Глава 10
Кровь

Веки Хельги задрожали, она помотала головой и повернулась, пытаясь укрыться от шума во сне. Кто-то выл – быть может, больное животное? Вой прекратился, а потом начался по новой, в два раза громче и ближе – слишком близко. Она нахмурилась. Это был не вой, а крик. Женщина. Кричала женщина, совсем рядом, голосом, охрипшим от ужаса. Теплый уют сна улетучился, и она резко села. Момент тишины – неужели ей приснилось? – и снова шум, сумасшедший больной звук, заполнявший воздух.

– Мама? – испуганно позвала Гита. Вдох, затем еще один измученный крик.

– Мама – прекрати! – крикнула Гита. – Что случилось?

Спустя мгновение Гита тоже завопила.

Хельга глубоко вдохнула. В воздухе пахло кислятиной: старый мед, пот… рвота? И что-то еще. Отовсюду слышались голоса: вот требует успокоиться Уннтор, вот Хильдигуннюр кричит, чтобы кто-то принес воды.

Ее глаза привыкали к утреннему свету, сочившемуся через ставни, но Хельга все еще с трудом различала силуэты людей. Йорунн звала Бьёрна; где-то над ее плечом с грохотом распахнулась дверь, и здоровяк что-то проревел в ответ. Хельга перебросила ноги через край постели и поднялась, смущенно разгладила морщины на сорочке и поняла, как это глупо: что бы ни стряслось, сегодня утром на нее никто не обратит внимания.

Ее глаза еще не отошли от сна, и представшая перед ней картина казалась бессмысленной.

Агла склонялась над чем-то, Хильдигуннюр втиснулась перед ней и пыталась оттолкнуть ее прочь. Сигмар отвел Гиту в сторону и подтолкнул ее к Йорунн, которая схватила девушку и неловко обняла, прижав ее голову к своему плечу. Приглядевшись, Хельга поняла, что Гиту колотит дрожь.

«Что, во имя богов?..»

На глазах у Хельги ее мать впилась пальцами в локоть Аглы, ослабив ее хватку, и плечом оттолкнула женщину прочь от того, что она держала.

Она склонялась над постелью Карла.

Медленно, очень медленно открылся проход к деревянной кровати, и комната неожиданно погрузилась в неестественное затишье после бури голосов, пока звуки детского плача не побежали рябью по морю тишины.

Ноги Хельги подвели ее к краю.

Вокруг нее начали орать друг на друга взрослые Речного хутора; для нее, а может, и для них самих это было нечленораздельным шумом.

Тело она увидела прежде лица, но сначала был запах.

Кровь.

Железо, соль, жизнь – все, что текло в человеке.

Бледное лицо Карла было повернуто набок. Тонкая ниточка слюны просочилась в жесткую черную бороду. Руки его вытянулись вдоль тела, и он выглядел в точности как человек, отсыпавшийся после особенно буйной пьянки.

Нижняя часть кровати и укрывавшее его одеяло промокли от крови.

Даже не задумываясь, что она делает, Хельга медленно ухватилась за уголок одеяла и потянула. Загустевшая кровь подалась с влажным, сосущим звуком. Карл не снял штаны, и они были так же красны, как и одеяло. Ее взгляд привлекли два больших черных пятна на внутренней стороне его бедер. В этих местах ткань почти скрылась под плотной, блестящей кровавой коркой.

Хельга почувствовала жар у плеча прежде, чем ощутила присутствие матери.

– Стягивай, – сказала та сквозь сжатые в ярости зубы.

Хельга потянулась и коснулась бедер Карла неожиданно задрожавшими руками, ощущая ладонями липкую кровь, а потом осторожно стянула ткань, открыв аккуратный, длиной примерно с палец, надрез рядом с большой веной в паху, и точно такой же на другой ноге.

– С обеих сторон, – пробормотала она, и рука Хильдигуннюр на ее плече сжалась так сильно, что Хельге показалось, будто ее кости сейчас треснут.

– Мой сын, – сказала ее мать так, чтобы все услышали, – был убит во сне.

Прекрасное голубое небо, согретое восходящим солнцем, резко контрастировало с семьей Уннтора и Хильдигуннюр, собравшейся в круг на хуторском дворе.

Аслак обнимал Руну, стоявшую прямо, как палка, с закрытыми глазами, челюсть ее ходила ходуном от ярости. Браги и Сигрун повисли на ее юбке, уткнувшись лицами в складки материи. Может, они и были слишком малы, чтобы понять, что случилось, но достаточно взрослые, чтобы уловить витавшие в воздухе скорбь и гнев.

Сигмар и Йорунн с мрачными лицами стояли бок о бок, выпрямив спины.

Бьёрн возвышался над Тири, положив руку на плечо сонно моргавшего Вёлунда.

Агла повисла на плече Хильдигуннюр. Она завернулась в одеяло, взгляд ее был рассеян, словно то, на что она смотрела, находилось в каком-то другом мире. Стоявшая рядом Гита робко пыталась утешить свою мать.

Судя по ее виду, подумала Хельга, Гите самой совсем не помешало бы чье-нибудь утешение.

Она осмелилась взглянуть на своего отца, справа и слева от которого стояли Яки и Эйнар. Уннтор Регинссон был черен как туча. Его массивная грудь вздымалась с каждым глубоким вдохом, он стиснул челюсти, чтобы не дрожали губы, а его большие кулаки сжимались и разжимались, как два бьющихся сердца. Его сотрясала чистейшая, едва сдерживаемая ярость.

– Все будет просто, – сказал он, и голос его был как грохот и рык камнепада. – Эйнар привяжет ваших лошадей. Яки будет следить за воротами. И я найду и убью любого, кто уйдет прежде, чем я позволю. Вы поняли?

Все кивнули, одни резко, другие нерешительно, все – уважительно и напуганно. По виду стоявшего перед ними человека никто не подумал бы, что это пустая угроза.

Но никто не заговорил.

Уннтор стоял в гневном молчании и ждал.

Даже Бьёрн не осмеливался взглянуть ему в глаза, но никто не подавал голоса.

Глубокий вдох, а потом…

– И что теперь? – спросила Йорунн.

Сердце Хельги подскочило в груди, но если в этом кругу и был кто-то, кому Уннтор не отсек бы голову за попытку заговорить, то это была его любимая дочь.

– Убийца Карла признается, и мы обсудим цену крови, которую он заплатит Агле и Гите, – сказал Уннтор.

– А если никто не признается? – спросил Бьёрн.

Уннтор посмотрел на каждого из них по очереди.

– Я найду тебя, – сказал он, – и когда я это сделаю, цена крови будет куда выше.

Все молчали, и Хельгу пробила дрожь, несмотря на солнце.

– Яки, – неожиданно резко сказала Хильдигуннюр. – Найди этим людям работу. Где угодно. Сейчас же. Хельга… – она без лишних слов подтолкнула дочь в сторону дома.

После этого Хильдигуннюр одной рукой обняла Аглу, другой Гиту, и повела их к реке, по пути шепча что-то на ухо Агле, словно утешая пугливую кобылу.

– Принести хвороста, выкорчевать корни, нарубить дров, – перечислил задания Яки. – За работу. После полудня будем рыть.

Позволив ногам самим нести ее, Хельга двинулась к дому. Двери его выглядели совсем не так приветливо, как еще вчера.

Запах крови успел расползтись по дому и лез в ноздри. Она не очень торопилась подойти к трупу, а наоборот, решила пройти мимо его постели и мимо кроватей, на которых спали Аслак со своей семьей. Она заметила два маленьких одеяла для детей и два побольше для взрослых. Судя по вмятинам, младший сын Уннтора спал не очень близко к своей жене.

Кровать Йорунн и Сигмара была почти не потревожена с одной стороны и хорошенько примята с другой. Несмотря на внешнюю жесткость, они явно наслаждались обществом друг друга. Хельга вспомнила об Эйнаре, и сердце ее сжалось. Ужасно, наверное, когда ты кого-то хочешь и знаешь, что у нее есть кто-то более близкий, а ночью они ближе всего.

А потом, прежде чем Хельга нашла себе еще какое-то занятие, ее нос подсказал ей, что она стоит перед постелью Карла.

Она спала точно в такой же постели, сколько себя помнила. По сути, это был просто длинный ящик с высокими бортами, хорошо ошкуренный, наполненный соломой, накрытой плотным тканым покрывалом. Карл смотрелся на ней до странности неуместно, бледный, окоченевший и словно усохший. Клокотавшая в нем ярость улетучилась, как теплый воздух. Дома у него, должно быть, была кровать побольше, чтобы ее могла разделить Агла. Хельга невольно представила себе, каково это, почувствовала, как сжался ее желудок, и поспешила взглянуть поближе на голову и шею Карла.

Множество отметин и шрамов, но ничего свежего. Карлу явно не раз в жизни доставалось по голове, но на мертвом теле не было свежих, не успевших расцвести синяков.

– Никто не бил тебя по черепу и не держал за горло, – пробормотала она. – Так почему же ты позволил себя изрезать?

Она нагнулась и изучила его рот. Какая-то часть ее ждала, что веки Карла вот-вот распахнутся и он с ухмылкой завалит ее в ставшую могилой постель. Она отогнала эти мысли, сказав себе:

– Тише, девочка, он мертв как доска в заборе, и лишь вполовину так же красив. И нет в нем ничего, – она раздвинула губы мертвеца и заглянула внутрь, – кроме вони. Мед, да, и немало. Вот тебе и «почему?». А как насчет «кто?». Кто осмелился подойти к спящему волку? – сказала она вслух.

Позади нее открылась и закрылась дверь.

– Он все еще мертв? – послышался голос Эйнара.

– Боюсь, что так, – ответила Хельга. – Очень много крови.

– А ее снаружи быть не должно, – глубокомысленно сказал Эйнар.

Настроение Хельги чуть приподнялось. Когда Эйнар был рядом, все становилось чуть лучше.

– Мудрость твоя как всегда глубока. Мертвее просто не бывает.

Эйнар встал рядом и посмотрел вниз.

– Как его убили?

– Насколько я понимаю, – сказала Хельга, – тот, кто это сделал, дождался, пока его свалит выпивка…

– Они вчера много ее уговорили, – сказал Эйнар, – и Карл больше остальных.

Хельга потянулась к мертвому телу:

– Потом он прокрался сюда, стянул одеяло и перерезал вены на ногах. Если бы Карл и проснулся, то все равно бы умер через несколько ударов сердца.

Она стащила одеяло до конца, поморщившись от звука, с которым отдиралась высохшая кровь. К спертому воздуху примешалась вонь опорожнившихся кишок.

– Вот, – показала она ему черные пятна на штанах.

– Кровь как из свиньи выпустили, – сказал Эйнар. Запах явно мучил его, но он не отходил. – Немного в этом чести. У тебя нож есть?

– Нет. Зачем?

– Хочу на раны взглянуть, – Эйнар снял с пояса свой коротенький ножик и отрезал кусок ткани. Кожа под ним была бледной, поросшей жестким черным волосом.

– Посмотри, – сказал Эйнар.

Хельга нагнулась поближе.

– Они такие…

– Тонкие. Очень тонкие порезы.

– Он ничего бы не почувствовал.

– Особенно после третьей бочки.

У Хельги закружилась голова. Что-то ей это напомнило. Что-то…

– Я знаю, каким ножом это сделали, – сказала она.

Эйнар нахмурился, посмотрел на нее, пытаясь понять по ее лицу, почему она говорит таким тоном.

Кровь грохотала в ушах Хельги, и слова, слетавшие с языка, были словно чужие.

– Мясницким ножом моей матери.

Йорунн замахнулась топором, расколола полено ровно пополам и привычно смахнула рукой половинки в сторону Сигмара, который отнес их в стремительно заполняющийся сарай. Замах – и лезвие топора вгрызлось в верхушку очередного полена. Они работали в едином ритме, и каждый был уверен в движениях другого.

– Это ты сделал? – ее голос был спокоен.

Сигмар усмехнулся. Потом, спустя мгновение, замер.

– Что? Ты… Что?..

Топор рухнул, полено раскололось надвое. Половинки упали рядом с Сигмаром.

– Так это ты?

Спокойно положив дрова в общую кучу, Сигмар помедлил, прежде чем подойти к колоде для рубки, и едва увернулся от очередной пролетающей деревяшки.

– Нет, – сказал он. Топор был уже в воздухе, и полено ударилось в пень рядом с его коленом. Сигмар не дрогнул.

– Он был засранцем, – сказала Йорунн.

– Я знаю.

– Но все-таки он был… – прежде чем она вонзила топор в очередное полено, Сигмар шагнул ближе и обнял ее. Она попыталась вырваться из его объятий, но он держал крепко.

– Он был твоим братом, – сказал Сигмар, и топор с лязгом упал на землю. – Он был наш родич. – Ее глаза закрылись, губы искривились, но слез не было. – Мы в этом разберемся. Кто-то расколется. Так всегда бывает.

– Я просто подумала – потому что знаю, чем ты раньше…

– Это было в другой жизни, любимая, – утешающим тоном сказал Сигмар. – В другой жизни, с другим человеком. Конечно, я не питал теплых чувств к твоему брату, но когда это я что-то делал без твоего разрешения?

Губы Йорунн снова скривились, на этот раз в маленькой, несмелой улыбке.

– Ты прав, конечно, и правильно, что ты это помнишь. – Ее руки поползли вперед и встретились за его спиной, отвечая на объятие. – Ты хорошо меня знаешь.

– Хорошо, – сказал Сигмар.

– Так что когда я найду того, кто это сделал, ты поможешь мне сделать то, что должно быть сделано.

Сигмар отошел на шаг назад, выпустил жену и посмотрел ей в глаза. То, что она там увидела, заставило Йорунн улыбнуться.

– Я правильно выбрала мужа, – сказала она, поднимая топор.

– Ты не можешь так думать, – сказал Эйнар. Он снова покосился на тело Карла.

Хельга сглотнула.

– Конечно, нет, балда. Вчера она сказала мне, что не может найти нож. Даже отправила меня поискать его к новой овчарне.

– Так что кто угодно мог пройти мимо, подобрать его и дождаться нужного момента.

– Да.

– И все, что ему требовалось, – это неслышно двигаться да знать, где у человека вены.

– Да.

– Значит, можно исключить…

– Никого. Всех. Не знаю, – сказала Хельга. – Просто не знаю. Убийца не использовал силу. Он двигался незаметно. Должно быть, это кто-то из семьи, иначе мы бы услышали собак.

Эйнар пожал плечами:

– Ничего мы не добьемся, – сказал он. – Дай-ка…

Он наклонился, попытался сдвинуть труп Карла и выругался.

– Тяжелый, зараза, – пробормотал он.

– А помочь некому?

– Не знаю, – сказал Эйнар. – Они все разбежались по делам при первой же возможности. Хильдигуннюр повела Аглу с Гитой к реке, Бьёрн с семьей пошли с топорами в рощу, а Аслак взял Руну с детьми собирать ягоды. Отец с Уннтором ищут место для могилы. Я не очень понимаю, как они хотят со всем этим разбираться.

– Значит, нас таких двое, – сказала Хельга.

На крохотной вырубке слышны были только удары стали о дерево, и больше ничего. Бьёрн вновь размахнулся, и был вознагражден фонтаном щепок. Присевшая у поваленного дерева Тири обрезала ветки. Вёлунд, как мог, старался ей помочь.

– Нет, – сказала она еле слышно и взяла мальчика за руки. – Вот так.

Вёлунд наморщил лоб и медленно передвинулся.

– Здесь? – спросил он, царапая ножом место, где ветка соединялась со стволом.

– Да, – сказала его мать. – Теперь возьмись за веточку и пили ее.

– Но она же сломается и отвалится.

– Это нам и нужно.

Вёлунд нахмурился.

– А-а, – сказал он, нерешительно ковыряя дерево.

Бьёрн взревел.

Звук промчался по вырубке, взметнулся вверх, выше ветвей, и запутался в кронах деревьев, а великан развернулся, перехватил топор громадной рукой под самым лезвием и бросился к упавшему дереву.

Краска отлила от лица Тири, когда она увидела ярость мужа. Защищаясь, она подняла руки над головой и крикнула:

– Бьёрн, нет! Пожалуйста!..

Три шага, и великан навис над ними. Вёлунд уставился на него с полуоткрытым ртом, нижняя губа у него дрожала.

– Руби ветку. Сейчас же, – рявкнул его отец, но мальчик лишь стоял и смотрел, не понимая. Одним резким движением Бьёрн присел и ударил, и лезвие со свистом полетело к голове Вёлунда.

В одно мгновение ветка оказалась в воздухе, и лишь прямая линия отмечала место, где она соединялась с деревом.

– Давай другую, – приказал Бьёрн.

Вёлунд согнул ближайшую к нему ветку и начал неуклюже бить по сгибу.

Поднявшись на ноги, Тири оказалась выше присевшего на колени мужа. Она протянула руки и прижала его голову к своей груди, поглаживая по волосам.

– Мне жаль, что он умер, – мягко сказала она. – Это очень печально.

Мускулистые плечи Бьёрна напряглись, но она утихомирила его, обняв еще крепче.

– Просто… отпусти его. Мы его не убивали и найдем того, кто это сделал. Мудрость твоей матери глубже самого моря. Она узнает, кто отнял у тебя брата, если уже не знает.

Бьёрн фыркнул, точно успокоенный бык; звук вышел громким и влажным. Вёлунд чуть замедлился, но все же продолжал рубить ветку.

– Он не управится, даже если мы его тут на восемнадцать лет оставим, – проворчал Бьёрн. – Сколько месяцев я потратил, уча его свинью резать.

Тири улыбнулась:

– Просто это значит, что лицом он пошел в меня, а мозгами – в тебя.

– Эй!

Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

– Я шучу, конечно. Он вообще не твой сын. Просто я неудачно села на камень.

Бьерн поднял голову и посмотрел на нее.

– Я правильно выбрал жену, – проворчал он.

Тири улыбнулась:

– Хочешь остаться женатым, так пойди и займись делом. – Она взглянула на раненое дерево. – С этим мы с твоим сильным, старательным сыном скоро уже разберемся.

Бьёрн поднялся, и Тири снова скрылась в его тени.

– Если женщина сказала, значит, так тому и быть, – пророкотал он и ушел, закинув на плечо топор.

– Я это сделаю, – сказала Хельга. – Помогу тебе.

Эйнар покосился на нее.

– Уверена?

– Почему нет?

На самом деле ей было все равно. Она знала только, что ей надо выбраться на воздух и что тело Карла должно покинуть ее дом.

– Я возьмусь за плечи, – сказал он, вновь склонившись над трупом, – а ты за ноги.

Она потянулась к ногам мертвеца, взглянула на тело и почувствовала, как нагревается камень на ее груди. Что-то было не так… чего-то не хватало…

– Так ты будешь помогать или нет?

Мысль упорхнула, точно перепуганная птичка. Хельга вздохнула и ухватилась за костлявые лодыжки, сразу под тем местом, где хлещущая кровь прочертила линию на голени Карла. Вся тяжесть, должно быть, пришлась на сторону Эйнара, но когда оба они приступили к делу, тело стало медленно отрываться от постели.

– Держишь?

– Все хорошо, – сказала она, но на самом деле все было как угодно, только не хорошо. Дело было не в тяжести, тяжесть была терпимой, но ее беспокоил холод тела. Ей доводилось раз-другой таскать туши животных, но человеческие ноги должны быть теплыми, а эти не были.

– Холодный, как зима, – пробормотала она. – Интересно, как быстро мы остываем?

– Будешь просто так стоять и думать – скоро узнаешь, – пропыхтел Эйнар. – Тяжелый, зараза.

Они были на полпути к двери, когда она открылась и вошла Хильдигуннюр.

– Что вы делаете? – ее голос был ровным, но суровым.

Эйнар замер на середине шага, неуклюже удерживая верхнюю часть тела Карла, и посмотрел на Хильдигуннюр через плечо:

– Мы… Я просто… Мы…

– Мы подумали, что надо его вынести, – пришла на помощь Хельга.

– Положите его, – приказала Хильдигуннюр.

Эйнар посмотрел на Хельгу.

– Сначала ты, – сказал он, указав взглядом на пол, и, как только она опустила ступни Карла, он доделал все остальное. Вне кровати старший сын Уннтора Регинссона выглядел словно бы меньше – униженный, лишившийся зубодробительной ярости, что питала его как прошлой ночью, так и всю предыдущую жизнь.

Хильдигуннюр на мгновение закрыла глаза.

– Большое зло совершилось в моем доме, – проговорила она. – Большое, большое зло.

– Да, мама, – сказала Хельга. – И совершили его твоим ножом.

Глаза Хильдигуннюр распахнулись.

– Что ты сказала? – резко спросила она.

Вздрогнув от гнева в ее глазах, Хельга начала заикаться:

– Это… Это сделали твоим ножом… мясницким ножом, который папа тебе затачивает… – она посмотрела вниз, на тело. – Разрезы на венах такие тонкие, для этого нужен очень острый нож. Он ничего бы не почувствовал.

Старая женщина глубоко вдохнула, потом медленно выдохнула. Потом, не говоря ни слова, проделала это еще раз.

– Моим ножом, – сказала она наконец.

Хельга кивнула, Эйнар тоже.

Хильдигуннюр выглядела так, словно хотела заговорить сразу о многом.

– Кто бы это ни сделал, – в конце концов сказала она, – он должен был умыкнуть нож со стола не меньше дня назад, потому что я не видела его с первого вечера.

– Ох, – сказала Хельга.

– Что «ох»? – спросил Эйнар.

– Это значит, что убийца планировал это сделать, – сказала Хельга. – А это еще хуже.

Хильдигуннюр кивнула.

– Ох, – сказал Эйнар.

– Вынесите его во двор, – сказала Хильдигуннюр. – Мы укроем его и унесем в поля, выроем ему могилу. Это меньшее, что мы можем для него сделать.

– А потом? – спросила Хельга.

– Потом мы найдем того, кто его убил, – сказала Хильдигуннюр. – Так что надо спросить себя: причины были у многих, но у кого была самая веская?

Руна дергала за ветку ежевичного куста, пока не оторвала ягоду, и с отвращением фыркнула, раздавив ее пальцами.

– Может, если бы ты была чуть мягче, тогда… – начал Аслак, но Руна обернулась и уставилась на него; под таким взглядом затрещал бы и лед.

– Закрой рот, – рявкнула она.

– Я просто хотел…

– Я знаю, что ты просто хотел. Ты понятия не имеешь…

Аслак, улыбаясь, посмотрел на нее.

– Если что, я буду вон там со своей корзинкой, полной ягод, – сказал он и убрел в сторону.

– Да и убирайся! – крикнула ему вслед Руна. – Ты это достижением считаешь? Что ягод сраных набрал?

Аслак остановился, спокойно поставил корзину и обернулся. Потом подошел к ней, мягко заговорив:

– Нет, но вырастить счастливых детей, у которых мать – стервозная кобыла? Это достижение.

У Руны отвисла челюсть.

– Вести себя с тобой так, как я хочу, а не так, как ты заслуживаешь? Это достижение.

Она открыла рот, чтобы ответить, но окрепший голос Аслака перебил ее:

– Знать, что я могу уйти когда угодно, и не уходить? Это достижение.

Он подошел на полшага ближе и ухватил Руну за ворот рубашки. Вывернув его, он притянул ее лицо к себе и сказал:

– Не давать этой семье развалиться, когда в ней есть ты, – это достижение.

Она вцепилась в его кисть, но Аслак не отпустил, а схватил ее за запястье и оттолкнул ее руку.

– Ты всегда смотрела на меня свысока, – прошипел он, – всегда считала, что заслуживаешь чего-то – кого-то – получше. Так вот, я от этого устал.

Аслак посмотрел безумным взглядом в глаза Руны.

Кулака он не заметил.

Его голова дернулась, и он отпустил запястье жены, схватившись за ухо.

Руна потерла покрасневшую руку.

– Странное время ты выбрал, чтобы вести себя как некое подобие мужчины, Аслак Уннторссон, – сказала она и сжала губы в тонкую линию. – И если решишь еще раз стряхнуть пыль со своей мужской гордости, не делай это так. Никогда. Если не хочешь проснуться со своей мужской гордостью во рту.

Она повернулась и зашагала туда, где слышались голоса играющих детей.

– Когда мы поженились, я обещал тебе, что наш союз ничто не разрушит, – сказал ей в спину Аслак. – И я это обеспечил.

Руна чуть замедлилась, когда эти слова настигли ее, но потом заторопилась прочь.

– Теперь все будет лучше, – сказал Аслак ежевичным кустам. – Все будет лучше.

Когда он поднял взгляд, Руна уже скрылась.

Дерево под пальцами Хельги было грубым, и ее руки болели. Ей не удалось найти удобный способ продолжительной атаки на окровавленные доски, из которых была сколочена постель Карла, и пятна упрямо сопротивлялись любым попыткам их оттереть. Но пока она работала, ее мысли свободно блуждали.

Когда она представляла себе Карла, первым, что она видела, был гнев, злоба бешеной собаки, жаждущей в кого-нибудь вцепиться. Может, он связался с тем, с кем не стоило? Он разбил нос Йорунн – было ли этого достаточно, чтобы убить? Он оскорбил Бьёрна и угрожал Сигмару. И еще то, как он на нее смотрел. Даже в разгар лета, даже зная, что он мертв, Хельга почувствовала ползущий по спине холодок и поежилась, чтобы привести себя в норму. Может, он так посмотрел на кого-то еще? На чью-то жену?

– Они вернулись. – Голова Эйнара исчезла за дверью дома так же быстро, как и появилась.

– Как раз из-за этого мы в эту дрянь и влипли, – пробормотала она. Откинулась назад и выжала тряпку в ведро. Капли стали заметно светлее: когда она только начала, они были темно-красными, так что это было уже своего рода достижение. Она поднялась, хрустнув суставами, и отвернулась.

Образ ворвался в ее мозг с такой силой, что у нее подогнулись колени.

Амулет.

Проклятый амулет.

Он что-то прятал под рубахой, когда дрался с Бьёрном. Оно блеснуло на свету, когда он предлагал ей помочь с посудой. Это был серебряный молот Тора.

Хельга, спотыкаясь, направилась к двери; ей вдруг стало трудно дышать. Это казалось ей важным.

Тело покоилось снаружи, Хильдигуннюр укрыла его полотном. Рядом лежал, понурив голову, мастиф, выглядел он жалко. За спиной у себя Хельга слышала голоса – Бьёрн и Йорунн? – доносившиеся из сарая с дровами. Ей нужно было проверить, причем быстро.

Когда она присела возле трупа, пес вскинул голову и нехотя заворчал на нее.

– Тсс, – прошептала Хельга. – Все хорошо.

Она стремительно стянула полотно, открыв бледное лицо Карла, его шею – и больше ничего.

– Что ты делаешь? – позади нее стояла Хильдигуннюр.

Хельга замерла.

– Я… Э… – Она оглянулась через плечо, зажмурившись, чтобы солнце не слепило глаза. – Мне надо было проверить.

– Что?

– У него был амулет. А теперь его нет.

Солнце за спиной Хильдигуннюр превращало ее в темный силуэт.

– Понятно, – и сразу же: – Поднимайся, быстро. Они идут.

Хельга поднялась, ощущая тревогу. Она обнаружила что-то важное? Или сделала что-то не так? Но ее мать ничего не говорила, ничего не объясняла. «Что она вообще сейчас чувствует?» Хельга поняла, что не знает. Ее мать удивилась, а потом рассердилась… но почему? В тот момент она подумала, что Хильдигуннюр с тем же успехом могла злиться на Карла, посмевшего без разрешения умереть на хуторе. Посмотрев за ворота, она увидела, что приближаются Аслак и Руна. Даже за сотню ярдов было заметно, что между ними все – чем бы оно ни было – стало еще хуже, чем прежде.

– Этими плечами хоть камни дроби, такие они одеревеневшие, – еле слышно пробормотала ее мать, взглянув на Руну.

Хельге пришлось подавить смех, вызванный отчасти смешным и точным наблюдением, а отчасти тем, что ее мать снова стала собой.

– Как Агла?

– Она всегда была хрупкой, но, думаю, справится, – больше Хильдигуннюр ничего не сказала, потому что Аслак и Руна были уже почти в пределах слышимости.

Все вместе они окружили тело, и тишина лишь росла с каждым новым членом семьи, словно сугроб на крыше, пока Хельга не почувствовала, как ей сдавило грудь. Никто ничего не говорил, все, не отрываясь, смотрели в землю.

Только когда все собрались, появился Уннтор вместе с Эйнаром и Яки.

– Мы отметили место, – пророкотал он. – Подготовили все, что нужно. Богам это не нравится.

«Богам редко что нравится», – подумала Хельга, но говорить не стала. Уннтор обернулся и зашагал прочь, и, словно стадо овец, они потянулись следом. Никто ничего не говорил, никто никуда не смотрел, кроме широкой спины хозяина Речного хутора. Эйнар и Яки без слов отделились и направились к сараю за лопатами и кирками. Короткий, резкий приказ – и Бьёрн метнулся к поленнице, вернувшись с охапкой дров.

Хельга обнаружила, что идет рядом с Гитой. Лицо у нее по-прежнему было бледным, она выглядела измотанной и уставшей. Момент сомнения – даже страха, – а потом в голове Хельги прозвучал голос Хильдигуннюр: «Не глупи, девочка. Ты знаешь, что делать». Она протянула руку и обняла тонкие плечи Гиты. Затаенное дыхание со всхлипом вырвалось из горла девушки, потом она затряслась и прижалась к Хельге, намертво вцепившись в ее рубаху. Они неловко шли в хвосте процессии, Хельга шептала дрожащей Гите слова утешения. Она смотрела на спины своих родичей, шедших к месту упокоения, словно ягнята на бойню. Почти не задумываясь, она коснулась руны, свисавшей на ремешке с ее шеи.

Перед ее мысленным взором замелькали образы: мимолетная улыбка старика в поле. Прошептанные им слова, его голос – сильнее, чем должен быть в таком возрасте. Руна Наут, прошипел ей ветер. Она расскажет тебе о желаниях, стремлениях и заботах, что текут в каждом из вас.

– Стоит попробовать, – пробормотала Хельга.

– Что? – полусонным голосом спросила Гита.

– Ничего, – сказала Хельга, – ничегошеньки. Смотри, – добавила она, указав вперед. – Мы почти пришли.