ГЛАВА ВТОРАЯ
ИЛИЗИАНСКИЕ МЕЧТЫ
Очнувшись от изнурительного сна, Хан поначалу ничего не понял. «Где это я?» — зашевелилась в нем недоуменная мысль. Потом вернулась память, и сцены торопливо начали сменять друг друга: бластер, зажатый в дрожащей неуверенной руке... перекошенное от злобы и ненависти лицо Шрайка... хрипящая в агонии Дьюланна умирает в одиночестве...
Горло царапал комок. Дьюланна была рядом с тех пор, как Хан был совсем маленьким, лет восьми или девяти. Он вспомнил день, когда вуки появилась на их корабле вместе со своим мужем Исшаддиком, которого изгнали с планеты за какие-то проступки. Хан не знал за какие, потому что Дьюланна не любила разговоров на эту тему, хотя и последовала за мужем, бросив все, что любила, — свой дом и взрослых отпрысков.
Через год или около того Исшаддика убили во время перевозки контрабанды на Нар-Хекку, и Шрайк заявил Дьюланне, что она может остаться на борту «Удачи Торговца» в качестве поварихи. Капитану нравилась ее стряпня. Вуки могла бы вернуться на Кашиик — она ведь не совершала преступлений, — но не уехала.
«Это все из-за меня», — подумал Хан, отыскал патрубок водяного контейнера и сделал осторожный пробный глоток. Затем он сжевал пару питательных таблеток и запил их вторым глотком воды. Не еда, конечно, но протянуть можно... «Дыоланна осталась из-за меня. Хотела защитить от Шрайка...»
И это правда. Всей Галактике известно, что преданнее и упрямее товарищей, чем вуки, нет никого. Их верность и дружбу заслужить нелегко, но если ты их удостоишься, то уж навсегда.
Хан прислонился к переборке, проверил запас воздуха. Осталось три четверти баллона. Интересно, куда залетела «Мечта», пока он спал? Скоро он сходит в рубку, надо узнать, не сумеет ли он поладить с автопилотом.
Но пока Хан невесело вспоминал Дьюланну, потом забрался в воспоминаниях в более ранние дни. Самые первые, «настоящие» воспоминания (все до того — бессмысленные фрагменты, обрывочные образы, слишком давние и разрозненные, чтобы иметь значение) начинались в тот день, когда Гаррис Шрайк привел на «Удачу Торговца» очередного найденыша...
Ребенок скрючился у входа в грязный вонючий проулок и пытался сдержать слезы. Он слишком большой, чтобы плакать, нет? Ну да, он замерз, он голоден и одинок. Мальчишка вдруг подумал, а почему же рядом нет никого, но при этой мысли как будто захлопнулась огромная металлическая дверь, отрезав все, что скрывалось за ней. За дверью пряталась опасность, там таилось... зло. Боль и... и...
Парнишка мотнул головой, длинные сальные волосы упали ему на лицо. Он смел челку рукой, такой грязной, что невозможно определить, каким цветом кожи наградила мальчишку природа. Одет беспризорник был в пару драных штанов и ветхую безрукавку, которая была ему мала. Ноги его были босы. Ходил ли он когда-нибудь обутым?
Кажется, он помнил какие-то ботинки. Хорошие ботинки, красивые, прочные, ботинки, которые кто-то надевал ему на ноги и помогал зашнуровывать. Этот кто-то был ласков, он улыбался, а не скалился, он был чистый и хорошо пах, носил красивую одежду...
Бум!
Опять хлопнула дверь, и малыш Хан (свое имя он знал, но и все, с именем ничего не вязалось) сморщился от горя. Лучше следить за мыслями, не давать им воли. Эти мысли и воспоминания — плохие, они делают больно... нет, лучше вообще не думать.
Он шмыгнул и без особого результата вытер сопливый нос. Только сейчас мальчик сообразил, что стоит в грязной луже, просто ноги так замерзли, что он их почти не чувствует. Темнело, и ночь обещала быть зябкой.
Больно кусался поселившийся в желудке голод. Мальчишка не помнил, когда в последний раз ел. Может быть, этим утром, когда отыскал в куче мусора кавасу, сочную, зрелую, целую половинку. Или это было вчера?
Парнишка решил, что нельзя понапрасну стоять на углу. Надо двигаться. Хан выбрался из проулка. Попрошайничать он умел... кто научил его?
Бум!
Да и какая разница кто, главное, что он оказался способным. Скорчив жалобную гримасу, мальчик зашаркал к первому же прохожему.
— Умоляю вас, госпожа... — захныкал беспризорник. — Я есть хочу, я очень хочу есть...
Он протянул руку. Женщина, к которой он обращался, сбавила шаг, глянула на чумазую ладонь и в ужасе отшатнулась, подобрав юбки, чтобы не коснуться побирушки даже краем подола.
— Госпожа... — выдохнул мальчик ей вслед, разглядывая женщину не только с профессиональным интересом.
На ней было красивое платье, мягкое и переливающееся, даже вроде бы как светящееся в бьющем в глаза свете фонарей кореллианского портового городка.
Женщина напоминала кого-то — гладкой кожей, большими темными глазами, волосами...
Бум!
Мальчик всхлипнул от безнадежности и горя.
— Эй ты! — пробился сквозь высокую стену его несчастий резкий, но дружелюбный голос. — Эй, Хан!
Шмыгая и захлебываясь слезами, паренек поднял голову и увидел перед собой высокого мужчину. От черноволосого голубоглазого незнакомца пахло алдераанским элем и дымом от доброй полудюжины запрещенных наркотиков, но, в отличие от многих прохожих, он уверенно и твердо держался на ногах.
Мужчина понял, что завладел вниманием маленького попрошайки, и опустился на корточки; теперь они смотрели друг другу в глаза.
— А ты не великоват, чтобы плакать на улице, а? Ты уже большой парень.
Мальчик кивнул, он все еще хлюпал носом, но старался взять себя в руки.
— Д-да... да. Больсой.
Он сначала шепелявил; насколько он помнил, так было, когда он только научился говорить. А научился он давно, очень давно, тогда еще было очень холодно. И скоро опять будет холодно, то есть говорить он умеет уже...
Бум!
Мальчишка опять задрожал, когда память наотрез отказалась вытаскивать из своих глубин давнишние события. На поверхность всплыло что-то другое, то, что он сначала упустил, занятый собственными бедами и переживаниями. Его же окликнули по имени! Откуда этот человек знает, как его зовут?
— К-кто... ты кто? — прошептал мальчишка, стуча зубами от холода. — Мое имя... как?
Мужчина весело ухмыльнулся, блеснули зубы. Должно быть, он считал свою улыбку дружелюбной, но бродяжку опять затрясло. Оскал напомнил ему о стае каноидов, которые охотятся по ночам в темных портовых закоулках.
— Я многое знаю, малыш, — сказал незнакомец. — А ты называй меня капитаном Шрайком. Выговорить-то сумеешь?
— Д-да... Капитан Шрайк, — неуверенно повторил окоченевший мальчишка и икнул. — Но... мое имя? Откуда ты знаешь?
Мужчина протянул руку, как будто собирался взъерошить новому знакомцу волосы, заметил, похоже, грязь и обитателей юной головы и передумал.
— Ты удивишься, мой мальчик. Я знаю практически все, что творится на нашей Кореллии. Я знаю, кто потерялся и кто нашелся, кто продается, а кто покупается и кто где похоронен. Собственно, я давно положил на тебя глаз. Ты вроде бы смышленый парнишка. Скажи мне, ты умный?
Маленький попрошайка выпрямился, задумчиво разглядывая капитана.
— Да, — подтвердил он, сдержав дрожь. — Смышленый.
Вот уж в этом он не сомневался! Глупые на улице и месяца не протянут...
— Да это же просто здорово, парень! Что за молодец! Что ж, для умных ребят я найду работенку. Хочешь пойти со мной? Я дам тебе много еды и теплое место для сна. — Капитан опять ухмыльнулся. — И держу пари, тебе не терпится посмотреть на мой корабль.
Он указал в потемневшее небо.
Мальчик с жаром кивнул. Еда? Постель? И особенно...
— Настоящий корабль? Космический? Хочу! Я пилотом буду, когда вырасту.
Капитан рассмеялся и опять протянул руку:
— Тогда добро пожаловать в семью.
Грязные пальцы утонули в широкой ладони капитана, и мальчик вместе с мужчиной направились в космопорт...
Хан поерзал, тряхнул головой. «Не надо было идти с ним. Если бы я тогда не согласился, Дьюланна была бы жива...»
Но если бы он не пошел со Шрайком в ту ночь, то одним прекрасным утром проснулся бы на задворках и выяснил, что врельты отгрызли ему нос и уши, как случилось с одной из девчонок из «спасенных» Шрайком сирот.
Хан невесело усмехнулся. В Гаррисе Шрайке нет ни капли жалости и сострадания. Капитан собирал детей, чтобы богатеть с их помощью. Почти на каждой планете, которую посещала «Удача», Шрайк выгружал группу таких вот найденышей и выпускал их слоняться по улицам под присмотром дроида, которого лично же запрограммировал. F8GN распределял «рабочие» участки и отслеживал дела у ребят, которые просили милостыню или «инспектировали» карманы прохожих.
Попрошайничать посылали самых маленьких, тощих и уродливых. Лучше всех справлялась Даналис, та самая девчонка, пострадавшая от врельтов. Шрайк заставлял ее работать за троих, несколько лет подряд обещая, что, как только она заработает много денег, ее отправят в специальную клинику, где исправят лицо, чтобы Даналис снова походила на человека.
Но слова капитан не сдержал. Когда Даналис стукнуло четырнадцать, она, видимо, сообразила, что Шрайк и не собирался выполнять обещание. Как-то ночью по корабельному времени она забралась во внешний воздушный шлюз «Удачи Торговца» и разгерметизировала его. Вот только скафандр не надела...
Хан входил в команду, посланную чистить шлюз. До сих пор его передергивало от воспоминаний.
Бедняга Даналис... Хан легко мог представить, как она вручает дроиду дневной улов. Их механический надсмотрщик был высокий, похожий на веретено, с корпусом из красноватого с оранжевым отливом металла. Его столько раз ремонтировали, что заплатки накладывались на заплатки: золотистые, темно-красные, серовато-белые. На макушке красовалась серебристая.
Хан вспомнил голос дроида. У робота были вечные неполадки с вокодером, и его тембр гулял от густых басов до металлического визга. Но каким бы голосом ни разговаривал дроид, его подопечные слушали его во все уши.
— А теперь, милые крошки, все запомнили границы участков?
Пестрый дроид ворочал головой на тронутой ржавчиной шарнирной шее, разглядывая восьмерых ребят с «Удачи Торговца», которые выстроились перед ним в шеренгу.
Все дети, в том числе и пятилетний Хан, подтвердили, что да, запомнили.
— Что ж, милые крошки, — продолжил дроид, перескакивая с басов на дискант. — А теперь разбираем задания. Падра...
Робот смерил взглядом мальчишку годом старше Хана.
— Сегодня тебе дается возможность продемонстрировать нам, какую помощь ты можешь оказать несчастным жителям этого города, отягощенным драгоценностями, кошельками и дорогостоящими комлинками.
Фоторецепторы дроида жутко блестели. Они были разного цвета; один давно перегорел, и Шрайк заменил его линзой, вывинченной из выброшенного на свалку робота. Поэтому один глаз был красный, второй — зеленый.
— Хочешь ли ты помочь добрым горожанам, Падра? — поинтересовался дроид, вопросительно воздевая металлический цилиндр головы; голос его сочился искусственным дружелюбием.
— Уж точно! — воскликнул мальчик, победно оглядывая других ребятишек, а затем прошептал сам себе, едва слышно, но восторженно: — Все, с милостыней покончено! Она — для молокососов.
Хан, который только начал осваивать тонкое искусство обшаривания чужих карманов, испытал укол зависти. Если поднатореть, карманничество — плевое дело. И так гораздо легче выполнить дневную норму, устанавливаемую дроидом, чем выклянчивая у прохожих деньги. Если ты попрошайка, то тебе нужно удачно переговорить с тремя — как минимум — жертвами, чтобы получить с одного.
А вот карманник быстро набирает крупную сумму!
Если выбрал верную цель, то за один прием берешь столько, что еще до полудня сдаешь роботу выручку и бежишь играть. Интересно, если Хан быстро справится с сегодняшним заданием, может, дроид позволит ему потренироваться?
Практиковаться на пегом, веретенообразном дроиде было весело, потому что он уморительно выглядел в одежде. Робот натягивал на себя типичное для какой-нибудь местности верхнее платье и принимался расхаживать мимо ученика. Хан научился избавлять учителя от спрятанных кошельков, хронометров и даже порой драгоценностей так, что дроид не замечал прикосновения его стремительных пальцев.
Но пока еще не на сто процентов. Отправляясь на «рабочее место», Хан недовольно бурчал. Робот требовал от своей малолетней шайки превосходства во всем, а в воровстве — особенно. Дроид никого не переведет в другую категорию, если не все попытки будут удачны.
Без долгих раздумий Хан набрал пригоршни грязи, втер ее в ладони и размазал по потной физиономии. Ну и на какой он планете? Вроде бы при нем ее никак не называли. Местные жители отличались зеленой пупырчатой кожей, маленькими подвижными ушами и крупными темно-фиолетовыми глазами. Хан знал на их языке всего несколько слов, но на память не жаловался и учился быстро, а потому был уверен, что к тому времени, как «Удача Торговца» вновь тронется в путь, будет и понимать, и вполне бегло говорить на здешнем наречии — по крайней мере, на жаргоне трущоб.
Ну, где бы он ни был, а погоды здесь жаркие. И влажные. На блеклом зеленовато-голубом небе тлело оранжевое солнце. Перспектива провести на улице несколько часов, хныча и клянча монеты у прохожих, не радовала. «Ненавижу попрошайничать. Вот вырасту, пусть шлют воровать, — размышлял мальчишка. — Какой из меня попрошайка... А вор получится очень даже приличный».
Так, внешность в норме, только волосы разлохматить. За последнюю пару лет Хан вытянулся, хотя ребра все так же выпирали из-под кожи, хозяина их разве что ветром не сдувало. Еще за это время он безуспешно пытался научиться говорить подобострастно, так, будто отчаяние довело его до края. Без толку.
Наверное, все дело во взгляде, не иначе. Наверное, по его глазам сразу видно, как ему противно и стыдно унижаться. Никто не уважает попрошаек, а Хан жаждал уважения к себе едва ли не больше всего на свете.
Не простого уважения — положения в обществе. Он ничего не помнил о жизни до мгновения, когда Гаррис Шрайк отыскал его на портовых задворках, но все равно жил в уверенности, что раньше у него все было иначе.
Когда-то ему говорили, что попрошайничать стыдно, а красть... ну а красть — еще хуже. Хан сердито закусил губу. Кто-то — наверное, родители, которых он не помнил, — обо всем с ним беседовал. Когда-то очень давно его учили другому... и по-другому.
А сейчас... Что он мог поделать? На борту «Удачи Торговца» существовало одно главное правило. Если не работаешь, то попрошайничаешь или воруешь. Если отказываешься работать, попрошайничать и воровать, то не ешь. Хан ничего не умел делать. Он был слишком мал, чтобы летать, слишком слаб, чтобы грузить контейнеры и мешки с контрабандой.
«Но не вечно же я таким буду, — напомнил он сам себе. — Я вырасту, скоро я стану большим, лет через пять. Тогда мне будет целых десять лет. Может, тогда я буду достаточно взрослый?»
Он уже выяснил: если настроиться на какое-то дело, все обязательно получится. И полеты не исключение.
«И тогда я улечу отсюда». Мысли автоматически переключились на старую мечту, о которой Хан никому не рассказывал. Как-то раз он исповедался одному из мальчишек, а тот, паршивый врельт, разболтал всему кораблю. Шрайк и остальные ребята несколько недель успокоиться не могли, а Хану больше всего хотелось забиться под койку и зажать уши ладонями, чтобы не слышать их хохота и издевок. Потребовалось немало сил, чтобы равнодушно пожимать плечами в ответ и делать вид, будто ему все равно.
«А когда лучше меня пилота не станет, я заработаю кучу денег и поступлю в имперскую академию. Стану флотским офицером, вернусь, отыщу Шрайка, арестую его, и он прямиком загремит в рудники на Кесселе. И там сдохнет...» От последней мысли губы мальчишки кривились в хищной ухмылке.
Богатая кореллианская фантазия рисовала успешного во всех делах, уважаемого пилота, лучшего пилота в Галактике, владельца собственного корабля, с кучей верных друзей и кучей денег. И семьей. Во-во, настоящей семьей. Красивой женой, которая обожает его и разделяет с ним приключения. Дети, наверное, тоже будут. Этот пункт мальчик еще не обдумывал детально, но в одном был уверен наверняка: он станет хорошим отцом. Не из тех, кто бросает детей на улице... Он их не оставит, как оставили его.
По крайней мере, Хан полагал, что его бросили, хотя так и не сумел ничего вспомнить. Он даже фамилии своей не знал и поэтому не сумел разыскать родственников. А может, его родители вовсе не отказывались от него?
Вдруг их убили? Или его похитили, отняли у них? Хан решил, что, пожалуй, этот вариант предпочтительнее. Если считать, что маму с папой убили, то на них и рассердиться нельзя, ведь они же не виноваты, что умерли. Они не хотели.
Сказано — сделано. Хан стал думать, что родители погибли. Так действительно было легче.
Правды он наверняка не узнает. В курсе прошлого один Гаррис Шрайк. Капитан постоянно твердит: если Хан будет вести себя хорошо, будет слушаться, хорошо попрошайничать, заработает много денег, то однажды Шрайк поделится с ним секретом, расскажет, как маленький мальчик очутился один на портовых задворках.
Хан плотно сжал губы. «Во-во! Жди, как же! Даналис ты гоже наобещал с три короба».
Он посмотрел на таблички с названиями улиц. Читать на местном языке он не умел, но внизу был написан перевод на общегалактический. Да, это его участок, полный ажур.
Мальчик сделал глубокий вдох, скроил жалобную мину.
К нему приближалась зеленокожая аборигенка в коротком модном плащике.
— Госпожа... — заныл Хан, семеня к ней и протягивая перепачканную ладонь. — Прошу вас, прекрасная добрая госпожа, помогите... всего один кредит, я так хочу есть...
Зеленые ракушки небольших ушек дернулись, потом женщина отвернулась и ускорила шаг.
Мальчик отпустил ей вслед парочку нелестных эпитетов из репертуара контрабандистов и стал ждать следующего клиента.
Хан заставил себя подняться. Время пойти и проверить, как идут дела в рубке «Илизианской Мечты».
Выкарабкавшись из убежища, юный кореллианин прошел через скромный, но запутанный лабиринт коридоров на мостик, где по-прежнему бдел астродроид, пусть и приглушив фоторецептор, словно о чем-то задумался. Дроид был типа R2, относительно новый, зеленые и серебристые полосы сияли свежей краской, а купол «головы» не украшали царапины и вмятины. К бортовому компьютеру от астродроида тянулся кабель.
Должно быть, страж был оборудован датчиком движения, потому что повернул «голову», когда Хан, собравшись с духом, отважно вошел в рубку.
Дроид ошалело заморгал фоторецептором, и юный беглец сообразил, что неплохо бы включить динамик скафандра, так как звук через вакуум не распространяется, а посему заполошные пронзительные «би-ип», «уип-ир-руип» и «блип-блип» все равно не слышно.
— Уи-и блюи-уип-ип уип-уип-уир-уип! — удивленно заявил астродроид и продолжал в том же духе.
Хан огляделся по сторонам. Где-то здесь должен быть дополнительный коммуникационный модуль, но ничего не было. Кореллианин вздохнул. Ну ладно, передатчик скафандра позволит ему сказать пару слов своему механическому спутнику, но что толку? Как, хотелось бы знать, он должен общаться с озабоченным R2 без переводчика? И как, интересно, это делал тот, кто программировал дроида?
— Эй ты!
Блур-ри уип, би-ип уирр! — с готовностью отозвался R2.
Юный кореллианин нахмурился и для разминки обругал астродроида на родианском, на жаргоне вольных торговцев и, в конце концов, на общегалактическом.
— И что мне теперь делать? — проворчал он, успокоившись. — Если бы ты умел говорить!
— Но-я-умею-говорить, — лишенным интонации голосом пробубнил астродроид.
Некоторое время Хан растерянно хватал ртом воздух.
— Ну ты даешь! Как это у тебя получается?
— На-борту-корабля-нет-места-для-астродроида-и-модуля. Мои-хозяева-встроили-модуль-в-меня.
— Здорово! — с облегчением выдохнул беглец.
Хан недолюбливал дроидов, но по крайней мере теперь у него появился собеседник, а это уже кое-что. Космические перелеты скучны и до неприличия безопасны... но ведь бывают исключения, правда.
— Мне-очень-жаль, — добавил по собственному почину R2. — Вы-виновны-в-незаконном-вторжении. Вам-запрещено-здесь-находиться.
— Сам знаю, — не стал отпираться Хан. — Я вроде как автостопом путешествую.
— Прошу-меня-извинить-данный-модуль-не-понимает-этого-термина.
Хан обозвал дроида консервной банкой с пережаренными контактами.
— Прошу-меня-извинить-данный-модуль-не-понимает...
— Сопло заткни! — взревел кореллианин.
R2 послушно умолк. Хан сделал глубокий вдох.
— Ладно, R2. Я — безбилетный пассажир, доволен? Такое слово в твоем банке данных имеется?
— Да-оно-там-есть.
— Вот и славно. Я нахожусь без билета на этом корабле, потому что мне необходимо добраться до Илизии. Я собираюсь наняться пилотом к тамошним жрецам, ясно?
— Да. Тем-не-менее-должен-проинформировать-что-в-мои-обязанности-входит-охрана-данного-корабля-и-его-груза. Когда-мы-прибудем-на-Илизию-я-должен-запечатать-все-люки-и-проинформировать-своих-хозяев-что-вы-находитесь-на-борту-и-ждете-ареста-службой-безопасности-колонии.
— Да сколько влезет! — беспечно отмахнулся беглец. — Как только жрецы убедятся, что я подхожу им по всем параметрам, они и полхвоста врельта не дадут за то, как я здесь очутился.
— Прошу-меня-извинить-данный-модуль-не...
— Заткнись.
Хан посмотрел, что у него с кислородом.
— Знаешь, R2, мне хотелось бы взглянуть на полетный план, а заодно узнать нашу скорость и подлетное время к Илизии. Выдай информацию на экран, пожалуйста.
— Сожалею-но-я-не-уполномочен-предоставлять-вам-эти-сведения.
Хан медленно закипал внутри скафандра, он с трудом сдерживал желание пнуть непокорного дроида тяжелым магнитным башмаком.
— Мне нужно узнать курс, скорость и подлетное время, потому что мне необходимо высчитать, через сколько часов я сыграю в последний прыжок от нехватки кислорода.
— Прошу-меня-извинить-данный-модуль...
— Заткнись! — Он вспотел, охлаждающий контур скафандра заработал на больших оборотах. Хан с не меньшими усилиями пытался сохранить хладнокровие.
— Слушай меня внимательно, R2. В тебе имеется программа, которая требует сохранять жизнь разумных существ?
—Да-подобная-программа-обязательна-для-всех-астродроидов. Причинение-преднамеренного-вреда-или-отказ-в-помощи-разумному-существу-означает-что-оперативные-системы-должны-быть-изменены.
— Очень мило с твоей стороны. А теперь заруби себе на... то есть уясни, что если ты не покажешь мне курс, скорость и подлетное время, то будешь виноват в смерти разумного существа, то есть меня. Я задохнусь и умру. Все ясно?
— Уточните-пожалуйста.
С безраздельным терпением, сам себе удивляясь, Хан объяснил ситуацию. Когда он закончил, дроид немного помолчал, очевидно предаваясь размышлениям. В конце концов R2 озабоченно чирикнул и сказал:
— Повинуюсь-вашему-требованию. Сведения-будут-выведены-на-экран-диагностики.
Хан вздохнул с облегчением. Раньше ему как-то не приходило в голову, что если корабль по сути гигантский робот, то пульт управления ему не положен. Но для механиков, которые обслуживают грузовик в портах и на космических станциях, предусмотрели один экран. Хан уставился на него.
Цифры бежали по дисплею наперегонки. Кореллианин сердито оглянулся.
— Верни к началу и на этот раз держи на экране данные до тех пор, пока я их не прочитаю! Понял меня?
— Так-точно, — с подозрительным смирением отозвался астродроид.
Несколько минут Хан изучал цифры и графики, а легкое беспокойство тем временем перерастало в панический ужас. Писать было нечем и не на чем, разве что пальцем на переборке, к навигационному компьютеру доступа не было, но у кореллианина все равно появилось очень нехорошее предчувствие. Покусывая губу, он взялся считать в уме, еще раз и еще.
Курс «Илизианской Мечты» был проложен в обход секторов, кишмя кишевших пиратами, а плелся небольшой грузовик так, что хотелось покраснеть от стыда за его механиков. Даже престарелая «Удача Торговца» и та ходила быстрее.
Плохо. Никуда не годится. Если не изменить скорость и курс, воздух в баллоне закончится за пять часов до того, как посадочные лапы «Мечты» зароются в почву Илизии. А на борту грузовика будет весьма симпатичный свежий труп.
— Ты обязан мне помочь, R2. Если мы не сменим параметры, мне не хватит кислорода. А если мне не хватит воздуха, я умру. Угадай, кто будет виноват?
Астродроид замигал фоторецептором, обдумывая вопрос. Потом сказал:
— Но-меня-не-известили-о-вашем-присутствии-на-борту. Я-не-могу-отвечать-за-вашу-смерть.
— Э нет! — Хан замотал головой внутри шлема. — Не пойдет, R2. Хочешь логики, будет тебе логика. Если тебе стало известно о ситуации, а ты все равно ничего не делаешь, значит ты и есть причина моей смерти. Гибели, между прочим, разумного существа. Тебе это надо?
— Нет, — быстро сказал астродроид.
Механический монотонный голос зазвучал напряженно, огоньки на корпусе заморгали быстрее и истеричнее.
— А следовательно, — продолжал неумолимый кореллианин, — ты должен всеми своими шестеренками и реле ратовать за то, чтобы я остался жив. Верно говорю?
— Я... Я... — Дроид задрожал всем корпусом от возбуждения, он перетаптывался и моргал. — Я-не-могу. Программа-конфликтует-с-системой.
— Это как?
Вот тут Хан всполошился не на шутку. Если эта малорослая консервная банка перегорит от напряжения, можно сразу же вешаться. Сам он ни за что не отыщет панели ручного управления. Она же крошечная и нужна-то лишь для того, чтобы техники смогли проверить автопилота.
— Мои-программы-запрещают-мне-сообщить-вам...
Хан одним прыжком оказался возле маленького астродроида и опустился перед ним на колени.
— Чтоб ты сдох! — Он с силой опустил кулак на макушку R2. — Я умру, понимаешь ты или нет?! Говори!
Малыш так раскачивался, что Хан испугался, не рассыплется ли он на части от эмоциональной перегрузки.
— В-меня-вставлен-блок-ограничитель, — скороговоркой проверещал дроид. — Он-мешает-выполнить-вашу-просьбу!
Блок-ограничитель, э? Хан ухватился за информацию как за соломинку. Ну и где же он, давай посмотрим?
Искомое обнаружилось быстро, в нижней части корпуса. Хан ухватился за блок, дернул.
Ничего. Даже с места не сдвинул.
А если повернуть? Кореллианин закряхтел от натуги и покрылся холодным потом, вообразив, сколько молекул ценного кислорода израсходовал зря. Ему говорили, что умирать от удушья не так уж и больно (если сравнивать с взрывной декомпрессией или поджаренными бластером внутренностями), но он не испытывал ни малейшего желания выяснять на собственной шкуре, так ли это на самом деле.
Блок продемонстрировал твердость и упорство характера. Хан трудился, проклиная врага на десятке чужих языков, но упрямая деталь не спешила сдаваться.
«Ах ты так, да? Ничего, я все равно тебя выковыряю!»
Хан обшарил рубку, но ничего подходящего под руку не попалось, даже элементарного гаечного или разводного ключа.
Тут он вспомнил про бластер, который остался лежать на полу в его тесном убежище.
— Жди здесь, — велел Хан астродроиду и отправился протискиваться по узким коридорам.
Стрелять внутри космического корабля, даже внутри космического корабля с нулевым внутренним давлением, — не лучшая из идей, но делать нечего.
Вернувшись, Хан подверг бластер детальному изучению. Мощность — на минимум, луч узкий. Непослушными руками в толстых перчатках пусть даже легкого скафандра сложно настраивать оружие, и кореллианин это только что осознал.
R2 неистово переливался огнями, наблюдая за подготовкой.
— Разрешите-спросить-что-вы-намерены-предпринять?
— Избавиться от ограничителя, чего же еще? — сумрачно оповестил малыша Хан, прицелился и осторожно нажал на крючок.
Маленький дроид заверещал так, будто его четвертовали. Узкий направленный луч клюнул его в бок, блокиратор выпал на палубу, а на отполированном металлическом корпусе остался безобразный черный ожог.
— Готово! — сообщил донельзя довольный Хан. — А теперь, R2, будь хорошим мальчиком и скажи, где на этом корыте прячут ручное управление.
Дроид послушно выдвинул шасси и покатил к приборным панелям, волоча за собой кабель. Хан пошел следом и вскоре уже сидел на корточках перед небольшим пультом. В скафандре он чувствовал себя увальнем.
Следуя указаниям астродроида, он снял кожух и принялся изучать игрушечный набор клавиш и рычагов.
Никто не пробовал вдевать нитку в иголку, нарядившись и скафандр? Хан неистово ругался, но сумел вернуть грузовик п обычное пространство, поскольку только там можно было менять скорость и курс...
Который, между прочим, еще надо высчитать. Проклятия, отпускаемые беглецом, перешли на новый уровень экспрессивности и виртуозности. Самые сложные вычисления Хан свалил на R2.
На прокладку нового курса ушла куча времени, но в конце концов Хан опять дернул рычажок, пробуждающий гипериривод. В следующее мгновение его сбило с ног. Корабль вломился в гиперпространство по новому вектору и значительно увеличил скорость.
Когда илизианский грузовоз утихомирился и пошел ровнее, Хан отлепился от пульта и перевел дух. Ноги подкашивались, и он сел прямо на палубу. Уф-ф...
— Вы-отдаете-себе-отчет, — вредным голосом полюбопытствовал астродроид, — что-теперь-вам-придется-вручную-сажать-корабль? Смена-курса-и-скорости-отменили-программу-автоматической-посадки.
— Да знаю я, знаю, — устало откликнулся Хан, глотнул еще воды и сжевал еще две таблетки. — А что было делать? Будем надеяться, что сумею быстро щелкать рычагами.
Он осмотрел ничем не примечательную рубку.
— Почему это ведро с гайками не оборудовано обзорным экраном, хотелось бы знать?
— Автоматы-не-видят-визуальные-данные-нам-ни-к-чему, — охотно подсказал R2.
— Да ну? — ядовито хмыкнул кореллианин. — А мне почему-то казалось, что дроиды видят не хуже нас.
— Мы-не-видим, — возразил астродроид. — Мы-распознаем-окружающую-действительность-посредством-преобразования-сигнала-в-электронный.
— Умолкни, — буркнул Хан, слишком усталый, чтобы радоваться пикировке с астродроидом.
Привалившись спиной к миниатюрному пульту, беглец закрыл глаза. Для спасения он сделал все, что мог. Грузовик шел прямиком на Илизию, оставалось лишь ждать.
Хан задремал и во сне увидел Дьюланну такой, какой вуки была, когда они подружились.
Он уже наполовину протиснулся, когда позади раздался громкий крик: «Нас ограбили!»
Сжимая небольшой мешочек с добычей, мальчишка брыкался, вертелся, ввинчивался штопором в узкий оконный проем, за которым его ждала спасительная темнота. Завопила женщина: «Мои драгоценности!»
Хан негодующе фыркал: он застрял. Нахлынула паника. Он должен выбраться! Когда в полицию звонят из богатого дома, та прибегает на зов не мешкая.
Про себя парнишка неистово проклинал новомодные тенденции в кореллианской архитектуре, которые требовали делать вместо окон узкие щели от пола до потолка. Считалось, что тем уберегаешь дом от воров. Что ж, кое-кто только что доказал справедливость данного утверждения. В дом мальчик проник через дверь в сад, спрятался и подождал, когда обитатели крепко уснут. Затем неторопливо, со знанием дела пошарил по ящикам и отобрал самые ценные вещи. Ему было девять лет, кожа да кости, и он не сомневался, что пролезет в щель без помех.
Хан сопел от усердия. Кажется, он здорово промахнулся в расчетах.
Голос за спиной. Женский. «Вон он! Держи вора!»
Хан извернулся и вывалился из окна в сад. Добычу он не выпустил, даже когда вломился в ароматную ухоженную клумбу цветущих лиан дорва. Воздух из легких вышибло, и некоторое время мальчишка лежал, разевая рот, словно вытащенный из воды дрел. Сильно болела ушибленная нога, затылок ломило.
— Вызови патруль! — раздался из дома мужской крик. Для побега оставалось совсем мало времени, Хан перекатился и заставил себя подняться на дрожащие непослушные ноги.
Лунный свет так красиво стекал по верхушкам деревьев... больших деревьев, высоких... в чьих ветвях так легко затеряться.
Полубегом-полухромая мальчишка устремился в тень. Он решил, что не будет сообщать дроиду о накладке. Чего доброго, робот обвинит его в медлительности, раз ему уже почти десять.
Хан скривился. Вовсе он не увалень и сноровки не потерял, просто что-то ему сегодня нехорошо... Голова у него побаливала с самого утра, он даже собирался сказаться больным п отлежаться.
Раньше он никогда не болел и ни на что не жаловался, и ему наверняка поверили бы, но Хану совершенно не улыбалось демонстрировать слабость перед другими. А особенно — перед капитаном Шрайком. Тот никогда не упускал возможности поизмываться.
Деревья закрыли от него дом. Что дальше? Мальчик слышал топот бегущих людей, так что раздумывать было некогда. За него все решил инстинкт. В следующее мгновение мешочек с добычей был зажат в зубах, под ладонями шуршала кора, ноги упирались в развилки ветвей. Хан лез вверх, останавливался, прислушиваясь, и возобновлял подъем.
Только на самой вершине, там, где даже случайный взгляд не обнаружил бы беглеца, юный воришка, запыхавшись, уселся верхом на ветку у ствола; голова у него шла кругом. Хана подташнивало, он даже испугался, что его вывернет наизнанку. Но мальчик закусил губу и приказал себе не шевелиться. Странное дело, ему даже полегчало, пусть и ненадолго.
Судя по звездам, до рассвета оставалось несколько часов, и поэтому могут возникнуть кое-какие трудности. Интересно, Шрайк задержит челнок или махнет рукой и бросит одного из своих подопечных на чужой планете?
Внизу, у него под ногами, погоня обыскивала лес, лучи фонарей кромсали ночную тьму; мальчишка прижался к дереву, закрыл глаза и, борясь с головокружением, из последних сил вцепился в шероховатую кору. Если бы только перестала болеть голова...
Интересно, догадаются ли эти недотепы принести биосканеры? Парнишка задрожал. Ночь выдалась холодная и ветреная, а его словно обдавало жаром.
Наступили серые предрассветные сумерки. Интересно, чем занята сейчас Дьюланна? Будет ли она скучать по нему, если «Удача» уйдет с орбиты?
Наконец фонари погасли и звуки шагов затихли вдали. Мальчишка подождал еще минут двадцать, хотел удостовериться, что преследователи на самом деле ушли и не вернутся, а потом, вновь зажав мешочек в зубах, осторожно спустился на землю. Голова разболелась еще сильнее. Каждый толчок, любое движение, даже самый обычный шаг — и перед глазами все расплывалось от боли, и ему приходилось стискивать зубы.
Он шагал... и шагал.
Несколько раз засыпал на ходу, пару раз падал и испытывал большое искушение остаться лежать неподвижно. Но что-то заставляло его подниматься, идти дальше, а рассвет тем временем разгонял тени и заливал оранжевым заревом улицы и дома. Рассветы на Кореллии удивительно красивы. Хан отметил это даже сквозь дымку, затянувшую мысли. Раньше он почему-то не обращал внимания, как занятно перемешиваются краски на небесной палитре. Жаль, что свет так режет глаза.
Утро медленно перетекало в день, прохлада уступала место теплу, затем ее сменила жара. Хан обливался потом, он видел все словно в тумане. Но все же вот он, космопорт. К этому времени мальчишка двигался как автомат: одну ногу вперед, перенести на нее вес, теперь подтянуть и выдвинуть вторую ногу. И все сначала. У него осталось единственное желание: лечь на обочину и заснуть.
А впереди... челнок с «Удачи Торговца»! Со всхлипом втянув глоток воздуха, Хан заковылял быстрее. Он почти добрался до трапа, когда в проеме шлюза появился рослый чернобородый мужчина. Вот повезло...
— Где тебя носило?
Ничего дружеского не было в его жесте, когда капитан схватил Хана за руку. Мальчишка протянул мешочек, Шрайк жадно выхватил добычу.
— Хоть вернулся не с пустыми руками, — проворчал капитан.
Он торопливо проверил содержимое мешочка, удовлетворенно крякнул и, похоже, только сейчас обратил внимание, что мальчик едва держится на ногах.
— А с тобой-то что стряслось?
Не в силах произнести хотя бы слово, Хан молча качнул головой. Реальность то уплывала, то возвращалась, как заглушаемая слабая радиоволна.
Шрайк встряхнул мальчика, положил ладонь на горячий, словно раскаленная сковорода, лоб. Выругался.
— Горячка... бросить тебя здесь, что ли? Еще заразишь мне весь корабль.
Шрайк хмурился, явно борясь с желанием. Взвесил на ладони кошель,
— Думаю, малыш, ты заработал больничный, — буркнул капитан. — Шагай на борт.
Хан сделал пару-тройку неуверенных шагов вверх по трапу, споткнулся, и все вокруг погрузилось во тьму...
Прошло много времени, прежде чем он пришел в сознание и услышал яростный диспут. Один спорщик орал на общегалактическом, второй грозно рычал на ширивуке.
— Я и сам вижу, что мальчишка болен, — слегка успокоившись, согласился Шрайк. — Но моих ребятишек так просто не прикончишь, даже если выставишь бластер на полную мощность. Отдохнет денька два и будет как новенький. Ему медицинский дроид без надобности, и раскошеливаться на него я не намерен!
Дьюланна зарычала, и Хан удивился, насколько упорными бывают порой вуки. Потом мохнатые когтистые лапы с величайшей осторожностью положили мальчишке на лоб влажную холодную тряпку. Это было просто здорово.
— Я сказал: нет, Дьюланна, — и повторять не буду! — буркнул Шрайк и ушел, проклиная вуки на всех известных ему языках.
Хан открыл глаза и увидел повариху; Дьюланна нежно ворковала над ним.
— Пить... — с трудом ворочая языком, признался мальчишка в ответ на вопрос, — очень хочется...
Дьюланна приподняла ему голову и каплю за каплей влила в пересохший рот воду. Потом сообщила, что у Хана высокая температура, такая высокая, что она, Дьюланна, боится за него.
Отставив чашку, повариха наклонилась и легко, словно пушинку, взяла парнишку в лапы.
— Куда... куда мы...
Вуки велела ему замолчать и сказала, что повезет его обратно на планету, к меддроиду.
— Не надо... капитан... здорово разозлится...
Ответ Хан получил короткий и по существу. До сегодняшнего дня мальчишка не слышал, чтобы Дьюланна так выражалась.
Хан то терял сознание, то снова приходил в себя, пока вуки несла его по коридорам в ангар. Следующее отчетливое воспоминание касалось кресла второго пилота, к которому его привязали ремнями безопасности. А Хан даже не знал, что Дьюланна умеет водить челнок, но вуки управляла им с уверенностью бывалого пилота. Легкий кораблик соскользнул с причальной решетки и, набирая скорость, направился к Кореллии.
От лихорадки кружилась голова, и Хану все казалось, будто он слышит голос капитана Шрайка, сыплющего ругательствами. Мальчишка попытался рассказать о видении Дьюланне, но губы не слушались, а язык прилип к гортани от жажды.
В следующий раз Хан очнулся в приемном покое.
Дьюланна чинно восседала на стуле, держа на коленях тощего воспитанника, и обнимала его, будто хотела уберечь от всей Галактики разом.
Дверь внезапно распахнулась, появился дроид — высокий, оборудованный антигравитационным модулем, так что мог парить над пациентом. Дьюланна уложила Хана на кушетку. Мальчишку не больно укололи в руку: дроид взял кровь на анализ.
— Вы понимаете общегалактический язык, госпожа? — поинтересовался дроид.
Хан собрался ответить, что, разумеется, понимает общегалактический... эй, кто это здесь госпожа? Ах да, медицинский дроид обращался к Дьюланне.
— Юный пациент болен кореллианской лихорадкой — танамен, — сообщил дроид. — Случай крайне тяжелый. Большая удача, что вы не стали медлить и сразу же привезли его ко мне. Но придется оставить его до завтра в стационаре для обследования. Хотите остаться вместе с мальчиком?
Вуки рыкнула в том смысле, что да.
— Как пожелаете, госпожа. Я собираюсь применить интенсивную бактотерапию, чтобы восстановить метаболическое равновесие. Заодно понизим температуру.
Хан как глянул на ожидающую его бакта-камеру, так сразу же совершил вялую попытку побега, которую Дьюланна с помощью меддроида с легкостью пресекла. Руку кольнуло вторично, а затем Вселенная перекосилась и отключила свет.
Хан открыл глаза, сообразив, что его воспоминания перешли в сон. Кореллианин помотал головой, вспомнив, как дрожал от слабости, когда его выудили из бакты. Потом вуки расплатилась с дроидом из своих денег (не очень, между прочим, больших накоплений) и увезла своего питомца обратно па «Удачу Торговца».
Беглец сморщился. Ох как взбесился Шрайк! Хан тогда даже забеспокоился, что капитан распорядится выбросить обоих ослушников в космос без скафандров. А вот Дьюланна не испугалась, бесстрашно встала между Шрайком и мальчиком и рыкнула, что все сделала правильно, потому что иначе Хан умер бы.
В конце концов Шрайк сдался, потому что среди украденных Ханом драгоценностей оказалось украшение с настоящей жемчужиной крайт-дракона. Как только капитан выяснил, сколько она стоит, — сразу же подобрел.
Хотя денег за лечение не возместил.
Хан вздохнул и снова закрыл глаза. Когда Дьюланна умерла, его словно ножом полоснули, и рана все не затягивалась. Как он ни старался, не мог отделаться от боли и воспоминаний. Тогда Хан перестал сопротивляться и вдруг понял, что думает о Дьюланне как о живой, представляет, будто разговаривает с ней, будто он рассказывает вуки о неприятностях с неуступчивым астродроидом. Что угодно, лишь бы смягчить боль, которая со вчерашнего дня так и не унялась.
Хан выпил еще воды, чтобы избавиться от комка в горле. Он задолжал Дьюланне... он столько ей задолжал! Жизнью, даже именем своим он обязан был поварихе... До одиннадцати лет его звали просто по имени, и мальчишка беспокоился, что так никогда и не узнает своей фамилии. Как-то раз он пожаловался Дьюланне, а заодно поделился с ней убеждением, что если кому все известно, так это Гаррису Шрайку.
Вскоре после того разговора повариха выучилась играть в сабакк...
Хан сквозь дрему услышал, как кто-то скребется в дверь его каютки, и мгновенно проснулся. Прислушавшись, он сообразил, что нет, не пригрезилось и кто-то на самом деле царапает дверь и негромко скулит.
— Дьюланна? — прошептал мальчик, соскальзывая с узкой койки и засовывая босые ноги в штанины комбинезона. — Это ты?
За дверью невнятно забубнили.
— Что значит, у тебя для меня хорошие новости?
Вуки протиснулась в маленькую каюту; огромное, покрытое шерстью тело поварихи колыхалось от радостного возбуждения. Хан махнул рукой рядом с собой, и Дьюланна примостилась на койке. Поскольку места больше не оставалось, мальчишка устроился на полу. Вуки приказала ему не орать на весь корабль, Хан сонно посмотрел на хронометр и понял, что сейчас глухая ночь.
— Почему ты не спишь? — озадаченно спросил он. — Только не говори мне, что засиделась допоздна за картами.
Повариха кивнула, ее синие глаза блестели из-под челки спутанных бурых с проседью волос.
— Дьюланна, не томи! О чем ты хочешь рассказать?
Вуки негромко заворчала. Сон как ветром сдуло.
— Ты выяснила, как меня зовут? Но... как?
Дьюланна коротко буркнула сквозь зубы.
— Шрайк... — повторил мальчик. — Так я и думал. Что... как получилось? Как меня зовут?
Звали его, по словам Дьюланны, Соло. Хан Соло.
Шрайк в тот вечер серьезно перепил и начал похваляться, какую выгодную сделку заключил при перепродаже крайт-жемчуга, который стащил из богатого дома малыш Хан. Дьюланна с самым невинным видом поинтересовалась, не происходит ли парнишка из древнего почтенного воровского рода. Шрайк смеялся до слез.
— Может, кто в его роду и был преступником, но не этот Соло! — капитан долго брызгал слюной, останавливаясь, чтобы глотнуть алдераанского эля. — Боюсь, Дьюланна, ты здорово ошиблась. Родители этого парня были...
Тут он вдруг замолчал и с подозрением уставился на вуки:
— А тебе-то что за дело?
Его хорошее настроение испарилось. Дьюланна ответила повышением ставки.
— Соло, — прошептал мальчик, примеряясь к новому имени, — Хан Соло. Меня зовут Хан Соло. — Он расплылся в широчайшей улыбке. — Мне нравится мое имя! Оно здорово звучит, правда?
Негромко заскулив, повариха осторожно прижала к себе воспитанника...
Хан и сейчас улыбался при воспоминании, но то была грустная улыбка. Дьюланна желала ему только добра, но ее открытие имело самые дурные последствия. В следующий раз, когда «Удача Торговца» оказалась на орбите Кореллии, Хан выкроил немного времени и отправился в госархив, вместо того чтобы шарить по чужим карманам.
Шрайку не нравилось, когда его «сиротки» тратят время на образование. Все дети на борту «Удачи» умели читать, писать и считать. По мнению капитана, большего им и не требовалось.
Отчасти из желания во всем перечить Шрайку, отчасти по подсказке Дьюланны, Хан держал свои попытки учиться дальше в тайне. Предметы, которые пришлись ему не по вкусу, юный кореллианин имел склонность игнорировать, ту же историю, например. Зато читал запоем приключенческие романы и решал задачи по математике. Над математикой он особенно корпел — Хану очень хотелось стать пилотом.
Дьюланна как-то пронюхала про эти уроки, проверила знания и заставила читать материалы и по тем предметам, которые Хан пропускал. Воспитанник неохотно принялся заполнять пробелы в образовании, взявшись за естественные науки и историю.
И с изумлением выяснил, что военная история ничуть не уступает по занимательности вымышленным приключениям.
И вот в один прекрасный день, сидя в кореллианском госархиве, Хан применил обретенные навыки на практике, чтобы разузнать что-нибудь о своих предках. Результат получился ошеломительный. Заглянув в исторические хроники, мальчик остолбенел, выяснив, что его фамилия на Кореллии широко известна. Три столетия назад некий Беретрон Соло установил демократию на родной планете, отказавшись от трона. А до этого он был правителем, королем!
Нашелся еще один Соло, посвежее, который пользовался не меньшей славой, хотя и дурной. Около полувека назад у потомка Беретрона, Корола Соло, родился сын — Далла Соло, который, взяв прозвище Далла Суул, принялся вести бурную жизнь пирата, убийцы и вымогателя. Даллой Черным пугали непослушных детей на затерянных внешних колониях и кораблях вольных торговцев.
Мальчик сразу же заинтересовался, не родственник ли он этим двоим. Приятно думать, что в тебе течет королевская кровь... а вдруг это кровь разбойника и убийцы? Если каким-то чудом не задобрить Шрайка, есть шанс никогда не узнать. Прочитав о подвигах Даллы на ниве воровства, парнишка сумрачно хмыкнул. Семейная традиция, стало быть.
Тщательному исследованию подверглись также последние кореллианские светские новости — и поиск по той же фамилии выдал имя Тийон Сал-Соло. Богатая вдова, живущая в затворничестве с единственным сыном. Тракан Сал-Соло был на шесть-семь лет старше Хана, почти взрослый.
А что, если они все-таки родственники? Или эта вдовушка знает его родителей? Лучше шанса вырваться на свободу не будет.
Вернувшись на «Удачу Торговца», Хан обсудил свое открытие с Дьюланной, и повариха согласилась: дело опасное, но придется пойти на риск и встретиться с этой семьей.
— Ну да. — Хан подпер кулаком подбородок и удрученно уставился в стол. — А с тобой я, значит, больше не увижусь, да?
Вуки ласково заурчала, уверяя, что они, конечно же, встретятся. Просто не здесь, не на борту «Удачи Торговца».
— Когда я сбежал в прошлый раз, Шрайк мне так всыпал, что я несколько дней сидеть не мог, — Надулся мальчишка. — Если бы Ларрад не вмешался, он меня насмерть забил бы, вот что.
Вуки заворчала.
— Это точно. Если эта семья меня примет, у них влияния и денег — тьма, они смогут защитить меня от капитана.
Общения с высокородными родственничками Хан не опасался, он достаточно поднаторел в этикете и правилах поведения в высшем обществе на Кореллии. Шрайк то и дело организовывал крупные операции по изъятию денег у населения, и порой Хан принимал в них участие.
Схема действия была, как правило, одна и та же. Гаррис Шрайк арендовал дорогой особняк и селил в нем многочисленное «семейство», чтобы обеспечить достоверное прикрытие. Вместе с другими Хану приходилось ходить в школу для богатых детей, заводить друзей среди однокашников и ходить к ним в гости. Поиграть, так сказать. Приятели наносили ответные визиты, в результате налаживались контакты, а родители вкладывали крупные суммы в «предприятия» Шрайка.
Всего лишь несколько недель тому назад Хан посещал как раз такую школу — настолько известную, что она удостоилась визита знаменитого кореллианского политика Гарма Бела Иблиса. Хан попросил слова и с ходу задал сенатору два вопроса. Бел Иблис пришел в дикий восторг. После занятий сенатор подозвал к себе юное дарование, пожал ему руку и полюбопытствовал, как его зовут. Хан огляделся по сторонам, увидел, что никто не подслушивает, и гордо сообщил именитому соотечественнику свое настоящее имя. Было здорово.
Шрайк частенько задействовал Хана, отчасти из-за беззлобного и беспечного очарования мальчишки и подкупающей солнечной улыбки, отчасти потому, что тайная учеба подняла Хана на уровень выше остальных ребят. К тому же Хан начал приобретать поначалу скромную, но постоянно растущую славу хорошего пилота и гонщика. Если и существует спорт богатых, так это гонки на свупах и спидерах, а там всегда существует возможность свести знакомство с ребятами из весьма обеспеченных семей. Кое-кто из родителей вследствие такой дружбы уже расстался с деньгами.
Через год Хану будет достаточно лет для участия в первенстве Кореллии среди юниоров. А это крупные деньги — если он сумеет выиграть.
Хану и нравились дела Шрайка, и не нравились. Любил он их потому, что участие в аферах позволяло ему порой неделями, а то и месяцами есть досыта и купаться в роскоши. Да и без гонок он не мог жить, как без воздуха. А не любил потому, что Хан со многими из тех, с кем дружил по приказу, становился близок на самом деле.
Он знал, что из-за этой дружбы пострадают и ребята, и их родители, но научился глушить голос совести. Хан неплохо поднаторел в эгоизме. Всем остальным (за исключением Дьюланны, конечно) приходилось отступать на второй план или уходить вообще. Самосохранение — вот что это было, и все, и Хан добился на этом поприще высокого мастерства.
И до сих пор не растерял сноровки, думал юный кореллианин, поднимаясь с палубы «Илизианской Мечты» и отправляясь проверить скорость и курс. Читая показания приборов, он улыбался. Как по маслу. Все получится.
Следующей проверке подлежал запас воздуха; баллон опустел более чем наполовину.
Желание исследовать грузовик было велико, но Хан его переборол. Чем больше двигаешься, тем больше расходуешь кислород, а Хан и так подвергается немалому риску.
Поэтому он сел обратно и вновь погрузился в воспоминания. Тетушка Тийон, несчастная женщина. И милый братец Тракан, при одной мысли о котором чешутся кулаки...
Он скользнул вниз по высокой ограде и бесшумно приземлился на мыски ног. За деревьями прятался большой дом, выстроенный из местного камня, как и окружающая усадьбу стена. Нарушитель спокойствия направился туда, держась по возможности в тени деревьев.
Возле дома он остановился, озираясь по сторонам. Богатые особняки были ему не в новинку, в некоторых он даже жил, но в жизни не видел ничего подобного.
На каждом углу квадратного здания поднимались увитые плющом башни. Вдоль дома, поскрипывая сочленениями, брел древний робот-садовник. На ходу он подравнивал кусты, которыми заросли берега глубокого, заполненного водой рва. Хан тоже прогулялся по бережку и, к своему немалому удивлению, выяснил, что дом стоит на островке; войти можно было лишь по узкому деревянному мостику, висящему над темной водой.
Военным делом Хан интересовался с детства и сразу же сообразил, что строили особняк по принципу древней крепости. Пока что все соответствовало тому, что он читал про семейство Сал-Соло. В обществе они не появлялись, в театр и на концерты не ходили.
Когда Хану приходилось играть роль богатого мальчика, он ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь упоминал их фамилию. А уж он бы ее не упустил, учитывая привычку этого общества вечно сплетничать друг о друге.
Хан осторожно подошел к дому. Еще раньше он сменил серый корабельный комбинезон на «одолженную» по случаю пару черных штанов и светлую рубаху. Не хотел, чтобы сразу становилось ясно, откуда он тут взялся.
У моста он остановился, постоял за высокими декоративными кустами, с опаской разглядывая сумрачный темный дом. Ну и что ему теперь делать? Подойти и позвонить в дверь? Мальчик нерешительно покусал себя за губу. А что, если хозяева вызовут полицию, заявят его беглецом? Шрайк не заставит себя упрашивать, явится по первому же слову...
— Попался!
Кто-то ухватил его за руку и больно дернул, разворачивая к себе. Парень, поймавший его, был на голову выше, темнее волосами и крепче сложением. Но лицо у него было такое, что Хан застыл на месте и только глазами хлопал.
Если раньше и грызли его сомнения, состоит ли он в родстве с Сал-Соло, то они только что скоропостижно скончались. Парень, который стоял перед Ханом, был практически точной копией отражения, что юный кореллианин привык видеть в зеркале. Просто чуть взрослее.
Не то чтобы близнецы, но для обычного совпадения многовато. Одинаковый разрез темных глаз, одинаково очерченный рот, манера быстро вздергивать бровь... о скулах и носе даже говорить нечего.
В остолбенелом состоянии пребывал не только гость, но и хозяин молча разевал от удивления рот.
— Эй! — Парень опять грубо дернул Хана за руку. — Ты еще кто такой?
— Меня зовут Соло. Хан Соло. А ты, должно быть, Тракан Сал-Соло.
— И что с того? — мрачно буркнул парень.
Под его тяжелым взглядом Хан чувствовал себя неуютно. Ему приходилось видеть врельтов, у которых в глазах было больше тепла и дружелюбия, чем у нового знакомого.
— Хан Соло, э? Никогда о тебе не слышал. Откуда ты? Кто твои родители?
— Я думал, ты мне скажешь, — сдерживаясь, произнес Хан. — Я сбежал от... оттуда, где был, потому что хочу найти свою семью. О себе я ничего не знаю, только имя.
— М-да... — Тракан продолжал придирчиво разглядывать гостя. — Что ж, полагаю, ты один из нас...
— Похоже на то, — согласился Хан, не заметив каламбура.
Правда, и Тракан не обратил на нечаянную шутку внимания. Он никак не мог оторвать взгляда от нежданного гостя, даже обошел Хана кругом, чтобы рассмотреть со всех сторон.
— Так откуда ты убежал? — спросил Тракан. — Тебя будут искать?
— Нет, — быстро ответил Хан, который еще не решил, можно ли доверять новообретенному родственничку. — Послушай, мы так похожи... может... может, мы братья, а?
Забавно: он так давно мечтал отыскать семью, которая поможет уйти с «Удачи Торговца», спасет от Гарриса Шрайка, а теперь надеется, что вышла ошибка.
— Еще чего! — Тракан скривил губы. — Мой отец умер через год после моего рождения, а мама с тех пор живет в уединении. Она вроде как... любит одиночество.
Хан читал и об этом. Тийон Соло вышла замуж за Рандила Сала лет двадцать назад, в архиве был и некролог.
— Может, твоя мама знает что-нибудь обо мне? Можно ее увидеть? — Хан собрался с духом. — Пожалуйста...
Тракан что-то обдумал.
— Ладно, — наконец сдался он. — Но если мама... расстроится, ты сразу же уйдешь, понял? Маме люди не нравятся. Она на своего деда похожа, тот не переносил живой прислуги, держал только дроидов. Мама говорит, что люди предают и убивают друг друга, а дроиды — никогда.
Следом за Траканом Хан вошел в сумрачный дом, прошагал по анфиладе комнат, набитых закрытой чехлами, словно саваном, мебелью и запыленными картинами. По дороге ему объяснили, что семья пользуется не всеми помещениями, лишь несколькими, чтобы сэкономить дроидам-уборщикам время и силы.
В конце концов они добрались до небольшой гостиной. Тийон Сал-Соло оказалась бледной темноволосой женщиной, полной и нездоровой на вид. Привлекательной ее никто не назвал бы, но, разглядывая ее оплывшее лицо, Хан подумал, что когда-то, очень-очень давно, Тийон могла быть красавицей. В глубинах его памяти что-то зашевелилось...
Он видел похожее лицо. Давным-давно. «Воспоминание», если оно таковым было, напоминало струйку дыма, такое же мимолетное и обманчивое.
— Мама, — громко произнес Тракан, — это Хан Соло. Он наш родственник, правда?
Взгляд женщины отрешенно и медленно скользнул по лицу гостя. Тийон вздрогнула, в ужасе уставилась на пришельца округлившимися глазами, а затем открыла рот и испустила пронзительный крик.
В карих глазах собрались крупные слезы, покатились по трясущимся пухлым щекам.
— Невозможно! Он умер! Они оба умерли!
Спрятав лицо в ладонях, Тийон истерично разрыдалась. Тракан выволок Хана из дому.
— Смотри, что ты натворил, придурок! — Юноша оглянулся на окна гостиной. — Теперь мама несколько дней будет не в себе. Она всегда такая, когда на нее находит.
— Я-то при чем? — пожал плечами Хан. — Она просто поглядела на меня. Что с ней стряслось?
Процедив грязное ругательство, Тракан ударил Хана кулаком по лицу так, что разбил парню губу.
— Заткнись! — прорычал он. — Как ты смеешь судить ее? Она нормальная, слышишь меня? Абсолютно нормальная!
Удар был сильный, но Хана часто избивали — и такие эксперты, которым Тракан не чета, — поэтому он знал, как получить по физиономии и устоять на ногах. Чего скрывать, имелось горячее желание вцепиться обидчику в горло, но Хан удержался. Тракан всего лишь защищал свою мать, и в глазах его была настоящая боль. Наверное, на его месте Хан поступил бы точно так же. «Мне необходимо остаться здесь, — напомнил себе парень. — Все лучше, чем у Шрайка».
— Прости... — выдавил он. Тракан, кажется, даже смутился.
— Просто думай, прежде чем говорить о моей маме, ладно?
Следующие полтора месяца оказались самыми необычными в жизни Хана. Тракан разрешил ему поселиться в одной из пустующих комнат на своей половине дома, куда Тийон практически никогда не заглядывала, и первое время мальчики вволю болтали, чтобы получше узнать друг друга.
Как скоро выяснилось, Тракан был требовательным хозяином. С ним нужно было во всем соглашаться, не перечить, бегать по его поручениям, иначе он выходил из себя и принимался отвешивать тумаки и оплеухи. Еще он заставлял возить себя за город в разваливающемся, старом лендспидере, а несколько раз кузены предпринимали исследовательские экспедиции в пустые особняки, чьи хозяева уехали отдыхать. Тракан требовал, чтобы Хан вскрывал замки и отключал сигнализацию, а затем старший мальчик без помех забирал все, что ему нравилось.
Он уже задавался вопросом, стоило ли в таком случае бежать с «Удачи Торговца»? В усадьбе Сал-Соло его удерживали всего две вещи: опасение рассердить Тракана (тот со спокойной душой мог сдать родственника властям, а значит, и Шрайку) и надежда на то, что кузен проговорится. Тракан постоянно намекал, что ему-то известно, кто такой Хан на самом деле.
— Всему свое время, — повторял кузен, когда из него пытались вытащить информацию. — Всему свое время. Пойдем-ка лучше покатаемся. Хочу, чтобы ты научил меня водить спидер.
Хан так и поступил; не его вина, что у Тракана для полетов не имелось ни малейшего таланта. Пару раз от них чуть было мокрое место не осталось, прежде чем старший мальчик вызубрил элементарные вещи...
«Пора спасаться отсюда, — твердил себе Хан. — Надо бежать на другую планету, там меня не найдут. Может, усыновит кто, или работу себе подыщу, или еще что-нибудь. Должен быть выход...»
Но как избавиться от навязчивого юнца, придумать не мог. Тракан был мстителен, имел склонность к садизму, да и вообще отличался крайней зловредностью. Хан был свидетелем, как он мучил животных или от нечего делать обрывал крылышки насекомым. Как только Тракан выяснил, что подобные выходки беспокоят младшего мальчика, то начал заниматься этим чаще. У Хана никогда не было ручной зверушки, но, видимо, из-за Дьюланны ему априори нравились все создания, покрытые мехом.
По вуки он скучал, вспоминал ее каждый день.
Отношения кузенов становились все напряженнее, и вот однажды Тракан разозлился всерьез. Он схватил Хана за волосы, потащил на кухню, взял там нож и сунул его младшему прямо в лицо.
— Видишь? Видишь, да? Если не извинишься, если не будешь мне подчиняться, я тебе уши отрежу! Ну давай, извиняйся! — Тракан крепко встряхнул Хана. — И постарайся как следует. А то я не поверю!
Хан как зачарованный разглядывал сверкающее наточенное лезвие и облизывал сухие губы. Он и хотел бы выдавить из себя нечто пусть отдаленно, но напоминающее «прости», нов горле стоял комок, а глаза понемногу затмевала алая пелена. Одновременно вспомнились все когда-либо полученные оскорбления, все побои и подзатыльники — и от Шрайка, и от Тракана.
Взревев, точно разъяренный вуки, Хан кулаком ударил родича по руке (нож улетел в сторону), а потом с наслаждением двинул Тракана локтем в живот. Прежде чем старший успел опомниться, Хан подмял его под себя.
Он кусался, лягался, царапался, он воспользовался всеми грязными трюками, которым обучился на улице. Ошеломленный неистовством Хана, Тракан и не пытался сопротивляться. Драка закончилась, когда младший уселся на противника верхом, держа нож у его горла.
— Эй...
Взгляд Тракана метался по кухне, как у загнанного в угол врельта.
— Эй, парень... Да ты что? Прекрати дурачиться. Совсем не смешно.
— А отрезать уши смешно? — полюбопытствовал Хан. — Все, с меня хватит. Или выкладывай все, что знаешь, и немедленно, или я располосую тебе горло. И оставлю тебя валяться здесь на полу. Ты меня достал.
Темные глаза Тракана сделались круглыми, точно плошки. На лице у Хана было написано такое, что до хозяйского сына дошло, что сейчас возражать не стоит.
— Ладно... да ладно же!
— Давай, — приказал Хан. — Говори.
И, запинаясь от страха, Тракан начал рассказ.
Много лет назад дед Тракана Денн Соло вместе со своей женой Тирой Гама-Соло жил на Тралусе, пятой обитаемой планете в Кореллианской системе. Времена тогда были неспокойные, удаленным от центра мирам угрожали пираты и бандиты. До самой Кореллии их рейды не докатывались, зато Тралус получил сполна. Там высадилась целая армия и разорила все колонии.
— Бабушка Соло тогда была беременна, — просипел Тракан; ему было трудно дышать, потому что Хан и не думал слезать с него. — В ночь, когда разграбили город, она родила близнецов. Девочку потом назвали Тийон. Бабушка Соло убежала с ней от бандитов и спряталась в пещере под холмом...
— Тийон, — повторил Хан, — твоя мать.
— Вот-вот... бабушка Соло говорила, что вторым был мальчик. Его забрал дедушка. У них даже не было времени дать близнецам имена. Бабушка рассказывала, как им было страшно. Пожары, огонь, народ бегает с криками. Во время паники они с дедушкой Денном потеряли друг друга.
— И?
Лезвие ножа гуляло в миллиметре от горла Тракана.
— Ну, бабушка Соло и Тийон спаслись, я же сказал! А дедушка Соло и мальчик исчезли. И о них больше ничего не известно.
— Ну а мне-то с того какая радость?
Хан запутался окончательно.
— Понятия не имею, — выпалил Тракан. — Что до меня, мне кажется, что мы с тобой двоюродные братья. Ведь дедушка Соло мог и уцелеть, а ты, скорее всего, его внук.
— Еще что известно? Хоть что-нибудь! Тем же слугам! — Хан цеплялся от отчаяния за соломинку.
Все, тупик. Он был готов расплакаться.
— Дедушка Соло недолюбливал живых слуг, у него были только дроиды. А когда бабушка Соло вернулась к семье на Кореллию, прадедушка Гама стер у них всю память. Думал, что так будет лучше. Он хотел, чтобы его дочь опять вышла замуж, начала новую жизнь...
Тракан попытался перевести дух.
— Только она не согласилась.
— А что стряслось с твоей матерью?
— Не знаю. Она всегда боялась доверять людям, а толпу так и вовсе ненавидит. После смерти моего отца она вообще из дома не желает выходить.
Хан опустил руку с ножом.
— Ладно, — произнес он. — Я...
Извернувшись, Тракан сбросил его; Хан и опомниться не успел, как они поменялись местами, и ему оставалось лишь беспомощно хлопать глазами и надеяться, что он переживет предстоящий кошмар. Темные глаза кузена горели ненавистью, злобой и садистским предвкушением.
— Ты здорово, очень здорово пожалеешь, — негромко пообещал Тракан.
И Хан действительно пожалел.
Его заперли в кладовке, выдавая лишь хлеб и воду, а на третий день, когда Хан безучастно сидел в углу, дверь открылась.
— Боюсь, нам с тобой придется распрощаться, братец, — весело объявил Тракан. — Тут за тобой пришли, хотят отвести домой.
Хан озирался по сторонам, безуспешно разыскивая способ побега, а следом за Траканом в кладовку входили братья Шрайк, и становилось понятно, что бежать некуда...
Что происходило дальше, Хан вспоминать отказывался. Гаррис Шрайк не дал себе воли лишь потому, что, как он выразился, не хотел калечить того, кто приносит ему большие деньги на гонках. Но капитан знал множество способов причинить боль и без необратимых последствий, и он воспользовался своей бурной фантазией, ничем себя не ограничивая...
Сильнее Хана избили лишь раз, после выходки на Джубиларе, когда ему стукнуло семнадцать. Тогда он и без того был покрыт синяками и ссадинами после гладиаторских боев без правил, в которых юный кореллианин вынужденно принимал участие: его поймали на жульничестве в карты. И в тот раз капитан даже не озаботился взять ремень, он воспользовался кулаками и обрабатывал своего подопечного, пока Ларрад не без помощи остальных не оттащил брата от потерявшего сознание Хана.
«А теперь Шрайк убил Дьюланну», — горько добавил Хан. Если кто и заслуживает смерти, так это капитан.
Странно, почему ему раньше даже в голову не приходило, что Шрайка можно убить? Ведь шанс был, пока капитан валялся без сознания на палубе. Оказал бы несчастным обитателям «Удачи Торговца» неоценимую услугу. Так что же это он? И ведь бластер держал в руке...
Беглец мотнул головой. До вчерашнего дня он ни в кого не стрелял, а убийство беспомощного человека вообще было не по нем.
Но вот что не обсуждается: если Гаррис Шрайк в будущем наткнется на своего бедового «воспитанника», Хану крышка. Капитан никогда и ничего не забывает и никогда ничего не прощает. Он настоящий специалист в деле отращивания длинного зуба на того, кто выставил его дураком.
Хан еще раз проверил курс, скорость и запас кислорода. Воздуха оставалось всего на несколько часов. Глядя на дисплей, кореллианин сделал в уме быстрый подсчет. Хватит, но едва-едва. Надо бы подготовиться и вышибить крышку этого гроба, как только они шлепнутся на поверхность... Едва-едва. Впритирку.
