Родители и дети никогда не разлучались, а теперь должны были разделиться даже с больным сыном, и накануне Пасхи, когда вся семья всегда была вместе.

Впрочем, разлука была очень недолгой. Большевистские организации севера воспрепятствовали дальнейшему следованию царской четы и задержали ее в Екатеринбурге. 13/20 апреля она выехала из Тобольска и проделала двести восемьдесят пять верст в повозках, кошевах – плетеных корзинах без сидений, прежде чем достигла железной дороги. 17/30 апреля государь, государыня и великая княжна Мария с некоторыми членами их добровольной свиты прибыли в Екатеринбург и были заключены в доме инженера Ипатьева. А 10 мая к ним уже прибыли остальные члены семьи. К тому времени открылась речная навигация и дорога для них была более легкой.

Два с половиной месяца прожила здесь царская семья среди шайки наглых, разнузданных людей новой их стражи, подвергаясь издевательствам и непрерывным страданиям.

В первое время великие княжны спали на полу. Все ели отвратительную пищу из советской столовой. Караульные были поставлены во всех углах дома и следили за каждым движением заключенных. Они покрывали стены неприличными рисунками, глумясь над императрицей и великими княжнами. За столом садились все вместе. Караульные, присутствуя тут же, не снимали фуражек, курили, плевали и ругались скверными словами. Однажды за столом комиссар, беря тарелку, толкнул государя локтем прямо в лицо.

Большей частью караульные несли свою службу в пьяном виде. Они систематически грабили и расхищали вещи, белье и одежду царской семьи. Но постепенно даже озверевшие охранники были поражены силой христианского смирения и кротости, с которыми вся царская семья переносила мучительное заключение, пока наконец в ночь на 17 июля 1918 года было совершено одно из величайших преступлений во всемирной истории.

За три дня до злодеяния, 1/14 июля, была последняя служба в помещении, занятом царской семьей. Священник отец Иоанн Сторожев так описывает этот момент. «Мне показалось, что как Николай Александрович, так и все его дочери на этот раз были – я не скажу – в угнетении духа, но все же производили впечатление как бы утомленных. По чину обедницы положено в определенном месте прочесть молитву «Со святыми упокой». Почему-то на этот раз отец диакон вместо прочтения запел эту молитву, стал петь и я… Но едва мы запели, как я услышал, что стоявшие позади меня члены семьи Романовых опустились на колени…»

Так подготовились они, сами того не подозревая, к своей смерти, принимая погребальное напутствие.

В это богослужение, вопреки обыкновению, никто из семьи не пел. На это обратило внимание духовенство. Выйдя из дома, священник и диакон поделились своими впечатлениями, что как будто у них там что-то случилось и они все какие-то другие.

Узники спали глубоким сном, когда их разбудили и приказали одеваться, чтобы покинуть город, которому будто бы угрожала опасность. Царская семья спустилась в нижний полуподвальный этаж, где государь с больным сыном сел на стул посреди комнаты. Вокруг расположились государыня, великие княжны, доктор и трое преданных слуг. Все ожидали сигнала к отъезду. Они не знали, что экипаж давно уже ждет их у ворот. Это был грузовик, на котором должны были отвезти тела обреченных.

После ошеломившего всех заключенных заявления палача о предстоящем расстреле государыня успела перекреститься.

Она была убита сразу, одновременно с государем. Бог послал им счастье не слышать стонов цесаревича и криков раненой великой княжны Анастасии. Первые пули не принесли смерти самым младшим, и их прикончили, добивая ударами штыков и прикладов, выстрелами в упор. Самое невинное и святое претерпело наибольшие муки.

Из числа преданных друзей и слуг царской семьи, прибывших с ней из Тобольска, убиты вместе с царственной седмерицей лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин, горничная государыни Анна Степановна Демидова, повар Иван Михайлович Харитонов и камердинер Алоизий Трупп.

Матрос Климентий Григорьевич Нагорный, ходивший за наследником с раннего детства, и Иван Дмитриевич Седнев, лакей великих княжон, оба защищавшие заключенную царскую семью в Екатеринбурге от грабежа и оскорблений, были увезены из дома заключения в тюрьму и там расстреляны. Совсем не были допущены жить с царской семьей в Екатеринбурге и также расстреляны в тюрьме генерал-адъютант Илья Леонидович Татищев и гофмаршал князь Василий Александрович Долгоруков. Другие недопущенные, фрейлина, графиня Анастасия Васильевна Гендрикова и гофлектриса, учительница русского языка Екатерина Адольфовна Шнейдер, вывезены были в Пермь и там расстреляны.

Графиню Гендрикову перед расстрелом, 21 августа, допрашивали: добровольно ли она последовала за Романовыми в Тобольск. Она сказала, что добровольно.

– Ну раз вы так преданы им, скажите нам, если бы мы вас теперь отпустили, вы бы опять вернулись к ним и опять продолжали бы служить им?

– Да, до последнего дня моей жизни, – ответила графиня.

«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13).

Все старшие члены семьи вполне сознавали возможность трагического конца. Кроме свидетельств приближенных о таком настроении, в тетрадке великой княжны Ольги найдено следующее стихотворение.

Существует мнение, что автором стихотворения является учительница русского языка Екатерина Адольфовна Шнейдер, разделявшая судьбу царской семьи до Екатеринбурга и принявшая мученическую кончину вслед за ней.