись в другом направлении.

Я буду краток, доктор Авардан, но думаю, вам все будет понятно. Эксперименты могли проводиться на животных с других планет, но не на самих чужаках. Чужаков на земле слишком мало, чтобы исчезновение кого-нибудь из них осталось незамеченным. Итак, группа бактериологов была послана на Синапсайфер и вернулась с многократно улучшенной способностью к мышлению. Именно они создали новую математическую модель химии протеинов, которая позволила искусственно создать вирус, способный поражать только живущих на других планетах Галактики, – чужаков.

Авардан вдруг почувствовал страшную усталость. Он ощутил капли пота, выступившего на лице.

– Так вы хотите сказать, – с трудом выговорил он, – что Земля намеревается распространить этот вирус по Галактике и затеять гигантскую бактериологическую войну…

– В которой никто не сможет одержать победы. Как только начнется эпидемия, миллионы будут умирать ежедневно, и ничто не сможет остановить этого. Грузовые корабли будут переносить инфекцию, и болезнь каждый раз будет вспыхивать в новом месте. И никто не сможет связать этого с Землей. Со временем станет сомнительно и наше выживание, поскольку опустошение зайдет так далеко, чужаки будут в таком отчаянии, что перестанут считаться с чем-либо.

– И все умрут? – Авардан все еще не верил, не мог представить того, о чем говорил Шект.

– Возможно, что нет. Исследования производились в обоих направлениях. У нас есть и противоядие, которое можно будет использовать в случае немедленной капитуляции. Возможно, люди выживут в каких-нибудь отдаленных концах Галактики, не исключено существование у кого-нибудь врожденного иммунитета.

Авардан больше не мог сомневаться в правдивости услышанного. Голос Шекта звучал слабо и устало:

– В этом виновата не Земля. Кучка лидеров, отвечая на давление, отделившее их от остальной Галактики, с сумасшедшей силой ненавидя тех, кто это давление на них оказывает, желая любой ценой отомстить… И все же я прежде всего – человек, а уж потом – землянин.

Должны ли триллионы умирать из-за миллионов? Должна ли цивилизация Галактики быть уничтоженной ради мести, пусть даже вполне оправданной, одной планеты? И станем ли мы лучше жить после этого? Могущество Галактики останется сосредоточенным на планетах, обладающих ресурсами, которых у нас нет. Поколение землян может править Трантором, но их потомки, став транторианами, в свою очередь, будут свысока смотреть на оставшихся на Земле. И кроме того, будет ли лучше от этого человечеству, если тиранию Галактики сменит тирания Земли? Нет… нет… должен существовать путь для всех людей, путь к свободе и справедливости.

Он закрыл лицо руками, медленно покачивая головой из стороны в сторону.

Слушавший в оцепенении Авардан пробормотал:

– В том, что вы сделали, нет предательства. Я немедленно направляюсь в Гималаи. Наместник мне поверит. Он должен поверить.

В это время раздались быстрые шаги, и в открывшейся двери показалось испуганное лицо Полы.

– Отец… Сюда идут какие-то люди.

Лицо Шекта потемнело.

– Быстро выходите через гараж, доктор. Возьмите Полу и не беспокойтесь обо мне. Я их задержу.

Однако у входа их уже поджидал человек в зеленой накидке. Чуть улыбаясь, он небрежно держал в руках нейроплеть. Было слышно, как забарабанили в дверь главного входа.

– Кто вы такой? – неуверенно спросил Авардан, обращаясь к человеку в зеленом. Он заслонил собой Полу.

– Я? – хрипло проговорил человек. – Я всего лишь ничтожный секретарь его светлости, премьер-министра. – Он сделал шаг вперед. – Я уже почти отчаялся вас дождаться. Хм, и девчонка. Зря, зря…

– Я гражданин Империи, – спокойно сказал Авардан, – и не признаю за вами права задерживать меня, а также врываться в дом без официального ордера.

– Я, – секретарь слегка постучал по своей груди свободной рукой, – представляю все права и власть на этой планете, а скоро и во всей Галактике. Все вы в наших руках, даже Шварц.

– Шварц? – воскликнула Пола.

– Вы удивлены? Я сейчас отведу вас к нему.

Последним, что помнил Авардан, была его злобная улыбка и вспышка нейрохлыста. Чувствуя оглушающую боль, он провалился в пустоту.

Глава 16
Реши, на чьей ты стороне!

Некоторое время Шварц беспокойно лежал на твердой скамье в одной из подземных комнат «Зала исправления» Чики.

Зал, как обычно его называли, представлял собой символ власти премьер-министра и его окружения.

За прошедшие века немало землян в его стенах ждали суда за совершенные ими противозаконные деяния: нежелание работать, стремление жить сверх положенного времени и т. п.

Иногда, когда в суде рассматривались совершенно нелепые преступления, вмешивался Наместник – и наказание могло быть отменено.

Обычно, когда Совет требовал смерти, Наместнику приходилось соглашаться. В конце концов, в жертву приносился всего лишь землянин…

Вполне естественно, что обо всем этом Джозеф Шварц не знал ничего. Его поле зрения ограничивалось небольшой комнатой, стены которой освещал тусклый свет. В комнате находились две жесткие скамейки и стол. Ниша в стене служила ванной и санузлом. Окон, через которые можно было видеть небо, не было, приток воздуха через вентиляционное отверстие был едва ощутим.

Шварц взъерошил волосы и неуклюже сел. Его попытка сбежать в никуда (потому что где на Земле он мог чувствовать себя в безопасности?) закончилась неудачно.

Для развлечения у него оставался только мысленный контакт.

Но хорошо это было или плохо?

Пока он жил на ферме, Шварц ощущал эту способность как странный, беспокоящий дар природы, которого он раньше не знал, о возможностях которого не думал. Теперь у него было время все обдумать.

Двадцать четыре часа в сутки размышлять над своим положением. От этого можно было сойти с ума. Он мог ощущать проходящих мимо тюремщиков. Шварц осторожно заглянул в их умы. Они распались, как скорлупа расколотого ореха, из которого обильным дождем полились их знания и чувства.

Он узнал много о Земле и Империи, больше, чем мог бы узнать за два месяца пребывания на ферме.

Конечно, он узнал и то, что приговорен к смерти!

Это могло наступить сегодня, могло завтра. Но он должен умереть! Неожиданно он смирился и воспринял известие почти благодарно.

Дверь открылась, и Шварц, охваченный страхом, вскочил на ноги. Можно было всем своим сознанием смириться со смертью, но тело оставалось диким животным, не желающим ничего слушать. Это смерть!

Нет, это была не смерть. Появившийся мысленный контакт не говорил о смерти. Вошел часовой, держа в руках наготове металлический прут. Шварц знал, что это такое.

– Пошли со мной, – резко проговорил он.

Шварц последовал за охранником.

Комната, в которую его привели, была очень большой. В ней находились двое мужчин и девушка, похожие на трупы, лежащие на высоких плитах. И все же это были не трупы, доказательством чему служили три активных мозга.

Парализованы! Но они ему знакомы!.. Почему они так знакомы?

Он остановился, чтобы рассмотреть их, но рука охранника прикоснулась к его плечу.

– Проходи.

Здесь же была четвертая плита, пустая. В уме стражника не было смерти, и Шварц взгромоздился на нее. Он знал, что последует.

Стальной стержень охранника коснулся каждой из его конечностей. Они окаменели и, казалось, исчезли, осталась чувствительной одна голова, парящая в пустоте.

Он повернул ее.

– Пола, – воскликнул он, – ведь вы – Пола, не правда ли? Девушка, которая…

Она кивнула. Он не узнал ее мысленный контакт. Два месяца назад он еще не чувствовал этого. В то время его развитие достигло только стадии чувствительности к «атмосфере». Он ясно помнил это.

Из их сознания он мог узнать дальнейшие подробности. Человек рядом с девушкой был доктором Шектом, другой мужчина – доктор Бел Авардан. Он мог узнать их имена, почувствовать их отчаяние, ощутить страх в сознании девушки.

На мгновение ему стало жаль их, но затем он вспомнил, кем они были. И сердце его сжалось от негодования.

«Пусть умирают!»

Трое пленников уже почти час находились здесь. В комнате, где они оказались, могло поместиться не менее сотни человек. Они чувствовали себя потерянными и одинокими в пустоте. Говорить было нечего. Горло Авардана пересохло, и он бессильно ворочал головой из стороны в сторону. Это была единственная его часть, которая могла двигаться.

Глаза Шекта были закрыты, губы бледны и сухи.

– Шект. Слушайте, Шект! – слабо прошептал Авардан.

– Что?.. Что? – такой же слабый шепот.

– Что вы делаете? Спите? Думайте, думайте!

– Зачем? О чем думать?

– Кто такой Джозеф Шварц?

– Ты не помнишь, Бел? – прозвучал тонкий и усталый голос Полы. – Тогда, в магазине, мы встретились впервые.

После яростной борьбы с собой Авардану удалось поднять голову на два мучительных дюйма. Теперь ему стала видна часть лица Полы.

– Пола! Пола! – Если бы он мог приблизиться к ней, так, как он мог это делать в течение двух месяцев, когда не воспользовался такой возможностью. Она смотрела на него, улыбаясь так слабо, что эта улыбка могла бы принадлежать статуе.

– Мы еще победим, – проговорил он. – Вот увидишь.

Но она покачала головой, насколько позволяла больно сжатая шея.

– Шект, – вновь заговорил Авардан, – слушайте. Как вы встретились с этим Шварцем? Он был вашим пациентом?

– Синапсайфер. Он пришел как доброволец.

– И был подвергнут обработке?

– Да.

Авардан обдумал услышанное.

– Что побудило его прийти к вам?

– Не знаю.

– Но тогда… Может, он работает на Империю?

(Шварц отлично понимал его мысли и внутренне усмехался, но молчал и решил в дальнейшем не говорить ничего.)

Шект покачал головой:

– Работает на Империю? Вы так думаете, потому что это сказал секретарь. Чушь. Да и какое значение это имеет? Он так же беспомощен, как и мы… Слушайте, Авардан, если мы придумаем какую-нибудь убедительную историю, они подождут. Мы могли бы…

Археолог глухо рассмеялся.

– Могли бы остаться в живых? В то время, когда Галактика будет мертва и цивилизация разрушена? Жить? С тем же успехом я могу умереть.

– Я думаю о Поле, – пробормотал Шект.

– Я тоже, – сказал Авардан. – Спросим ее… Пола, мы сдадимся или попытаемся выжить?

Голос Полы был тверд.

– Я выбрала, на чьей я стороне. Я не хочу умирать, но, если моя сторона обречена на смерть, я погибну вместе с ней.

Авардан почувствовал торжество. Когда он заберет ее на Сириус, они будут называть ее землянкой, но она – равная им, и он с огромным удовольствием выбьет зубы любому…

И тут он вспомнил, что вряд ли заберет ее на Сириус, как и кого-либо другого. Да и сам он вряд ли увидит Сириус.

И затем, отбросив мысли об этом, он прокричал:

– Эй, вы! Как вас там! Шварц!

Шварц на мгновение поднял голову и взглянул на обращающегося к нему человека.

Он не сказал ничего.

– Кто вы такой? – продолжал Авардан. – Как вы оказались замешанным во все это? Ваша роль?

При этом вопросе вся несправедливость происшедшего вновь всплыла в сознании Шварца. Вся безобидность его прошлого, весь ужас настоящего ожили в нем, и он в ярости ответил:

– Я? Я – честный человек, упорно трудившийся всю жизнь. Я не приносил вреда никому, никого не беспокоил, заботился о своей семье. – И затем совершенно неожиданно: – Нет, не в Чику! – яростно закричал Шварц. – Я попал в этот сумасшедший мир… Ох, какое мне дело, верите вы или нет? Мой мир в прошлом. Там была земля и еда, и два миллиарда людей, и это был мой единственный мир.

Авардан молчал, пораженный этой словесной атакой. Он повернулся к Шекту…

– Вы его понимаете?

– А вы знаете, – проговорил Шект, – ведь он имеет аппендикс – трех с половиной дюймов длины. Помнишь, Пола? И зуб мудрости. И волосы на лице.

– Да! Да! – вызывающе прокричал Шварц. – И я хотел бы иметь хвост, чтобы показать его вам. Я из прошлого. Я прошел сквозь время. Только я не знаю, как и почему. А теперь оставьте меня в покое.

Неожиданно он добавил:

– Они скоро придут за нами. Это ожидание предназначено лишь для того, чтобы сломать нас.

– Откуда вы знаете? – поспешно спросил Авардан. – Кто вам сказал?

Шварц молчал.

– Коренастый курносый человек – это секретарь?

Шварц не мог узнать внешне человека, с которым контактировал только мысленно. На мгновение он вспомнил контакт сильного, обладающего совестью человека, который, кажется, был секретарем.

– Балкис? – с любопытством спросил он.

– Что? – переспросил Авардан, но Шект прервал его:

– Так зовут секретаря.

– Ох… Что он сказал?

– Он не сказал ничего, – ответил Шварц. – Я знаю. Это смерть для всех нас, и спасения нет.

Авардан понизил голос:

– Вам не кажется, что он сумасшедший?

– Не знаю… Его череп. Он имеет примитивную форму, очень примитивную.

Авардан был поражен.

– Вы хотите сказать… Нет, это невозможно.

– И я всегда думал так же. – На мгновение голос Шекта стал слабой имитацией нормального тона, как будто наличие научной загадки заставило его забыть о положении, в котором он находился. – Была рассчитана энергия, необходимая для перемещения вдоль временной оси, и был получен результат, превышающий бесконечность, так что идея всегда выглядела невозможной. Но некоторые говорили о вероятности «временных ошибок», знаете, аналогичных геологическим ошибкам. Например, на глазах исчезали космические корабли. Из древности широко известен случай с Гора Деваллоу, который однажды вошел в свой дом и больше оттуда не вышел, но внутри его тоже не было. В галактографических справочниках последнего столетия была зафиксирована планета, которую посетили три экспедиции и привезли новое ее описание. Затем эта планета исчезла. Кроме того, в ядерной физике существуют определенные открытия, которые опровергают закон сохранения массы, энергии. Это пытаются объяснить переходом некоторой массы вдоль временной оси. Например, урановые ядра в смеси с медью и барием в определенной пропорции при облучении гамма-лучами создают резонансную систему…

– Отец, – проговорила Пола, – хватит! Это бесполезно…

Однако Авардан вмешался голосом, не допускающим возражения:

– Подождите. Дайте мне подумать. Кто может проверить это лучше, чем я? Разрешите мне задать несколько вопросов… Слушайте, Шварц.

Шварц снова поднял на него глаза.

– Ваш мир был единственный в Галактике?

Шварц кивнул и глухо ответил:

– Да.

– Но это вы так считаете. Я хочу сказать, что у вас не было межзвездных путешествий и проверить вы не могли. Могли существовать и другие населенные планеты.

– Этого я не могу знать.

– Да, конечно. Жаль. А как насчет атомной энергии?

– У нас были атомные бомбы. Урановые… и плутониевые… Я думаю, что именно это сделало планету радиоактивной. Должно быть, была еще одна война… Атомные бомбы. – И Шварц мысленно вновь вернулся в Чикаго, в свой старый мир. Ему стало жаль, но не себя, а тот прекрасный мир…

Тем временем Авардан, немного подумав, сказал:

– Хорошо. У вас, конечно, был язык.

– На Земле? Множество языков.

– А ваш?

– Английский.

– Хорошо, скажите что-нибудь на нем.

Уже больше двух месяцев Шварц ничего не говорил по-английски. Он медленно произнес:

– Я хочу вернуться домой, к своему народу.

Авардан обратился к Шекту:

– На этом языке он говорил, когда пришел к вам?

– Трудно сказать, – озадаченно ответил тот. – Странные звуки тогда, и странные звуки сейчас. Как я могу их сравнивать?

– Хорошо, оставим это… Как будет «мать» на вашем языке, Шварц?

Шварц ответил.

– Угу. А отец, один, два, три… дом… человек… и так далее. – Когда Авардан наконец остановился, чтобы перевести дыхание, на лице его было выражение изумления.

– Шект, – сказал он, – или этот человек тот, за кого он себя выдает, или я – жертва самого дикого бреда, который только можно вообразить. Он говорит на языке, практически эквивалентном надписям, найденным в раскопках пятидесятитысячелетней давности, обнаруженных на Сириусе, Арктуре, альфе Центавра и многих других планетах. Он говорит на нем. Язык был расшифрован лишь недавно, и в Галактике найдется не более дюжины человек, кроме меня, способных понять его.

– Вы в этом уверены?

– Уверен ли я? Конечно, уверен. Я – археолог. Знать подобные вещи входит в мою профессию.

На мгновение Шварц почувствовал, что броня его безразличия дала трещину. Впервые он почувствовал возвращение утраченной им индивидуальности. Секрет раскрылся, он был человеком из прошлого, и они поверили в это. Это доказывало, что он в своем уме, уничтожало его гнетущее сомнение, и он обрадовался этому.

– Он был необходим мне, – вновь заговорил Авардан, сгорая в святом огне своей профессии. – Шект, вы не представляете, что это значит для археологии. Шект, это – человек из прошлого. Слушайте, мы можем заключить сделку. Ведь это же доказательство, которое ищет Земля. Они могут его получить. Они могут…

– Я знаю, о чем вы думаете, – иронически прервал его Шварц. – Вы думаете, что благодаря мне Земля может доказать, что она – источник цивилизации и что они все будут благодарны за это. Я говорю вам – нет! Я думал об этом, и я бы променял на это всю жизнь. Но они не поверят ни мне, ни вам.

– Существуют неопровержимые доказательства.

– Они не будут слушать. И знаете почему? Потому что у них есть определенные устоявшиеся идеи относительно прошлого. Любые перемены, даже основанные на правде, будут святотатством в их глазах. Они хотят сохранить свои традиции.

– Я думаю, он прав, Бел, – заметила Пола.

Авардан сжал губы.

– Мы можем попытаться.

– И потерпим неудачу, – продолжал настаивать Шварц.

– Откуда вы знаете?

– Я знаю. – В его словах было столько убеждения, что Авардан умолк.

В усталых глазах Шекта вдруг появился интерес:

– Вы чувствовали какие-нибудь неприятные эффекты после Синапсайфера?

Шварц не знал этого слова, но понял его значение. Они оперировали, оперировали его мозг. Сколько нового он узнал!

– Нет, – ответил он.

– Но я вижу, вы быстро выучили наш язык. Вы говорите очень хорошо. Это вас не удивляет?

– У меня всегда была отличная память, – холодно проговорил Шварц.

– И вы чувствуете себя таким же, как до операции?

– Именно.

Шект жестко сказал:

– Зачем вы скрываете? Я уверен, что вы знаете, о чем я думаю.

Шварц коротко рассмеялся.

– Что я могу читать мысли? Хорошо, и что дальше?

Но Шект не ответил. Он повернул к Авардану свое бледное беспомощное лицо.

– Он читает мысли, Авардан. Чего бы я мог с ним добиться! И быть здесь… Беспомощным…

– Что?! – с силой выдохнул Авардан.

Даже лицо Полы выражало теперь заинтересованность.

– Вы действительно это можете? – обратилась она к Шварцу.

Он кивнул ей. Она заботилась о нем когда-то, а теперь вот ее ждет смерть. Но ведь она была предателем!

Шект произнес:

– Авардан, вы помните бактериолога, о котором я вам рассказывал, того, который умер после обработки Синапсайфером? Одним из первых симптомов его помешательства было утверждение, что он может читать мысли. И он действительно мог. Я обнаружил это незадолго до его смерти и держал в секрете. Я не рассказывал никому, что это возможно, Авардан, но это возможно. Видите ли, с понижением сопротивления мозговых клеток мозг может обретать возможность улавливать магнитные поля, создаваемые микротоками мыслей других людей, и трансформировать их внутри себя. Здесь тот же принцип, что и у обычного записывающего устройства. Это – телепатия.

Шварц продолжал упорно и враждебно молчать, когда Авардан повернулся к нему.

– Но если это так, Шект, может, мы постараемся его использовать? – Ум археолога напряженно работал, обдумывая невозможное. – Может быть, нам удастся выбраться отсюда. Должен быть способ.

Но Шварц холодно воспринимал трепетание мысленных контактов, которое так ясно ощущал.

– Вы имеете в виду чтение их мыслей, – проговорил он. – Чем это может помочь? Я способен и на большее. Например, как вам понравится это?

Авардан почувствовал легкий толчок и вскрикнул от неожиданной боли.

– Это сделал я, – сказал Шварц. – Хотите еще?

– Вы можете проделать это с охранниками? – выговорил Авардан. – С секретарем? Как вы дали им привести себя сюда? Великая Галактика! Шект, у нас не будет никаких проблем. Теперь слушайте, Шварц…

– Нет, – сказал Шварц, – вы слушайте. Зачем мне убегать отсюда? Куда я попаду? По-прежнему в этот мертвый мир. Я хочу вернуться домой и не могу это сделать. И я хочу умереть.

– Но это вопрос жизни всей Галактики, Шварц. Вы не можете думать о себе.

– Не могу? А почему бы и нет? Какое мне дело до вашей Галактики? Пусть проваливается ко всем чертям! Я знаю, что намеревается сделать Земля, и рад этому. Недавно эта леди сказала, что решила, на чьей она стороне. Что ж, это решил и я, и моя сторона – Земля!

– Что?

– Почему бы и нет? Я – землянин.

Глава 17
Измени решение!

А потом опять был очередной допрос…

Прошел час с того времени, как Авардан, очнувшись, почувствовал, что лежит беспомощный, как мясная туша в ожидании разделки. И ничего не произошло. Ничего, кроме этой горячечной бесполезной болтовни в невыносимом ожидании.

Ослабевший, Авардан боялся, что у него не хватит сил сопротивляться следователю. Он сказал:

– Я думаю, за нами следят. Мы должны поменьше говорить.

– Нет, – послышался ровный голос Шварца. – Никто нас не подслушивает.

Археолог готов был автоматически отреагировать своим «откуда вы знаете», но промолчал. Он остро позавидовал, что не у него такая сила! А у человека из прошлого, который называет себя землянином и хочет умереть, есть такая сила!

В поле его зрения попадал лишь кусок потолка. Повернувшись, он мог видеть неправильный профиль Шекта, с другой стороны – голую стену. Подняв голову, он смотрел на бледное лицо Полы.

Иногда его жгла мысль, что с ним, гражданином Империи, Галактики, так несправедливо обошлись земляне, и он позволил им это сделать.

Но и она исчезла.

– Бел? – Слово прозвучало неожиданно приятно для него, прервав мысли о смерти.

– Да, Пола?

– Я думаю, они не будут тянуть особенно долго.

– Может быть, дорогая… Как жаль. Ведь мы потеряли два месяца.

– Это моя вина, – прошептала она. – Моя вина. Но у нас есть, по крайней мере, эти последние минуты. Мы должны их использовать.

Авардан не смог ответить. Мысли вихрем проносились в его голове. Было ли это лишь плодом его воображения или он действительно чувствовал твердый пластик, на котором лежало его безжизненное тело? Как долго длится паралич?

Необходимо убедить Шварца помочь. Он попробовал проконтролировать свои мысли, заранее зная, что это невозможно.

– Шварц, – позвал он…

Шварц лежал такой же беспомощный, как и остальные, но его мучения были гораздо глубже. В нем одном была сконцентрирована боль его спутников.

В самом себе он еще мог поддерживать это сжимающее душу стремление к смерти, к ее бесконечному спокойствию и умиротворенности, побеждать последние капли любви к жизни, которая так недавно, всего два дня назад, заставила его бежать с фермы. Но окруженный другими? С гнетущим страхом смерти, как саван нависшим над Шектом, с досадой и непреодолимым желанием действия в энергичном уме Авардана, с глубоким и отчаянным разочарованием девушки?

Он должен закрыть свое сознание от страданий других! У него есть своя жизнь и своя смерть. Какое ему до них дело?

И тут Авардан позвал его. Шварц уже знал зачем. Они хотят, чтобы он их спас. Почему он должен это делать? Почему?

– Шварц, – вкрадчиво повторил Авардан, – вы могли бы стать героем. Вам не из-за чего умирать здесь, не из-за этих же людей, которые схватили вас.

Но Шварц лихорадочно перебирал в памяти воспоминания своей юности, стараясь заполнить ими колеблющийся ум. Странная смесь событий из прошлого и настоящего вызывала у него раздражение. Он сказал сдержанно:

– Да, я могу стать героем и… предателем. Эти люди хотят убить меня. Вы называете их людьми, но это произносит ваш язык, мысленно же вы их называете чем-то, чего я понять не могу, но это нечто отвратительное. И только потому, что они земляне.

– Это ложь, – горячо возразил Авардан.

– Это не ложь, – последовал такой же горячий ответ, – и все знают это. Они хотят убить меня, да, но только потому, что считают меня одним из людей вашего сорта, людей, которые обрекли целую планету на беспросветное существование, на унижение несносным высокомерием. Так защищайтесь сами от этих «ничтожеств и паразитов», которым неожиданно удалось создать угрозу для своих богоподобных повелителей. И не просите помощи у одного из них.

– Вы говорите, как Зелот, – пораженно произнес Авардан. – Почему? Вам причиняли страдания? Вы говорите, что жили на большой и независимой планете. Вы были землянином, когда Земля была единственной носительницей жизни. Вы – один из нас, один из правителей. Зачем же отождествлять себя с отчаявшимся меньшинством? Это не та планета, которую вы помните. Моя планета гораздо больше напоминает старую Землю, чем этот умирающий мир.

Шварц рассмеялся.

– Я – один из правителей, говорите? Что же, не будем спорить об этом. Это бессмысленно. Поговорим вместо этого о вас. Вы – прекрасный образец того, что присылает нам Галактика. Вы снисходительны и поразительно добросердечны. Вы восхищаетесь собой, потому что обращаетесь с доктором Шектом как с равным. Но подсознательно, я с трудом различаю это, вы чувствуете себя неловко в его обществе. Вам не нравится, как он говорит и как он выглядит. Вообще, он не нравится вам. Вам не нравится то, что он предает Землю… Да, недавно вы целовали девушку с Земли и теперь смотрите на это как на слабость. Вы стыдитесь этого…

– Клянусь звездами, нет… Пола, – отчаянно воскликнул Авардан, – не верь ему. Не слушай его.

– Не отрицай этого, – мягко проговорила Пола. – Он смотрит под поверхность того, что осталось в тебе еще с детства, Бел. Он увидел бы то же самое и у меня. Он увидел бы подобное, загляни он в свое сознание.

Шварц почувствовал, что краснеет.

Голос Полы остался таким же ровным, когда она обратилась непосредственно к нему:

– Шварц, раз вы можете читать мысли, загляните в мои. Скажите, замышляла ли я предательство. Узнайте мысли моего отца. Скажите, разве не правда то, что он легко мог бы избежать Шестидесяти, согласись он сотрудничать с сумасшедшими, замыслившими уничтожить Галактику. Чего он достиг своим предательством?.. И посмотрите еще, желает ли кто-либо из нас вреда Земле или землянам. Вы сказали, что чувствовали ум Балкиса. Я не знаю, насколько вам удалось его рассмотреть. Но когда он вернется, тогда будет слишком поздно – узнайте его мысли. Поймите, что он – сумасшедший… А потом – умрите!

Шварц молчал.

– Хорошо, Шварц, – поспешно вмешался Авардан, – загляните теперь в мое сознание, как хотите глубоко. Я родился на Беронне, в секторе Сириуса. Я прожил жизнь в атмосфере антиземных настроений и, конечно, ничего не могу поделать со своим подсознанием. Но загляните в сознание и скажите, разве не поборол я эти предрассудки в зрелые годы? Не в других, что было бы легко, а в себе, прилагая к этому все усилия.

Шварц, вы же не знаете нашей истории! Вы не знаете о тысячах, десятках тысяч лет, в течение которых человек расселялся по Галактике, о войнах и страданиях людей. Вы не знаете о первых веках Империи, с их сменяющими друг друга беспорядками, деспотизмом и хаосом. Ведь всего двести лет, как Галактическое правительство обрело действительную власть. Под его управлением все планеты получили культурную автономию, право самим решать свои дела, участвовать в общем управлении.

Никогда в истории человечество не было так свободно от войн и нищеты, как сейчас, никогда экономика не управлялась так разумно, никогда перспективы на будущее не были столь яркими. И вы согласитесь разрушить это и начать все сначала? И ради чего? Ради деспотизма, несущего лишь подозрительность и ненависть.

Обида Земли справедлива, и когда-нибудь с этим будет покончено, если Галактика выживет. Но то, что намереваются сделать они, – не решение. Вы знаете, что они хотят сделать?

Если бы Авардан обладал способностями, появившимися у Шварца, он отчетливо почувствовал бы борьбу в его сознании. Тем не менее он инстинктивно понял, что пришло время сделать передышку.

Шварц был тронут. Все эти планеты обречь на смерть… На мучения и гибель от ужасной болезни… Наконец, был ли он землянином? Просто землянином? В молодости он покинул Европу и отправился в Америку, но не остался ли он тем же человеком, несмотря на это? И если после него люди покинули больную и израненную Землю и отправились в заоблачные миры, стали ли они в меньшей степени землянами? И принадлежала ли им вся Галактика? Разве не были они все потомками его и братьями?

– Хорошо, – с трудом выговорил он. – Я с вами. Чем я могу помочь?

– Как далеко может проникнуть ваше сознание? – нетерпеливо спросил Авардан, как будто боясь, что этот человек передумает вновь.

– Не знаю. За дверью кто-то есть. Наверное, охрана, я думаю, что смогу достичь даже улицы, но чем дальше, тем менее отчетливым становится контакт.

– Естественно, – сказал Авардан. – А что с секретарем? Можете вы его найти?

– Не знаю, – пробормотал Шварц.

Пауза… Минуты тянулись невыносимо.

– Ваши мысли мне мешают, – проговорил Шварц. – Не смотрите на меня. Думайте о чем-то другом.

Они попытались. Еще одна пауза. Потом:

– Нет, я не могу, я не могу.

– Я могу двигаться чуть-чуть, – с робостью воскликнул Авардан. – Великая Галактика, я могу пошевелить ногой… Ох! – Каждое движение было таким неуклюжим.

– Как сильно вы можете травмировать человека, Шварц? – спросил он. – Я имею в виду, можете ли вы проделать это сильнее, чем только что со мной?

– Я убил человека.

– Убили? Как вы это сделали?

– Не знаю. Это получилось само собой. Это… Это… – Шварц выглядел комически в своей попытке выразить невыразимое.

– Хорошо, а можете вы справиться сразу больше чем с одним противником?

– Я не пробовал, но думаю, что нет. Я не могу читать мысли двух людей одновременно.

– Он не может убить секретаря, Бел, – вмешалась Пола. – Ничего не получится.

– Почему?

– Как мы выберемся отсюда? Даже если мы застанем секретаря одного и убьем его, сотни людей будут ждать нас снаружи. Ты об этом подумал?

Однако ее прервал хриплый голос Шварца:

– Я нашел его.

– Кого? – воскликнули все трое. Даже Шект напряженно вглядывался в него.

– Секретаря. Кажется, это его мысленный контакт.

– Держите его. – Авардану удалось повернуться на бок за время своих попыток убедить Шварца, и сейчас он рухнул с плиты, ударился о пол и тщетно пытался подняться, опираясь на свои полупарализованные ноги.

– Выжмите его, Шварц. Выдавите столько информации, сколько возможно.

Шварц напрягся до головокружения. Он сжимал и отпускал щупальца своего мозга, вслепую, неуклюже, как младенец, вытягивающий неуверенные руки за предметом, которого не может достать. Пока наконец он не достал то, что смог найти, и теперь смотрел… смотрел…

С трудом, напрягшись, он произнес:

– Триумф! Он уверен в успехе… Что-то насчет космических ракет. Он отправил их… Нет, не отправил. Он собирается их отправить.

– Это автоматически управляемые снаряды, несущие вирус, – простонал Шект. – Они направлены на разные планеты.

– Но где они хранятся, Шварц? – настаивал Авардан. – Ищите, ищите…

– Здание… Я не все понимаю… Пять концов – звезда – название – Слу – кажется…

– Это оно, – вновь вмешался Шект. – Клянусь всеми звездами, это оно. Храм в Сенлу. Он со всех сторон окружен радиоактивными ловушками. Никто, кроме Старейших, не может туда войти. Это возле пересечения двух больших рек, Шварц?

– Не могу… Да-да-да.

– Когда, Шварц, когда? Когда они будут отправлены?

– Я не мог разобрать день, но скоро, скоро. Его ум переполнен этим… Очень скоро. – Он, казалось, изнемогал от усилия.

Авардан наконец с трудом, пошатываясь, оперся на руки и колени.

– Он идет сюда?

– Да. Он возле двери.

Дверь открылась.

Голос Балкиса был исполнен холодного торжества:

– Доктор Авардан! Не лучше ли вам вернуться на свое место?

Авардан взглянул на него, полностью сознавая нелепость своего положения, однако ответить было нечего, и он молчал. Он медленно опустился на пол и остался в этом положении, тяжело дыша. Ах, как ему хотелось броситься на Балкиса и выхватить оружие у противника…

Со светящегося мягким светом флексипластового пояса секретаря, слегка покачиваясь, свисала не нейроплеть. Это был настоящий бластер крупного калибра, способный мгновенно разнести человека на атомы.

Секретарь разглядывал лежащую перед ним четверку со злобным удовлетворением. Он делал вид, что не обращает внимания на девушку, но с остальными было все ясно. Здесь был предатель – землянин, агент Империи и таинственное существо, за которым они следили два месяца. Были ли у них сообщники?

Конечно, существовал еще Энус и Империя. В лице этих шпионов и предателей были отсечены их руки, но где-то еще оставался действующий мозг, который мог выслать новые руки.

Секретарь стоял в непринужденной позе, скрестив руки на груди, презрительно игнорируя возможность нападения на него. Голос его был спокоен и мягок.

– Необходимо внести в наши отношения ясность. Земля находится в состоянии войны с Галактикой, пока еще не объявленной, но тем не менее войны. Вы – наши узники, и с вами будут обращаться соответственно сложившейся ситуации. Принятая кара для шпионов и предателей – смерть…

– Только в случае официально объявленной войны, – яростно прервал его Авардан.

– Официальной войны? – переспросил секретарь с почти нескрываемой насмешкой. – Что такое официальная война? Земля всегда находилась в состоянии войны с Галактикой, независимо от того, объявили мы об этом или нет.

– Не спорь с ним, – проговорила Пола, обращаясь к Авардану. – Пусть скажет то, что хочет, и покончим с этим.

Авардан улыбнулся ей. Это была странная судорожная улыбка, потому что в то же время он, совершив неимоверное усилие, поднялся на ноги и остался стоять, тяжело дыша.

Балкис тихо засмеялся. Он не спеша приблизился к археологу, так же не спеша положил ему руку на грудь и толкнул.

С безвольно повисшими, неслушающимися руками, с застывшими мышцами туловища, которые не могли поддерживать равновесие тела, Авардан не устоял на ногах.

Пола, затаив дыхание и борясь с собственным неподчиняющимся телом, начала медленно спускаться со скамьи.

Балкис отбросил ее к Авардану.

– Влюбленные, – презрительно проговорил он. – Вот он, твой сильный чужак. Беги к нему! Что же ты медлишь? Обними своего героя и забудь в его объятиях, что на нем кровь и пот миллионов замученных землян. И вот он лежит здесь, доблестный и смелый, повергнутый на Землю легким прикосновением рук землянина.

Пола поднялась на колени рядом с лежащим Аварданом, ощупывая его голову, боясь увидеть кровь или что-либо более ужасное. Глаза Авардана медленно открылись, а губы прошептали:

– Все в порядке.

– Он трус! – сказала Пола. – Он сражается с парализованным человеком и хвастается победой. Поверь, таких землян немного.

– Я знаю, иначе ты не была бы землянкой.

Секретарь стоял не шевелясь.

– Как я уже сказал, вы обречены, но тем не менее ваша жизнь может быть выкуплена. Вас интересует цена?

– Будь вы на нашем месте, вас бы это интересовало. Это я знаю, – вызывающе бросила Пола.

– Тсс, Пола, – Авардан все еще не восстановил дыхания. – Что вы предлагаете?

– О, – произнес Балкис, – вы желаете себя продать? Так, как это бы сделал на вашем месте я? Я – ничтожный землянин?

– Вам виднее, кто вы такой, – парировал Авардан.

– Что касается остального, я не продаю себя, я покупаю ее.

– Я отказываюсь быть проданной, – заявила Пола.

– Как трогательно, – раздраженно сказал секретарь. – Он снизошел до наших женщин, наших скво, и все еще играет в жертвенность.

– Что вы предлагаете? – повторил свой вопрос Авардан.

– Следующее. Вам стало известно что-то о наших планах. Откуда это узнал доктор Шект, догадаться нетрудно, но как это дошло до Империи – непонятно. Поэтому мы хотели бы узнать, что известно Империи. Не то, что узнали вы, Авардан, а то, что знает Империя.

– Я – археолог, а не шпион, – отрезал Авардан. – Я понятия не имею, что известно Империи, но надеюсь, что немало.

– Так я и думал. Что же, вы сможете переменить свое мнение. Это касается всех вас.

Все это время Шварц молчал, не открывая глаз.

Секретарь подождал, после чего с некоторой злостью произнес:

– Тогда я скажу, что будет наградой вашей несговорчивости. Это будет не просто смерть, потому что я абсолютно уверен, что все вы готовы к этому неприятному и неизбежному варианту. Вас, доктор Шект, и вашу дочь при сложившихся обстоятельствах наиболее подходящим решением будет отослать на Синапсайфер. Вы меня понимаете, доктор Шект?

В глазах физика застыл смертельный ужас.

– Да, вижу, что понимаете, – продолжал Балкис. – Конечно, с помощью Синапсайфера можно повредить мозговую ткань настолько, что человек превратится в полного дебила. Это весьма отвратительное зрелище: человека нужно кормить, чтобы он не умер от голода, мыть, чтобы он не покрылся слоем грязи, держать взаперти, чтобы не пугать окружающих. Это может стать хорошим уроком для других. Что касается вас, – и секретарь повернулся к Авардану, – вы с вашим другом Шварцем – граждане Империи, и поэтому подходите для интересного эксперимента. Нам еще не довелось испытать созданный нами вирус на вас, подонках из Галактики. Будет интересно убедиться в правильности наших расчетов. Знаете, такая небольшая доза, что смерть придет не сразу. Болезнь будет съедать вас в течение недели, если мы правильно рассчитаем дозу. Это будет очень больно.

Он сделал паузу и посмотрел на них.

– Все это, – проговорил он, – альтернатива нескольких нужных слов, сказанных сейчас. Что известно Империи? Действуют ли сейчас другие агенты? Каковы их планы, если такие есть, принятия контрмер?

– Как мы можем быть уверены, что вы не убьете нас, даже если узнаете все, что хотите? – пробормотал Шект.

– Даю слово, что в случае отказа вы умрете страшной смертью. Так что придется пользоваться предлагаемой возможностью. Что скажете?

– У нас есть время?

– А разве я не давал вам времени? Три минуты прошли с того момента, как я вошел, а я все еще вас слушаю… Так вам есть что сказать? Что, нечего? Вы должны понять, что время невозможно растягивать до бесконечности. Авардан, вы все еще напрягаете мускулы. Вы, наверное, думаете, что сможете приблизиться ко мне, прежде чем я возьму в руки бластер. Ну и что бы это вам дало? За дверями сотни людей, а мои планы будут реализованы и без моего участия. Даже назначенное мною наказание не минует вас. Или вы, Шварц. Вы убили нашего человека. Это сделали вы, не так ли? Может быть, вы думаете, что удастся убить и меня?

Шварц впервые посмотрел на Балкиса и холодно сказал:

– Я мог бы, но этого не сделаю.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Ничуть. Это очень жестоко с моей стороны. Вы сами сказали, что есть вещи хуже, чем простая смерть.

Авардану пришла в голову мысль, что Шварц что-то задумал.

Назад: Глава 6 Ночные страхи

Дальше: Глава 18 Дуэль

Глава 13 Паучья сеть в Вашене

Глава 14 Вторая встреча

Глава 15 Потерянное преимущество

Глава 16 Реши, на чьей ты стороне!

Глава 17 Измени решение!